ШМЕЛЬ.
Весна нагрянула внезапно и мощно: за две недели снег сошёл с гор и пригорков, с холмов и огородов, бурно зашумел-зажурчал по овражкам и ложбинам, шалым потоком стекал по расщелинам вниз, к реке и низинам, пытаясь поскорее напитать и донести животворную снеговую воду на равнину, «на низа».
Там вскоре загудела раздолбанная техника, едва приведённая в божий вид вечно пьяненькими умельцами-технарями.
Не успели люди опомниться, как горы облились сначала белым – подснежники зацвели, потом алым – маки взорвались кровью и зарёй, накрывая край предгорий Тянь-Шаня неповторимым и уникальным платком. Долго их разливы радовали глаз, медленно сменяя оттенки и палитру – то на смену подоспели незабудки, маня в поля романтичных и особо чувствительных людей.
Едва незабудки разошлись в нежно-голубом вальсе, как по верхотурам заполыхали тюльпаны – полсотни видов и сортов! За ними едва поспевали по самым дальним ущельям марьины коренья – прародители наших пионов – гордые и прекрасные…
Эту поэзию растительного разнообразия я познала много позже того года, о котором вспомнилось на днях.
…Проснулась рано, протёрла глаза, насупилась, лениво поворочалась.
Мама услышала, подняла, одела, повела завтракать.
День выдался солнечным и тёплым, что обрадовало родителей – отпустили во двор с лёгкой душой.
Выйдя из деревянной пристройки-веранды, завернула к колонке, замерла в оцепенении, засмотревшись на сад – он весь зацвёл! Мне, трёхлетке, показалось, что выпал снег! Едва не бросилась в дом с потрясающей новостью, но вовремя заметила, что это не он, а цветы.
Осторожно спустилась по каменным ступеням вниз, в сад, осторожно рассматривая завораживающую картину Эдема. Очнулась от наваждения, услышав гудение, жужжание, бормотание…
Присмотрелась и… кинулась в дом с криком:
– Мама! Папа! Там асЫ!..
Услышав, вышли, смеясь: поняли, о чём заполошно сообщаю.
– Нет, доча. Это пчёлы. Осы жёлтые с чёрным.
– Когда перестанет кулдыкать? – папа улыбался. – Скоро три годика, а говорит, как годовалая, – показал пальцем на куст прошлогодней травы – конопля и чернобыл. – Что это, Мариш?
Подозрительно посмотрела на пук и важно изрекла:
– Бурнай!
– Доча! Сто раз тебе говорили: бурьян, – мама нахмурилась.
– Бурьян, бурьян, бурьян! – запрыгала вокруг меня сестрёнка Ванда. – Повторяй!
– Бурнай! – я отстаивала свою точку зрения.
Увидев, что папа покачал головой, дрогнула, постаралась уступить чуть-чуть. Задумалась, наморщила носик, решила, что теперь получится.
– Бур-нам!
Семья смеялась долго и открыто. Кулдыка не сдавалась.
Лишь годы спустя я узнала, что быстрой обучаемости препятствовала дислексия. Но тогда о ней и слыхом не слыхивали…
…После полдника разрешили погулять опять.
Выйдя, заинтересовалась игрой капель в гусаке колонки, спустилась на деревянный настил колодца, стала подставлять пальчик под капельки, играть…
Не заметила даже, что интерес к воде проснулся не только у меня. Поняла это, когда за указательный палец укусил толстый сердитый шмель! Заголосила, размазывая по мордашке слёзы…
– Ты что это так ревёшь, кроха? А, Маришка?
Возле колонки стояла почти незнакомая большая тётя.
От испуга я смолкла, сунула укушенный палец в рот, продолжая молча ронять слёзы от боли и испуга.
– Нет. Сунь под воду. Сейчас немного тебе открою, милая… – повозившись, женщина дала воде тоненькой струйкой стекать в колодец. – Подержи, сколько сможешь, – направила мою руку под струю. – Вот так. Помнишь меня? Я тётя Маруся. Твоей мамы старшая сестра. Вы ко мне в Мерке приезжали, – видя, что не реагирую, попыталась выяснить. – Родители дома? Мама и папа здесь?
Не добившись ответа, погладила меня по головке и вошла в дом.
Тут же выскочил испуганный папа и извлёк меня из незаконченной постройки над колонкой.
– Ну, показывай свою беду, бедняга… Голова не кружится? – быстро внёс в комнату, дал таблетку, раздавив в ложке, тревожно следил за симптомами. – Успели выпить лекарство. В следующий раз не скрывай – галопом за помощью! Договорились?
Я почти не слышала – провалилась почти сразу в сон.
Палец разнесло с грушу!
Отцу пришлось меня вечером нести домой к медсестре.
Она до утра продержала у себя, делая уколы и следя без устали. Утром вернула домой.
Странная у меня память: звук, запах, цвет, касание – всё может послужить спусковым крючком к воспоминаниям, которым порой полсотни лет!
Вот и сегодня так вышло: залетел в комнату шмель. Толстый и мохнатый, сердился и настойчиво бился в стекло окна, негодующе требуя выпустить на свободу, в доцветающий цветник, туда, где ещё пахнут цветы, где кружит ароматом голову поздний виноград «Изабелла», где пьяным соком манят падалицы яблок и осенних слив.
Взяв полотенце, осторожно взяла незваного гостя, с опаской вынесла, а он всё ругался, тужился толстеньким мясистым тельцем, пытался вырваться и укусить! Не позволила, отпустила на георгину: сел, долго чистил крылья, шёрстку, головку, потом увлёкся, стал елозить по соцветиям и забыл инцидент, даже не сознавая, что своим жужжанием разбудил мою память и вернул в тот день, когда мне было неполные три года, когда узнала, что не только пчёлы, но и шмели жалят…
Октябрь, 2016 г.
Фото из Интернета.
http://www.proza.ru/2013/02/14/1228