Вертолёт стриг воздух под самый корень, он словно принюхивался к ещё не найденному долгожданному следу, затерявшемуся где-то здесь, среди высокорослой ольхи - неизменной спутницы северо-камчатских рек. Редкий кустарник, разбросанный по сторонам, к центру перерастал в уныло-однообразный голый лес, сквозь который змеёй извивалась спящая река. На открытых местах, где солнце застаивалось, появились подёрнутые льдом проталины, но эти вестники тепла с утра ещё терялись в припорошенном за ночь снежном покрывале.
Новицкий сидел чуть сгорбившись, опершись локтями на свои острые колени и сомкнув корявыми пальцами руки, в кольце которых мерно подрагивала ручка управления. С Леонидом Ивановичем работать было одно удовольствие. Это был лётчик-виртуоз.
- Давай выше, - скомандовал он, а сам,потянувшись, прильнул к боковому стеклу и стал разглядывать что-то невидимое мне.
В самом начале набора два тёмных пятна вместе с деревьями скользнули под вертолёт. Я резко накренил ручку влево и уже по спирали вертолёт полез вверх. Новицкий не реагировал ещё с минуту, потом повернулся к бортмеханику и, распрямляясь, враз помолодел.
- Марина позови, - скомандовал он, предвкушая радость азартной работы.
Лохматая шапка Марина нависла надо мной, и какие-то секунды тот разглядывал настороженных зверей.
- Будем стрелять, - срывая голос, прокричал он мне на ухо и опять исчез.
Леонид Иванович немного покружил, будто приноравливался к добыче, потом бросил машину вниз.
Вертолёт ещё падал, а лоси уже побежали от реки меж деревьев торопливо и беспокойно - впереди лосиха-мать, за ней – телёнок, крепкий и рослый. Зависнув чуть позади живой цепочки, вертолёт воздушным вихрем стал подгонять её, взбивая на спинах светло-коричневую с проседью шерсть.
- За хвостом смотри, - послышался в наушниках Новицкий.
Я и без того уже тёр лбом выпуклое дверное стекло. Верхушки деревьев были так близки, что правое колесо, едва не касалось взбудораженной веточной волны. Левой рукой я придерживал шаг-газ, ощущая при этом, как он слегка дёргается. Под вертолётом лес внезапно сменился белым ковром.
- Пожалуй, хватит, - скорее для себя, чем для других сказал командир и коршуном свалился на животных.
Телёнок шарахнулся в сторону, и в образовавшуюся брешь Новицкий чуть ли не до земли осадил вертолёт. Затем, примостившись к телёнку левым боком, стал отгонять его дальше от леса. Минут пять ещё выбивался из сил преследуемый лось, потом вдруг встал и с каким-то отчаянием, повернув морду, глянул на воздушного змея.
- Приготовиться, - чуть задержав вертолёт, скомандовал Новицкий.
В грузовой кабине прямо на полу распластался стрелок. Ствол его ружья уже торчал в зиявшей ослепительной белизной дыре. Рядом с ним и тоже с ружьём пристроился Марин. Еще пять человек на откидных лавках прильнули к окнам.
Через несколько секунд железная махина вновь ощетинилась. Почуяв недоброе, лось, виляя задом, опять побежал уже безнадёжно медленно. Клубы пара вились вокруг его головы. В надрывный гул вертолёта, похоже, просачивалось хриплое его дыхание. Наконец, он скрылся под машиной.
- Есть, - прокричал бортмеханик.
Мгновение - и земля уже не мялась колёсами, а ушла вниз. Описав круг над одинокой фигурой лося, Новицкий повернул в сторону сопки, пупком возвышавшейся над белой тундрой. На ней пришлось выжидать около получаса, прежде чем опять взлетели.
После взлёта лосёнка увидели сразу. Он стоял, широко раскинув ноги, вытянув шею в сторону леса. В метрах трёхстах от него замерла мать. И не испугалась, не побежала, когда гул вновь навис над её тундрой. Она, вероятно, ещё на что-то надеялась.
Покружив над этой родной, но уже безнадёжно разорванной нитью, вертолёт сел между ними и примолк. Молчали и люди... Наконец, молодой лось зашатался и, переминаясь с ноги на ногу, словно новорождённый, не устоял, - всем своим грузным телом беспомощно рухнул на снег. И теперь лишь голова возвышалась над его непослушной плотью. Он лежал и в последний раз смотрел сквозь вертолёт в безмятежное прошлое детство, не предполагая ещё, что вскоре за тысячу вёрст перенесёт его судьба в богатую лесами южную часть полуострова.
Вертолёт опять затарахтел и, подлетев, как ворона, плюхнулся рядом. За спиной загрохотали - через задние створки выволакивали большую дюралевую лыжину. Точно в такие же "обували" зимой самолёт Ан-2. Марин со своими бородачами уже кружил вокруг животного. Пришлось им изрядно попотеть, прежде чем неходовые сани с живым грузом, пробурив траншею в снегу, наконец, оказались в грузовой кабине. Марин всё время находился у головы притихшего, изредка вздрагивающего лося и придавливал её руками. Круглых, помутневших глаз, встретивших людей там, на снегу, не было видно: надетый на голову мешок сейчас избавлял их от лишних волнений.
При раскрутке винта вертолёт почти не качало, - он сидел на своём брюхе и поэтому амортизаторы не работали. Стрелки двигателя сошлись, включилась муфта сцепления, двигатель заурчал, и всё разрастающаяся вибрация опять пробралась внутрь каждого. Новицкий потянул шаг-газ, вертолёт привстал и начал вытягивать глубоко увязшие ноги. Вот он и оторвался. Качнувшись над самой землёй, застыл, поднимая вокруг себя веер снега, - очертания сопок и леса помутнели. Ручка управления отклонилась вперёд и, словно повинуясь, вертолёт крадучись пошёл за ней. Затем чуть встряхнуло и он, как проворный заяц, выскочил из этого снежного тумана.
До базы добирались около часа. Ещё издали заметили летящую струйку одинокого дымка. Вот и стайка пней на поляне. Выбирая их за ориентир, наша стрекоза пошла на снижение и привычно примостилась к выросшим из них бочкам.
Винты ещё кружили, посвистывая, опуская под своей тяжестью лопасти, а за спиной уже слышалась возня и сопение. Лося перетащили в загон, и он вскоре очухался от лекарства и встал на ноги. Врач Марин был доволен. Остальные же не меньше радости испытали от горячей шурпы в той самой избушке, которая, зарывшись среди деревьев, ещё при подлёте манила аппетитным дымком.
После обеда нас ждал ещё один полёт. А пока присмиревший вертолёт с опущенными "ушами" прогревал на солнышке свои бока. Сквозь раскрытые настежь створки ослепительные мартовские лучи пробирались в его утробу. Он тоже отдыхал, как и люди, ждал своего часа.