Чего только не было на бабушкином чердаке. Здесь прямо на полу в пыли и солнечных зайчиках, проникающих на чердак через грязное маленькое окошко под самой крышей, стояли картонные коробки с вещами, когда-то принадлежавшими моим предкам.
Мой дед Захарцев Алексей Матвеевич ушёл из жизни давно, более десяти лет назад, и я его почти не помнила. Его жена, и по совместительству моя любимая бабушка Захарцева Нина Петровна отошла в мир иной всего полгода назад и боль от её внезапной кончины всё ещё глухо отдавалась в моей груди, периодически вызывая желание поплакать.
Вот и сейчас, когда я перебирала пыльные и выцветшие бабушкины вещи, которые я бережно вынимала из коробок и подолгу разглядывала, воскрешая в памяти родной и душевный бабушкин образ, по моей щеке вновь невольно скатилась слеза, а к горлу подкрался ком.
Ощущение горечи от безвозвратной потери ещё более усилилось после того, как я нашла несколько старых фотокарточек, на которых мои бабушка и дедушка были совсем молодыми. На одном из снимков они были запечатлены с моим отцом, которому на тот момент едва исполнилось три года. Я всматривалась в их лица, и на ум мне снова пришёл вопрос: как у таких темноволосых и кареглазых людей мог родиться светленький мальчик с голубыми глазами?
Снизу из комнаты меня окрикнула мама, тем самым вернув к реальности. После смерти бабушки мы решили продать её дом в деревне, и теперь, в ожидании потенциальных покупателей мы приводили дом в порядок. Мне – пятнадцатилетней девочке доверили самую ответственную работу: навести порядок на чердаке, и мама, окрикнув меня сейчас, попросила поторопиться с уборкой.
Перебрав содержимое коробок, я отложила отдельно самые ценные вещи, а остальные передала отцу, чтобы он отнес их на свалку. После этого я начала подметать старый деревянный пол, в некоторых местах совсем прогнивший. Неожиданно я запнулась, и одна из досок сдвинулась, обнажая под собой небольшой тайник. Меня захлестнуло любопытство. Я посветила в углубление фонариком, и к своему великому удивлению обнаружила в нем толстую, пожелтевшую от времени тетрадь.
С осторожностью достав и открыв её, я поняла, что это дневник. Судя по знакомому почерку, этот дневник принадлежал моей покойной бабушке. Моё сердце забилось часто-часто, и я положила руку на грудь, словно опасаясь того, что этот стук могли услышать мать или отец. Я понимала, что стою на пороге какой-то неведомой и будоражащей кровь тайны, а потому никому не стала рассказывать о своей находке. Я вернула дневник в тайник, чтобы в один из моментов, когда дома никого не будет, вернуться к нему и прочитать.
Подходящий момент настал достаточно скоро. На следующий после генеральной уборки день мои родители уехали на рынок, который располагался в районном центре, а я, поднявшись на чердак и предвкушая предстоящую встречу с той стороной бабушки, с которой я доселе не была знакома, вынула дневник из тайника. Мои руки тряслись, мой ум лихорадочно блуждал. Я начала листать дневник. Неожиданно в самой его середине я нашла фотокарточку, которую ранее никогда не видела. На ней был запечатлен фашист в нацисткой форме. Он улыбался. У меня всё поплыло перед глазами. С фотографии на меня смотрела… копия моего отца.
Дневник выпал из моих рук. Кубарем скатившись по ступенькам вниз, я выскочила из дома. Я бежала так быстро, как никогда прежде не бегала, и даже на уроке по физкультуре, когда решалась судьба моей годовой оценки. Опомнилась я только на краю деревни возле озера.
Опустившись на землю, я уткнулась лицом в мягкую траву и разрыдалась. Никогда прежде мне не было так гадко и так стыдно, как теперь. На мой вопрос о непохожести отца на своих родителей сегодня нашёлся ответ. Но какой ответ! Уж лучше бы я жила в неведении. Лучше бы я вообще не появилась на свет, чем осознать в пятнадцать лет, что мой настоящий дед был фашистом. Интересно, знает ли об этом папа?
Не в силах встать, я проползла на коленках метров десять до озера. Я всматривалась в свое лицо, которое отражалось в прозрачной и чистой воде. Раньше я гордилась своими голубыми глазами, светлыми волосами и интеллигентными чертами лица, доставшимися мне от отца. Теперь я их ненавидела!
- Фашистское отродье!!! – в отчаянии закричала я, шлепая ладошками по воде. – Ненавижу! Ненавижу! Себя! Отца! Бабушку! Как она могла???!!!
Я провела на озере несколько часов. Когда я вернулась домой, мои родители уже вернулись с рынка. Я незаметно проскользнула на чердак, спрятала дневник в укромное место и, спустившись вниз, заперлась в своей комнате. Раньше, когда бабушка была ещё жива, я частенько гостила у неё на каникулах, и поскольку дом был достаточно большим, а бабушка жила в одиночестве, она выделила мне отдельную комнату. Как же я любила находиться в ней раньше. И как же мне хотелось сейчас сбежать отсюда и больше никогда, никогда сюда не возвращаться.
Через три дня мы вернулись в город, и я попыталась забыть о случившемся. Не тут то было. Каждый раз, как только я смотрела на своего отца или на свое отражение в зеркале, передо мной возникал образ того фашиста, от которого бабушка когда-то родила ребенка.
Шло время, и боль всё же стала притупляться. Я не замечала ни в себе, ни в отце каких-либо фашистских наклонностей. Более того мой отец был добрейшим человеком, любящим людей и животных, да и я не только внешне, но и характером очень походила на него.
Теперь меня больше интересовали другие вопросы. Как так получилось, что бабушка связалась с фашистом? Что её подвигло на это? Может, он её изнасиловал? Или проводил над ней свои страшные опыты?...
Вопросы роились в моей голове, а ненависть к бабушке постепенно сменилась безудержным любопытством. Жить в неведении относительно своего происхождения было страшнее любой самой горькой правды. Я должна была прочитать этот дневник, и поэтому, узнав, что мой отец собирается в деревню, чтобы показать потенциальным покупателям бабушкин дом, я увязалась вместе с ним.
Незаметно достав из тайника дневник, я спрятала его в своем ранце. Я едва дождалась возвращения домой, где я чувствовала себя в безопасности. Переступив порог своей комнаты, я закрыла дверь на замок, и тут же принялась изучать содержимое дневника.
Вести свой дневник бабушка начала в шестнадцать лет. В него она записывала все свои девичьи секреты, начиная с того, какое красивое платье ей сшила мама и, заканчивая тем, что ей очень нравился чубатый сосед Славка – редкостный балагур, умеющий играть на баяне и, по всей видимости, разбивший не один десяток девичьих сердец.
Когда бабушке исполнилось девятнадцать, началась война. Вскоре её отца и двух старших братьев забрали на фронт. Нина тоже хотела отправиться вслед за ними санитаркой, но её мать тяжело заболела и слегла, и на руках Нины помимо матери остались ещё две младших сестренки. Тяжелое было время. Жили впроголодь. Нина много работала, да и уход за матерью и сестрами требовался немалый.
Поздней осенью сорок первого в деревню вошли немцы. Они повыгоняли некоторые семьи из домов, и те вынуждены были жить в сараях либо у родственников. Эта участь постигла и семью Нины. К счастью им не пришлось жить в сарае: их приютила у себя семья Николая – дяди Нининой мамы. Жили в тесноте, но дружно. Помогали друг другу, делились последней краюхой хлеба.
Всё бы ничего, да мама совсем расхворалась. И пошла Нина на отчаянный шаг. Ночью, когда вся деревня спала, прокралась она к дому фашистского фельдшера. Уже давно ходили слухи среди односельчан, что он тайком помогал жителям деревни в их недугах. Вот и Нина решила испытать судьбу. Разбудила он фельдшера, на пальцах объяснила ему свою ситуацию, да и повела его сонного в дом Николая.
Фельдшера звали Отто. Был он молод, худощав и светловолос, имел интеллигентные черты лица и красивые голубые глаза. Взялся он за Нинину маму всерьез. Каждую ночь наведывался он в дом Николая, чтобы поставить ей уколы. Да и самой Нине на ломаном и очень плохом русском наказал давать матери кое-какие порошки и заваривать траву. Через три недели мать пошла на поправку, начала вставать с постели и хлопотать по дому. К тому времени Нина без памяти влюбилась в этого добродушного немца, да и он не сводил с неё глаз.
Молодые люди начали тайком встречаться. Отто поведал Нине о том, что совсем недавно окончил институт, и сразу же отправился на фронт, но не потому, что хотел воевать против Советского Союза. По правде сказать, воевать он совсем не хотел, да и не умел по причине своего доброго сердца, но не мог он отсиживаться в стороне в то время, когда в страшной мясорубке под названием «война» калечились люди. Перед отбытием на фронт поклялся Отто, что будет помогать всем людям без исключения.
Вскоре ему пришлось участвовать в опасном мероприятии. Семья Николая спрятала в своем подполе двух серьезно раненных партизан, и Нина попросила Отто их вылечить. Ни минуты не раздумывая, он пришёл к мужчинам на помощь, а когда они немного поправились, Николай благополучно вывел их из деревни.
Молодые люди понимали, что будущего у них нет, а потому спешили любить. Вскоре Нина поняла, что беременна от любимого. Отто обрадовался и огорчился одновременно, предчувствуя беду, но виду Нине не подал.
Через месяц немецкого фельдшера не стало. В ходе освободительной операции он был убит в перестрелке советскими солдатами, хотя сам Отто за всю войну не ранил и не убил ни одного человека. Выжившие же благодаря его доброте исчислялись сотнями.
Нине пришлось в срочном порядке уехать из деревни. Она перебралась в город, где её никто не знал, и через полгода у неё родился Миша. Мальчик как две капли воды походил на своего отца – Нинины молитвы были услышаны. После войны Нина вышла замуж за Алексея, который принял Мишу, как своего собственного сына, а вскоре семья вернулась в ту деревню, где когда-то жила Нина. Когда Михаил повзрослел, он уехал в город и по велению сердца своего поступил в медицинский ВУЗ. Через несколько лет он стал одним из лучших хирургов в своём городе и спас тысячи жизней.
Тайну происхождения своего сына Нина скрыла ото всех, доверив только своему дневнику...
Я подошла к зеркалу. На меня смотрели глаза моего деда – доброго и очень смелого человека. Теперь я гордилась тем, что у меня был такой дед. И такая бабушка.
Завтра у моего папы день рождения, и у меня есть для него отличный подарок…
(фото из интернета)