День был на исходе. Прошедший без каких-либо приключений и суливший такой же безмятежный вечер.
Инспектор Мокрэ, не торопясь вышел из здания полицейского участка. Неизменно пожёвывая деревянную зубочистку, он шагнул со ступенек вниз. Остановившись, внимательно осмотрел свои ботинки. Новая обувка радовала не только придирчивый взгляд инспектора, но ублажала его внутренний мир. Он, подняв голову перед собой, стал осматриваться по сторонам, решая в какую сторону ему направить свою безупречную обновку.
Жена инспектора уехала к двоюродной сестре, оставив своего неутомимого сыщика на целые сутки вольной жизни. Сам Мокрэ никогда не покидал окрестностей этого тихого городка, дабы не давать повода преступным элементам «выползать из всех щелей» в своё отсутствие. Преступный мир знал об этом, и потому в их славном городе не случалось серьёзных происшествий, не говоря уже о кровавых преступлениях. Этот факт устраивал местное население и придавал определённой гордости самому Мокрэ. Однако у инспектора оставался некий оттенок неудовлетворённости в использовании своего криминалистического таланта по раскрытию хитроумных злодеяний.
— Инспектор! — чуть не натолкнулся на Мокрэ, выбежавший из участка Круасье, — его помощник.
— Что такое? — обернулся тот.
— Отравление! Нам позвонили! Отравили...
— Кого отравили? Кто позвонил?
— Мэра отравили, инспектор!
— Тш-ш! — зашипел на своего помощника Мокрэ, едва не плюнув в него зубочисткой. Выпучив глаза и растопырив пальцы рук, инспектор словно пытался заткнуть ему рот.
— Мэра, — шёпотом повторил Круасье.
— За мной! — скомандовал инспектор, возвращаясь в свою стихию и здание полицейского участка.
Уже иная походка сопровождала этого человека. Размашистый шаг помогал инспектору настроиться на деловую волну. Зайдя в свой кабинет, он резко сел в кресло, не снимая плаща и шляпы. Ему казалось, что подобный вид придаёт его внешности особенной решимости, и мозг подчиняется облику. Вынув из кармана коробочку с зубочистками, с прищуром посмотрел на Круасье.
— Рассказывай; ясно, коротко, точно.
— Позвонила жена нашего мэра, вся взволнованная. Её голос в телефонной трубке звучал так, словно...
— Короче.
— Да. Она сообщила, что месье мэр отравлен. Что он, корчась от боли, хватается за живот. Что у него перекошенное лицо. Что...
— Круасье?! Дальше!
— Она не знает, что ей делать. Она позвонила: своей подруге, потом в больницу, маме своей она тоже позвонила, в полицию, то есть нам.
— И нам, как всегда, — в последнюю очередь… Это всё?
— Кажется, всё, — задумался помощник, — ах, да, телефонная связь, что-то у нас с телефоном не в порядке...
Мокрэ взглянул на него из-под своей шляпы.
— Мне позвонить в телефонную компанию? — не уверенно поинтересовался Круасье.
— Который час?
— Десять. Наверное, уже поздно, но может у них есть дежурный телефонист? Можно конечно подождать до утра, просто он как-то подхрюкивает....
— Едем! — скомандовал Мокрэ, срываясь со своего кресла.
Круасье, пропустив своего шефа вперёд, последовал за ним.
«Кто же мог отравить нашего мэра, — размышлял Мокрэ в машине, — кому, этот достопочтенный гражданин нашего города мог стать неугоден»?
Сумерки полностью поглотили город, когда полицейская машина подъехала к дому мэра. Инспектор Мокрэ решительным шагом подошёл к двери.
— Звони! — приказал он своему помощнику, который не отступал от шефа ни на шаг.
На звонок дверь открыла сама мадам «мэрша». Увидев инспектора, она всплеснула руками и заплакала:
— Вот такое несчастье с нами приключилось, господин Мокрэ. Проходите, пожалуйста. Выпьете что-нибудь?
— Я на службе... И для начала я хотел бы видеть господина мэра, — решительно произнёс инспектор.
— Это невозможно, — растерянно и как-то обречённо ответила супруга градоначальника, — его уже увезли...
— Как увезли?
— Когда приехали медики, он уже лежал, практически без чувств.
Мокрэ перестал жевать свою зубочистку, инстинктивно снимая шляпу с головы. Круасье мгновенно последовал его примеру, обнажая голову.
— Вы знаете, он так мучился, так мучился... — продолжала хозяйка.
— Сочувствую Вам мадам...
— Может, всё-таки выпьете?
— Кальвадос, мадам, если можно?
— Угу, — она кивнула головой и, подойдя к шкафчику, достала рюмку с бутылкой.
Мокрэ повернул голову к своему помощнику, мимикой констатируя трагическое известие. В ответ тот виновато пожал плечами, мол, «что поделаешь...»
— Пожалуйста, инспектор, — мадам протянула инспектору рюмку.
— Я должен задать Вам несколько вопросов, если Вас это не затруднит, в такой час? — он пригубил ароматный напиток, стараясь незаметно прочувствовать весь букет послевкусия.
— Конечно, господин Мокрэ, задавайте, — женщина приняла мужественную осанку, — я готова ответить на Ваши вопросы.
Круасье достав свой блокнот с карандашом, замер в ожидании предварительного допроса.
— В котором часу господин мэр вернулся домой? — начал инспектор.
— Как обычно, в половине седьмого. Я как раз заканчивала с приготовлением обеда.
— Вы готовили обед сами?
— Да. Клотильда отпросилась у меня на сегодня в кино, там понимаете идёт картина про любовь, а её кавалер...
— Я понял, продолжайте, пожалуйста, — перебил ее рассказ о служанке Мокрэ.
— Так вот, поскольку кухарка из меня посредственная, — она смущённо развела руками, — я подумала, что фрикасе из цыплёнка мне будет под силу. Плюс устрицы, словом ...
— Что мэр?
— А, что, Франсуа даже обрадовался такому повороту событий, он так мило улыбнулся мне.
— Когда Вы готовили фрикасе, к Вам кто-нибудь заходил?
— Постойте, дайте вспомнить... Заходила Адель, — моя подруга, знаете, тоже приглашала меня в кино, но я ей говорю: «Что ты, дорогая, я сегодня готовлю своему Франсуа романтическое кушанье». А она: «Но мне тогда не с кем будет пойти в кино. Фильм про любовь, а в моем супруге уже ни романтики, ни любви, не осталось. Но разве что кроме любви к футболу…»
— Ещё, кто-нибудь?
— Принесли устрицы. Знаете, я всегда их заказываю у Жака...
— Ещё?
Мадам задумалась...
— Нет. Никто больше не приходил.
— Продолжайте, пожалуйста, вы готовили...
— Да, я взяла цыплёнка, разделила его на порционные кусочки...
— А когда вернулся господин мэр, всё уже было готово?
— Конечно. Рис на гарнир и паровые овощи готовятся быстро. Знаете, я курицу не ем, — у меня на неё аллергия, поэтому я ещё приготовила овощи. Но Франсуа любит курицу. Он выпел аперитив. Потом я подала зеленый салат, устрицы, фрикасе с гарниром, себе — овощи. Вино и свечи я поставила заранее, так чтобы…
— На устриц у вас аллергии нет? — вновь перебил словоохотливую женщину инспектор.
— Нет. С устрицами у меня всё в порядке. Устрицы, знаете, — афродизиак. С них мы начали. Белое вино…
— А во время ужина вас никто не прерывал?
Круасье перевернул очередной лист блокнота, стараясь не пропустить ни единого слова.
— Никто. Был телефонный звонок. Франсуа хотел, было ответить, но я сказала: «Дорогой, пусть думают, что мы ушли в кино. Мы так давно не проводили вечер вместе, наедине, чтобы только ты и я. Чтобы приятная музыка успокаивала, а мерцающий свет свечей придавал обстановке интимность. Чтобы вино слегка кружило голову...»
— Мадам, когда вы закончили обедать, что было дальше?
— Потом? Мы ели сыр, пили кофе с шоколадом, он вырабатывает серотонин — гормон удовольствия. Мы разговаривали, слушали музыку, но Франсуа всё время был чем-то обеспокоен. О, я только потом поняла, что это было недомогание! Какая я невнимательная! Он пожаловался на непонятные ухудшения во всём организме.
— Здесь, пожалуйста, поподробнее и повнимательнее, — Мокрэ превратился в саму сосредоточенность, — постарайтесь не пропустить ничего!
Круасье, следуя примеру шефа, словно изготовился к старту внимательного и подробного быстрописания.
— Да, я поняла Вас, — согласилась супруга мэра, — так вот, он сказал: «Дорогая я, кажется, не здоров». Я, правда, восприняла это, как желание Франсуа увильнуть от ... общения со мной и сказала.., подождите, сейчас вспомню... «Не выдумывай»! А он ответил: «У меня, наверное, поднялась температура». Провёл рукой по лбу и перебрался вот в это кресло, инспектор.
— Угу, — Мокрэ бросил беглый взгляд на кресло у камина.
— «Нет, здесь ещё хуже, — сказал вдруг Франсуа, и пересел подальше от огня». Его лицо блестело. Я подошла ближе и заметила, что он покрылся испариной. Ему действительно было плохо. Я спросила: «Франсуа, что с тобой»? Он ответил: «Мне плохо»! И так взявшись за живот, стал мучительно поукивать…
— Что, простите, мадам, — вдруг вмешался в разговор Круасье, молча записывающий беседу до этого момента.
Все повернули головы в его сторону.
— Я не понял этого слова, мадам. Как записать? Что стал «мучительно» делать господин мэр?
— Поукивать, — объяснила мадам, — это так тихонько и жалостливо держась за живот постанывать: «У-у».
— Понял, — кивнул полицейский, возвращаясь к записям в блокноте.
— Что было дальше, — обратился инспектор к женщине.
— Дальше? А дальше я растерялась... Нет, потом я нашлась и стала всем звонить! Я позвонила подруге. Не Адель, она всё-таки ушла в кино, помните, я говорила? Она ушла с Мари, — женой брата нашего священника. А я позвонила Валери, — вдове бывшего пекаря, которые продали свою пекарню нынешнему пекарю Жану-Луи. Валери очень хорошо разбирается во всякого рода недомоганиях. Она сказала, что: «Наверное, он съел что-то не качественное». Я ей возразила, так как некачественного за столом ничего не было. Валери перечислила мне целый список препаратов и процедур, которые могли бы помочь моему Франсуа. Он, кстати, так терпеливо и мужественно ждал, пока я записывала. Вот, видите список, — она протянула Мокрэ исписанные листки бумаги.
— Продолжайте, — теряя терпение, взял бумаги инспектор.
— В общем, она сказала, что уж если и это не поможет, то попробуй обратиться к врачу. Поскольку я ничего не поняла из того, что записала, то решила сразу же звонить в больницу.
— Разумно, — буркнул Мокрэ.
— В больнице мне сказали, что они сейчас приедут. Но мне было нестерпимо видеть страдания бедного Франсуа, и я позвонила своей маме. Мама сказала: «А нечего было за такого болявого замуж выходить! У него вечно всё болит! У вас и детей, поэтому нет! А ей внуков хочется понянчить»! Разговор как-то не задался, и я позвонила в полицию. Ой, — это вам. Мне сказали: «Ждите, приедем».
— То есть, Вы не сразу обратились за медицинской помощью? — стал анализировать услышанное Мокрэ.
— Вы что меня в чём-то подозреваете? — вдруг удивилась женщина.
— Моя работа, мадам, подозревать всех и каждого, пока я не докопаюсь до истины. Я могу подозревать даже Круасье, — повернул голову инспектор в сторону своего помощника.
— Меня? — от удивлённого возмущения Круасье едва не выронил свой блокнот.
— Кто знает, Круасье, может быть ты незаконный внук троюродной бабушки феодально-абсолютистского строя, — стал оправдываться инспектор.
— У меня нет троюродной бабушки.
— У всех есть, или когда-то были бабушки… Хватит спорить!
— Но позвольте, — вмешалась, наконец, жена мэра, — какой ещё внук? Какая бабушка? Я единственная законная наследница!
— Вот именно, — хладнокровно продолжал инспектор, — о том и речь.
— Вы серьёзно? — опешила женщина.
— Что дальше происходило с господином мэром, — решил прервать ненужную дискуссию Мокрэ, уточняя подробности.
— А что с ним происходило? Ничего, он тихонько мучился.
— Укал, — добавил Круасье.
— Надо отметить, что медики приехали достаточно быстро, но Франсуа был так плох...
— Понятно, мадам, — заключил инспектор, — мы сейчас проедем в больницу. Нам нужны точные показания всех участников данного инцидента. Заключительных медицинских результатов, возможно, придётся ждать до утра, но нам не впервой... Мы будем держать Вас в курсе происходящего.
— Спасибо, господин Мокрэ!
Инспектор, выходя из дома, обернулся на провожающую их с надеждой опечаленную женщину.
— Круасье, ты не чувствуешь какой-то мерзкий запах, — обратился он к своему помощнику, остановившись и перетаптываясь с ноги на ногу.
— Да, попахивает изрядно, — согласился тот.
— Что там такое, инспектор? — поинтересовалась мадам из открытой двери.
— Здесь что-то под ногами...
— Это, наверное, стошнило моего бедного Франсуа, когда он садился в машину скорой помощи.
— Как стошнило? — в недоумении замер инспектор, — как садился? Так он жив?
— Конечно, жив, — невозмутимо подтвердила супруга мэра, и после паузы добавила, — ну я надеюсь... А Вы что подумали? Я же сказала, что он просто отравился. Держите меня в курсе, инспектор!
Женщина закрыла дверь, и тихо, уже разговаривая сама с собой добавила:
— Зачем я затеяла это фрикасе? Готовить всё равно не умею. Нужно было купить паштет.
Мокрэ стоял и смотрел на свою испачканную обувь: «Ну почему сразу было не спросить, скончался мэр или нет»?
Август 2016 г.