В ночь, с пятого - на шестое октября 1948 года...
Казалось, ночь была обычной:
светили звезды, город спал,
земля дышала так привычно,
но под корой земли накал
уже готов взорваться пылью,
громадой падающих стен,
рекой кровавой в изобилии...
Настало время перемен.
Анна Малык
ВАНЕЧКА
Ванечка! Все однокурсники сельскохозяйственного техникума его звали только так. Он со своей группой перешел на последний курс и через год подготовленным зоотехником будет трудиться возможно в родном городке.
Во время учебы он жил в Ашхабаде у тетушек Веры и Анны. А семья у них была, скажем, очень большая:Артем, Женя, Володя, Рая, Гена и Лида. Тут своих - восемь человек и еще девятый Ваня.
Учиться нужно. Он хотел устроиться в общежитии, но тетя Вера сказала:
"В тесноте да не в обиде. Живи у нас. Только вот детвора у нас шумная. Но ничего. Помиримся".
Первый год как-то было терпимо. На второй год учебы Ваня присмотрел небольшую кладовую, которая стояла неподалеку от квартиры и была почти пустой, а между двумя кладовыми было небольшое пространство. Мысль пришла сразу: ведь можно здесь поставить стенку с дверью, покрыть легкой крышей и будет кладовка. А вот ту, что есть, можно приспособить для жилья. Как вот только тете Вере сказать?.. Согласится ли она на такой вариант?
Недолго думая, он позвал тетушек к тому месту, где назревала его идея с комнатой и все объяснил, что хочет сделать. Родные выслушали и одобрили эту затею: "А что? Зимы у нас не холодные. И если ты приведешь в надлежащее состояние этот сарайчик, мы не против, а "за". Смотри, Ваня, чтобы потом сюда девок не водил..." - "Что вы, мои добрые, родные..." - Обнял их и вскоре приступил к работе, собрав все необходимое для "строительства".
Недели через две он был готов вселиться в "новое" жилье, но тетя Нюся сказала: "Показывай, голубь наш, что ты там смастерил?" - "Смастерил, даже самому понравилось". - "А теперь мы посмотрим, - шепотом сказала тетя Вера. -
Ванечка, да ты просто мастер. Молодец. Ну что, сестрица, даем добро, но сначала впустим туда кошечку для порядка. А как наша кладовка? Тоже порядок".
"Вот и жилье, и тишина, и возможность спокойно учиться", - подумал Ваня, продолжая любоваться своей работой. Стены были белые, чистые, пахнущие еще не высохшей известкой. Рядом с дверью, выходом во двор было вмонтировано незатейливое маленькое окошко, Стояла узкая одинарная кровать на панцирной сетке, за ее спинкой - вешалка для одежды, этажерка для книг, сколоченная им из реек и фанеры для книг, а перед окном стоял маленький столик и керосиновая лампа. Проход оставался узким. Сама дверь открывалась наружу и в теплые дни оставалась всегда открытой для проветривания и доступа воздуха. В Туркмении уже в феврале появлялись подснежники. Солнце ласково грело вовсю, а осенью в конце ноября, было еще тепло.
Учился Ваня охотно, нареканий со стороны преподавательского состава не было никаких; в группе, особенно девочки, его обожали, а с ребятами были дружеские ровные отношения. Приезжая домой на каникулы, он старался помогать родителям по заготовке дров и угля на зиму. Бывали дни, когда мы, почти всей семьей уходили в пески Каракумы за саксаулом. Эти сыпучие места были нам знакомы еще с войны. Тогда ведь еще не было газовых плит и отопительной системы. Все: уголь, дрова, саксаул, верблюжью колючку переносили на своих плечах мешками, ведрами, изготавливали кизяк... Сегодня нашим детям это покажется странным. И еду варили, воду кипятили для своих нужд на самодельных плитах, керосинках, а позднее - на керогазах. Электричество появилось только после войны.
А Ванечка был у нас старшим братом. На него возлагались заботы посложнее, чем нам. Мы носили воду в ведрах на коромыслах издалека. Семья большая, воды нужно много.
Лето бежало вместе с нами вприпрыжку, быстро, в заботах и трудах. Отдыхом, увлечением были книги, вышивка и концерты, которые вся дворовая детвора устраивала для своих родителей. Смешно? А ведь родители приходили со своими скамеечками, стульями и устраивались перед крылечком. Много ли их было? Достаточно для того, чтобы показать свои таланты.
Вот уже первое сентября и Ваня в Ашхабаде на учебе. Прошел месяц, а за ним - октябрь. В эту ночь он не ночевал в своей комнате-кладовке. Пришел, а там спит двоюродный брат Вовка, хулиганистый пацан, своенравный... Ваня не стал его беспокоить и ушел в тетушкину квартиру. Комната под тридцать метров и заполнена кроватями, большим обеденным столом, стульями, платяным шкафом и огромным сундуком. Все спали. Время позднее... Тишина.
В эту ночь, с пятого на шестое октября 1948 года, в 2 часа 17 минут произошло землетрясение. "Интенсивность сотрясений в эпицентре области достигала 9 - 10 баллов", - так сообщали соседи из услышанного, а потом и по радио.
Мы жили за двести километров от столицы Туркмении, в пограничном районе, под названием Каахка. Для наших жителей эта ночь была тоже беспокойной: толчки ощущались в 4-5 баллов, никто не погиб, но эта ночь показалась нам невыносимо трудной, волнительной, бессонной. Во многих семьях дети учились в столице. Как они перенесли эту ночь, волновало родителей. Но когда узнали, что очаг расположен на глубине в 18 километров,- практически под городом, и слухи дошли тревожные, быстрее радио, отец засобирался в путь.
Проезд в Ашхабад в первые три дня был закрыт. И только через три дня, таких тяжелых, невыносимых мой отец добился разрешения на въезд в город. И в эти дни мы с надеждой ждали его возвращения. Ночевать приходилось во дворе на сколоченных топчанах; при затишье выносили во двор кровати и постоянно, до морозов, жили на улице. Толчки продолжались. Все соседи: старики, дети, взрослые, больные и здоровые объединились и проявляли заботу о каждом, делились едой, водой и хлебом.
И снова тревожная ночь. Примерно десятого-одиннадцатого октября мы услышали шум мотора. Это приехал и сигналил отец. Мысли бежали, а ноги не шли, не слушались. Мы все собрались у машины. Отец был суров и тяжело дышал.
"Вот, мать, я привез детей. Люби их и жалей, как своих, - наказом прозвучало в его охрипшем голосе. - Из восьми остались в живых только двое. Об Артеме пока ничего неизвестно. Остальное потом, завтра".
Детей напоили чаем и отвели на ночлег. Бабушка и мама плакали, а мы, скучившись вместе, с тревогой глядели на них.
Взрослые помогли разгрузить машину. В ней находились кровати, платяной шкаф, этажерка, швейная ножная машинка и большие узлы с другими вещами.
Женя училась в ашхабадском медицинском училище на первом курсе, приехав, пошла продолжать учебу в восьмом классе. Училась она хорошо и мои родители ей дали возможность окончить десятилетку. Два года она жила у нас. И я, думаю, отношение к ней было таким же ровным, как и к нам. Вовка рос хулиганистым мальчиком: моих родителей часто вызывали в школу из-за его драк с одноклассниками, да и взрослым он грубил. Встал серьезный вопрос отправить его к родному отцу, который после войны оставил свою жену с двумя детьми и жил в Караганде. Жена его (новая) работала в военном госпитале врачом. Там они и познакомились. У нее был сынок от первого брака и его мать всегда окликала:"Гаррик, Гарричек!.." - Она пыталась произнести его имя ярче, старалась выговорить букву "р", но звучало оно все равно картаво неприятно.
Василий, отец Вовы, являлся зятем моей бабушки, а она очень переживала за внука, ведь он остался сиротой после гибели ее дочери Анны и маленькой Лидочки. Вот и решила отвезти внука к отцу. Родной же отец, пусть воспитывает.
"Поеду и посмотрю ему в глаза, все выскажу подлецу за боль свою и дочери. Как же она ждала его и берегла детей. Днем трудилась, ночами письма ему писала, посылки отправляла с теплым бельем, вязаными носками, чтобы не замерз в окопах, - почти шепотом, но уверенно, пронзительно и с болью говорила она. - А как за детками смотрела!.."
Проводили мы бабушку с внуком. А приехав домой, она рассказала, что встретили ее неплохо. Василий все крутился по дому, даже еду готовил, видно, что угодить хотел. Только вот эта мадам, приходя с работы, требовала полного повиновения к ней. А я ей сказала: "На Руси гостя принимают с почестью. Тем более я к вам не на блины приехала, а привезла сына к родному отцу. Любите и жалуйте. Потрудитесь как для своего сыночка. Вот мой вам сказ".
Я, как теща, разговаривала с тестем о главном: "Мальчонка с характером и к нему нужно с лаской - ведь без матери остался. А где надо, говори с ним, как со взрослым, он все понимает. Возраст, конечно такой, что нужен глаз да глаз... Поэтому с тебя, Василий, большой спрос и отцовская ласка. Будь к нему поближе, люби и требуй, воспитывай. А мальчишка ее - избалованный и нашего-то не принял и не разговаривал пока я у них была. Не знаю, Маня, что будет с мальчишкой?"
Через какое-то время Вовка вернулся со слезами: "Не хочу я жить у этой толстой и злой тетки. Она любит только себя и своего сыночка. Она даже отца не любит. Не отправляйте меня к ним, я буду вас слушаться и буду учиться хорошо, и буду по дому помогать. Тетя Маруся, мне у вас лучше, чем с отцом".
Вова остался жить у нас. Но не проходило и дня, как он чего-нибудь да натворит. Семья большая, живется трудно, в школу постоянно вызывают отца...
А где тот отец? Родной отец! - копейки ни разу не прислал. А парень растет. Стал совсем неуправляемым. Тогда решили Василия (родного отца) милицией напугать. Вот тогда-то он и явился. Посмотрел, конечно, наши возможности: в двух комнатах проживают девять человек. А он, в Караганде, живет в трех комнатах со второй женой и ее сыном, а родной его сын живет у дяди.
"Хорошо ты устроился друг любезный, - сказал наш отец, - тебе не холодно, не жарко... Главное, ответственности никакой".
Забрал отец сына в Караганду. И пошли, пошли в письмах слезы: то племянник пишет, то отец. Да он, отец,собственно не очень мучился, отдал сына в ФЗУ. Через время Володя стал шахтером-проходчиком, семьей обзавелся, ни на что не жаловался, только хвастался, порой, что живет сейчас получше некоторых.
"Вот ты, Женя, все говорила, что в жизни добьешься успехов и у тебя будет все,- задевал он двоюродную сестру, - а у меня сейчас все есть: соя квартира, обстановка, зарплата хорошая..." - Только мало он говорил о своем тяжком труде. Умер он совсем молодым. На шахте случился обвал.
А Женя окончила текстильный институт в Ташкенте, вышла замуж.