Эльфийский садик

Владимир Васильевский
    Начало сентября шестнадцатого. Петербург. По случаю оказался на Стремянной. Вдруг вспомнилось: здесь ведь - Эльфийский садик.
    В брежневские, да и в горбачевские, времена - культовое место рокменов. Непризнанных системой музыкантов, поэтов, философов. Замелькали в памяти имена. Цой. Башлачев. Гребенщиков. Курехин... Любопытно: что там теперь? Поди новодел какой-нибудь. Времени немного есть. Загляну.
    В моозгу сразу зазвучало цоевское:"Время есть, а денег нет. И в гости некуда пойти..."
    Вот она, Стремянная 9. Жив садик! Нет, не застроили.
    С десяток высоких тополей. Со стороны Дмитровского переулка и Стремянной. Как бы огораживают заветное пространство от внешнего мира. С двух других сторон - глухие стены домов.
    Вход - с Дмитровского. Несколько пологих ступеней ведут на площадку. Теперь - действительно площадка. Детская. Но это - левее. А сразу, как взойдешь по ступеням, упрешься в клумбу.
     Еще не взошел. Только подхожу к лестнице. Навстречу спускается абориген. Здоровый серо-белый кот. Левое ухо нормальное. Правое - заметно в сторону.
В нашем дворе обретался такой же. Четырехлетний сын звал Странник.
     Мой Странник посмотрел в глаза. Взгляд утомленный. И ... настороженный. Никого из местных во мне не признал. Лучше поостеречься.  Быстро шмыгнул из садика по лестнице, и - налево.
     Поднимаюсь. Вокруг клумбы четыре скамьи. На одной - классический питерский профессор. Престарелый. Сухонький. Серый плащ, коричневый берет. Не громко разговаривает с соседом. Сосед, показалось, гастарбайтер. Огромный. Лысый. С окладистой черной бородой, и большими раскосыми глазами. Говорит тоже тихо. Но басом.
   - Нет, коллега, должен вам возразить. Наша кафедра всегда была славна тем, что никогда не поступалась научными принципами.
   - Это совершенно верно. Но в данном случае речь и не идет о каких-либо уступках.
     Прохожу мимо. На противоположной скамье расположилась пожилая женщина. У ее ног голуби и воробьи. Крошит им батон. Долго смотрит в глаза, видно пытаясь кого-то признать. Но - нет. Не узнает. И у меня ощущение, что когда-то встречал, видел. Но где? Когда? Не вспомнить...
     Прохожу налево, к детской площадке. На ней обычное теперешнее сооружение в ярких тонах. С лесенкой, переходами, горкой. С шестом и спиралью вокруг него. Но на ней никого.
     За площадкой несколько скамеек в ряд. На одной пара. Похоже, студенты. Целуются.
     Еще поодаль, за скамьями, тонкий столб, с указателями. Подхожу. На верхней стрелке: Сайгон, Невский 49/2, 230 метров. Да-а! Знаменитый питерский "Сайгон". Шестидесятые - семидесятые - восьмидесятые. Все та же публика. Рок-музыканты. Непризнанные поэты. Художники. Философы. Там варили и пили хороший кофе. Спорили. Рассуждали. Читали самиздатовские стихи и прозу. Там же, в этом же доме, тоже знаменитый "Гастрит". Паршивая советская столовка. С вечно гразными подносами, полу-гнилыми котлетами. Тараканами.
     Стрелка  ниже: Рок-клуб. Рубинштейна 13, 660 метров. Это когда уже мало-мальски потеплело. И рок полуофициально был разрешен.
     Еще несколько указателей. И "Казань", Казанская площадь д.2, и Las Veggies, Владимирский 8.
     Все до боли знакомые адреса. Ушедшая молодость... Защемило в груди. Отхожу от указателя. Озираюсь по сторонам.
     Да, нет. Садик по-прежнему живет. И помнит. Кто-то же установил этот указатель. Правда,  живет уже другой, новой жизнью. Вон - и профессора. И студенческая любовь на скамейке. И эта немолодая дама, кормящая городских птиц. Хотя, она-то как раз должна помнить и прежние времена...
    А вот на отдельном щите воззвание экологов, или администрации района: "Уважаемые собаководы! Убирайте, пожалуйста, за своими питомцами". Что ж, актуально. Резонно. Но это тоже новое. Не из тех времен, не из той жизни...
     И тут мой взгляд упал на глухие стены домов, ограждающие садик с двух противоположных от тополей сторон. Там и сям надписи.
     Вот черным фламастером по светлой стене:"Ну, а если голубой, потанцуй тогда со мной". По тогдашним, совдеповским, временам - надпись немыслимая. Не знавали тогда голубых. Во всяком случае, основная масса. А теперь - шутка. Конечно, с большой долей истины...
     Читаю другие надписи. Вот несколько разоблачающе-предупреждающих. "Антошка - п***юк".  "Вадим Молчанов - залупа гнойная". "Дима Рафиков - х**плет".
А вот и объявление-наводка:"Буль.QRETAIL.PW  гашиш".
     Наконец, философские. "Жизнь - дерьмо. В. Рукоблуд". "Никто не умрет девственником, жизнь трахнет каждого"...
     Иду к выходу. Первый, кто встретил меня у садика, кот Странник, вернулся. Расположился на газоне под деревом. У солдат есть поговорка - когда коту делать нечего, он яйца лижет.  Странник полусидя воплощал в жизнь именно ее содержание. Увидел меня. Прервал занятие. Застыл в непростой позе. Опять встретились глазами. И, похоже, опять не узнал во мне никого из местных. Но теперь это не испугало. Спокойно продолжил начатое.
     Дама все еще кормит птиц. Вдруг говорит.
   - Мама рассказывала, что на этом месте в двадцатые годы стоял деревянный двухэтажный дом. Сгорел. И тогда устроили палисадник. Но перед войной,  в тридцать девятом году, решили построить здесь кирпичный дом. Стали строить. Война началась, не закончили. А в один из авианалетов в этот недостроенный дом попала бомба.
   - Удивительно!
   - Да! Бог будто дает понять, что это место особенное. Во всяком случае, жить здесь нельзя. Дома погибают. Горят. Взрываются.
   - Но свято место пусто не бывает. Вам наверно известно, что в шестидесятые - восьмидесятые здесь часто собиралась непризнанная советской властью интеллигенция. В основном молодежь, конечно.
   - Еще бы! Я сама в те годы активно писала стихи. Читала их здесь. Издавалась в "Самиздате". Я всю жизнь живу тут, неподалеку. На Дмитровском.
   - Выходит, это место - не для жизни, в бытовом смысле, а для духовной жизни?
   - Выходит. Здесь и теперь часто собирается молодежь. Но у них уже другие разговоры, другая музыка. Хотя...  Вон видите кота под деревом?
   - Да, конечно. Весьма колоритен.
   - Это Фан. Он беспризорный. Его здесь все знают.
   - А почему Фан?
   - Он фанат Цоя. Когда здесь поют Цоя, он обязательно приходит. Лежит на траве и слушает. Да, у сегодняшней молодежи другая музыка.  Только Цой по-прежнему актуален. Время все ставит на свои места.
    Ухожу. Грустно. Но не печально. Нет! Народ все помнит...
     И сад Эльфийский ... продолжает жить.

   - присутствую и на стихи.ру