Из цикла "Семейная сага"
Худенькая седая женщина, протирая влажной тряпкой пол, приблизилась к кровати, на которой лежал старик. Рядом с кроватью на стеганом одеяле приютилась парализованная собака. Марта потянулась к столу, чтобы стереть с него пыль, локтем ударилась о клетку отнюдь не комнатных размеров, такие обычно бывают в зоопарках. Потревоженный голубь недовольно воркотнул.
Это не может так больше продолжаться. Я не выдержу, сил моих нет больше терпеть это несчастье.
Сколько споров было из-за этой птицы. Старик принес голубя, вытащив его из мусорного контейнера. Марта велела отдать птицу знакомым или соседям, где квартира побольше, или выпустить на волю, у голубя крылья не повреждены, но старик заупрямился. Марта приблизилась к фортепиано: инструмент из светлого дерева был завален школьными тетрадками, тюбиками из-под вазелина, затупленными красными карандашами, скрепками. Он сердится, когда она хочет что-то прибрать, выбросить, он привязан к своим вещам, как к сокровищам.
- Убери хотя бы носовые платки, к нам могут придти, - сказала она мужу. Он пробормотал что-то невнятное, у него вообще плохая дикция, а теперь он болен. Собака слабо завыла. Марта рванулась за лекарством, приблизила к собачьей морде таблетку и, как учила ветеринарша, приподняла собачью губу, засунула лекарство поглубже в пасть.
- Марта, завари чаю.
Она пошла на кухню и скоро вернулась с чашкой, от которой распространился запах ромашки.
- Осторожно, он горячий, - она приблизилась к кровати.
Когда она ушла в магазин, старик встал, прошелся по комнатке, то и дело спотыкаясь на неровных половицах, подошел к клетке и стал следить, как сизо-серый с переливчатым оперением голубь важно ходит, потом начинает прыгать, подгребать под себя крыльями, воркуя. Нет, не отдам голубя, хотя Марта и просит об этом. Она не любит пернатого гостя, вот собака - другое дело, собака для нее как ребенок...
Старик сел на продавленную кровать, придвинул табуретку, положил на нее тетрадь, ручку и начал писать:
«Дорогие Таня и дочери!..
Он откинулся назад, воспоминания захлестнули... Его первая семья, дочери. Сейчас они уже большие, разъехались в разные стороны.
До прихода Марты надо завершить страницу...
«Дорогие Таня и дочери!
После многих неудач и провалов я понял, что при истинном отношении к жизни тот, кто хочет, чтобы за ним шли другие, должен прежде всего сам делать что –то значительное...
Развивайте каждая свою независимость и решительно сбрасывайте с себя все, что ограничивает ее! Это и есть начало духовного пути. Независимость ума, независимость воли, независимость чувств пусть будет правилом Вашего духовного роста !...»*
Он закрыл тетрадь.
Старика перевели на другой объект, где он сидел в теплом освещенном помещении, и там имелся диванчик. Слева от столика темнела деревянная панель с ключами от комнат заводской лаборатори, рядом на стене виднелась старая репродукция с выцветшими куполами Василия Блаженного.
Старик включил радио, громкие звуки взорвали тишину, старик поморщился, выключил.
Он сел, открыл тетрадь в клеточку и крупным наклонным почерком стал выводить:
«Хочу на этот раз написать несколько слов о фантазии. Развитое воображение, богатая фантазия есть высокое качество человека. Но как же с «розовыми очками»? Ведь «розовые очки» вредят и считаются недостатком. А ведь «розовые очки» это тоже как будто проявление фантазии? Нет, «розовые очки» – это не фантазия. Нереальное восприятие мира происходит не от богатства воображения...»*
Во двор въехал грузовик, сейчас сюда придут за ключами.
Варвара пришла, как и было договорено, в пять. Она впервые переступила порог этой квартиры, с тех пор как брат поселился у Марты.
Дверь открыла маленькая сухонькая женщина с аккуратно завитыми волосами, улыбнулась приветливо:
- Проходите!
Варвара вошла в узенькую кухню, которая скорее напоминала коридорчик, прошла в комнатку, задев плечом шкаф. Старик стоял возле пианино, на его лице выделялся обрамленный седями прядями лоб мыслителя.
- Осторожно, Варя, не наступи на собаку, - раздался чуть ироничный голос. Варвара попятилась.
- Садись вот сюда, на табуретку, я сыграю свою композицию «Мстислав Удалой».
Старик сел за инструмент и взял несколько медленных аккордов. «Инструмент расстроен», - с досадой подумала Варя. Но вскоре она уже не замечала этого, превратившись в слух. Странная это была музыка, лаконичная, суровая, отененная басами в унисон, сдержанно-грустная и в то же время просветленная. Ни одного арпеджио или трели не позволил себе музыкант, создавая монументальное, почти органное произведение. Он творил собственную вселенную, щедро используя контрасты. Напряженно звучало пианиссимо под еле уловимыми прикосновениями пальцев, казалось, это поют мельчайшие песчинки, дует солнечный ветер. Внезапно тишина разбилась взрывом мощного аккорда, и в музыке смятение, разгул стихии, преодоление и разрешение пасторальным напевом, затем многоцветное пространство, россыпи цветов и звезд.
В комнату вошла хозяйка, в руках у нее оказался крохотный столик, который она поместила в центре комнатки так, что удобно уместились втроем.
Марта поставила тарелку с бутербродами, налила в чашечки крепкий кофе. Старик выглядел крайне утомленным, глаза его были полуприкрыты, губы слегка вздрагивали, словно шептали, спорили с кем-то. Хозяйка стала расспрашивать сестру старика, арфистку по професии, об ее работе.
В этот момент собака, о которой все забыли, приподняла голову и заскулила, бедолага. Марта побежала на кухню за обезболивающим, а Варвара сказала, что ей пора уходить. Ей нестерпимо было жалко и собаку, и ее хозяев.
Она вышла в осеннюю зрелую темноту, украшенную огоньками окон.
Темные тучи на небе раздвинулись, блеснул немного деформированный месяц и снова стал невидимкой, слегка подсвечивая разрозненные облака. Эх, брат, непонятный, гениальный, невезучий, что ты сотворил со своей жизнью...Но один ли ты в этом виноват?
Старик сидел в проходной завода аэрозолей. Только что он доложил по телефону о своем прибытии, впереди была долгая ночь. Болела голова. Вчера с Мартой они похоронили собаку, зарыли ее на берегу речной протоки. До чего же тяжелым оказался пес, они с трудом донесли его в ватном одеяле, на котором он провел последние мучительные дни, и теперь было такое ощущение, словно ушел из жизни кто-то родной, близкий...
Старик накинул плащ и вышел в ночной двор. Дождь. Туманно светились фонари, вокруг стояла та тишина, какая бывает на окраинах города. Время от времени на железнодорожной ветке резко, словно от боли, кричал локомотив, со стороны магистрали доносился отдаленный гул, где-то лаяла собака, и снова звучали пульсом стучавшие по крыше размеренные капли дождя. Разбрызгивая лужицы, старик прошелся возле проходной. Дождь внезапно кончился, подул ветер и разогнал серо- лиловое небесное покрытие, над головой кое-где заблестели осенние звезды.
Он вспомнил далекое сибирское время, северное небо. Он выжил тогда, вытянул семь долгих лагерных лет за Полярным кругом в перемалывающих тело и душу условиях только благодаря музыке. Родители прислали ему аккордеон. Он тогда медленно взял инструмент, потрогал клавиши, кнопки, и представив себе, что это маленький орган, заиграл «Вечерний звон». С той поры его стали называть Музыкантом, а Васичев, одно имя которого повергало всех в страх, взял его под свою защиту.
Старик раскрыл тетрадь:
..Тонкие колебания не воспринимаются умом. Сила есть крупные колебания: монументальные формы, форте. Тишина есть тонкие колебания: тонкие оттенки, пиано. Умеренность есть средние колебания:внутреннее строение, меццо-форте. Крупные колебания дают прерывность, тонкие колебания дают непрерывность.Сила есть действие воли, умеренность есть следствие ума, тишина исходит из чувства и воспринимается чувством...**
Услышав во дворе шум, он вышел из сторожки на улицу. До чего же темно за пределами досягаемости фонарей, которые будто захлебываются в обнаглевшей мгле. Пожалуй, померещилось, никого там нет.
Эх, был бы жив пёс Каро!
Дочери. Они встали горой за Таню, вычеркнули меня из своей жизни. Они ничего не понимают, глупенькие. Только Ия, добрая душа, жалеет папу...
Внезапно в голове старика зазвучала мелодия, нежная, неторопливая, утром он ее забудет, нотной бумаги под рукой нет, может быть, расчерчить чистый лист? Болели ноги, во всем теле слабость, так можно и концы отдать...
Старик лег, зная, что сон придет нескоро.
Марта полулежала, читая книгу. Когда звеня проехал поздний трамвай, она поднялась, стала доставать дрова, чтобы протопить печь, так как ветер выдул последнее тепло из комнаты.
Огонь занялся в печи медленно, маленькие оранжевые язычки пламени лениво лизали недостаточно просохшую древесину. Марта сидела у открытой дверцы в глубокой задумчивости. Почему четвероногим отведено так мало лет, и они покидают нас первыми? Огонь наконец разгорелся, с какой-то языческой радостью он плясал над мертвой древесиной, поглощая ее.
После окончания философского факультета Марта устроилась на работу в фундаментальной библиотеке, много читала, ходила в театр и в гости. Однажды ее познакомили с оригинальным человеком, непревзойденным органистом, недавно вернувшимся из мест не столь отдаленных...
Когда старик вернулся после дежурства, Марта встретила его хмуро:
- Надо срочно вынести старые журналы, еще массу ненужного, – вооружившись щеткой, Марта стала разыскивать мешок для мусора.
- Не смей трогать мои вещи! – рассердился старик, - уборка это предрассудок, пусть все остается как есть!
Скорее сесть за тетрадь...
«...Борьба есть преобладание силы над слабостью (1 фаза). Жертва есть слабость, пожираемая силой (2 фаза). Спор есть равновесие силы и слабости (3 фаза). Мир есть преобладание тишины над силой (4 фаза). Борьба и мир строги...**
Вощла Марта и сказала, что сейчас она будет мыть пол.
К вечеру у Марты было все готово, она бегло окинула взглядом комнатку и осталась довольна. Пол сильно выщерблен, но чисто вымыт; инструмент, натертый политурой, поблескивает, старик в опрятном тренировочном костюме. Время шло, а Ольга не появлялась. Остывало в кофейнике кофе, сиротливо выглядели бутерброды с мелко нарезанной копченой рыбой. На часах заметно передвинулась стрелка,
Ольга запаздывала .
- Значит, ее что-то задержало, будем ждать, - сказал старик, включая настольную лампу.
- Может быть, она заболела? - предположила хозяйка, расправляя чистую салфетку на столике.
- Сходи позвони, а? - попросила она, и он не стал отнекиваться, надел пальто, вышел на улицу до ближайшего телефона-автомата. Было уже совсем темно, чуть грустно лучились окна соседних домов, на перекрестке горел красный свет, вечер был полон ожидания, - настоящего снега, настоящей зимы. Он забыл перчатки, руки стыли. Ольга сразу подошла к телефону, ее высокий голос ледышкой зазвенел в трубке. А когда-то этот голос замечательно звучал в Гертрудинской церкви под аккомпанимент органа. .. Ольга извинилась, сказала, что приболела.
Старик медленно возвращался. Марта очень огорчится, она любит гостей. Прихрамывая, он вошел в комнату.
- Ну, что тебе удалось узнать? - нетерпеливо спросила хозяйка.
Старик вкратце передал жене то, что услышал. Затем взял немного овсяных хлопьев, подошел к клетке и стал кормить птицу. Сизый с зеленоватыми перышками голубь растопырил крылья, подпрыгнул разок другой и начал клевать корм.
На следующий день Ольга все же пришла. Сняв потертую беличью шубку и стянув сапоги, она шагнула в комнату в тонких носках. Марта ахнула и стала разыскивать тапочки для гостьи. Квартирку наполнили запах духов и звонкий женский голос:
- Нет больше собачки, да? Жалко. У вас шикарная клетка. И все-таки зачем вы держите птицу в неволе? Когда наступит весна, выпустите.
- После об этом, - с некоторой досадой ответил старик, - и без того споров на эту тему предостаточно.
Хозяйка тем временем внесла в комнату кофейник, достала чашки, и вскоре Ольга уже прихлебывала вместе со стариками горячий душистый кофе.
- Поиграйте нам, - попросила она. Комнатка наполнилась звуками импровизаций.
Старик медленно шел по улице, поглядывая на дома. Некоторые из них напоминали крепость, за которыми возможно течет безрадостная замкнутая жизнь. За светлыми фасадами скорее всего обитают характеры веселые и жизнелюбивые. А вот аляповатый со множеством пилястров, барельефов, иных украшений дом вызывает в вображении самодовольных и чванливых людей. Старику больше всего нравились деревянные домики, которые за свой век не перестали радовать прохожих неприметной красотой. Наконец он приблизился к дому, где жили две его незамужние сестры.
Поговорили и снова перешли на спор. Сестры считали, что брату надо пойти в Союз композиторов и добиться прослушивания его импровизаций, в которых он непревзойденный мастер. Брат отвечал, что все это уже было. Он сказал, что считает музыку не основным своим призванием, а второстепенным для него занятием. Главное же – философия. Сестры горестно всплеснули руками.
Он пустился в обратный путь. Направляясь к остановке трамвая, старик заметил двух девочек, возле которых крутилась собака, обнюхивая сумки и карманы девочек. Старик, подошел к ним:
- Не бойтесь, я ее сейчас отгоню.— Он внимательно посмотрел на собаку. Это была овчарка, стоявшие торчком темные словно точеные уши выдавали породу, а бока были впалые, грязные, до чего же ты дошла, бедолага. Человек нащупал в кармане половинку печенья, протянул псу. Овчарка быстро схватила угощение. Тем временем подружек и след простыл. Чем бы покормить изголодавшегося пса? Старик быстро направился в магазин, когда он вышел оттуда с колбасой, овчарка ждала его у входа. Круг ливерной колбасы исчез молниеносно.
- Все, дружок, теперь тебе надо искать своих, - доверительно обратился старик к собаке. И пошел, не оглядываясь. Очень неплохо бы иметь такого друга. На перекрестке старик остановился, пережидая, и рядом оказалась все та же бездомная овчарка.
Пошел снег, вокруг всё стало совсем белым, но невзирая на непогоду, собака упорно плелась за ним. Что же мне теперь с тобой делать? Он чувствовал, что уже какая-то связь возникла между ним и четвероногим.
Старик и собака достигли остановки трамвая, старик полез в вагон, собака за ним.
- Марта, смотри, кого я привел. Это собака.
Не раздумывая, Марта принесла хлеб, кусок сыра, немного вчерашнего паштета.
- Это все, что есть. Завтра куплю мясо. Смотри, как жадно ест.
- Воды ему налей.
Собака долго жадно пила из мисочки Каро.
- Что ты думаешь с ней делать?—резонно спросила Марта.
- Оставить у нас, - последовал ответ.
- Как можно! У нее же есть хозяин, ее наверное ищут, это породистая собака, овчарка, не какая-нибудь дворняга. Наверное. объявление будет в газете.
- А вдруг они решили отделаться от собаки? Всякое ведь бывает, - старик поглаживал за ушами разомлевшего в тепле пса.
- Такую собаку не бросают. Ты посмотри на эти уши, на эту морду.
- Значит, оставляем? – спросил он, уверенный в ее ответе.
- Только на время. Ужинать будешь? Я сварю тебе овсянку. Собака твой ужин съела.
Немного отдохнув после длительного путешествия, старик сел за фортепиано.
Он чувствовал подъем, события сегодняшнего дня подхлестнули, придали сил. Он стал играть свой романс, негромко напевая:
По небу полуночи ангел летел
И тихую песню он пел.
И месяц, и звезды, и тучи толпой
Внимали той песне святой.
Потом заиграл мелодию романса на другое стихотворение Лермонтова - «Сосна», отдаваясь непрерывному потоку звуков. В окно заглядывали опушенные снегом ветви старого клена, притих в клетке голубь, пес, сидя возле инструмента, сторожко поводил ушами. Он слушал и казалось все понимал. Понимал, что человеку нужна его преданность.
Старик раскрыл тетрадь:
«Правила красоты дают человечеству новую задачу. Правила красоты изображают мир, каким он может быть в далеком будущем... Зажги свечу в Твоей комнате и в Твоем сердце. Что можешь сделать, сделай, чего не можешь сделать, о том мечтай. Мечтайте и стройте! И пламя свечи пусть горит за то, чтобы твои мечты сбылись в веках.»**
Рига. 2001.
* из письма отца.
** "Правила красоты" Николай Качалов.