Betula szaferi 35

Михаил Садыков
Глава тридцать пятая
Кики

- У нас это называют «Око дракона». Послушайте! А если это не тот венец?  – По-английски спросила Кики.

- Вот в Замке и узнаем. Пан ВладИслав так и сказал: «Замок решит». Как это произойдет – он не уточнил.– Так же, по-английски ответил пан Ежи Московиц.

- Я голодна, давайте прежде поедим.

- Я куплю чего-нибудь из еды. Поедим в машине. Нельзя останавливаться в общественных местах.

[яркое красное пятнышко, у носа, в складке, в первой трети, линии детства так нечётки, смерть  кого-то из близких, скорее всего, кого-то из родителей.]


- Хорошо. Купите мне что-нибудь из польской кухни. Я ее плохо знаю, и мне любопытно. – Кики опустила взор, и слегка одернула темно-синюю юбочку-плиссе.


- Не волнуйтесь, вам понравится, поляки любят вкусно поесть – Улыбнулся в ответ пан Ежи. Надеюсь, пани не вегетарианка?

- Нет. – Чуть смущенно улыбнулась в ответ Кики.


[три жесткие складки у правого глаза и две вертикальные над переносицей, патологически не умеет врать]


На этот раз пан Московиц был в клетчатой пиджачной паре с черной водолазкой под горло, клетчатой же фуражке с крохотным козырьком, и рыжих ботинках на толстой подошве. Несмотря на забавный костюм английского сквайра, от него за километр разило армией. Он выскочил из машины, и быстро пошел, почти побежал по тротуару.
Вскоре по крыше Ситроена забарабанил мелкий дождь, и Кики решила дать отдых птице рассудка, прикрыла глаза, и остановила мысли.


[раз, два, три, Дзю…]


Сначала город ворвался в голову девушки какофонией звуков, но скорее они пропали, и пришла безмятежность.
Щелкнула отворяющаяся дверь, и в салон шагнул пыхтящий пан Ежи с большим бумажным свертком. Пахнуло гоячим и пряным.
Кики сонно открыла глаза, и чуть заметно улыбнулась.

- Я купил их вместе с горшками и ложками, только что с огня. Вы должны попробовать настоящую польскую кухню. – Было видно, что Пан Московиц еле сдерживается. Еще чуть – и он готов засиять, как начищенный медный таз. Но кому сейчас нужны медные тазы, и пан Московиц взял в себя в руки, снова превратившись в прапорщика, ряженного в «дэнди».

Выудив из необъятного пакета глиняные горшки, распаковал один, и бережно подал Кики, снабдив огромной некрашеной деревянной ложкой. Девушка, округлив глаза, посмотрела на это столовое чудо.

- Это фляки, это такой польский мясной суп, - смущаясь, начал пан Ежи, - он горячий и очень, очень острый!

- Это ничего, - потупилась Кики, - мы, в Японии, много едим имбиря, и… я не заю как по-английски… васаби.


[он радуется, как ребенок, а складка у губ слева делится натрое, смеятся ему
приходится мало, а в будущем приведется и того меньше]


Если вы не ели прямо на базаре, из глиняной миски, обязательно шершавой деревянной ложкой горячие, обжигающие рот, наперченные, залитые сметаной, пересыпанные кориандром, резаным луком, зубками чеснока, оранжевой паприкой, душистые от лаврового листа и петрушки, засыпанные мелко натертым сыром, приготовленные из рубленого коровьего желудка, свежие и пахучие фляки, значит, вы не знаете настоящей польской еды. Да, фляки были хороши! Кики обжигалась, смущено шмыгала носом, и украдкой смахивала выступающие слезинки, но не могла удержаться от улыбки.

- Вы не съели и половины, пани Кики! А у меня еще тут бигос, и вареники с вишней.
Кики претестующе замахала руками, но на лице ее играла довольная улыбка. Бигос был отложен на потом, ибо путь неблизкий, но пару вареников девушка мужественно съела, всем своим видом показывая удовольствие. Дожевав вареник, она сложила ладони лодочкой, и прижала их к груди в знак благодарности. Пан Ежи расцвел пуще прежнего.


[рисунки на радужке глаз гармоничны, течение энергии «ки» соответствует темпераменту]


Больше не говоря ни единого слова, пан Московиц завел автомобиль, цепким взглядом оглядел окрестности, и они мягко выехали на проезжую часть.

- Расскажите мне о себе. – Попросила Кики, повернувшись вполоборота, и подперев кулачком подбородок.

- Когда мне было года четыре или пять, моя мама впервые привезла меня в деревню, к бабушке. – Начал пан Ежи. – Это было в самом начале ноября. И я там впервые попробовал фляки и кашу с медом. Мне очень понравились фляки, а каша – не очень. Я решил налить себе добавки. Часа через полтора. Мама и бабушка ушли на рынок, а я пробрался на кухню, залез на табурет, и опрокинул весь горшок! Решил всё убрать, но только уронил вазу с цветами, испачкал кота, и потом простоял в углу целую вечность!

Тут пан Ежи так заразительно засмеялся, что Кики не выдержала, и тоже прыснула в ладошку.


[уголки глаз приоткрыты, особенно слева, он не врет, он сочиняет]


Пан Ежи ненадолго замолчал, продолжая улыбаться чему-то в своей памяти.

- А еще у меня был пёс, его звали Джек, он был такой огромный, что возил меня зимой на салазках быстрее ветра! – Опять, улыбаясь, сказал пан Ежи.

- А сколько Вам было лет? – Поинтересовалась Кики.

- Да, где-то тогда же, года четыре-пять! – Повернувшись к девушке, пан Ежи подарил ей широкую, открытую улыбку. Кики молчала.


[люди не похожи на нас даже в этом, ниндзя, человека-тень, не тренируют, его выращивает, человек-тень сызмальства приучается помнить всю жизнь, каждодневно отметая всё лишнее, меня начали воспитывать, когда мне было четыре года, два месяца и два дня, такова традиция]


- А еще, - продолжил пан Ежи уже грустно, - у нас бытовало поверье, что если в ночь на День Всех Святых Верных залезть в костел, где служит для мертвых службу Мертвый Ксендз, и утащить оттуда свечку, то можно найти цветок папоротника, и он исполнит твоё желание. Но если тебя увидит Мертвый Ксендз, то ты превратишься в маленькую птичку, и будешь вечно летать над похоронами, провожая покойников в последний путь. В восемь лет, в ночь на этот праздник, я залез в костел, и утащил свечку. Там было темно, но я увидел пару огоньков, решил, что это Мертвый Ксендз, и целый год боялся превратиться в воробья.


[а вот здесь он не врет, уголки губ едва приподнялись, но я заметила… а я в четыре с половиной  уже умела плавать, и нырять с двухметровой высоты, а в восемь умела гораздо больше]


- Мой отец был потомственный военный. Морской офицер. Он служил здесь, недалеко, в Гдыне, и поэтому Гданьск я тоже хорошо знаю. Я всегда хотел стать офицером и дослужиться до командира корабля. Но у меня, к несчастью, морская болезнь. Я почти справился с ней, но не настолько, чтобы служить на корабле, и ходить в дальние походы.


[я боялась высоты и воды, высоты больше, но, так ни разу не упала, а вот тонула шесть раз, а в восемь лет, четыре месяца и шестнадцать дней у меня погибли родители, на Суматре, людям тени, даже маленьким, рассказывают обо всём, как есть, кроме деталей и целей операций, меня удочерил мастер Мацуда, как глава клана-покровителя, поскольку в живых не осталось никого из мужчин в нашем роду, и это тоже традиция, я сменила имя на Минори, что означает Истина]


- Продолжайте, пан Ежи, мне интересно! – Кики вытянула ножки, она знала, что так она смотрится выигрышнее.

- Я учился хорошо. В школе. В школе учился хорошо, но был страшный хулиган. – Пан Ежи улыбнулся, не раскрывая рта, подняв брови, на лбу собралось изрядное количество складок.


[опять не врёт, уголки складок опущены, в школу я тоже ходила, и училась хорошо, давно минули времена, когда люди-тени воспитывались на островах, или в горах, как отшельники, следовать Пути среди суеты мира гораздо труднее]


- В четырнадцать, или пятнадцать мне понравилась одна девочка. Новенькая в классе. Все остальные были сивые дылды, а она была маленькая и щупленькая брюнетка. И прическа у нее была, как у Вас. Я не знал, как признаться, и залез на крышу пятиэтажного дома. Такие панельные пятиэтажки, серые и страшные, их строили советские военные. Я залез на крышу, и когда она проходила с подружкой, я окликнул её. Я громко-громко, чтобы все услышали, крикнул «Ева! Ты мне нравишься! Пойдем сегодня в кино!». Крикнул, и повис на руках на краю крыши. Все принялись кричать, одни кричали, что я сорвусь, другие кричали: «прыгай, она не согласится!». А потом она негромко, но очень слышно сказала: «Я пойду, только ты залезай обратно». И я залез, у меня всегда были сильные руки.


[безответная любовь, тянулась долго, как та синяя жилка на левом глазу, в четырнадцать я тоже влюбилась, но всё это пришлось быстро прекратить, человек-тень такие дела решает в зрелом возрасте]


- Потом я связался с плохой компанией, но отец меня быстро вернул к нормальной жизни. Сначала  военное училище, а потом вот – служба.
[моя служба началась, когда мне исполнилось пятнадцать лет и три месяца, в Минамото, Япония всегда жила и прирастала кланами, кланы едины перед внешним врагом, но друг за другом присматривать тоже не забывают]
Тут пан Ежи надолго замолчал.

- Как правильно произносить Ваше имя? МИнори, или МинОри?

- Правильно и так, и так! – Рассмеялась Кики. – Японский язык не фоновый. И слова у нас произносятся просто… Как это… скороговоркой. Без ударений.

- А у нас – всегда ударение на предпоследний слог! – Разулыбался в ответ пан Ежи.

Кики улыбнулась тоже, чуть опустив глаза.

- А Вы замужем?


[думала, что не дождусь этого вопроса]


- Нет, я не замужем! – Улыбнулась Кики.

- Работаете, или учитесь?

Кики ненадолго задумалась.
- Учусь… в Университете… Энтомология…. Насекомые… Жуки и бабочки.


[Человек-тень учится всегда, каждую минуту, каждый год прибавляет знаний, опыта и мастерства, нет противоречия меж Путем Самурая и Путем Воина-тени, Путь Теней есть гораздо более сложный путь, абсолютное продолжение Пути Воина, Путь Тени есть путь превращения любого поражения в победу, и если Самурай жертвует жизнью и душой ради Князя, то Человек-Тень жертвует к тому же еще и честью, и славой, всегда пребывая в безвестности]


Пан Ежи тут смутился, и замолчал уже надолго.


[мастер Мацуда вызвал меня одиннадцать месяцев назад, и сказал, что Кровавая Родословная, священная реликвия клана, много лет была в качестве залога в СССР, а затем в России, и теперь её возвратили, возвратили с условием, и условие было поставлено такое, чтобы доставить венец польского короля Болеслава Храброго, что хранится у одного из вассалов клана, в Польшу, и возвратить его так, чтобы это выглядело совершенно естественно, как находка в самой Польше, была сформирована группа, в том числе и я]

- А почему Вы поехали в Польшу?

- Здесь такая… такая бабочка, по латыни Калитиера Пудибунда. Я же энтомолог.

- А-а-а… - протянул пан Ежи, - мне не понять!

Пан Московиц снова улыбнулся, широко и радостно.

[стоп-стоп, что это, как же я раньше этого не увидела]


- Пани МинОри! – Пан Ежи стал вдруг серьезен – Пани Минори… Я не большой специалист в том, как разговаривать с женщинами… со мной такого давно не было… Вы мне очень нравитесь…да, что там, похоже, я влюбился. Пани, когда всё это кончится, я хотел бы…

Кики мягко положила ладонь на его руку.

- Японские женщины не похожи на польских, мистер Московиц. Я знаю, что Вы хотите мне сказать. Я знаю о Вас много, даже то, что Вы не успели мне рассказать. И даже то, чего Вы пока сами не знаете, потому что оно еще не состоялось. Я долго изучала древнее исскуство Нин-со, умение читать то, что написано у человека на лице. Каждое событие, и прошлое, и будущее, оставляет на лице человека свой след. Морщинки, ямочки, родинки. Я знаю, что когда Вам было четыре, у Вас умерла матушка, а восемь – бабушка. Ведь Вы хотели найти цветок папоротника, чтобы воскресить их. Я знаю, что у Вас была долгая безответная любовь, и это была не та девочка Ева, о которой Вы рассказывали. Я знаю, что Вы два раза были за гранью жизни и смерти, но, ни разу не были женаты. Знаю, что Вы много лет провели вдали от родины, и вернулись совсем недавно. Я знаю  и то, что будет с Вами. Но карма – это не приговор. Своими усилиями человек может изменить свою судьбу. Я не могу быть Вашей, хотя Вы мне нравитесь, и, возможно, я смогла бы искренне полюбить Вас, но я… как это… обручена. У нас этот обряд называется Омиаи. Но я подарю Вам нэцкэ – фигурку богини Гуаинь из монастыря Юн Тай Сы. Она поможет Вам обрести личное счастье. Я пришлю Вам её, в том случае, если мы выберемся живыми.

- Спасибо за откровенность.

- У нас, в Японии, за правду не принято благодарить.

- И что же меня ждёт?

- Я… У нас, в Японии, всегда, если есть выбор между жизнью и смертью, мужчина должен выбрать Путь Смерти. Мы в Японии верим, что только в этом случае мужчина избежит позора, и проживет долгую и достойную жизнь.

- Встретиться со смертью… Как скоро? – Задумчиво улыбнулся пан Ежи.

- Сегодня. Или завтра.


Продолжение: http://www.proza.ru/2017/01/29/2003