Ангел с отвисшим веком

 
    Юра тогда бежал за ней, сначала через дорогу, потом шел торопливо по аллеям через сквер, делал вид как будто просто торопился куда-то, чтобы не встревожить мамаш с гуляющими детишками, главное, было не потерять из виду Нику в конце аллеи, она оглянулась - знала, что он бежит за ней.  Как-будто невидимая привязь  тянула его за собой и он не понимал – почему она убегала? Конечно, она боится, что я ее уговорю: что это все бред. Поэтому бежит, а значит есть шанс образумить, убедить, мы же родные, мы почти срослись. Умолять не надо, просить не надо - надо шутить, улыбаться, успокоить. Откуда в ней мог появится этот страх совместной жизни?
 Она пошла по рельсам по трамвайному кольцу по кругу и он за ней, не стараясь приблизится вплотную.  Ника остановилась на остановке. И стал подходить трамвай. Красивый красный трамвай в лучах майского пронзительного солнца.
Она вошла, он за ней.
 - Юра… Я не поеду с тобой!
 - Давай пройдем пешком до метро, я буду просто идти сзади, - эта обреченность молила в нем остаться с ней рядом еще чуть – чуть.
 - Нет, Юра, иди…
 - Дай мне надежду, что ты передумаешь! – с улыбкой, все с той же, что должна была быть на лице.
 - Хорошо, хорошо! – она посмотрела тоже вроде с улыбкой и  он сошел со ступеньки, трамвай поехал, Ника тут же села, чтобы ему не было видно её.  А он понял, что она это сказала, только для того чтобы избавится от него.
Трамвай уходил, скрипя железными  колесами. У Юры горело внутри, болело. Он отмечал эту боль, следил за волнами отчаяния, захлёстывающих мозг.  И, как обезболивающее, глотал: Хорошо, Хорошо…
 Потом шел вдоль путей и все искал внутри своей жизни какие-то оправдания. И одно было, хотя возможно, было выдумано, но оно было.

 Они с Никой увозили свои вещи из проданного дома в Тверской деревне. Багажник был забит под самую крышу джипа. И к тому же на заднем сиденье сидела новая хозяйка дома, странная покупательница Галина, она иногда покашливала и вообще казалась Юре воркутинской сиделицей со стажем.
  Был март, уже темнело, и шел густой мокрый снег. От деревни дорога вела круто вверх на холм и дорога была из размякшей глины вперемежку со снегом.
 Юра включил все, что только можно, чтобы повысить проходимость машины: и понижающую передачу, и блокировку дифференциала и, меся грязь, помчался вверх. Джип елозил и скользил, закручивался, Юра бешено вертел руль, пытаясь удержать машину прямо и, когда до ровного места оставалось метров десять, чуть заехал на обочину, которая просела под груженой машиной по самую заднюю ось левого колеса. Все.
 Идет мокрый снег. Темнеет. Ни назад и ни вперед.  Выскочив из машины, Юра начал как сумасшедший рубить топориком редкие придорожные елочки, кусты, палки – все подряд под колеса. Он чувствовал позор и стыд, как он мог не справиться.  Ника с Галиной сидели в машине и даже не пытались узнать как дела. Юра попросил Нику сесть за руль, сам упирался в задний бампер, весь покрылся мокрой глиной, но джип не двигался с места, потому что впереди оставалось всего чуть-чуть, но вверх.
 Потом Юра побежал на водокачку, там дежурил Андрюха, тот на своей Шеврониве так же повертелся в грязи, как на катке и уехал обратно.
 Юра попытался дозвонится по мобильному до соседней деревни, но там все трактористы оказались уже пьяными.  Юра мокрый, грязный продолжал маниакально рубить мелкие деревца и засовывать их под колеса. Домкрат был завален вещами где-то на дне огромного багажника. Было в этом что-то мистическое и зловещее. Как наступающий конец света. Ему было страшно. Ситуация была не смертельная, но почему то было очень страшно. Наверное, потому что в машине сидела Ника, а он ничего не мог сделать.
  И тут наверху холма показался такой же джип как у него. Он медленно ехал навстречу. Юра бросился к нему со слабой надеждой. Окно водителя опустилось и за рулем сидел взлохмаченный большой мужик и один его глаз, что ближе к Юре был на выкате, нижнее веко его, толи шрамом, толи какой-то старой раной было оттянуто вниз и от этого он казался огромным, чуть ли не выпадающим из глазницы.
 - Мужики не дернете, сел намертво груженый два часа уже бьюсь, - Юра молил…И тут все как-то вокруг просветлело. Как-то стало спокойно. Открылись задние двери, из них выпрыгнули два веселых мужичка и с прибаутками побежали к его машине.
 - Вытащим, не волнуйся, -  сказал тот, что с глазом, а сам из машины не вылез.
 Юра бросился подцеплять трос. Мужики о чем то весело шутили, уперлись сзади в Юрин джип. Одноглазый дал немного газу и Юра за рулем своего горе-мобиля  легко выкатился на горку. Мужики также весело посмеиваясь, заскочили в свою машину, Юра только успел подбежать со стороны водителя и ляпнуть: Ребята, спасибо, деньги возьмите! Тот, что с глазом как-то мгновенно обиделся и сказал:
 - Не надо, ты что? – и Юре почему то стало стыдно, они ведь его спасли, а он им деньги, а Одноглазый только сказал еще: Может, встретимся когда…
  У Юры в голове завертелось: не встретимся, не встретимся, я отсюда навсегда, но он  не смог этого сказать и они уехали в мокрый грязный сумрак, а он стоял и думал: а куда они поехали, там ведь ничего нет, только мертвые заколоченные деревни… Ему стало так больно оттого, что он с ними больше не встретится, потому что именно их, или таких как они, он искал и ждал всю свою прошлую жизнь. Как они были ему нужны всю эту проклятую жизнь: такие непонятные сильные волшебники, которые придут и спасут тогда, когда надеяться больше будет не на кого. И вот они уехали, сделали дело, быстро, легко, как песенку спели.
 Потом Юра мокрой желтой травой оттер от грязи сапоги. Сел за руль и поехал. Ника с Галиной о чем-то спокойно беседовали. А он вел свой джип дальше по этой размыленной дороге, пока через два километра не доехал до асфальта. Только тогда выдохнул. И вдруг его мягко так и светло осенило: А ведь это были ангелы. Самые настоящие ангелы!  И этот с отвисшим веком был у них главный. А он Юра, как- всегда, все понял так поздно, так поздно, так больно поздно!..  Просто на 50 километров вокруг не могло быть ни одной машины, ни трактора, вообще никого. Но это все, если рассуждать логически, а если сердцем? То это было ясно, как только может быть ясно. Они просто пришли, чтобы помочь ему, возможно даже без Высшего разрешения, просто не смогли не помочь. Как могут только ангелы. Милые. Хорошие ангелы.
  Юра вел машину, молчал и понимал, что про это свое открытие нельзя рассказывать никому. Совсем никому и никогда, и даже, если напиться до беспамятства. Потому что только такую благодарность они ждут от него. Это же так просто.
 Вот и сейчас на искрящемся майском бульваре через год он вспомнил про них. Даже если нет надежды, даже если будет так, что хуже не придумаешь – он навсегда останется один без неё - без Ники, без своего сердца, без всего – где то ведь есть ангел с отвисшим веком. Он есть и, возможно, сейчас тут рядом посмеивается. Может встретимся…