В предыдущей части «записок» говорилось о том, как автор прошёл первые ступени отбора делегатов на национальную Республиканскую Конвенцию в Кливленд. Решающим был последний этап – минутная презентация, которую должны были сделать претенденты, после чего участники съезда Республиканской партии штата тайным голосованием определяли победителей. На каждое место претендовало девять кандидатов.
Часть 2.
II. Приготовления к поездке, начало Конвенции.
Реакция зала на мою речь оказалась ещё более восторженной, чем я ожидал, но официального результата пришлось ждать часа два, потому что подсчёт голосов проходил вручную. Операцию эту легко было автоматизировать и я уверен, что демократы давно уже так и сделали. Но о грустном думать не хотелось, и я усилием воли направил мысли в другое русло.
Любая конвенция - это историческое событие, а сейчас особенно, потому что решается судьба Америки и такой человек, как Трамп, наверняка устроит шоу в Кливленде. Впрочем, после того, как он отменил своё ралли в Чикаго, узнав, что провокаторы Сандерса обещали устроить там беспорядки, моё отношение к нему изменилось. Значит, безопасность людей он ценит больше, чем свою популярность, а это дорого стоит.
Но ведёт он себя очень непоследовательно. Иногда мне кажется, что он стал участвовать в выборной кампании для того, чтобы покрасоваться и именно поэтому делал свои скандальные заявления, но, в какой-то момент почувствовал, что у него есть реальные шансы стать президентом и изменил своё поведение.
После объявления результатов голосования всех народных избранников пригласили на инструктаж. Нам предстояло выбрать членов различных комиссий. Один из делегатов, которому понравилась моя речь, предложил мою кандидатуру в комиссию по выработке законов съезда, но я категорически отказался. Во-первых, для работы в этой комиссии придётся приехать в Кливленд на неделю раньше, а у меня на это нет ни времени, ни денег, ни желания. Во-вторых, я не очень хорошо знаю юридические термины, но самое главное, я не хотел ввязываться в политические споры.
Вернувшись домой, я гордо объявил, что меня выбрали делегатом Национальной Республиканской конвенции. Жена выслушала меня и напомнила, как в былые времена перекашивалась моя физиономия при словах «делегат съезда партии».
-Сравнила, - возразил я, - в Кливленде может возникнуть ситуация, когда всё будет решаться прямым голосованием и, стало быть, от меня будет зависеть, кого выберут следующим президентом Америки.
-Кандидатом в президенты, - поправила она.
-Это всё равно.
-Ты пока билет не заказывай, я посоветуюсь с Наташей, она работает в туристическом агентстве, может, она найдёт что-нибудь подешевле.
Наташа была её школьной подругой. Они советовались по любому поводу, даже эмигрировать моя жена согласилась только после того, как узнала, что Наташа с мужем уже подали документы. Говорить подруге о моём карьерном росте в Республиканской партии жена не хотела, потому что Наташин муж был убеждённый демократ. Поначалу я разделял его взгляды, но когда моё мнение изменилось, мы с ним так поспорили, что чуть не дошло до кулаков. С обеих сторон сыпались самые отборные оскорбления и в старые времена они, наверно, закончились бы дуэлью.
После ссоры мы некоторое время не встречались. Женщин это не устраивало. Они под каким-то предлогом привели нас к общим знакомым, поставили перед нами две литровых бутылки водки и сказали:
-Пить будете до тех пор, пока не помиритесь.
Мы ограничились несколькими рюмками, потому что пик своей формы по питейной части мы уже давно прошли. Мир был восстановлен, но дружба – нет.
Из разговора с подругой моя жена узнала, что Наташин муж безуспешно пытался попасть на Демократическую национальную конвенцию. Он обвинял в своей неудаче правила, по которым приоритет отдавали разного рода меньшинствам: чёрным, мусульманам, лесбиянкам и транс-сексуалам. Он же не был ни тем, ни другим, ни третьим, ни четвёртым. Как бы там ни было, он на свою конвенцию не попал, а я на свою попал. Жена оценила это и изменила своё отношение ко мне. Она сказала, что поскольку за гостиницу всё равно заплачено, она поедет со мной. К тому же мы сможем проделать это путешествие на машине и сэкономим на авиабилетах. На Конвенцию она, разумеется, ходить не будет, потому что не хочет слушать, как политические деятели поливают друг друга грязью. Она узнает, что есть интересного в самом большом городе Огайо и составит себе план действий.
Следующие два дня она изучала достопримечательности Кливленда и обнаружила, что их не так уж много. Есть там, конечно, пляж, но ради одного этого ехать в такую даль не стоит. Гостиница, в которой мы будем жить, находится за городом и до центра, где расположены музей славы рок-н-ролла и подводная лодка времён второй мировой войны, добираться довольно долго. Впрочем, ни то, ни другое её не интересует. Возбуждение от Конвенции прошло также быстро, как и возникло. Вот если бы Наташа стала делегатом, она, конечно, поехала бы, а без неё в Кливленде делать нечего.
Пока жена раздумывала, цена билетов на самолёт резко подскочила, так что сэкономить на поездке не удалось.
Между тем избирательная кампания продолжалась. Круз вышел из предвыборной гонки, но один из его сторонников в нашей делегации письменно обратился к руководству с предложением «голосовать по совести» (roll call vote) в первом же туре. Правила же, утверждённые на предыдущей Конвенции, требовали, чтобы число делегатов, голосующих за данного соискателя, было строго пропорционально числу голосов, поданных за него на праймериз, так что в первом туре каждый из нас точно знал, за кого он должен голосовать. Прежде чем баллотироваться мы даже подписывали соответствующий документ. Трамп занял в Миннесоте последнее место и получил только три голоса. (Наверно, поэтому в зале, где проходила Конвенция, нам выделили самые неудобные места).
Возникла бурная имейл дискуссия, но я в ней участия не принимал, а руководитель вмешался в неё только, когда спор перешёл границы вежливости. Он напомнил, что пока не приняты новые правила, все мы обязаны следовать существующим, что главная наша цель – выбрать республиканского президента и мы должны сконцентрироваться именно на этом, что при сложившейся ситуации Трамп имеет наилучшие шансы. Если конвенция номинирует кого-нибудь другого, он может создать независимую партию и всё равно будет баллотироваться, а это откроет Клинтон дорогу в Белый дом. Если же нам очень хочется подискутировать, мы можем поспорить о том, в какой униформе появиться в Кливленде, тем более, что его приятель - хозяин трикотажной фабрики - готов подарить всем членам нашей группы майки с Миннесотской символикой. Ну, а поскольку в одежде все считали себя специалистами, то каждый захотел внести в дискуссию свои пять копеек. Кажется, даже те, кто был настроен против Трампа, на время забыли о политике и стали обсуждать, что лучше изобразить – бабочку, рыбу, сосну, гагару или карту Миннесоты. Я ради шутки предложил провести голосование, но моё предложение восприняли серьёзно. В результате карта нашего штата и гагара набрали одинаковое число голосов. Было решено изобразить то и другое, одно сзади, другое спереди. Этот вопрос также решили голосованием и карта Миннесоты оказалась спереди, а я подумал, что гагара – это та же утка, только с острым клювом и значит вся затея с майками – утка. Так оно и оказалось. Когда, наконец, всё было согласовано, хозяин фабрики прислал имейл, в котором извинялся за то, что не может выполнить своё обещание. Совет директоров решил, что фирма в этом году превзошла размер разрешённых политических пожертвований, а нарушать закон он не хочет.
Руководитель нашей делегации пожалел, что такие похвальные намерения не удалось осуществить, выразил хозяину фабрики глубокую благодарность и отметил, что дискуссия была плодотворной, а идея хорошей.
***
В аэропорту я встретил нескольких членов нашей делегации, которые летели в Кливленд тем же рейсом. Мы обсудили последние новости и стали гадать, как это отразится на программе Конвенции, которую к тому моменту точно ещё никто не знал.
Когда самолёт взлетел, я увидел, что место около Катлин (женщины, с которой я познакомился у входа на региональный съезд) свободно и сел рядом. Через минуту ко мне подошла стюардесса и объявила, что если я хочу остаться там до конца полёта, мне придётся доплатить $100. Я внутренне выругался, но натянув на лицо улыбку, ответил, что готов заплатить и больше за удовольствие сидеть рядом с такой женщиной, как Катлин, но в данный момент у меня финансовый цейтнот. Про себя я подумал, что жена, конечно, разрешила мне некоторую свободу по отношению к верным республиканкам, но не рассчитывала, что эта свобода так дорого стоит.
Потом оказалось, что я хотел занять место мужа Катлин. Он в последний момент должен был остаться из-за каких-то срочно возникших дел.
В гостинице нам выдали пропуск и целый пакет подарков, среди которых, в частности, была майка, с утверждением, что Трамп вновь сделает Америку великой и бейсбольные шапочки с той же надписью.
На следующий день во время завтрака женщина, которую выбрали вместо меня в комитет по выработке законов и которая на праймериз голосовала за Круза, сказала, что наша делегация вместе с восемью другими штатами внесёт предложение изменить правила и разрешить в первом же туре голосование «по совести». Руководитель делегации был явно недоволен. Он напомнил, что в прошлом, когда мы шли против течения, партия не давала нам денег на местные выборы. Теперь вероятность номинировать Круза минимальна, а шанс нажить неприятности огромен и лучше бы нам сидеть тихо, но сделать он ничего не мог. Я ещё раз подумал, как правильно поступил, взяв самоотвод. В политических играх я человек неискушённый, тайн Мадридского двора не знаю и мог бы попасть в очень неприятное положение. Из брифинга и краткого обмена мнениями, последовавшего за ним, я понял лишь, что заявка на изменение правил будет подана и за неё придётся голосовать всем делегатам Конвенции.
Когда мы на специальном автобусе подъехали к первой зоне секьюрити, никаких демонстраций протеста я не увидел. Во всяком случае, их не было в то время и в том месте. Мы предъявили беджики и по специальному тротуару, огороженному высоким забором из металлической сетки, прошли к границе второй зоны. Там очередь разбилась на десяток маленьких очередей, которые вели в палатки с кондиционером, где все должны были пройти такую же проверку, как в аэропортах. Только после неё мы получали доступ в самую охраняемую зону, внутри которой находилась арена, несколько открытых кафе, сцена для оркестра и три экрана, на которых с разных точек показывали всё, что происходит внутри арены.
Арена представляла собой крытый стадион на 10000 зрителей, но вместо футбольного поля был партер с местами для делегатов, а в центре него – сцена с подиумом. Над сценой – несколько огромных экранов. Ещё десятка два экранов располагались по кругу в центре зала под самой крышей.
Во втором ярусе были места делегатов-дублёров, в третьем – гостей. Делегаты имели право пройти на все ярусы, дублёры только на второй и третий, а гости – только к себе, на галёрку. В общем, всё было распределено также, как в ортодоксальной синагоге, с той только разницей, что при входе в каждый сектор контролёры внимательно проверяли беджик, на котором был указан сектор и место.
Заседание началось с того, что группа ветеранов внесла Американский флаг, затем все присутствующие произнесли клятву верности, которую я уже успел выучить, а потом Кливлендский хор исполнил гимн Америки. Благословил съезд раввин Ари Волф.
Потом ведущий объявил, что в президиум поступила заявка от девяти штатов, требующая изменить правила и разрешить всем делегатам в первом же туре голосовать «по совести». Он предложил тем, кто за новые правила сказать ДА, кто против – НЕТ. И те и другие так громко прокричали своё мнение, что я не мог понять, кого больше, а ведущий, стукнув молотком по подиуму, объявил, что большинство за прежние правила.
После этого поднялся страшный шум, свист и топанье. Я наблюдал всё это впервые и подумал, что недаром в Английском парламенте противоборствующие партии сидели по разные стороны широкого прохода и не могли дотянуться саблей друг до друга. Таким образом, в старые добрые времена избегали ненужного кровопролития. Теперь же правила вообще запрещали проносить на заседания острые предметы и слава Богу, потому что страсти бушевали нешуточные.
В начале Конвенции такое поведение - дело обычное. Всегда есть недовольные. Сейчас таковыми были представители девяти штатов, которые хотели изменить правила. Наверняка к ним присоединись крикуны и из других штатов. Ведущий не смог их успокоить и ушёл с трибуны, а сторонники Трампа вышли в зал и стали обрабатывать протестующих. Через полчаса они добились того, что три штата изменили свою позицию. После этого вновь появился ведущий, объявил, что многие делегаты передумали, и снова предложил голосовать, а затем ударом молотка возвестил, что старые правила остались в силе, что решение окончательное, обжалованию не подлежит и голосовать придётся не по совести, а по закону. Затем он объявил перерыв до вечернего заседания и вновь ударил молотком по трибуне.
В моём распоряжении оказалось несколько часов – вполне достаточно, чтобы погулять по центру города. Его на время конвенции сделали пешеходным и туда направились почти все участники Конвенции. Я ожидал увидеть на улице и протестующих, но мне повстречался лишь проповедник, который призывал всех покаяться в своих грехах. Я бы, наверно, последовал его совету, но до начала вечернего заседания оставалось слишком мало времени и я отложил покаяние до следующего раза.
Полицейские встречалась каждые 300-400 метров. Они ходили группами по несколько человек и были такого роста и сложения, что невольно вызывали уважение к закону.
Бесцельно бродя по улице, я испытывал приятное чувство, что нахожусь среди своих. Я с этими людьми одинаково мыслю и могу говорить не стесняясь. Даже если они голосовали за Круза, свистели и топали, не желая номинировать Трампа, всё равно мне с ними легче, чем с теми, кого я знаю много лет, но с кем не могу обсуждать самое главное, то, что больше всего меня волнует – положение в Америке и положение Америки в мире. Я знал, что среди делегатов есть фермеры, бизнесмены и партийные бонзы, что у них разные интересы, разный уровень образования и материальное положение. Многие наверняка никогда больше друг друга не увидят, но всех нас объединяет главное – образ мыслей.
Судя по всему, эта улица стала центром культурной жизни города. На каждом шагу встречались люди в самых невероятных костюмах, с масками всех известных политических деятелей и с плакатами, которые восхваляли, осуждали, проклинали и прославляли. Я фотографировал всё сколько-нибудь интересное. Плакатоносители с удовольствием мне позировали, а потом, услышав мой акцент, начинали расспрашивать. Завязывались минутные, ни к чему не обязывающие знакомства, которые только подтверждали моё чувство – это мои люди.
На этой же улице находилось несколько больших брезентовых палаток-шатров крупных новостных агентств. В них рассказывали о проходящей конвенции, брали интервью у делегатов и политических комментаторов. Я остановился около шатра CNN, с той его стороны, где не было стены и которая выходила прямо на улицу. Внутри, за столом несколько человек очень оживлённо беседовали, но из-за шума слов разобрать было нельзя. В глубине шатра, стоял оператор и переводил камеру с одного участника дискуссии на другого. В общем, довольно обычная картина. Метрах в двух от отсутствующей стены шатра была протянута широкая жёлтая лента обозначала границу, которую нельзя было переходить. По одну её сторону были владения CNN, под другую толпились люди, которые непременно хотели попасть в кадр. Среди них был парень с плакатом: «Не верьте либеральной прессе». Он то и дело перебегал с место на место. Иногда кидал быстрый взгляд вбок, на своего приятеля, который делал ему какие-то знаки. Продолжалось это минут пять, после чего парень с плакатом остановился. Я спросил, почему он бегает.
-Оператор пытается направить камеру так, чтобы мой плакат не попал в кадр, - ответил он, - но я уже наловчился и он ничего не может сделать. Мы всё утро тренировались, - он указал на своего друга, - видите, он на i-phone смотрит прямой репортаж и показывает мне, правильно ли я держу плакат.
-Так оператор может просто встать к тебе боком и продолжить съёмки.
-Тогда на заднем фоне будет брезентовая стена шатра, а это продажное агенство хочет выглядеть демократичным. Вот я им и показываю, что демос о них думает.
-И чего ты этим добьёшься?
-Ничего, я делаю это для себя. Пусть видят, что не все оболванены либерально-фашистской пропагандой.
-Почему ты так против них настроен?
-А вы сами подумайте. Радикальные исламисты во всём мире чуть ли не каждый день кого-то убивают, наши соседи с Юга, нарушая закон, переходят границу, преступники отстреливают полицейских, а демократы все это оправдывают и после очередного теракта начинают борьбу с исламофобией. При этом они – хорошие, а Трамп, который хочет восстановить порядок и обеспечить безопасность – фашист. Если завтра Трамп объявит о необходимости высадить деревья по краям дороги, то либералы обвинял его в желании скрыть от водителей, что происходит на тротуаре. С их точки зрения все его действия преступны, но при этом они почему-то не вспоминают, что Хилари, будучи министром иностранных дел, брала взятки, а глава ФБР обвинил её в преступной халатности.
В этот момент парень посмотрел в шатёр CNN и быстро добавил, - я бы ответил на ваш вопрос подробнее, но реклама кончилась, - он взял плакат и опять стал бегать, стараясь попасть в кадр, а я подумал, что Америка сильно изменилась с тех пор, как я сюда приехал. Раньше компроматом на человека считалось то, что он платил наличные няньке, сидевшей с его ребёнком и, тем самым, уклонялся от налогов. Такого нарушителя не допускали до правительственной должности, а теперь женщина, деятельность которой расследует ФБР, претендует на пост президента.