Памяти Виктора Григорьевича и Натальи Ефимовны Ильченко
- О, Боже! Бэла, опять? Мне уже некуда складывать твои бебехи!
- Наташа, не смотри на меня, как Ленин на буржуазию! Я всё-таки твоя двоюродная сестра.
- И что, я от тебя отказываюсь? Я всегда тебе рада, но ты своими клумаками заняла уже пол-квартиры!
- Наташа, это, вообще, не мне! Это всё для Сони-маникюрши, ты её знаешь. Она же не виновата, что в Одессе ничего нельзя купить по госцене? Вот, она мне написала список: курточка Робику, и ботинки Бобику. И что-нибудь оригинальное! Меня всегда убивает эта просьба. - " И что-нибудь оригинальное!". Ну, я ей и купила нейлоновые торбочки, у нас таких нет.
- Бэла, я всё понимаю, но зачем столько?
- Если бы ты всё понимала, то не спрашивала бы. Я же должна оправдать дорогу!
- Бэла, какая дорога? Ты же сказала, что в этот раз ты в Москве в командировке!
- Ой, вей, Наташа, не цепляйся к словам. Ты же знаешь, когда я еду в Москву, все дают деньги - купи то, купи сё. Ну, как людям откажешь?
Наталья Ефимовна только вздохнула. Одесские родственники, друзья, знакомые и даже их дети ночевали у них на Арбате часто, отказать им было невозможно. Бывшие одесситы, друзья моих родителей, Ильченко уже много лет жили в Москве, в Скатертном переулке.
Туда, в Скатертный, в небольшую двухкомнатную квартирку внутри двора, на первом этаже, приехал и я с молодой женой через несколько лет после окончания училища.
Ильченко жили раньше в Одессе, в соседнем доме на Пастера. Родители мои с ними дружили, особенно мама с Натальей Ефимовной, а разъехавшись по разным городам, поддерживали связь письмами и обязательными открытками к праздникам.
- Ну, заходите! Миша, я тебя лет пятнадцать не видела! А это, значит, твоя жена!
- Да, тётя Наташа, познакомьтесь! Это Таня.
- Не зовите меня тётя Наташа, не люблю. Называйте меня Натальей Ефимовной! И Виктора Григорьевича тоже, пожалуйста, по имени-отчеству зовите. Как мама, папа?
- Всё хорошо. Привет передавали.
- А ты, Миша, значит, моряк уже?
- Моряк, Наталья Ефимовна. Четвёртый механик.
- Ну, проходите в комнату. Вот на этом диване спать будете. Ложимся мы поздно. Чемодан распакуете, занесите в спальню, чтобы на проходе не стоял.
Посредине комнаты, под абажуром, стоял обеденный стол с четырьмя стульями вокруг него. По левой стене - горка с красивой посудой. Сразу бросалось в глаза обилие настольных ламп.
- Люблю, когда светло, - сказала хозяйка. - Ребята, мойте руки, будем пить чай. Садитесь к столу, располагайтесь поудобней. Сейчас чайник принесу, хлеб, сыр, масло. Вы, наверное, с дороги проголодались?
- Давайте, я помогу, - вызвалась моя жена, - а то, может быть, в кухне сядем?
- Нет, Танечка. Мы на кухне не едим. Вот ты гостей где принимаешь, в комнате?
- Смотря, какие гости. Бывает, что и на кухне. И сами мы на кухне едим.
- Ну, а я гостей принимаю в комнате. А поскольку не считаю себя хуже гостей, то и сама на кухне не ем. К тому же кухня у нас крохотная.
- Очень красиво у вас, - сказала Таня, указывая на картины на стенах и хрусталь в серванте.
- Я собираю красивую посуду. Да и не только посуду. Люблю красивые вещи. Вы, наверное, в город спешите? Легко нас нашли?
- Мама объяснила. На троллейбусе по Герцена до улицы Наташи Кочуевской, и через проходной двор.
- Правильно. Здесь у нас тишина, район посольств и консульств. А если на Скатертный выйдете, то до Калининского проспекта - пять минут пешком. Сходите, прогуляйтесь. А вечером Виктор Григорьевич с работы придёт, будем ужинать. Потом в карты сядем играть. Вы как, играете?
- С удовольствием. Вообще-то у нас в плане по театрам походить, но это позже. К шести вернёмся.
Вечером сели за карты. Научили нас москвичи игре в кункен. Игра, популярная в Мексике и в США, оказалась невероятно увлекательной и азартной. Играли два на два. Пару Наталье Ефимовне, конечно, составил глава семейства, Виктор Григорьевич Ильченко. По маминым рассказам я знал, что в Одессе он был в разное время и директором филармонии, и директором Украинского театра. (Не путать с другим Виктором Ильченко, партнёром Романа Карцева).
Я его почти не помнил, так что познакомились заново. С ним было легко и интересно общаться, разницы в возрасте не чувствовалось. По утрам и вечерам Виктор Григорьевич выгуливал во дворе домашнюю любимицу - белую болонку. Почти каждый день он сам пылесосил квартиру, наверное, из-за собачьей шерсти. Где он в то время работал, я не помню, а вот позже, в 1980-м он был директором культурной программы Московской Олимпиады, и справился со своей миссией блестяще.
В доме у Ильченко интересные люди бывали часто. Регина, их дочь, теперь, конечно, уже давно Регина Викторовна, всю жизнь проработала на московском телевидении, редактором, сценаристом и режиссёром многих известных и популярных программ. Так что, и с подачи дочери в доме часто бывали артисты, в частности, актёры цыганского театра "Ромэн".
К Ильченко я и позже заезжал не раз, и один, и со своей новой женой, Людмилой. Всегда нас принимали очень радушно. Помню, однажды мы с Людой приехали в день, когда установили памятник на могиле Высоцкого. Наталья Ефимовна о памятнике ещё не слышала, и когда я поинтересовался, как оформлена могила Высоцкого, она несколько театрально, как бывшая актриса, воскликнула: " Там нет памятника. У него памятник цветов". Но когда мы приехали на Ваганьково, памятник уже стоял. Народу вокруг было очень много.
Со временем поездки наши в Москву стали редки. Однажды, придя из рейса, я узнал, что и Наталья Ефимовна, и Виктор Григорьевич умерли и похоронены рядом на кладбище в Кунцево. Царствие небесное и вечный покой! Светлая им память! Прекрасные были люди.