Рисунок: Стив Данилец Пробуждение Музы. Греческий мотив. Терракота...
- Он даже, велел выделить для этого…,
- Отборных эсесовцев, из своей личной охраны….
- И еще, сказал, Йегуде…..
- До начала экспедиции, тебе…
- Придётся…, - сказал гаулейтер Йегуде….
- Побыть, нашим гостем….
- После чего, нажал на кнопку электрического звонка, расположившегося у него под верхней кромкой рабочего стола…
- И…
- На его зов, немедленно явился одетый с иголочки адъютант….
- Распорядись, - фон Нейрат, как старый дипломат, был подчеркнуто вежлив…,
Однако….
Однако, я увидел, что я….
Я, уже вовсе не в антикварно-чудесном кабинете пражского раввина…
Базизула Левенштейна – Василия Попова….
В котором чашки тончайшего мейсенского фарфора,
Совершенно не выглядел чем-то чужды, но, наоборот….
Наоборот, как будто бы и всегда там стояли
Но, в каком-то, присутственном месте….
Точнее…
Точнее в кабинете государственного чиновника очень высокого ранга…
Кабинете, которые везде и всегда – одинаковые, будь они где угодно…
И. когда угодно….
Человек, приверженный власти и – достигший её.
Настолько и всегда одинаков в своих пристрастиях….
И – обязательно платит кому-то эту дань…
Которую взыскивают с него высшие…
Или низшие силы, за его пагубное пристрастие….
Кабинет высокого чиновника….
В котором вдруг оказался я….
Был – очень высок, хотя и не казался просторным…
Большие и стрельчатые окна, задернутые темными гардинами, кажется, что коричневого цвета….
Кабинет фон Нейрата, до уровня человеческого роста,
Был «зашит» дубовыми деревянными панелями…
А выше…
Выше затянут какой-то темной материей, правда, чуть более светлой, чем гардины на окнах, но…
Тоже, судя по всему – коричневой….
За огромным…
Украшенным какой-то большой композицией чернильного прибора,
Изображавшего мускулистого и – обнаженного человека….
Или – божества…
С молотом,
Человек – рабочий,
Или может быть – скандинавский бог Тор…
Тяжело опустил свой инструмент, на скалу….
И, даже, как будто бы, собиравшегося утереть, тяжелый пот со своего чугунного лба….
Восседал человек, с крупными чертами лица и плойкой благородных седин….
За человеком, в парадно помпезной стойке,
Застыл, известный основатель и хозяин «тысячелетнего рейха»….
Тоже, неотделимый от образа помпезного божества – работника…
Только на этот раз, на обнаженного…
Сжимавшего в руке тяжеленный молот…
Но, существа….
Скорее – экзальтированного, чем осознающего свою мощь и несокрушимость…
Поработившего и заключившего окружающих тисками своего истерического сознания…
Одновременно – притягивающего и…
Отталкивающего…
Завораживающего и…
Пугающего…
Заставляющего верить в себе…
И, одновременно ненавидеть себя за проявленную веру и чувства…
От человека же, сидящего перед портретом за столом…
Исходила необыкновенная уверенность…
Которая, впрочем, исходила не откуда-то, изнутри…
Не из глубин его духа…
Но, как будто бы вся, сконцентрировалась в оболочке…
Полувоенном, похожем на дипломатический мундир….
Темного, почти стального цвета…
Украшенного серебряными литыми пуговицами…
С полосками орденских колодок, за какие-то прошлые заслуги…
И, обязательным для нацистского бонзы – железным крестом….
Вся уверенность этого человека, как будто бы – монумента…
Сконцентрировалась как будто бы, в этой внешней оболочке….
Панцире, железном, рыцарском доспехе, как будто бы – непробиваемом и …
Несущим костяк, с чувство несокрушимой уверенности…
Но…
Но не решимости в себе…
А решимости винта, в очень прочной и, кажущейся вечной машине…
Я, вместе со своими собеседниками…
Татьяной и раввином Базезулом…
Не был часть пейзажа этого огромного кабинета…
Точнее…
Точнее вовсе не пейзажа, но – натюрморта….
Натюрморта, который несмотря на три, в общем-то должные быть живыми фигурами….
Выглядел все же, именно как – натюрморт….
Включающий три тела….
Одно, сидящее за толом, в несколько вычурной, причудливой позе…,
Второе, стоящее чуть поодаль,
Вытянувшееся в уставном военном приветствии, которое все таки, выглядело несколько более
Третье, толи сидящее, толи уже…
Поднявшееся уже простительно и, чуть со страхом, из гостевого стула – креслица…
И, почтительно склонившегося перед своим визави в каком-то невнятном поклоне – подобострастии – страхе…
Тело, сидящее за столом…,
Поняло, что уверенность его мундира, подчинило себе волю и дух двоих своих визави…
Сидящий за столом фон Нейрат….
Увидев и ощутив торжество своей воли….
Неживой воли, над не живыми же существами…
Посмотрел, самодовольно, куда-то в рамку, видимо тяжелую и вычурно узорчатую, выпаленную, судя по всему…
Из литого серебра…
Хранящую в себе что-то,
Что казалось человеку, сидящему за столом, чем-то особенно дорогим, близким, даже интимным…
Тем, что он не хотел давать на обозрение никому…
Но, одновременно, не делающим,