Горный поселок располагался в живописнейшем уголке Алтая и поражал первозданной красотой природы. Людей в нем было не много, но каждое лето сюда, в Тегерек, приезжали геологи да те, кто пригонял из засушливых краев скот на откорм. С одной из таких групп в пятидесятом году прибыла из Рубцовского района и семья Мережко.
Илье Григорьевичу – старшему – предстояло прожить здесь длительное время и потому он привез с собой жену и четырехлетнюю дочь Софью.
Поселили их в доме Курнаевых, бабушка – Анастасия Терентьевна – жила с сыном Дмитрием, который недавно пришел из армии, работал механизатором и буквально перед приездом Мережко, дня за три, женился на Жанне, фельдшере сельского медицинского пункта. Молодая жена еще не привыкла к новому дому, а тут еще и жильцы.
Но как ни странно, они быстро все подружились.
Илья Григорьевич пропадал на пастбищах, а в редко выдававшиеся свободные минуты охотился. Он был заядлым и довольно удачливым охотником.
Вечерами все собирались за ужином, за большим столом, делились впечатлениями и вели самые разные разговоры.
Митя очень любил беседовать с Софочкой, которая своим своенравным характером и бесстрашием умиляла его.
Они с Жанной просто влюбились в эту взбалмошную упрямую девчушку и мечтали, что их девочка будет в чем-то похожей на эту.
Митя называл Софочку не иначе как София. Сначала Софочка сердилась, поджимала губу и выговаривала Мите:
– Я тебе не София, я Софа или Софочка – меня все так зовут, понял? – и смотрела на Митю огромными голубыми глазищами.
Митю это забавляло.
Со временем Софочка привыкла к новому произношению имени и вскоре перестала возмущаться. Сегодня к столу молодые вышли нарядными: на Жанне было батистовое платье в желтый горошек и яркие желтые бусы, а Митя надел новую косоворотку.
Елизавета Ильинична – мать девочки – спросила:
– В кино собрались?
– Да нет, на тырло!
– Я хочу тоже на тырло, я на тырле еще не была, – заявила Софа.
Илья Григорьевич поинтересовался, понимает ли Софочка, что такое тырло. Та ответила:
– Нет! Но все равно хочу!
Митя загорелся:
– А ты не знаешь ли какие-нибудь частушки?
– Да, – ответила девочка и, не моргнув глазом, спросила:
– Спеть?
– Спой!
"В саду на скамеечке
Видела семеечку:
Свекора, свекровушку,
Деверя-головушку".
Взрослые рассмеялись, но Софочка не поняла отчего – для нее разница между головушкой и золовушкой не существовала.
– Чего смешного? – возмутилась девочка, – я тогда про Гитлера спою. И продолжила:
"Из Калининских ворот
Немцам дали поворот,
Фрицы жали без оглядки,
Уходила душа в пятки!"
Митя и Жанна пришли в неописуемый восторг и начали упрашивать родителей отпустить Софию с ними.
Старшие Мережко сдались, и Софья поехала на тырло на Митином загривке.
Тырлом оказалось не что иное, как вытоптанный до блеска участок земли под цветущими белыми черемухами, которые росли по кругу, как бы образуя хоровод.
Под деревьями стояли самодельные лавки. На них тесно сидели девушки и парни. Они лузгали семечки и весело переговаривались.
Мите и Жанне все обрадовались:
– Мы уж думали, что вас привязали к хате. Молодцы!
Кто-то пошутил:
– А это ваша, что ли?
Митя начал знакомить Софочку с молодежью и, подмигнув, пробасил:
– А как эта красавица частушки поет!
– Да ну, – удивился гармонист, – не может быть!
– А вот и умею, – включилась в разговор Софья.
Гармонист заиграл, молодые люди подзадоривали девочку:
– Спой, Софа, а то Дарья Ванина запоет, ее не переслушаешь.
– Меня тоже не переслушаете! – сообщила девочка. – Я их много-много знаю!
И она весело запела:
"Я надену платье бело,
Полушалок голубой,
Никого я не боюся,
Генерал мой дорогой!"
Девчата и парни похвалили:
– Вот молодец! Да Дарья и не знает таких частушек.
Но Дарье петь не пришлось: тырло превратилось в сцену одного актера, на которой около получаса девчушка распевала под гармошку частушки, притопывая ногами, а Митя от удовольствия нет-нет и пускался вприсядку.
Потом, когда уставшая Софья присела к гармонисту, молодежь стала танцевать: вальс-бостон, польку, подиспанец, танго, просто вальс, а Софочка любовалась красивыми парами и попутно обсуждала происходящее, приводя гармониста в восторг.
– А наша с Митей Жанна лучше всех танцует, у нее платье самое кружевное, да?
– Да! – отвечал гармонист.
– Смотри, – толкала его девочка локотком, – какой маленький, а дылду пригласил! Смешно, да?
– Умрешь! – соглашался гармонист.
– Вася, – запросто называла девочка гармониста, – а у вон той, в зеленой кофте, что, ребенок родится?
– Почему ты так решила?
– Да, толстая она, потому вот, – объясняла девочка.
Василий смеялся еще громче:
– Ты, Софочка, каждый день ходи, а то мне скучно. Я играю, они пляшут. А с тобой – милое дело! Рот не закрывается!
– Сломался? – сокрушалась Софа. – Давай Жанну позовем, она поправит.
После танцев разожгли костер. Кто стоял около него, прижавшись друг к другу, кто сидел на лавочке. Софья сидела у Мити на коленях, ухватив Жанну за руку, и с удовольствием распевала вместе со всеми песни.
Степка Баев, сосед Мити, поражался:
– Надо же – все песни знает! А! Наверное, радио часто слушает.
… С тырла спящую Софу нес Митя. Бережно уложили ее в постель и, налив в коридоре по стакану молока, рассказывали, как прошел первый выход дочери в свет. Илья Григорьевич, весело сощурив глаза, сказал:
– Если б я знал, что она у нас такая актриса, пошел бы!
Митя долго в лицах изображал дуэт Софы с гармонистом, которого девочка явно очаровала. И все тихонько смеялись.
А на подушке, разметав по ней длинные волосы, раскинув руки, спала «героиня» сегодняшнего тырла, и, наверное, ей снились свои особые сны, так как ее впечатления от тырла взрослым были неведомы.