В школе Васю Гусева звали коротко – Гусь. Вполне понятное прозвище. В армии за высокий рост и особое пристрастие к слабому полу кличка Гусь за Василием сохранилась, правда, смысл ей придали несколько иной, чем безобидному школьному Гусю.
Все в жизни течет, все меняется, и Василий Гусев наконец-таки остепенился, обзавелся семьей, работал на старом «Урале» в колхозе, и его строптивая супруга подарила ему уже троих детей, но вот кличка Гусь так и прилипла к нему навечно, а рассудительные, все подмечающие односельчане добавили к ней эпитет – лапчатый.
Василий, конечно, обижался: растут дети, в школе его сыновей зовут гусями, дочь – гусачкой, всех же вместе детей называют гусятами. Но дети – детьми, у него же дело к седому волосу, а он – Гусь лапчатый. Обидно.
Одно время Василий мечтал перейти на фамилию жены, да больно уж фамилия его Верки была незвучная и тоже каверзная – Жерёбина. Тут еще чего доброго – из Гуся в Жеребца переименуют. «Нет, видно, судьба, – решил Василий. – Гусь так Гусь».
Но вот что интересно. Ненавистная Гусеву кличка, пожалуй, вполне соответствовала его характеру. Посудите сами.
В декабре прошлого года послали Василия Гуся в лес, на заготовку стройматериала. Супруга, как вся порода Жерёбиных, была, мягко говоря, скуповата, а по его, Василия, понятию, просто жмотистая. Так вот, продуктов она ему положила, а насчет денег – ни-ни. Сел он на свой старый «Урал» и покатил, пригорюнясь.
Дальний леспромхоз как-то не охватил трезвый образ жизни, а белоглазая обольстительница манила к себе с прилавка и без того слабое сердце Василия. Но за чужой счет сильно не попьешь: раз угостят, а на другой и комбинацию «трио» покажут. Вот и решил Василий извернуться.
Дед-хозяин посетовал на то, что «телек заерундил, не кажет ни шиша», и Василий доверительно открылся:
– Я, папаша, телемастер, так что твою посудину исправлю: на той неделе поеду домой, привезу запчасти и на Новый год будешь «Голубой огонек» смотреть.
Денег не беру, а бутылочку, конечно, не откажусь вместе распить, в период же ремонта не пью, так что сейчас бы и в самую пору, а?
Дед это дело организовал, и вместо одной поставил две бутылки «Столичной»
Весть о телемастере по леспромхозу разнеслась мгновенно, и к дедовой хате потянулись саночки с ящиками неработающих телевизоров. Василий бодро обещал качественный ремонт, но заранее брал плату зельем, расчет несли охотно, тем более что и хозяева не прочь были обмыть будущее качество ремонта.
Собрав в доме деда около десятка телевизоров, Василий уехал, но не за запчастями, а насовсем. Ему на смену приехал Тихон Хлопов, и незадачливые леспромхозовцы развозили по домам сломанные телевизоры, на чем свет костеря Ваську-Гуся, пьяницу и прощелыгу.
Тихон по возвращении не замедлил поделиться с земляками сведениями об асе-телемастере, и, слушая его и посмеиваясь, мужики крутили головами: «Гусь, ну и Гусь лапчатый!»
А Василий, отбиваясь от наседавшей на него Верки, которая обидную кличку заменяла некрасивыми определениями типа бесстыжий, алкаш, проходимец, кричал:
– Че ты, дура, веришь, кому веришь? Я дома ни одной розетки не сменил, а там бы за телевизор взялся.
Кое-как гнев Верки стих, да и на работе уже так остро не подшучивали.
Но тут новая заковыка: видно, пошли неприятности чередой. Поехал Гусев в среду, как порядочный донор, сдавать кровь в райбольницу.
Группа у него первая, здоровье отменное. Чего не сдать? Сдал. А потом посидел вдоволь в гостях у бывшего однокашника, очень обрадованного его приходом.
Много раз они подняли бокалы за встречу и громко кричали: «А помнишь, Гусь?», «А помнишь, Ломоть?» – так дразнили однокашника за то, что как-то в походе, разрезая хлеб, он весело спросил: «Кому самый большой ломоть?».
На автобус Гусь опоздал, и Ломоть пригласил его к соседке, так как жены у него почему-то все не было, и парень вроде неплохой, а чего-то не женился.
Соседка, по мнению Василия, положила на Ломтя глаз: она угощала их, к слову сказать, зельем негосударственного производства, ласково называла Ломтя Мишенькой, и в конце концов Мишенька растаял, отдал Василию ключ от холостяцкой квартиры, а сам изъявил желание остаться у соседки.
Учитывая, что соседка жила через улицу, Василий быстро нашел пятиэтажный дом, взобрался на последний этаж и стал ковырять ключом замочную скважину. Выросший неожиданно в дверях верзила многозначительно спросил:
– Че надо?
– А ты че, тоже друг Ломтя? – удивился Василий.
– Чего? – еще более многозначительно пытался уточнить верзила. – Чего ты сказал, Кусок? – И слегка толкнул Гуся в грудь.
Василий не устоял, так как действие зелья негосударственного производства сказывалось, и слабость в нижних конечностях привела к тому, что Василий, как это говорят в таких случаях, загремел по лестнице
.
Удивляясь наглости незнакомца, Василий замедлил ход стремительного полета на площадке и увидел удивленные глаза пяти-шестилетнего мальчугана. Тот испуганно жался к стенке, и хотя сознание Гуся немного помутилось, наверное, от сотрясения, он все же сообразил и сказал:
– Иди, иди, мальчик, дядя катается!
Мальчик скорее побежал вверх, а дядя пополз вниз. В подъезде он пожаловался какому-то мужику, что к его другу в квартиру залез жулик и не пускает его. Мужик почему-то уточнил адрес, потом повел Василия в следующий подъезд и помог открыть дверь. К удивлению Гуся, это оказалась квартира его друга. Он долго восхищался мужиком:
– Во дает, все знает!
Утром Василий заклеивал лейкопластырем ссадины на лице и придумывал историю, как его избили районные хулиганы на остановке.
Верка поверила, кляла хулиганов и милицию на чем свет стоит:
– За че деньги получают? Человека на остановке изуродовали и хоть бы хны!
Новый год Гусевы встречали у Веркиной подруги, Райки Переплеткиной. Василий, выпив, почувствовал себя героем, в подробностях описывал нападение хулиганов, рассказывал, как, используя приемы, все-таки раскидал их и таким образом остался жив.
Своим рассказом очень разжалобил женщин. Тут к Райке приехали опоздавшие сестра с мужем, и Райка шустро познакомила их с гостями. Муж Райкиной сестры показался знакомым Василию, и тот тоже загадочно на него поглядывал, а в перекуре спросил:
– Слушай, ты чего ко мне в квартиру лез?
Васька объяснил, попросив не выдавать его. За застольем и Верка, и Райка наперебой рассказывали кошмарный случай с Васькой и корили мужа Райкиной сестры, как милиционера, за безобразия. Вместо того чтобы обидеться, тот почему-то до слез смеялся, икал и стонал, а главное, черствая душа, не проявил никакого сочувствия к страданиям человека.
Верка резюмировала:
– Вот и жди от них помощи, все они такие.
А Василий, вконец расстроенный, вышел на улицу, сетуя на свою горемычную судьбу. И вдруг услышал, как строгая, серьезная и умная женщина, учительница Елена Алексеевна, ласково позвала его:
– Вася, Васенька, ну что ты, глупенький, на морозе торчишь? Пойдем в дом. Вася, Вася, Васенька!
Ласковый голос учительницы пробил его до слез. И, вытирая щеки, он думал: «Порядочный человек хочет рюмку налить, чтоб, значит, за Новый год выпить по-человечески, без издевок».
Он шагнул к воротам Елены Алексеевны и увидел, как та, подхватив на руки жирного кота, ворчала:
– Дурачок ты, Вася, замерз ведь совсем, пойдем скорее. – И понесла кота в избу.
А Василий так и остался у ворот, как говорят, широко разинув рот. Одним словом, Гусь лапчатый.