Удивительные приключения княжича Даниила

                ПРЕДИСЛОВИЕ

Мне давно хотелось погрузиться в мир, отнесенный ныне к  сказкам.  Тот  самый, который  невидимый,  а  потому изрядно  всеми уже и подзабытый, хотя нас и по сей день окружающий.  Во времена, о которых  сохранена память лишь у малого  числа исследователей нашей  старины, да   еще   упомянутые  в уникальных рукописях,  которые, правда, в последнее время  все  чаще стали пропадать, а то и просто сгорать в огне  как бы нечаянных пожаров.
Летопись «Повесть  временных лет", как вы помните,  начинается с описания библейских событий, в частности,  с разделения земли сыновьями Ноя после потопа… С чего бы  это летописцу Нестору так упорно повторять нам азбучные истины?  Если только в этом не было заложено промыслительного предупреждения о возможном  аналогичном гибельном  исходе уже нашего народа.
Задавая вопросы: откуда есть пошла Русская земля, кто в Киеве наче первее княжити… он сразу же давал и ответы, определяя вехи происхождения народа и обозначая  обязательные устои его государственности, как залога успешного существования единой страны, как одной большой семьи.
Хотя сегодня, нас всех более заинтересовала бы не столько  сама летопись, сколько ее Начальный или Древнейший свод, то есть некий исходный текст, где тщательно, по версии ряда ученых, задокументированы все возможные трансформации, как Древнего мира, так и нашего  с вами  недалекого будущего.  Возможно, что это были те ветхие дощечки, которые после их расшифровки Юрием Миролюбовым, увидел  просвещенный мир под названием «Велесова книга». В ней, нам,   «Иванам не помнящих родства», раскрываются некоторые значимые страницы жизни руссов в период  с Х века до нашей эры  вплоть до упоминания узнаваемых исторических персонажей  того же Х века, но уже от Рождества Христова. 
Некоторая часть ученых называют этим сводом  «Голубиную книгу», упавшую с Неба, и хранящуюся по сей день в затерянных лесах Сибири. Мне  эта версия также нравится.  И если этот Начальный  свод существует, а сомневаться в этом уже как-то не хочется,   то могу высказать предположение,  что и летописец Нестор и Юрий Миролюбов  были кем-то тайно допущены до его  сакральных страниц.  И, успели, донести до нас  суть некоторых важных  и значимых событийных вех того периода истории, дабы наши предки не наступали на одни и те же грабли.  Версия интересная, потому, как предупреждения летописца Нестора и откровения «Велесовой книги» очень скоро действительно  стали сбываться.
Для этого мы  вернемся, хотя бы,  к событиям 1132 года, когда со смертью Великого князя  Владимира его сыновья,  казалось бы, принявшие  христианскую веру,  вдруг  начали  дружно крушить своё  же, единое  и могущественное государство под названием Киевская Русь  на ряд самостоятельных княжеств,  забыв  слова Спасителя о том, что «всякое царство, разделившее само в себе опустеет, а всякий град или дом, разделившийся сам в себе не устоит» (Лк. 11,17).
Эти двенадцать православных  сыновей  Великого князя   могли бы стать двенадцатью апостолами и принести мир и процветание на наши земли, а они, подобно  Каину,  развязали братоубийственные войны и залили всю землю кровью любимых чад Божьих. 
Знаю, что очень сложно написать  что-то новое об истории этого периода. Но хорошо помню, что у каждого события, как и у каждой монеты,  есть две стороны. Одна – лицевая, всеми хорошо узнаваемая и широко растиражированная, а вот вторая сторона называется оборотной. Я же, для примера, предложу вам рассматривать всю нашу общую историю, как старательной вытканный и выбеленный холст с легко узнаваемыми  нитями  рисунка лицевого орнамента. Но, как у каждого холста, равно, как и в истории разных народов,  тоже есть своя,  вторая и не видимая  глазу  сторона, называемая изнанкой.  Именно на этой стороне и можно  разглядеть потаенные и сокрытые узелки исторической памяти, которые, как оказалось,  и связали воедино нити всех ключевых событий, ставших впоследствии этой  самой историей. Но и в сохранившихся орнаментах лицевого рисунка было много не менее важных событий, которые неожиданно начинали оборачиваться своей оборотной стороной.
Так, например, Великий князь Владимир, сделавший  в 988 году «христианство» государственной религией, естественно, не предполагал, что в 1054 году последует Великая схизма, то есть  раскол  в этой самой Христианской Церкви, разделившейся  на Римско-Католическую церковь на Западе с центром в Риме  и Православную – на востоке с центром в Константинополе.  В результате чего Россия стала  невольным заложником в их последующей многовековой борьбе  за власть, земли и души нашего народа, которая  длиться и по сию пору.
И вот, по  нашим землям,  разоренным  жестокой междоусобицей князей и лютыми набегами кочевников, через сожженные города и села, к народу, оставшемуся в живых  после чумы и мора, потянулись караваны с папскими  прелатами, которые  тайно оценивали остаточную стоимость городов, количество озер и  полноводных рек, дубовых рощ и полей, как бы определяя возможные масштабы своих  будущих владений и прочего иного богатство, что Великим князем Владимиром  было брошено к ногам Христианского Бога. Все это и, теперь уже в свое владение, надеялась получить Римско-Католическая церковь, хорошо усвоившая уроки своих лукавых учителей: разделяй и властвуй! 
При молчаливом попустительстве ручных епископов, схоронившихся за высокими стенами своих монастырей,   единственной реальной  духовной силой, которая еще могла сдерживать удельных князей, как  цепных псов, вцепившихся  другу в глотки и  подминающих  под себя менее сильных –  стали Волхвы, как бы странно это не прозвучало. Именно они, сохранив верность Богу-Отцу, ведали о завтрашнем дне нашей  страны, отслеживали и, по мере возможности, влияли на  ход тех или иных событий, исподволь, от колыбели рождения занимались  обучением тех, кому Божьим промыслом, со временем взросления, суждено было стать и рачительными хозяевами  наших безбрежных земель и защитниками его уникального народа. И которых они  наделяли сокровенными знаниями, которые передавались лишь из уст в уста. Этакие,  если выражаться современным языком, Апостолы Пятибожия  ибо Волхвы ведали о вечно живой душе, были прорицателями  и, подобно  ученикам Христа, способны были и горы переставлять и стихиями управлять, и дарить приплод стадам, и мертвых воскрешать,  с  одной лишь разницей, что испокон веков делали это именем Бога-Отца, а не Бога-Сына. Того самого – Единосущного и Единородного Сына который, как могу предположить, в разные времена являл Себя на Земле самым разным народам, дабы их укрепить и попытаться спасти в мире, который уже две тысячи лет предает Своего Творца, в мире,  где царит общественная распущенность и ожесточение нравов. В мире,  где давно забыли, что Бог есть Любовь…
Однако, в глубине сердец именно русского народа, принявшего по воле Великого князя Владимира Христианскую веру,  всегда жила   память  о родовой вере, с которой жили их деды и пращуры и называемой Пятибожие.  И сегодня, собирая мозаику древних религий, при желании можно увидеть, что сквозь орнамент Христианства на Руси, как не крути, отчетливо проступает его языческая изнанка – вера наших Предков. 
И последнее. Спрашивается, почему же народ, казалось бы, повязанный Христианской Любовью, как основой новой  веры, всё чаще и чаще «безмолвствует», что подметил гений русского писателя А.С. Пушкина в  трагедии «Борис Годунов»?   
Мне думается, что ответ может быть один. Народ наш искренне силится и все не может понять, как же ему ужиться-то с новой верой, если тебя говорят «не убий», а сами убивают;  требуют «не укради», а сами этим только и занимаются, стращают словами «не возжелай»,  а сами прелюбу творят и земли захватывают…
И вот уже вся Русь, в буквальном смысле застыла в неведении своего завтрашнего дня.  Застала  в том пикантном положении, которое в народе называется «в раскорячку», и по сей день в оном положении  так и живет.
Вот примерно об этом и будет  моя книга.
Кто-то скажет, что это всего лишь сказки.
Согласен,  сказки,  о которых можно было бы сказать словами того же А.С. Пушкина: «Сказка  ложь, да в ней намек, кто познает – тем урок».
И последнее, о чем следует сказать. Почти все  герои моего повествования вымышленные и их образы собирательные, а все совпадения с реальными  судьбами  людей  тех времен, чисто случайны.



Глава первая
НАПУТСТВИЕ ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ


Княжеский терем руссов, о котором пронеслась молва аж до самого Царьграда с его   хороводами  гульбищ и уходящими под небеса сенями,  с затейливыми золотыми  маковками верхов и расписными сводами с воистину былинной красотой, уже более месяца, как опустел. Причиной тому было то, что Великий князь был при смерти. Лишь из родовых поместий периодически наезжали сыновья и то более лишь с целью не пропустить момента отхода его души и последующего закрепления раздела владений.
В день, с которого и началась эта история, Великий князь проснулся рано и теперь, лежа на своей широкой кровати, перебирал обрывки сна,  еще  хранившиеся в памяти.
Как в его спальных палатах оказался Волхв, он даже не понял. Хотел крикнуть кого-либо из гридней, стоявших за дверью, но сам вдруг не услышал своего голоса.
Волхв  внимательно глядел на князя.
И вот их взгляды встретились.
Великий князь вдруг отчетливо вспомнил их первую встречу двадцатью годами ранее, когда он лишь вступал в свои права… И та встреча, снова напомнила о себе новыми образными картинками, как оказалось, отчетливо сохранившимися в закромах его памяти…

…Молодой князь,  словно выпущенная стрела,  летел в тот день на своем коне по цветастому  полю. Да так, что дружина еле успевала за своим любимым князем.  Вот уже более трех месяцев, как  шел он по отошедшим к нему землям  с целью  своими глазами   увидеть то богатство, господином которого  становился. А потому ни дремучие  леса,  ни озера, коим не было конца, не могли утолить его желание и великую радость от осознания случившегося.
     Солнце припекало. Когда князь с вершины холма увидел взятый в речное кольцо  зеленый остров в центре которого, не иначе,  как бил родник, то приказал  всем спешиться.   Спустившись с возвышенности, а затем,  перейдя узкую  речку вброд,  князь  оказались на поляне, весь периметр  которой обрамляли  вековые березы.
     Из глубины густой шелковистой травы вспорхнула крупная птица и унеслась ввысь. И тот же миг наступила тишина, казалось бы,  так не свойственная лесу. Да такая,  что не только  щебета птиц, но и  звука  стремительно несущейся  воды  не стало слышно.
     – Не засада ли? – подумалось дружинникам. – А  иначе, кто еще мог напугать птиц? Надо бы разведать… А то и лошадей оставили на высоком берегу… И сами себя в капкан загнали…
       Князь вбросил свой взгляд в небо и увидел, как легкие стелющиеся облака, буквально у него на глазах, словно взявшись за руки и откинувшись навзничь,  сомкнулись именно над ним и этой самой поляной, образовав собой подобие гигантского цветка или, что точнее, небесной  чаши, сотканной из этих самых облаков.  Небесный узор успокоил князя. И он смело подошел к  источнику. Зачерпнул пригоршню воды и выпил. А  распрямившись, понял, что не простая та вода, ибо в мгновение ока  некоей неведомой ему ранее  и бодрящей  силой всего его наполнила.  И тогда князь стал быстро снимать с себя свое тяжелое походное облачение.
Дружина, узрев помысел князя,  мгновенно взяла его, уже безоружного и обнаженного, в кольцо,  продолжая внимательно вглядываться в противоположный берег реки. 
Великий князь медленно  опустился в  ледяной поток, подставляя уставшее тело живительным струям.  Сколько лежал – сам не помнил, так как взгляд был устремлен в небо. А там он увидел весь свой жизненный путь,  кем-то выложенный в рисунках облаков. Все вплоть до дня сего дня.   Когда он встал и подставил тело солнечным лучам, то уже понял, что усталость длительного похода,  как рукой сняло. Более того, он явственно  ощутил  себя значительно моложе…
В тот момент, как он облачился в белую платяную рубаху и снова бросил взгляд на источник, то  увидел, как  неожиданно забурлил, вспенился до того спокойный  святой источник, и вдруг хрустальная голубизна воды обозначилась цветом крови…
     Князь задумался. А подняв голову, увидел, как в его сторону идет древний Волхв с посохом и  седыми волосами. Князь дал знак дружине, чтобы они расступились пред старцем.
     – Здравствуй, княже! – начал Волхв. – Многое о тебе слышал, да и сейчас кое-что узрел…
     – Все, что показали  небеса, мне и так ведомо… Но вот что означает ставший вдруг кровавым цвет воды истока, хотелось бы знать.
     – Это не иначе как предупреждение того, что  земли данные тебе во владение велики, народ живет не простой, а ты за каждую душу пред Богом ответ теперь держать будешь…  И если мир на своей земле сохранишь, и попусту  чужой крови не прольешь, то быть тебе великим князем и далее
     Князь задумался.
     – Не пеняй на меня, княже, – спокойно продолжал Волхв. – Радость от твоего княжения  для земли  нашей действительно велика будет. Но  испытания, равно, как и беды на твою долю выпадут немалые…  В первую очередь от сродников.  Но знай наверняка:  имя твое  на многие  века в памяти потомков сохранено будет…  Свидетельствовать же о твоих возможных путях  впредь обещаю, но принимать решения ты должен  будешь каждый раз сам.
     – Спасибо, отец… – промолвил смиренно князь.
     – Да какой же я отец? Отец у нас один. Он же Творец Небу и Земли…   
И они  расстались.
Князь свой путь продолжил, держа в памяти слова Волхва.
Все,  что Волхв тогда  предсказал, сбылось: период его правления был довольно спокойным, особенно в отличие от предшествующих лет. Усобицы случались лишь эпизодически, а князь, памятуя слова старца,  всегда старался примирить враждующие стороны и предотвращать любые конфликты.
И вот теперь Великий князь был при смерти.

Он снова бросил взгляд на Волхва и вдруг понял, что он может слышать, каждое обращенное к нему слово, казалось бы, молчавшего гостя. Равно, как и Волхв слышал все слова, исходившие из глубины сердца князя.
Очевидно, что это было сделано специально для того, чтобы чьи-то чужие уши не стали свидетелями этого важного и судьбоносного разговора,  а, следовательно,  не пронесли потом его искаженную суть по городам и весям  гордых  удельных князей, а также по широкой степи до разноязычного Сарая или  томного, задыхающегося под толстым слоем золотой пыли Царьграда.
Может быть,  то могли быть даже последние слова Великого князя зело хворавшего и не встававшего с постели уже много дней.
– Ты еще поживешь, княже, – безмолвно вещал Волхв. – Сие, что тебя поразило, имеет название лихоманки. Еще немного потрясет, а к утру и забудешь, что был болен.
– Благодарю! Какой силой сие творишь? – так же мысленно вопрошал князь.
– Верою в Бога-Отца.
– Творца Небу и Земли… Помню! Ты здесь лишь с этой целью?
– Нет! – продолжал  белоголовый старец. – Меня беспокоит будущность этой земли. Мне нужен муж, способный после тебя вобрать то лучшее, что есть в  тебе и на гребне твоей славы, заложить основы нового града, но не вотчинного, а того, что положит начало и даст возможность для объединения всех градов руссов под единым державным скипетром.
– И в единой вере?
– С верой будет сложнее, – тут Волхв сделал паузу, а потом продолжил. – Сами, разделившись на уделы, каждая из них трясет  золотой мошной, обрастая землями и властью. Так в борьбе за злато и канут в вечность, погубив народы, вверившие им свои чистые души. Но сие будет не скоро…
– Я принял христианство… – чуть шевеля губами, молвил князь. – И сыновей пытался в этой вере воспитать.
– Дозволь Великий князь мне рассказать тебе одну историю, – негромко начал Волхв. – Великая княгиня Ольга, вернувшись, домой из Константинополя, выбрала двенадцать самых смышленых и родовитых отроков и отправила их в тот град, чтобы после их обучения  на Русь вернулось уже двенадцать апостолов, которые и пронесли бы Слово Божие по всей земле. В дороге, а путь их был долог, отроки сдружились. Но как только они оказались в Константинополе вечером первого же  дня не хватило всего лишь одной порции еды… А в результате утром, у раздачи они чуть было не передрались в очереди, боясь оказаться без трапезы.
– И чем же все закончилось? – вопрошал взгляд князя.
– Никто из них не захотел вернуться на родину. Слишком упоительна показалась им сытая и  вольготная  жизнь вне стен родного очага, где служение есть зело тяжкий крест…
– Кого из моих сыновей вы выбрали для этой цели?
– Младшего…
– Все-таки Даниила. И что потребуется ему сделать?
– Найти Белогорье, – ответил ему Волхв. – Если найдет, да еще и жизнь свою сумеет сохранить, то, вернувшись домой, воистину станет великим князем для своего народа и продолжателем твоего  мудрого правления…
Задумался над услышанным, князь, на какое-то мгновение сомкнул глаза, а когда  снова открыл, то Волхва рядом уже не было.

Утром, Великий князь легко встал с постели, словно и не было той мучительной и длительной лихоманки, что лихом скрутила его еще сильное тело.  Он вышел из спальных палат с твердым осознанием того, что ему предстоит еще жить и княжить, по крайней мере, до тех пор, пока не свершится все то, что было предсказано ему  Волхвом в ночи в отношении его младшего и любимого сына.
Днем он отдал приказ о снаряжении обоза и велел призвать к себе Даниила.
– Рад лицезреть тебя, мой сын, в добром здравии, – начал Великий князь.
– Слава Богу за все, отец! – ответил юноша, склоняя голову.
–  Бают странники, что за Уральскими горами есть жизнь нам неведомая. Что трава там остается зеленой  круглый год и люди старости не знают. То место Белогорьем называют…
– Что должен буду я, Великий князь, привезти тебе из этой страны волшебной?
– Себя! Иного  не желаю. Если вернешься живым и невредимым, то по слову Волхва, быть тебе великим князем.
– Волхва? А как же вера Ольгина, отец? Кому теперь в пути мне поклоняться? Кого просить о помощи? – продолжал вопрошать юноша.
– Слушайся сердца, а помощи проси у тех стихий, что именуются: земля, огонь, вода и воздух. И помни, что над ними – един Бог-Отец, Создатель, Он же и Любовь!
– Так Пятибожье поругаемо, отец! Так мне вещал монашек Герман.
– Он, как и всякий смертный, судит лишь о том, что видит с высоты своей лишь колокольни. И если думает, что помыслы твои принадлежат ему, так знай, что божий мир, который ты откроешь для себя в пути, еду доселе  неизвестен, а потому и неподвластен. Слугой  даю тебя я Любомира. Его ты знаешь, он сын ключницы. Ум гибкий у него, оружием владеет он изрядно, а главное, у бабки-травницы, кое-чему все ж научился. В охрану дам тебе я гридня своего – Радку. Воин он справный, но поспать и поесть любит.  Не обижай его, тогда добром на доброту твою ответит. Они уже предупреждены о раннем выходе. Куда обоз пойдет,  то знаешь только ты. Гонцов и грамот наперед не посылаю. Покойней будет для тебя же. Пойдете тайно. Теперь ступай, поспи, с утра ж в дорогу отправляйтесь.  И помни,  что я буду ждать тебя… 
И на рассвете эта троица покинула княжеский терем, взяв направление, не зная куда, чтобы найти неведомо что.


Глава вторая
ПРОБУЖДЕНИЕ ЗЕМЛИ

Обоз был невелик.  Телега для княжича с крытым верхом полная поклажи. Ею управлялся княжеский гридень по имени Радка. Он с вечера усилил оси, так как везли не только запасы снеди и одежду на разное время года, но и несколько  мер серебра, не считая вооружения. 
Впереди скакали  Даниил и   сын  ключницы – Любомир, который по просьбе Великого князя должен был  стать княжичу заботливым слугой и  внимательным советчиком.
Подмороженная дорога была  хорошо укатана. Уже освободившаяся от снежной стяжки, она обозначила себя проступившим и просыпанным по земле еще с осени сеном, что вперемежку с навозом, накрепко были вбиты в землю копытами ратей, как своих, так и инородных.
– Куда путь держим, княжич Даниил? – спросил Радка.
– Сначала на восток! И путь  у нас, как я понимаю, не близкий.  Но хорошо бы до  зимы перевалить за Уральские горы.
–  От черемис до мордвы – те все ходят под Богом христианским, а вот далее пойдут  половцы и иные поганые страны, –  степенно рассуждал опытный воин.
– Постараемся пройти между ними и степью, как по лезвию бритвы, даст Бог пронесет, – вступил в  начавшийся диалог и Любомир.
– За Окою, княжич, вам бы  княжеский плащ то подальше убрать, дабы не искушать всяческих проходимцев, – снова промолвил Радка.
– Там видно будет! –   произнес  Даниил,  бросив взгляд на свой богатый кожаный пояс с серебряной отделкой.
И на какое-то время пути каждый из них молчаливо погрузился в свои помыслы. 
Путь действительно был им неведом. Что могло ждать их впереди впереди, одному  Богу было лишь известно, а потому каждый думал о тех родных и близких, кто был оставлен ими  дома, о том, что не успели завершить или достроить, воистину не ведая, когда, а главное, вернутся ли они вообще из этого похода целыми и невредимыми.

Утром нового дня,  первое, что  зримо поразило  Даниила, – была, проснувшаяся после зимы, земля с  уже пробившимися ростками первой зелени.
И хотя ветер все еще доносил запах гари, от которого першило в горле, так как  путь проходил через выгоревшие дотла деревни, эта зелень, на черной от пепла земле, радовала глаза и вселяла надежду.
Дышать становилось легче, когда обоз шел через еловые и сосновые боры, березовые и дубовые рощи, преобразившиеся от проступающей зелени  своих набрякших почек.
Вскоре они увидели старика, стоявшего на коленях на взгорке в окружении молоденьких березок, украшенных кем–то цветными лентами.
– Что там? – спросил Даниил своего смышленого спутника.
– Так люди  нынче, не иначе, как празднуют возрождении рощ и лесов…
– Надо же, с болезнью отца,  как-то  и забылось о приходе  весны, – негромко молвил княжич. – Любомир, давай сходим, посмотрим.
– Радка, стой, –  окликнул гридня Любомир и сам же привязал верховых коней к его обозной телеге, а затем вслед за Даниилом  стал подниматься на взгорок.
Когда он дошли до вершины, то смогли увидеть, как старик   выкапывал в земле углубление, необходимое для посадки молодого побега березки. Промерзшая земля на  солнечной стороне  хотя и раскисла, но давалась  старику тяжелой, да и почва оказалась каменистой.
Любомир подошел к старику и,  взяв из его рук заступ, сам начал расширять углубление, начатое  им.
Даниил, неожиданно для себя,  увлекся этим их простым деланием.
– Воды надо, –  вдруг тихо произнес старик, взяв в руки  тонкий стан березки с ее  набухшими почками и нежными  живительными корешками.
Княжич сам вызвался принести воды. Он взял березовый туесок, тот, что лежал  рядом,  а затем  быстро стал спускаться  к реке, что текла с противоположной  стороны взгорка.
А как спустился, то увидел на большом камне  юную  деву с распущенными волосами  и в, колышущемся от легкого ветра,  холщевом одеянии.  В ее руках были березовые веточки.  Этими веточками она, словно бы играя, разгоняла над водой весенний теплый воздух.
Даниилу вдруг показалось, что перед ним стоит сама Весна. Он даже зажмурил глаза, а когда открыл, то улыбающаяся девушка, уже перепрыгнув с камня на камень,  стояла прямо перед ним. 
Она, какое-то время сама внимательно глядела на княжича, как на некое чудо, а потом вдруг протянула ему  одну из своих  березовых веточек.
Когда же княжич, приняв веточку, захотел  было ее спросить о значении этого дара,  она  вдруг подалась вперед и… прильнула к его  мягким, еще не тронутым поцелуями, губам. 
Даниил вначале невольно смутился, а потом застыл, чувствуя, как жар ее поцелуя проникает в само сердце.  Когда же он очнулся, то вспомнил о том, что там, на взгорке,  ждут воды для полива посаженной березки.  Зачерпнув ее в туесок,  Даниил не удержался и снова бросил взгляд на девушку, что звонко смеясь, уже бежала вдоль берега, радостно размахивая оставшейся березовой  веточкой. 
«Что же это было?» – думал молодой княжич, поднимаясь на взгорок.
И действительно. Казалась бы порушены грады, молодые и сильные из тех, что не погибли на поле брани, уведены в полон.  И сама жизнь словно остановилась на этих землях. И вдруг на проснувшейся после лютой зимы земле,  словно подснежник из-под талого снега… эта милая девчушка со своим дедом.  Не иначе, как Господь сохранил их в числе Своих избранных, чтобы было кому сегодня воздать Ему должное, совершая древний обряд празднования возрождения Земли.
Когда посаженное деревцо было полито и ладно обозначило себя среди сверстниц, старик достал из-за пазухи обернутый в чистую тряпицу хлебный каравай и, разделив его на три части, поделился со своими нечаянными помощниками. А сам опустился на колени  и стал нараспев произносить некие слова, смысл которых оказался Даниилу не до конца понятным и тогда он  решили, что пришло время оставить старика  одного, а самим вернуться к обозу.
Спускаясь вниз, княжич и спросил верного слугу о ветке, которую ему вручила незнакомая красавица и, которую он  продолжал держать в руке.
– Ветвь в твоей руке, – начал Любомир, –  обозначает залог  твоей долгой жизни. 
– Но там и еще нечто было,  –  продолжал княжич, и вдруг краска залило его лицо.
– Тю, княжич. Тебя не иначе, как там поцеловали… – произнес Любомир.
Даниил, не поднимая глаз от земли, лишь засопел.
– Мне бабка-травница сказывала, – продолжал говорить Любомир, – что девушки  в этот день видят в каждом из нас образ Ярилы,  –  Бога нежности, любви  и счастья…  Вот она и обозначила своим поцелуем  знак  богопочитания, в надежде, что и ее  тайное желание обязательно исполниться в этом году и она найдет себе жениха.
– И еще… Когда я ее увидел, то она играла березовыми ветвями над водой… Что это могло бы означать? – задал  Даниил новый вопрос.
– Этим помаванием своим она, не иначе, как призывала на поля весенний теплый ветер, чтобы он иссушил их быстрее. Ветер у нашего народа считается  дыханием Земли. Если Земля  умиротворена, то ветер нежный и ласковый, а если она заболевает, то и дыхание ее затруднено. Вот тогда-то  такой ветер беспощадно валит и столетние дубы и  поднимает волны до небес.
Даниил задумался над  словами своего старшего спутника   и решил уже никуда сегодня  не двигаться, а заночевать здесь.  Возможно, что исподволь княжич надеялся на новую встречу с юной красавицей.  Ведь не случайно же, пока Радка с Любомиром  готовились к ночевке, он почти весь вечер простоял на  взгорке, всматриваясь  в раскинувшийся  перед ним рисунок  полноводной реки.

Наступила ночь. Даниил лежал на телеге. Впечатлений за день было столько, что и сердечко  нещадно билось, да и сон не шел.
«Как же удивительно устроена Земля», – думал он, а бросив взгляд на небо так просто  обомлел.
– Любомир, ты не спишь? – тихо спросил он, выползая с крытого возка.
– Нет! – послушалось в ответ.
– Смотри,   небо-то какое. И звезды так ярко  горят.
Слуга вылез из–под обозной телеги и встал рядом с княжичем.
– Мне бабка сказывала, что это души героев светятся, – тихо сказал он.
– Звезды? – уточнил Даниил.
– Да, каждая звезда – это душа ушедшего к Предкам,  они как  горящие сердца в ночи…   
– Я бы  даже сказал, словно горящие свечи перед престолом Создателя, – дополнил княжич.
– Красиво… – согласно промолвил Любомир.
– Ложились бы вы спать,  княжич, – забурчал  тут из-под телеги голос Радки. –  А то ведь подниматься чуть свет.  И так цельный день потеряли…
Княжич ничего на это не ответил, однако вскоре же был потревожен  уже самим Никитой.
– Княжич, гляньте Луна красная… Неужто быть новой беде?
– Это Макошь! – вновь раздался из-под телеги рассудительный голос  Любомира. – Богиня земли. В образе красной Луны она выходит из трав… Сейчас заря разольется медом и молоком, чтобы каждая тварь, вкусила от даров Семиково Древа… и восславила Творца.
– Какого Древа? – переспросил Радка.
– Семиково Древа. Оно названо так в честь прорастающих по весне семян, и является символом всякого древа, а всякое древо это уже  есть символ Боголесья.
– Чудны дела твои, Господи, – произнес Радка.    –   Раз уже все не спите, то давайте тогда в путь собираться...

И вскоре обоз начал свое неторопливое движение. Однако, нечто необычное заставило  Радку снова  остановить  свою телегу.
– Что случилось? – спросил подскакавший к телеге  Даниил.
– Я сначала подумал, что поблазнилось, солнце напекло… – начал гридень. – А оно стоит.
– Что стоит-то? – переспросил в свою очередь и приблизившийся  к ним Любомир.
– Да Древо ваше… – тихо промолвил оторопевший гридень. – Вон оно, у самого горизонта.
Княжич с Любомиром стали внимательно вглядываться в розовеющую даль.  И действительно, у самого горизонта они увидело дерево. Да не простое, а с ветвями, уходившими аж под  самые облака.
– Так это и есть Семиково Древо? – спросил Даниил.
– Нет, княжич, – ответил верный слуга. –  Это скорее всего некий  знак для вам… Не иначе, как посаженная вчера березка нас своей помощью одаривает.  И, думается мне, что это Древо показывает нам направление пути.


Глава третья
ДОБРЫЙ ПАСТЫРЬ

В течение всей следующей недели обоз княжича Даниила шел по пустым землям, оставляя за спиной  лишь глиняные остовы печей сгоревших домов. Обугленные деревья своими черными ветками  тянулись к небу. Что они вымаливали? Дождя? Вряд ли. Скорее оставались такими в назидание оставшимся в живых.
На обочине  княжич увидел сидевшую на земле женщину с грудным младенцем на руках.  Малыш плакал, но женщине, скорее всего, нечем было его кормить, ее впалая грудь была пуста. Очевидно, она понимала, что еще немного и  младенец сам освободит ее от невыносимой муки ожидания его голодной смерти.
Тогда Даниил остановил коня и, дождавшись телеги, велел Радке  дать женщине немного продуктов.
Обоз встал. Княжич сошел на землю и прошел к полю. Земля, названная полем, была покрытая слоем пепла и показалось ему  мертвой.
В это время за его спиной раздался окрик дружинника:
– Стой, вертай назад…
Даниил обернулся и увидел, как в сторону леса бежит отрок со свиным окороком в руках, а за ним, продолжая ругаться, еле успевает Радка.
Что в княжиче в тот момент перевернулось, он так и не понял, но мгновенно бросил своего коня в погоню, и уже через минуту его плеть с силой огрела плечо подростка, да так, что  тот упал, выронив окорок, и теперь лежал на земле, прикрывая голову руками.
– Повесить! –  зло бросил Даниил, подбежавшему гридню.
Радка даже опешил.
– Что смотришь? – вывели его из ступора гневные слова княжича, который уже повернул коня, чтобы возвернуться к обозу. – Тебе мало приказа сына Великого князя?
– Дите ведь еще малое, – начал он.
И вдруг  оба увидел подбегавшую к ним, оставленную на обочине, женщину с грудным ребенком на руках.
– Сыночек, родной… –  звучал её  громкий испуганный голос. – Не убивайте его, прошу вас. Он единственный  наш кормилец и защитник.  Как же мы без него?  Если хотите убить, то убивайте и нас вместе с ним…

Вскоре обоз продолжил движение.
Какое–то время ехали молча и вдруг Радка остановил своего коня.
– Что встал? – спросил его княжич.
– Так это… Пропало… – начал дружинник.
– Что еще у тебя пропало, что он еще успел стащить? – все ещё  гневаясь,  спросил Даниил своего дружинника.
– Дерево пропало, что нам путь указывало…
Даниил бросил взгляд в сторону горизонта и мгновенно почувствовал, что осиротел, враз лишившись своего природного спутника и ориентира к которому уже  привязался и которому доверял…
– Что это значит? – тихо спросил княжич  уже у Любомира.
– Могу лишь предположить… – начал верный слуга.
– Говори! – молвил княжич.
– Ты, княжич, гнев бы свой немного поубавил.  Положим, что дите малое действительно не казнил, но и не простил. В твоей душе все одно он  остался достоин казни. И если ты сам, например, способен  себя накормить хотя бы охотой, то, что делать ему, малолетнему, оставшемуся в семье за старшего.
– Мы же им  сами дали…
– Так он того не ведал.
– И куда же нам теперь путь держать? – тихо спросил их Радка.
– То определить не сложно…  –  ответил  ему Любомир. – Пока,  что держи путь на  всходящее солнышко…
И обоз двинулся дальше.
Княжич еще несколько раз бросал взгляд на небо, а затем, вглядываясь в горизонт, но Древо более не появлялось.
Да и Любомир ехал уже не рядом, как до этого, а чуть сзади, словно формально соблюдал  установленный  порядок.
Даниил был этим явно расстроен и вместо того, чтобы остановиться и примириться с верным слугой, весь путь до привала  мысленно накручивал себя, пытаясь подыскать слова  и объяснить Любомиру правоту своего строгого решения с высоты княжеской власти…
Так же и на ночлег разошлись молча.
Даниил залез в возок, а Любомир остался у костра сторожить обоз. 
Вскоре княжич услышал сладкий храп Радки.
«Вот счастливчик!» – подумал о нем княжич, а вскоре и сам погрузился в сон.

Даниил проснулся, приподнялся на телеге и оглянулся вокруг. Радки и Любомира не было.  Он прислушался.  У реки   слышались  их  веселые голоса.
Даниил ступил на землю, потянулся, и узрел, поднимающегося с низинки пастуха. Ступни его босых ног утопали в пробившейся к свету первой траве. А на его плечах покоился кроткий барашек.
«Вероятно, отстал от стада»,  –  подумал княжич о найденном животном,  и в этот момент  разглядел и лик незнакомца:  кроткий и одновременно радостный.
А когда их взгляды  нечаянно встретились, то Даниил замер, вспомнив свой давний сон. В нем, на одно мгновение, пред ним предстал молодой муж с такой же овцой на плечах. А  память о его взгляде, полном  любви, на долгое время запала в душу княжича.
Монашек Герман на его вопрос о сне, даже не дослушав, надменно сказал, что  все сны от лукавого.
Зато ключница, внимательно выслушав  княжеского отрока, осенила  его крестным знамением и промолвила.
– Знал бы ты, радость наша, сколько людей на земле чают  узреть сей Образ. Годами, уединившись от мира в пустынях и лесных чащах, вымаливают сего дара, а Он Сам к тебе пришел… 
И вот теперь, уже не во сне, а наяву,  этот Добрый Пастырь из далекого детского сна стоял в нескольких метрах от Даниила.
И как хотелось крикнуть, позвать товарищей, чтобы разделить с ними эту радость встречи с христианским Богом.
Пастух же, все с той же  удивительно доброй улыбкой на лице зашагал далее очевидно, что по своим делам и явно довольный тем, что спас, ещё одну отбившуюся от стада и заблудшую овцу.
А рука несколько оробевшего Даниила невольно сама потянулась к  нательному крестику.
Вскоре вернулись с реки Любомир и Радка.
Даниил ничего им не сказал о своей встрече, и вскоре обоз продолжил свой путь.


Глава четвертая
ЫРКА

Прошло еще несколько дней утомительного пути в поисках ориентиров неведомого Белогорья.
Радка все более и более убеждался в том, что Некто, Кто вел их все это время, показывая Древо, а значит и путь, по какой-то причине, теперь отказал им в помощи. 
Более того, Радка заметил, что природа вокруг стала повторяться, словно бы их кто-то водил по кругу…
Это заметил и Любомир.
– Княжич, так мы же надысь уже здесь проходили, – раздался его голос.
– Сам вижу, – ответил Даннил.
– Не иначе, как кто-то нас водит, – подал голос Радка.
– И что теперь делать? – спросил его княжич. – Назад возвращаться?
– Надо дать лесу что-то в жертву, – начал Любомир.
– Самим скоро есть будет нечего, –   тут же  забурчал Радка.
– Попробуем, – согласно молвил княжич. – Ты Любомир с духом леса пообщайся, а я так помолюсь христианскому Учителю, – сказал Даниил и, легко соскочив с лошади, отдал повод Радке, а сам легко взбежал на взгорок и опустился на колени.
В это же время Любомир достал из туеска яйцо и пошел с ним к опушке леса.
«А мне-то теперь во что верить?  Или так, раскорячившись,  стоять до конца жизни,  отдавая, как Любомир, уважительную  дань языческим богам или вере христианской, которую исповедует княжич?» – мысленно вопрошал Радка.
Но, как бы нам это не показалось странным, после совершенных жертвенного обряда и молитв, к вечеру обоз, воистину неисповедимыми путями, вышел к Волге.
Переправляться решили следующим днем.   
Пока же Радка пошел за дровами для костра, а Любомир раскопал в своем туеске, взятую с собой крепкую нить с небольшим кованым крючком на конце  и спустился к самой воде, в надежде поймать свежей рыбы для вечерней трапезы.
Даниил пошел вслед, но спускаться к воде не стал и остался на  высоком берегу. Какое-то время он с интересом смотрел за тем, как Любомир ловил рыбу. А смотреть было на что: юноша насадил на свой крючок горошину, распутал немного лески и, бросив наживку в воду, сам лег в траву так, что его самого не видно стало.  Зато он хорошо видел  и прозрачное дно, и свою горошину. Так в ожидании и пролежал какое–то время, пока очевидно не дождался, как крупный лещ начал медленно обсасывать горошинку…  И вскоре был уже в руках Любомира.
Затем взгляд и помыслы Даниил устремились уже в небо. Последнее время княжич  все чаще и чаще  задавался вопросом:
– Почто, Господи,  Ты лишил  меня ориентира в пути? Или все еще не простил?

Радка уже вернулся с дровами и запалил костер. Он даже почистил пойманные рыбины.  Чувствуя, что княжича одолевают  некие сомнения,  Радка подошел к нему, все еще сидевшему на высоком берегу, и опустился рядом.
– Что, княжич, сидишь последнее время, словно в затворничестве? – тихо спросил он.
– Еще сам не ведаю, но чувствую некую тяжесть на сердце, – откликнулся на его вопрос Даниил.
– Так, может быть, причина в том подростке, которого ты повелел  казнить? – осторожно начал Радка.
– Он вор… – буркнул княжич в ответ.
– И он, и отец его, и  даже дед… Тому причина лишь одна – все хотят выжить. И нам неведом путь, который еще предстоит пройти  этому мальцу. По своему  разумению могу сказать:  если он жив остался и не попал в полон, значит Богом до поры храним.  А от себя добавлю: казнив,  лишил бы своей земли  будущего защитника и земледельца разом. Да и не только его, а и младенца. Ты уж прости, что я тебя такое говорю…
Даниил ничего на это не ответил. Он хорошо помнил, что слово князя – всем закон. «Что сказано, тому и надлежит свершиться, – мысленно произнес он. – Хотя, быть может, Радка и прав. Господь  дает тебе в удел  людей, а значит ты за души их пред Ним в  ответе».
–  Мне бабушка говорила, – продолжал дружинник,   –   если в чем-то сомневаешься, то перед  погружением в сон и после молитвы испроси у своего Бога  знак о верности содеянного или намеченного.
– Знак, говоришь, попросить? – задумчиво промолвил княжич. – А почему бы и нет.

С реки к ним  поднимался Любомир, держа в руках еще три крупные рыбины.  Он подошел  к костру и  они вместе принялись за трапезу. 
– Квасу бы счас выпил, – произнес Даниил, отставляя в сторону опорожненную им плошку.
– А по мне так меду, – отозвался Любомир.
Сытый Радка, расправлялся с головкой чеснока и лишь рукой отмахнулся от их пожеланий, но высказал и своё пожелание:
–  Нужно коптильню соорудить, Любомир бы с утра рыбы впрок наловил, а мы бы  её подкоптили для лучшей сохранности…
– Поели в спокое и за то Богу слава! – отозвался на его рассуждения княжич и пошел к телеге.

Чуть позже и помня разговор с Радкой, Даниил какое-то время действительно искренне обращался к Учителю галилеян с просьбой  получения ответа на свои сомнения.
Он проснулся на рассвете. Открыл глаза и какое–то время лежал. Но звук того, что что-то происходит совсем рядом, заставил его приподняться и оглядеться.
Вокруг  самой телеги и поодаль стояли овцы…  Худые, нечесаные и со спекшимся навозом на  свалявшейся шерсти.  Они стояли вокруг и, задрав морды, жалобно смотрели на него, словно чего-то ждали….
Даниил огляделся вокруг в поисках пастуха, который совершил  явную провинность, подпустив стадо к княжескому обозу… Но его не было…
«Паси овцы моя»… – было первое,  что услышал подросток. – Так вот каков Твой ответ на мой вопрос. Все-таки Великое княжение…»

Он заглянул под обозную телегу. Любомир и Радки рядом не было. Тогда княжич побрел к реке,  где увидел гридня. Тот  уже разводил огонь своей коптильни, что соорудил на берегу.  Там же лежало  несколько пойманных Любомиром  крупных рыбин.
Еще полдня ушло на совместное сооружение плота для переправы через широкую реку. Любомир справно помогал  Радке связывать сваленные хлысты, предназначенные для сооружения плота, а княжич приглядывал за обозом, да и по сторонам. В любой момент могли появиться половцы.
Вскоре телега был установлена на плот,  лошадей привязали и вот уже Радка с Любомиром  отталкивают плот  от берега. 
Когда они  забрались на плот, то Даниил, не иначе, как что-то вспомнив, сказал, обращаясь к Любомиру:
– Напомните мне на обратном пути поставить избу той женщине с ребенком…  А если, по какой-то причине сам не вернусь, то сами это сделайте…
– Воля твоя, княже… – ответил довольный услышанным   Любомир, а затем устремил свой взгляд на темную воду. Да и застыл в тревоге, так как понимал, что еще неизвестно куда вынесет их  стремительное течение красавицы Волги, еще полностью не вошедшей в свои берега после весеннего разлива.
 Однако же, слава Богу, доплыли до противоположного берега благополучно.  Правда, у самого берега плот напоролся на огромный валун, скрытый  темной водой. Конструкция, сооруженная из связанных бревен, надломилась, а  это означало, плот с телегой полный поклажи в любой момент мог развалиться. Спас положение Радка. Он мгновенно спрыгнул в воду и, стоя по горло в холодной воде, с трудом удерживал плот, в то время, как княжич уже перебрасывал  на берег вещи.  Вслед за Никитой спрыгнул в воду и Любомир. Он, схватив лошадей под уздцы, стал выводить их на берег, а  они, уже вытянули за собой и плот с  облегченной телегой.
На пустом и пологом степном берегу быстро соорудили костер. Порушенный плот пошел на дрова.  Сушились сами и сушили мокрую одежду.
Ближе к вечеру Даниил и Любомир на лошадях отправились осмотреть места, к которым их прибила река.

– Разреши, мил человек, у твоего огонька погреться? – раздался вскоре за спиной Радки чей-то  вкрадчивый голос.
Воин  мгновенно обернулся. Весна была ранняя, а значит и темнело быстро.   Однако Радка увидел, буквально в нескольких  метрах от него, стоявшего человека.  Лицо у него было безбородым и слегка вытянутым, волосы гладкие и неприятно лоснящиеся, о  взгляде можно было бы сказать, как о тусклом,  но вместе с тем в нем была этакая  загадочная поволока. Это свидетельствовало о том, что  незнакомец уж точно хитер и острожен.
И еще шаг, который Радкой не был  услышан.  И если бы перед ним был враг, сумевший так неслышно оказаться у него за спиной, то непременно быть бы беде… Ну, и последнее, что озадачило нашего богатыря, – незваный гость был совершенно голым.
– Ты кто? – спросил богатырь, вставая  на ноги и протягивая руку к мечу.
– Радка, – раздался в ответ голос незнакомца,  – а как же слова: поднявший  меч от меча и погибнет?
– Оставь прибаутки и отвечай, кто ты и откуда тебе известно мое имя? – недоумевал гридень, решив до поры не трогать меч, поскольку незнакомец был без оружия.
– Мне много, что про тебя известно, – продолжал незнакомец. – Знаю, что боишься воды, знаю, что и то, что ищешь себе невесту…  И даже то, что не очень-то ты и желал отправиться в это путешествие в поисках Белогорья…
– Какого Белогорья? – еще более удивился Радка.
– О, тебе даже об этом не сказали… – тут незваный гость даже  хитро улыбнулся. – Не очень-то видно тебе здесь доверяют…
– Так, говоришь, что погреться хочешь? – как бы переспросил  странного незнакомца воин.
–  Буду премного благодарен… – сказал тот и даже сделал пару шагов  в сторону костра.
Богатырю это показалось достаточным, чтобы, широко размахнувшись, ударом в скулу сбить незнакомца с ног, а затем и спеленать.   
Ударил, но промахнулся.  Точнее даже не промахнулся, а скорее всего его мощный кулак не достал до лица.  Хотя… Радка видел, что кулак не то чтобы не достал, а даже вошел в лицо, но прошел через него словно через масло.  Радка явно не ощутил характерной боли от удара, но замах был, что называется от души, и, в результате, богатырь сам не устоял на ногах и плюхнулся лицом в землю.
 А когда поднялся, то увидел, что сей наглец преспокойно сидит у костра, да еще и спиной к нему.
И  тут Радка на какое–то время замер в нерешительности.
– Это самое мудрое, что  ты можешь сейчас сделать, – не оборачиваясь, сказал  гость. – К тому же с минуты на минуту здесь будут княжич Даниил и Любомир…
«Не иначе, как сей незнакомец, который знает о предпринятом ими путешествии буквально все, послан от Великого князя, – начал уже размышлять гридень. – Одно только не понятно, почему он тогда голый. А может быть, он тоже окунулся в реку,  и где–то  рядом сушится  его одежда?»
И с облегчением вздохнул, когда услышал, что приближаются всадники.
Княжич и Любомир, подъехав к обозу, легко соскочили с коней и закрепили поводья на телеге.
Любомир первым увидел у костра вместе с дружинником странного незнакомца и даже чуть придержал княжича, внимательно всматриваясь в гостя, а затем громко сказал, обращаясь к нему.
– Так это ты нас сбивал с пути все два дня?
– Скучно мне было, вот и позволил себе немного пошалить, – ответил тот, вставая.
– Кто это? – строго спросил  Любомира княжич.
– Ырка - темный человек! – начал  Любомир. –  Из тех, кто повесился или иным способом  сам покончил  со своей жизнью ранее уготованного ему земного срока. Вот теперь его осиротевшая душа и мается в одиночестве, бегая по земле. Ищет сострадания, а на самом деле живого тепла, чтобы насытиться им  и продолжать доживать недожитое…  И первое, что нужно при встрече с ним делать, как учила меня моя бабка, так это не давать ему заглянуть в  свои глаза…  И конечно же призвать на помощь Пращура. Ырка его пуще огня боится…
– Княжич,  ты только скажи, – начал тут Радка, – я его враз на костре нашем погрею…
– Радка, ты потому до сих пор и ходишь холостым, – негромко произнес в ответ Ырка, – что нет в твоем сердце любви и сострадания к ближнему…
– Какой ты мне ближний? –  взорвался, было, богатырь.
– Как и княжич, я был в вере христианской воспитан. А когда меня девушка на товарища  променяла, решился я ей отомстить, хотя более попугать хотел. Думал, что они бросятся меня спасать…
– Выходит, что не бросились? – уточнил  уже Даниил.
– Целовались так сладко, что мои предсмертные крики им шуткой показались… Вот поэтому  меня, в отличии от иных самоубийц,  огонь не страшит и общаться с людьми позволено… Только кто же со мной таким общаться-то захочет, все бегут, как от черта…
– Положим, а почто ты голый-то? – все не унимался богатырь, будучи несколько обескураженным тем, что  услышал о себе.
– Так  мой дух плоти не имеет, Радка. Потому-то твой мощный кулак лишь воздух и рассек.
– И чего ты хочешь? – спросил гостя Любомир.
– Возьмите меня с собой, – неожиданно для всех попросил  Ырка. – Может быть, и я вам в пути на что пригожусь.
– Что скажешь? – спросил удивленный увиденным княжич у Любомира.
– Я бы взял, – неожиданно ответил тот. – Бегает он шибко быстро, любого заговорит и с пути погоню собьет. Вот и пусть наперед дорогу проверяет. Да и ночью будет теперь кому нас охранять. 
– Согласен? – спросил его Даниил.
Ырка  радостно кивнул головой.
– Только пусть срам свой прикроет, – вставил и свое слово Радка,
– А вот подпоясаться, извини, не могу, – ответил ему Ырка, разводя руками. –  Как не пытался, все сваливается…
После этих слов Даниил и Любомир не  смогли удержаться от смеха.
Так княжеский обоз пополнился еще одним путником.

А вскоре Ырка, приглашенный к костру, рассказал нечто, что заставило наших путников удивиться.
– Монашек за вами  какой-то уже больной странный несколько ден, как следует…
– И чем он странный? – первым спросил Даниил.
– Суетный какой-то, крестится на всякий куст, – ответил Ырка. – Он  и сейчас на противоположном берегу свет вашего костра наблюдает. Не иначе, как ранним утром переправляться через реку станет.
– Никто не знает кроме меня, пути нашего следования. Такова была воля моего отца, – начал Даниил. – Вам же скажу, что путь наш опасен и долог, а главное место, которое нам следует найти, мне неведомо, хотя у него есть название – Белогорье.
Радка бросил взгляд на Ырку, который в отличие от него это уже знал и точно назвал конечный путь их путешествия.
– Придется тебе, Ырка, этого непрошенного в спутники монашка с нашего пути сбить, – немного подумал, произнес княжич. – Но сначала дадим ему переправиться, подпустим ближе и попытаемся понять, кто же именно и с какой целью идет по нашим следам.
На том и порешили. Все улеглись спать, оставив Ырку на охране. И Радке он даже начинал нравиться, потому как теперь богатырь мог спокойно спать каждую ночь.

Утром обоз продолжил свое движение. Ырка надолго уходил вперед, но каждый раз, когда путники озадачивались дальнейшим направлением пути, если дорога начинала петлять или  расходиться в разные стороны, он вновь появлялся и показывал им нужное направление.
Ближе к вечеру Любомир предложил остановиться у высокого холма, который огибала дорога, по которой они  следовали. С высоты можно было хорошо рассмотреть своего преследователя, самим при этом оставаясь для него незаметными.
Княжич согласился. С этой целью Радка, со всем обозом и лошадьми должен был остановиться на ночлег и развести огонь чуть впереди, и так, чтобы тот был хорошо виден с того места, где собирались схорониться Даниил вместе с Любомиром.
Спросите, почему они отложили наблюдение за незнакомцем ближе к ночи? Дело в том, что Ырка  был сродни привидению, и его вотчиной  была темная ночь. Ему и предстояло  теперь взять на себя общение с незваным соглядатаем, после того, как княжич его разглядит. Но при этом, по возможности, постараться не причинить ему какого–либо вреда.
 По прошествии двух часов томительного ожидания, Ырка поднялся к княжичу на холм, чтобы предупредить о появлении преследователя.
И вскоре Даниил узнал в преследователе своего наставника – монашка Германа.
– Этому-то что тут нужно? – с удивлением произнес княжич.
– Власти над тобой, княжич! – ответил Любомир. – Вероятно, хочет узнать то, что ты недосказал  ему на исповеди перед отправлением в путь. Этой твоей тайной он тебя стреножит уже во время твоего будущего Великого княжения, надеясь, сначала стать твоим духовником, а там и…
– Вот ведь, глиста, прости Господи! – невольно вырвалось у Даниила. – Надо будет попросить Ырку, пусть он его с нашего пути собьет.

Монашек, а это действительно был Герман,  выступил вслед за княжичем в тот же день, сославшись на болезнь матери и в необходимости ее проведать.  Он, взяв коня и заправившись провизией, отправился вслед княжескому обозу, поскольку предполагал, что где-то должно состояться, не иначе, как тайное посвящение Даниила. Вот только кто и какому богу будут посвящать будущего Великого Князя.
Герман решил это выяснить лично, так как от этого, в первую очередь, зависела и его судьба. Пока княжич молод, он выслушивает его поучения и приходит на исповедь. Но как он поведет себя, вступив на отцовский престол? А то, что именно он вступит на него, Герман уже не сомневался, иначе для чего Великий князь затеял это странное паломничество, которое могло разрушить всю его карьеру, потому, как он видел себя уже не только духовником Великого князя, но и восседающем на первосвятительском престоле.
Однако из сладких грез его вывел огонь костра, не иначе, как княжеского обоза. Это означало, что он движется в правильном направлении. Но куда именно  направляется обоз оставалось для него загадкой.
В это мгновение лошадь  под ним резко взвилась вверх. С трудом удержавшись в седле, Герман бросил взгляд на землю и увидел у ног  своего коня   некое подобие большой степной кошки.
Однако, то, что он принял за крупное животное, вдруг начало подниматься в полный рост и монах увидел перед собой светящееся в ночи тело полностью обнаженного человека. И его глаза, действительно чем–то напоминающие кошачьи, теперь завораживали самого монаха. Кнут, мог бы развеять наваждение, взвился было в воздухе, но тут монах услышал  обращенный к себе тихий и мелодичный голос:
– Герман, зачем ты следуешь за княжичем? Возвращайся домой. Матушка твоя  занедужила
От убаюкивающего сего голоса привидения, а главное от услышанного, испуганный монах развернул лошадь и  стремглав помчался в обратную сторону.
Все это с высоты холма видели Даниил и Любомир, а это означало, что  княжеский обоз теперь мог идти далее уже без тайного соглядатая.

Глава пятая
ИЗБУШКА НА КУРЬИХ НОЖКАХ

На рассвете конь вынес Германа  на уже знакомый берег Волги, а ползущие стада овец, рассыпанные по берегу и  возникающие теперь из прореженной первыми солнечными лучами туманной дымки, поднимающейся над рекой и странно-цветасто одетые  мужчины в остроконечных бараньих шапках, которые, скорее всего и стерегли эти стада,  неожиданно, а скорее всего, не без помощи лукавого, разбудили в монахе прежние и, я бы сказал, худые помыслы.   
«А ежели  Даниил едет свататься к кому-то из дочерей половецкого хана?»   –   мгновенно пронеслось в голове Германа.
И это  вместо того, чтобы для начала и с целью оберега сотворить молитву, как при встрече с Ыркой, так и в данный момент.   Но  суетные мысли оступившегося монаха уже брали верх над монашескими обетами.
«А как же тогда дары и свита? – думал он. – Или он тайно везет нечто, что способно покрыть все подарки? Может быть бумаги на земли, которые отдает половцам Великий князь в качестве приданного. И тогда такая грамота, спрятанная до поры в берестяном туесочке, больших денег может стоить». 
В этот-то  момент, как еще одно искушение,  из тумана и чуть ниже по реке, выплыла ладья, которая вскоре пристала к  деревянной пристани, увиденной Германом.
По чужому говору и облачению воинов на той ладье стало понятно, что это  один из отрядов половцев, владевших в те времена  землями от Волги до Иртыша и теперь возвращавшийся после набега на одно из приграничных  удельных княжеств.
И пока на берег сгружали награбленное и взятых в полон русичей, в голове у Германа родился план, для исполнения которого монах  решил тайно проследовать за половцами до их становища.

Земля же, по которой вот уже который день шел княжеский обоз, давно высохла под теплом летнего солнца.  Но радоваться было рано, из болотных луж  в небо устремились полчища комаров и мошка, жадно впивающаяся в  наших путешественников, а более в незащищенных лошадей. К тому же на всем протяжении пути им не встретилось ни одного поселения. Объяснить это  можно было тем, что люди уходили дальше на север, боясь попасть в полон степных кочевников, периодически совершающих на эти края набеги.
На  одном из  ночных привалов, пока княжич с Любомиром  все еще мирно беседовали, наш богатырь, закутавшийся с головой под покрывало, даже немного завидовал Ырке, которого не кусали комары, и которому не нужно было есть и пить.
«А ведь, Ырка был прав, – размышлял Радка, –  когда сказал, что я панически боюсь воды».
В детстве наш богатырь плавать научен не был, а потому водной стихии действительно сторонился. Его воображение почему-то всегда рисовало, как он  медленно погружается в бездну и это его пугало. Как он спрыгнул в воду при переправе, он до сих пор понять не мог. Очевидно, сказалось то, что рядом были Любомир и княжич, да и опасность потерять обоз, с которым он за время пути уже свыкся, считая его чуть ли не своим страшила больше: сам же его мастерил, сам же за ним и в пути приглядывал.
А вот насчет женитьбы…  Скажем честно, в этом делании вина была не столько в нем, сколько в его матушке. Именно она каждый раз устраивала смотрины его избранницам, думая не столько о сыне и его чувствах, сколько о том, чтобы в доме появилась рукастая помощница, да еще и с богатым приданным. Таким образом, шестерых невест от Радки отвадила, а потом молва о нем и о его привередливой мамаше пошла гулять по окрестным поселениям, и Радку, как жениха уже никто всерьез не воспринимал. В этих смотринах он уже и сам стал более думать головой, а не сердцем…  Так в бобылях до сих пор и ходит. Потому-то и в этом Ырка оказался прав.

С утра путь  княжеского обоза продолжился. Но не успело выглянуть солнце, как жара вновь заявила о себе. Хорошо, что вскоре въехали в  лес,  и их окружила прохлада  да тишина, изредка нарушаемая ударами мощных крыльев крупных птиц, взлетавших буквально из-под ног при приближении всадников.
Княжич и Любомир вели негромкий диалог.
– В черных книгах Волхвов, – говорил Любомир, – сказано и про существование на Руси письменности уже в IV веке от Рождества Христова.  Великому князю сказывали, что когда Кирилл – апостол славян, известный еще под именем св. Константина-философа приехал в Таврию, то обнаружил там Евангелие и Псалтырь с  неизвестным ему письмом, чему тот был очень удивлен.  Кириллу, как рассказывала мне уже моя бабка,  вскоре явился Волхв, который не только заговорил с ним на одном языке и не только прочитал рукопись написанную Русскими Знаками, но также и объяснил иноземному гостю значение букв-знаков тех письмен для гласных и согласных звуков, научив его  самого читать на  древнем языке русов. Тем самым доказав  давнее существование письменности,  и о том, что Русь до принятия Христианства  не была  столь невежественна и темна, как хотят то видеть чужеземцы.  Может быть тебе, княже, удастся примирить враждебные мудрости, уважая то, чему  до сих пор поклоняется  народ и  веру, привезенную Великим князем.
– Мне с детства говорили,  что вся  вековая мудрость Константинополя  заключена в учении   галилеянина…
– Это  верно, княжич. Но ведь и до Христа была  наша земля и на ней жили люди.  Они ведали, и чтили Бога-Отца. И ведь никто не приходил к нам с пророческими словами, что, мол, будет вам мессия, который придет  и управит  ваш народ  в единой вере. Он, насколько мне память не изменяет,  шел к оступившимся во грехах и забывшим заветы Божии народам дома Израилева…  Мы-то тут с какой стороны?
– У Бога нет ни иудея, ни эллина… – чуть ли не в запале, проговорил княжич.
– У Бога нет, так, кто же с этим спорит?  Но и  всё наше Пятибожие на поклонении  Ему построено, а то, что мы нарекли стихии  именами, так это от любви же нашей и веры в то, что всё сие Им создано, а, следовательно, Ему же и принадлежит. А потому, стихиям поклонялись, уважая  их Создателя.   И почему бы кому-то не попытаться быть просто справедливым, как к одним, так и к другим верованиям?  И даже не нужно, чтобы чья-то чаша весов веры перевешивала  всеми правдами и неправдами, пусть они будут равно-уравновешенными.
За этими разговорами они и не заметили, как оказались в дремучем лесу, да таком, что Радке пришлось идти впереди и даже местами прорубать им дорогу…
– Что-то Ырка  куда-то запропастился, – с тревогой промолвил Радка. – Теперь вот без него  сбились с дороги.
 – Если бы  мы сбились, то, думаю, что  он был бы  уже рядом, – сказал в ответ Любомир. – Скорее всего, нам скоро предстоит некая встреча и нужно быть к ней готовыми…
Радка, услышав эти слова, послушно препоясался  мечом,  а щит и лук со стрелами положил поверху обозной телеги, чтобы были под рукой.
Однако, тропа, по которой они  шли,  неожиданно вывела их на широкую цветущую поляну, в центре которой стояла  неказистая и ветхая избушка.
– Как в сказке… –  промолвил  княжич. – Лишь курьих ножек не хватает. Любомир, какие там слова нужно сказать, чтобы избушка в нашу сторону обернулась?
– Избушка, избушка… встань к лесу задом, а к нам передом! – мгновенно отозвался Любомир.
Но избушка не сдвинулась.
И нашим путникам пришлось объезжать ее, чтобы найти-таки вход. Но и с противоположной стороны входа не оказалось.
– Понятно, – начал рассуждать Радка. – Старушка на своем помеле, поди, через трубу влетает…
– Сказок начитался, – раздался вдруг чей-то негромкий и вкрадчивый голос у  Радки за спиной.
Путники обернулись, но никого кроме черного кота у себя за спиной не обнаружили.
– Что смотрите, говорящих котов никогда не встречали? – вновь человеческим голосом произнес кот и, вздохнув,  сладко мяукнул.
Радка  лихорадочно стал осенять себя крестным знамением.
Любомир и княжич спешились…
– Другое дело, – согласно промолвил кот. – А то ишь, головы не склонив, чуть не на конях решили в заповедном лесу хозяйничать.
– Прости, Баюн! Как-то все это неожиданно произошло, – начал Любомир.
–  Прощаю!  А, что же у тебя княжич-то, словно воды в рот набрал, – продолжил кот. –   Не иначе думал, что Белогорье – это крепость порубежная, где для Великого князя  богатый ясак приготовлен.  Всё спорите о властях, верах и временах, а главное-то ведь совсем в ином.
– В чем же? – спросил кота Даниил.
– Вот как поймешь это, то весь живой божий мир увидишь другими глазами, да и сам  преобразишься. А теперь ступайте в дом, отдохните, а завтра поутру с моей хозяйкой встретитесь…
– С бабой Ягой? – с испугом, помноженным на недоверие, спросил говорящего кота Радка.
–  Сам ты Яга… Видел бы сейчас себя, а то туда же… – ответил  богатырю кот.
– Я ему расскажу, – пообещал Любомир.
 И стоило им лишь  вновь обернуться к избушке, как широко отворилась её дверь,  распахнулись ставенки оконные и ладно выстроились в ряд подогнанные дубовые ступеньки…

Укрыв на ночь обозное хозяйство и, в первую очередь, напоив лошадей из родничка, на который указал им кот, они вошли в избушку.
Здесь все было узнаваемо: комната с вытканными половиками, большой стол, покрытый скатертью с лавками и глиняная печь,  да полати до потолка.
Наши путешественники почувствовали усталость, но так как было жарко, то  Любомир предложил княжичу отдохнуть под навесом во дворе, где лежало скошенное сено.
Радка же остался в избе. Он  проснулся чуть свет и по-хозяйски осмотрел все полки и даже заглянул в пустой горшок, что стоял на  печном поде. И, как это, наверное, бывает с каждым, мысленно подумал о любимой с детства каше…
И горшочек его пожалел… На  глазах богатыря,  он мгновенно наполнился распаренной пшенной кашей.
Радка даже показалось, что он и ранее был с кашей, однако, более очарованный случившимся, рассуждать не стал, нашел ложку и с радостью принялся вкушать. Съел, и тут же горшочек наполнился снова. Радка не торопясь прошел к столу, присел на лавку и с удовольствием умял и вторую порцию. Когда горшочек наполнился в третий раз, богатырь ел кашу уже основательно.
А когда прикончил третий горшочек,  то чуть отодвинул его в сторону, давая этим ему понять, что сыт.  Но вновь появившаяся в горшочке каша стала медленно набухать и  уже готова  была перевалиться через край.
Делать нечего, пришлось Радке и дальше есть кашу. Осилив новую порцию, богатырь, с трудом отвалившись от стола,  поставил  горшок уже в печь и даже прикрыл заслонкой, чтобы его уже даже и не видеть, а сам пошел  к лавке где и лег  переварить съеденное, а заодно и подумать о неисповедимых путях Господних, мысленно сетуя на то, что над было просить у горшка не кашу, а что-либо повкуснее… И начал представлять, что бы это могло быть…
 Из этого состояния его вывели встревоженные голоса Любомира и Даниила.
Радка мгновенно вскочил на ноги и тут понял, что по колено погрузился в вязкую кашу, заполнившую собой всю избу, и даже уже вытекающую через крыльцо на улицу.
– Радка, что ты тут  натворил? – спросил гридня княжич, стоявший у порога.
– Каши поел, –  робко ответил богатырь.
– Любомир, как остановить работу горшка? – обратился княжич уже к Любомиру.
– Если мне память не изменят, это достаточно просто.  Нужно сказать: горшок больше не вари.
И вот уже все трое, и в один голос, они  закричали:
– Горшок, больше не вари…
Но горшок их не послушался.
Положение спал, появившийся  Ырка.
– Радка,  не иначе,  как это ты учудил?   –   сказал он, лишь войдя в избу. – Что вы говорили, чтобы его остановить?
– Горшок, больше не вари! –  первым отозвался Радка.
– Горшок?  Понятно! Пузо набил, а дальше все, как всегда, ни любви, ни слов благодарности, – заключил Ырка, а затем подошел к печке, чуть наклонился и  ласково сказал:
– Горшочек, прошу, больше не вари…
И вся в тот же миг каша вернулась в горшочек, вновь удивив наших путешественников тем, что смогла в нем же вся и уместиться…
– Я же говорил, что могу вам пригодиться… – произнес Ырка, когда пол избы снова стала чистым.
Затем  Ырка пригласил княжича и Любомира к столу, сказав им, что сей стол накрыт скатертью-самобранкой. 
– Как скатертью-самобранкой? – удивился гридень. – Я же только что сидел за этим столом…
Княжич и  глазом моргнуть не успел, как столешница оказалась заставленной  плошками и блюдами с самой разной едой.
Радка и рад был бы вкусить, но к столу не пошел, так как еще с трудом передвигался от количества съеденной им каши. К тому же его все ещё смущал вид бродящего по избушке обнаженного призрака.

Утром, лишь они вышли из избы, как увидели и хозяйку этой избушки.   Женщина, да знакомый уже кот Баюн стояли  в нескольких шагах от избушки, в окружении чуть ли не всех обитателей леса. Но даже не это более всего поразило наших путников…
– Бабушка? – произнесли они вновь почти одновременно и с удивлением, так как каждый в этот момент увидел в Хозяйке леса свою  собственную бабушку.
Хозяйка избушки лишь улыбнулась.
– Отправляйтесь в путь, богатыри, у вас впереди еще много испытаний. И знайте, что я всегда буду рядом, – говорила она, а каждый слышал и видел свою собственную и любимую бабушку, а потому верил каждому ее слову и, как в детстве, ничего уже не боялся, зная, что она будет и дальше рядом.
Но когда отъехали, то княжич все-таки обратил свой вопрос Любомиру.
– Так это и есть та самая  баба Яга?
– Думаю, что да! Хотя, никакая она не Яга. Просто жила на свете незамужняя девушка, из тех, которых еще называют старыми девами.  Она  многие годы ждала возвращения своего любимого жениха, не веря, что он погиб на поле боя.  И все эти годы  отваживала от дома ретивых ухажеров.  А душевное спокойствие обрела лишь в лесу. Долгое одиночество привело ее к тому, что она  полюбила тишину и уединение  леса. Вскоре она познала лечебные свойства трав и даже начала помогать людям. Но, как это часто бывает, человеческая зависть, неблагодарность и черствость сердец селян сделали ее изгоем в родном краю. И тогда она ушла в  лес, где срубила себе небольшую избушку и стала в ней жить.  На доброту  мелкие зверюшки ответили ей своей любовью. И  тогда она стала лечить зверей, а со временем научилась понимая их язык. Так и жили они в мире и согласии.   Шли годы, а она оставалась все такой же молодой и красивой. И тогда людская молва породнила ее с нечистью болотной и матери стали пугать ею своих малых чад.
– Это понятно, но как можно столько лет оставаться такой… неувядаемой, а к тому же уметь являть себя в облике тех, кто тебе  памятен и дорог? – недоумевал уже Радка.
– Силы, молодость и многолетие дает ей Матушка–Природа, отвечая  добром на добро и за то, что сберегает лесных зверюшек, – начал свой ответ  Любомир. – А жизнь, по-сути в чистоте и без греха, дает ей возможность видеть и совершать нечто запредельное, то, что христиане называют свойствами святости и благодатью Святого Духа.
– А как же курьи ножки? – задал свой вопрос уже княжич.
– Было и такое, – продолжал Любомир. – Поначалу, из опасения  возможного нападения хищных зверей, она подняла свою избушку на бревна с частично обрубленными ветками, чтобы можно было по ним же и подниматься. А вскоре, узнав, что люди ее избушку обнаружили, она срубила себе другую избушку и в более дремучей части леса.  Но прежняя  избушка-то осталась. Столбы, на которых она стояла, со временем, обросли зеленью и  покрылись мхом, а  потому, особенно в ночи, напоминали людям образ избушки на  курьих ножках. К тому же, все, что в ней осталось: печь, полки, стол и лавки, со временем, покрылось тленом и паутиной. Вот тебе и еще один повод, непрошено в нее заглянув,  самим испугаться, да  детей  бабой Ягой стращать… Да и имя  той  славянской девушки было не Яга, а Ага… Впрочем, и Ага  лишь  позывной, используемый людьми в лесу, когда им необходима была ее помощь.  Протяжное Ага–аааа… подхватывалось ветром и весть о том, что кому–то нужна была ее помощь, слышал весь лес.     А  вот постоянное  её отсутствие для  худых людей  в том доме на курьих ножках, породили молву и о метле, и ступе с помощь которых она якобы передвигалась…  Хотя, со временем, она действительно  стала обладать способностью перемещаться в пространстве, но это уже другая история.


Глава шестая
ПОДАРОК РЕЧНОГО СОМА

До полудня все ехали молча. Каждый был погружен в свои воспоминания, вызванные родными образами, увиденными в лике Хозяйки леса.
В полдень того дня жар был уже несусветный… Но даже не это насторожило Любомира, а то, что в полной звенящей тишине леса он услышал женский смех.
–  Может быть рядом люди? – задался вопросом княжич.
– Ырка бы дал знать…  Не иначе, как впереди поле и там Полудянки играют, – ответил Любомир. –  В этих заповедных местах, как я понимаю, всему отмеряно свое время. Время работе и отдыху, и не дай Бог это нарушать… Думаю, что нам лучше здесь остановиться…
– Я не против того, чтобы мы сделали привал, – произнес княжич и вскоре обоз встал на опушке.
Наконец  отдаленный смех услышал и Радка.
– Знать люди рядом, или мне только одному женский смех слышится, – сказал он, обращаясь к Любомиру.
– Радка, не обращай  на это внимания. Не иначе, как Полудянки в поля вышли. Они знают, что люди в это время почивать ложатся и пока они  спят, Полудянки трудятся в поле. Но, Боже упаси смотреть на них: очаруют так, что  уведут за собой, где и иссохнешь весь от любви к ним.
На этот раз княжич и Любомир залезли под телегу, под тенью которой было явно прохладней,  а Радка мешкался-мешкался, да и улегся в тень под большой березой.
Какое-то время он ворочался, но женский смех явно не давал ему покоя. Вскоре он приподнял голову, а когда увидел, что Даниил и Любомир задремали, то тихо поднялся и пошел в ту сторону, откуда и доносился манящий его смех.
Скажи он Любомиру о своем потаенном  желании  хоть одним глазком посмотреть на этих чаровниц, то и остался бы  тогда не тронутым ими…
Радка действительно вскоре увидел их: они легко и ладно разваливали копны, развеивая для просушки кем-то собранное сено. Девки были краснощеки и смешливы, их пышные груди прикрывали легкие рубашки до пят, а волосы были вплетены колоски и полевые цветы.
Стоило им увидеть оторопевшего богатыря, как  они уже руками ему машут, к себе подзывают.
Радка сделал несколько осторожных шагов в их сторону, а они, словно бы играючи, на это же количество шагов отступили от него. И чем он ближе к ним приближался, тем дальше от него они отходили, вслед за собой заманивая. 
Полю тому конца не видно, солнце нещадно голову печет и уже и не помнит наш богатырь, где он спутников-то своих оставил,  а девки вокруг него уже кольцом встали,  каждая к себе манит, да еще и рубахи с плеч спускают, обнажаясь перед ним и показывая себя во всей своей  пленительной и первозданной красе…
Радка глаз оторвать от них не может, с ума их красота его сводить начинает…

Лежавшего на земле  богатыря нашел Ырка.  Он же разбудил Любомира и сказал, чтобы тот взял коня и следовал за ним.  Затем долго шли полем.  Вскоре Любомир увидел лежавшего на земле и потерявшего сознание княжеского гридня.  Закинул  он Радку на  коня, и  они вернулись к месту привала.
Вскоре очнулся наш богатырь,  глаза медленно открывает,  ничего не помнит и голова раскалывается. Однако же понимает, что под телегой лежит, а  головы княжича и Любомира над ним склонились.
– Слава Богу, живой! –  словно бы откуда-то издалека донесся до него голос  Даниила. – Далеко же ты ушел, богатырь! И если бы не Ырка, то и не знали бы даже, где тебя искать…
Радка лишь рот раскрыл, а сказать ничего не может.
– Не иначе, как любопытство  его подвело, – произнес Любомир. – Что, и взаправду они  тебе обнаженными представились?
И тут Радка, будучи не  в силах ответить, лишь качая головой, неожиданно заплакал, роняя слезы, как горошины.
Княжич и Любомир переглянулись и позакрывали рты ладонями, дабы сдержать подступивший смех.   Однако же  этот день они вынуждены были провести на  месте привала, чтобы дать возможность Радке  окончательно придти в себя.
Ранним утром следующего дня Даниил и Любомир ушли ловить рыбу, а Радка уже полностью пришедший в себя и с вечера водруженный друзьями на обозную телегу, лежал, перебирая в памяти  удивительные события последних дней. И вдруг неожиданно вспомнил свое далекое детство.  Вспомнил и тот год, когда страшная засуха обрушилась на их землю, и пересохли источники, а затем начался падеж скота, которого нечем было поить и кормить.  Видя слезы любимых родителей и мольбу бабушки к неведомому Богу, однажды ранним утром, Радка, которому было тогда не более пяти лет, ничего никому не сказав, вышел из дома и отправился к высокой горе, что виднелась из оконца его избы.
– Гора, это ты – Бог? – спросил он, подойдя к подножию.
– Нет, я не Бог, – ответила ему Гора. – 0н выше меня.
Удивился отрок и вдруг увидел, что на горе стоит высокое Дерево. Долго ль, коротко ль шел Радка, но наконец-таки  добрался до вершины Горы и подошел к  Дереву.
– Дерево Зеленое, значит, это ты – Бог? – вопросило малое дитё.
– Нет, я не Бог, – ответило ему Дерево. – Он выше меня.
И тут Радка увидел птицу, что парила над Деревом.
– Птица Быстрокрылая, так это ты – Бог?
– Нет! – ответила ему Птица. – Бог выше меня,
«Но выше птицы лишь облако, – догадалось пытливое дитя, и Радка задал свой следующий вопрос уже воздушному Облаку.
– Облако Белое, выходит, что Бог это ты!  – крикнул он, обращая свои слова к нему.
– Нет, не я Бог, Он выше меня, – откликнулось в ответ Облако и развеялось словно его и не было на небе.
«Тогда это не иначе, как ветер, что  разгоняет облака»,   –   догадался Радка и, с высоты Горы, обратился уже к Ветру.
– Ветер Быстрый, скажи мне,  ты – Бог?
– Нет, я не Бог, – ответил ему ласковый ветер. – Есть Тот, Кто выше меня.
«Но ведь выше Ветра и Облаков только звезды», – размышлял отрок.  И тогда, присев к корням Дерева, укрывшись в тени его ветвей, Радка стал ожидать появления первой звезды. А до той поры созерцал удивительный Божий мир, что раскинулся  в долине.
– Звездочка Небесная, это ты – Бог? – воскликнул он, наконец–то увидев первую звезду на небосводе.
– Нет, не я Бог, – ответила ему мерцающая Звездочка. – Тот, Кто выше меня – тот и есть Бог!
«Не иначе, как это Месяц Ясный?» – догадался мальчик и как только Месяц появился на небе, он обратился к нему.
– Месяц Ясный, это ты – Бог?
– Нет, – ответил ему месяц. Он выше меня…
Всю ночь провел ребенок на вершине Горы, дожидаясь уже восхода Солнца.
– Солнышко, Красное, получается, что именно ты Бог?
Улыбнулось Солнышко, и отрок услышал в ответ слова:
– Нет, я не Бог. Он выше меня…
И тогда Радка, немного помедлив, воскликнул:
– Бог, который ни Гора, ни Дерево Зеленое, ни Птица Быстрокрылая, ни Облако Белое, ни Ветер Быстрый, ни Звезды Небесные и не Месяц Ясный и не Солнышко Красное… спаси нас, а еще сохрани курочек и овечек наших, лишенных  зеленой травы и водопоя…
А потом начал спускаться, чтобы вернуться домой. Но лишь он отворил дверь, несказанно обрадовав этим своих встревоженных родителей, как начался чаемый всеми дождь после которого и новые травы выросли, и водоемы наполнились…
Радка ничего не сказал о своем путешествии любимым родителям, но так и не получил тогда ответа на свой вопрос: кто же Бог?
И вот теперь, став невольным свидетелем разговоров княжича и Любомира, он недоумевал, не ведая, чью же сторону принять, тем более,  что неведомый ему до сих пор Бог, слышал и помогал им обоим. И еще, что заставило его задуматься: ведь он, будучи ребенком, слышал то, что казалось бы не мог, когда ему отвечали и Гора и Солнце, и Звезды и Птицы… Правда тогда он не задумался об этом, восприняв это, как нечто естественное… И вдруг  этот кот Баюн, говорящий  с ними на человеческом языке…
«Господи, выходит, что Ты не только слышишь каждого,  но и Сам в каждом из нас, а окружающий нас мир оказывается живет и имеет душу» – неожиданно осенило богатыря и, оробев от этих мыслей, он снова погрузился в забытье.

Княжич и Любомир в это время были у реки. Даниил внимательно следил за тем, как Любомир обследовал берег и, найдя под водой  подтопленные стволы деревьев или коряг, уходил под воду, в поисках  возможного обитания крупной рыбы.
Вот он, набрав воздуха, ушел под воду в очередной раз и через какое-то время вода в том месте вскипела.
Даниил не утерпел и подбежал к самому берегу, однако Любомир все еще продолжал оставаться под водой, и это начинало беспокоить княжича.  Тогда он вошел в воду по колено, вглядываясь в то место, где в последний раз появилась голова ставшего ему близким слуги и советчика, а затем и сам, быстро перекрестившись, нырнул под воду… И увидел, что Любомир крепко держал пойманную рыбину, а сам, запутавшись в корнях  подтопленного древа, явно начинал захлебываться.
Даниил подплыл ближе и  с трудом высвободил его ногу, оказавшуюся в переплетении ветвей кряжистого капкана, после чего помог Любомиру с добычей  подняться на поверхность. Уже на земле Любомир без сил рухнул на речной песок,  правда, все еще продолжая обнимать  пойманную рыбину.
И вот тут-то княжич растерялся.
– Любомир, ты что?  Не умирай. Как же я без тебя? И зачем тебе сдалась эта рыбина? – взволнованно говорил княжич, видя перед собой  здоровую и  шевелящую усами пасть сома.
– Да жив я, княжич, жив! – раздался  голос Любомира. – Лучше столкни  с меня этого великана, а то дышать трудно.
Даниил  быстро столкнул с Любомира скользкое и пятнистое тело сома, более напоминавшее бревно, удивляясь, что не додумался до этого сам.
Сом несколько раз свился кольцом, а потом, разинув пасть, застыл в ожидании своей участи…
– Хотел тебе  показать этого великана, – начал Любомир.
– Отпусти его, пусть идет к детишкам малым,  – неожиданно пожалел сома Даниил.
–  Воля твоя, княжич,   –   ответил Любомир и потянул тело сома к воде.
Однако же, отпущенный сом уплывать не собирался.  Более того, он развернулся к берегу и словно бы пытался запомнить людей, сохранивших ему сегодня жизнь.
А тут еще две синички, что видели, как все происходило,  разговорились и Даниил услышал нечто его поразившее.
– А княжич-то не побоялся броситься в омут, слугу спасая, – сказала первая синичка.
– Он ему не слуга, а брат… Любомир и сам сын Великого князя, хотя и незаконнорожденный. Правда, они оба о том не ведают…
Так  Даниилу нечаянно стала известная тайна рождения Любомира, потому-то и воспитанного вдали от княжеского двора бабкой-травницей.
– Смотрю, сом  уплывать не хочет, – крикнул княжич теперь уже не слуге, а брату.
–  Одиноко ему, вот и не отходит, – ответил Любомир, подходя к Даниилу.
– Что значит одиноко? – уже с долей интереса продолжал вопрошать княжич.
–  Детишек, о которых ты порадел,  у него нет… – начал свой ответ Любомир. – Есть старинная легенда, мне ее бабка рассказывала. Так вот, жил на свете один  очень богатый и при этом очень жадный человек. И все, собирая и собирая  только для себя, в какой-то момент он понял, что уже не знает,  как схоронить ему всё своё богатство.  И тогда он  вырыл  под землей большое хранилище, в которое и начал стаскивать своё золото и серебро. Однако терпение Матушки–Природы, а может быть и еще кого-то,  было не безграничным и однажды его подземные хранилища стали быстро заполняться водой.  У него была возможность спастись, но жадность взяла верх. Так он и остался под водой со всем своим богатством и, обращенный Творцом в сома, жил потом в полном одиночестве в этом своем тайнике, ставшем потом центром озера. Вскоре и рыбаки стали подмечать, что  сомы никогда не сбиваются в стаи и всегда охотятся поодиночке. Хотя  живут долго, дольше любой другой рыбы… 
Они уже собирались покинуть берег реки и вернуться к обозу, но неожиданно  вновь увидели сома, который снова подплыл к самому берегу.
Любомир вместе с Даниилом спустился к воде, и тут сом приоткрыл свою пасть, в которой Любомир увидел красивый и дорогой перстень. И, потому как сом все еще держал пасть раскрытой, он понял, что этот дар теперь принадлежит не иначе, как княжичу.
Любомир взял  тогда сей дар и с благодарностью провел ладонью по голове великана.
– Ну вот, Даниил,  –  сказал  Любомир, протягивая княжичу массивный золотой перстень. – Прими сей перстень от этой странной твари, не иначе, как в знак примирения и признания тебя будущим хозяином этих земель всеми обитателями рек и морей.
– Да где он его взял? – с удивлением вопрошал Даниил, разглядывая массивный и, одновременно, удивительно тонкой работы, перстень.
– Каждый сом,  как и тот жадный человек, тащит в свою нору все, что блестит.  Наш же сом, не иначе как знает цену и предназначение этой вещи…
– И каково же предназначение этого перстня? – спросил княжич Любомира.
– Пока не ведаю. Однако же, путь у нас впереди еще большой и возможно, что этот перстень обязательно тебе пригодиться.
– Спасибо тебе, чудище речное, – сказал Даниил, обращаясь к сому. – И прости, но нам пора идти. Нас  Радка, поди, уже заждался. 


Глава седьмая
ИЗМЕНА

Ранним утром следующего дня княжеский обоз продолжил свой путь. И первое, что вновь приятно поразило Радку, было появление на горизонте, вслед за Солнцем, знакомого Древа…
Этому явлению чрезвычайно возрадовался и княжич Даниил.
Однако скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. И  тут дальнейшее путешествие Даниила и его спутников в поисках Белогорья чуть не обернулось для них настоящей бедой. А виной тому все тот же монашек Герман, который вслед за половцами дошел-таки до их становища.
Пользуясь тем, что было темно, он въехал  в расположение половцев и какое-то время оставался незамеченным.  До его слуха изредка  доносилась русская речь, очевидно  пленниц из числа русских женщин, но добраться до еды  и сна пока не удавалось. Герман был без каких-либо сопроводительных грамот и лишь надеялся на свой  массивный золотой крест и монашескую рясу, в которую он успел облачиться, начав наблюдать за  кочевниками на берегу Волги.
И тут он заметил, что несколько всадников с раскосыми глазами уже взяли его в кольцо.

От количества драгоценных камней и золота, увиденных Германом в шатре половецкого Хана,  стало рябить в глаза.  Его резко толкнули в спину, давая понять о необходимости преклонить колени, что он поспешно и сделал.  А когда  поднесли  чащу с кумысом, то он, не  пригубил кумыс,  как это делали русские пленные князья, отдавая дань уважения обычаям половцев,  а от мучавшей его жажды, выпил  всю чашу до дна.
Сам Хан сидел на узорчатом и обрамленном драгоценными камнями, троне в шелковых шароварах и скрестив ноги. Он поприветствовал монаха легким поклоном головы, после чего внесли деревянную скамью, и  Герману было предложено присесть. Хан же еще некоторое время улыбался, разглядывая лик уруса в монашеском одеянии.
Увиденное золото буквально покорило монашка, а вскоре его даже немного развезло от  выпитого заморского вина. Герман, уже не обращал внимания на восточный этикет и сдержанность, не говоря  об ограничениях в еде,  которые налагались на него священным саном. Смеясь,  выхватывал он с принесенных  тарелей  самые крупные куски мяса,  и заглатывал их, почти не разжевывая. Но, правда, в один миг же и протрезвел, услышав тихий, но властный голос Хана.
– Ты кто? И с какой целью пришел в мой дом?
– Я приехал подготовить приезд младшего сына Великого князя Даниила, – начал Герман.
– Нам сообщили, что он покинул княжеский терем, – продолжал Хан. – Но о том, что идет к нам с посольством, того не сообщалось. А потому, что  еще ты можешь сказать, чтобы  я  сохранил тебе жизнь?
– Я думаю, что он везет вам некое предложение…
– В чем же заключается его суть?
– Возможно, это будет предложение о его женитьбе на одной из ваших дочерей? – робко сказал Герман.
– Ты не угадал, монах. Хотя бы потому, что все мои дети – мальчики и будущие воины.
– Но ведь куда-то же он едет? –  сказал Герман, все еще пытаясь сохранить к себе интерес половцев.
– В каком именно направлении движется его обоз? – снова поинтересовался  Хан.
–  Десять дней назад  они  пересекли воды Великой реки, и пошли на восток.
«Взять в полон сына Великого князя – это лакомый кусок, – размышлял  половецкий Хан. – Потом можно будет разговаривать с великим князем уже иным языком. Но одновременно с этим, хотелось бы знать, куда и с какой целью едет княжеский обоз».
Хан рукой подал знак монаху, чтобы тот встал.
– Ты поедешь с моими людьми, – начал Хан. – Поможешь им найти княжеского сына, а в награду от меня получишь  жизнь.  А если ты нас обманул и здесь лишь в качестве соглядатая, то я тебе не завидую.   Пока ступай, выезжаете на рассвете.
Герман понял, что торжественный прием окончен, как только двое рослых охранников взяв его под руки буквально вынесли  из шатра. Затем бросили в какой-то хлев, предварительно связав по рукам и ногам, а поутру летучий отряд, облаченный в овечьи шкуры,  с кривыми саблями и колчанами за спиной,  на отменных лошадях, скрылся в тумане.

Княжеский обоз вот уже несколько дней, как продолжал свой путь. Места, которые они пересекали, нынешним языком обозначались бы как лесостепь, а потому были полны зверя и птицы.  И княжич даже подстрелил, стреляя из лука, несколько крупных дроф, чему был очень доволен.
 Любомир же больше интересовался травами, которые встречались им по пути.   В частности, увиденной травой Девясил,  любящей влажность, а это  свидетельствовало о том, что где-то рядом обязательно должен быть некий источник, а, возможно, и поселение.
– И что это за Девясил такой? – размышлял Радка, разглядывая растение. – Трава, как трава…
– Богатырь, – отозвался Любомир, – а того не знаешь, что Девясил это трава, которая располагает не только целебной силой, но и священной в том значении, что  изготовленные из нее напитки способствуют продолжению рода. Хотя для тебя сие пока не столь важно…
– Ты говори, да не заговаривайся, – забубнил Радка. – Лучше сказывай, как этот напиток готовится.
– Тогда слушай  и запоминай, – начал Любомир. – Корни и сам стебель Девясила раздавливается и заливается чистым медом, после чего оставляется для брожения. Затем мед добавляют снова и брожение продолжается. Но и это еще не все. Перед тем, как его испить, обязательно нужно  добавить немного воды из  освященного родника….
Договорить им не пришлось, так как впереди показался широколиственный лес, что стоял  на склонах, уходящей вдаль балки.  С высоты хорошо была видна густая зелень дубравы,  в сторону которой княжич и приказал держать путь.
Как только обоз въехал под тень кряжистых дубов, княжич  приказал остановиться и попросил Радку попробовать отыскать источник и напоить лошадей, если будет такая возможность.
Радка  вместе с Любомиром отправились на поиски людей и воды, и вскоре нашли старика, а так же нескольких женщин, обступивших одно из жилых строений. По доносившимся крикам стало ясно, что идут роды, а вскоре они услышали и звонкий крик народившегося младенца.
Однако же, смутило их следующее. Они увидели, как три старухи вошли в дом, но вскоре вышли и быстрым шагом пошли в сторону рощи. В руках одной из них был небольшой сверток.
– Не иначе, как умертвить хотят дитё? –  высказал предположение Радка.
– Не должно, но давай, на всякий случай, незаметно проследуем за ними, –  предложил  Любомир и они оба, вслед за старухами, шагнули в густые  кусты.
Через несколько шагов они увидели небольшой ручей, на берегу  которого горел костер.  Одна из старух уже стола по колено в водах стремительного  ручья и в этот самый момент опускала новорожденную кроху в воду со словами:
– Бог отделил эту безгрешную душу от Себя, как зерно единого колоска, как пшеницу от снопа и теперь это зерно летит в жизнь, чтобы потом вернуться к Нему.
Вот она подняла младенца над собой, показывая его Небу, а затем снова погрузила в воду…  И после третьего погружения передала чадо второй старухе, а та, так же трижды, пронесла его над огнем костра.
– Это что же такое? Почти, как в вере христианской, – произнес Радка.
– Скорее всего, это христиане частично переняли рисунок более раннего ритуал, знаменующего собой, не иначе, как очистительное начало прихода человека в Божий мир и посвящения его Творцу. И это, кстати, объясняет, почему ни в воду, ни в огонь нельзя  плевать или как-либо загрязнять землю.
– Надо возвращаться, а то княжич, поди,  волнуется нашим столь долгим отсутствием, – предложил Радка и вскоре они были уже у места, где оставили свой обоз.
А когда рассказали княжичу о рождении и посвящении мальчика Творцу, то Даниил неожиданно сам принес в селение и передал женщинам немного серебра, а для будущего воина,  как бы в дар и на память,  свой небольшой  кинжал.
И еще на день  наши путешественники,  не желая обидеть гостеприимных  хозяев и разделяя с ними радость рождения будущего защитника и кормильца,  вынуждены были задержаться в селении,
Утром старик обещал показать им исток того самого священного ключа, откуда исходил ручей, в котором  и освящали  малое дитё.

Ключ, который они вскоре увидели,  бил из земли этаким фонтаном и поднимался  почти на метр над поверхностью земли. Более того,  ниспадающая вода падала точно в огромную, ладно скроенную деревянную лохань и  буквально вся в ней бурлила.
А вокруг сидели те, кого в народе называли бы сирыми и убогими. Большей частью это были древние или тяжелобольные люди, очевидно даже  израненные кочевниками,  а значит  им уже более не нужные.  Немощные прикладывали к пораненным или больным  частям своего тела, обмоченные в воде куски ткани,  и ждали…  Ждали возможного исцеления. 
Даниила удивило, что на этом клочке суровой и Богом забытой земле, каким-то чудом круглый год  вода  истока была теплой, точнее сказать, земля была теплой, а вода так просто горячей от чего никто и не нырял в саму купель, боясь свариться. Этакий горячий оазис в степном обрамлении.
Даниил отдал повод коня Радке, а сам медленно пошел в сторону  источника.
Видя богатое облачение княжича, народ не склонился перед ним, как этого требовал обычай.  И не потому, что не ведали о том или проявлял неуважение. Нет!  Наоборот, они с мудрым бессильем и радостным состраданием  взирали на еще одно божие создание, которому Господь попустил оказаться в этих местах и которому, очевидно,  потребовалась помощь Матушки-Природы,  пусть даже незнакомец  им и не ровня. 
И тут Даниил каким-то внутренним чутьем сам стал снимать с себя богатое и дорогое облачение. Любомир был уже рядом с платом в руках и сам стал обтирать платом, смоченным в воде священного ключа, молодое тело княжича, который закрыв глаза, вдруг почувствовав  ранее  никогда не испытанное им умиротворение.
А когда открыл, то увидел, как этим голым, слепым и хромым людям роняли плоды птицы  своим оперением более похожие на ангелов. И  еще он понял, что зимой здесь не бывает стужи, а летом – зноя. И, что даже  исцелившиеся люди, все одно продолжали оставаться у этого ключа, помогая тем, кого Господь снова и снова приводил к ним.
– Может быть, это и есть Белогорье? – спросил он у Любомира.
– Нет, княжич, скорее всего это его преддверие, к тому же нам, как ты сам говорил, нужно будет преодолеть еще горные перевалы…
– Жаль, я бы остался здесь и помогал этим несчастным, – произнес Даниил.
– У тебя вся страна таких же израненных и обездоленных и всем им ты должен будешь стать  любящим и заботливым отцом, – произнес в ответ Любомир.
– Еще никто не отменял право старшего в семье, а у меня  таких два брата… – пробурчал в ответ Даниил, хотя и понимал, что Любомир прав.

Ближе к вечеру, они вернулись в селение и были поражены увиденным: все женщины были убиты, а  от их скромных лачуг осталась лишь зола,  да  еще едкий дым этого пепелища, гоняемый ветром.
Даниил  пошел искать младенца и вскоре увидел его мать, пронзенную стрелой.  Он склонился над ней и стал осторожно  переворачивать, а перевернув, увидел и живое дитё, все также припавшего к материнской груди и теперь смотревшего на княжича распахнутыми глазами.  Даннил осторожно взял его на руки и пошел в сторону обоза.
Вскоре туда же подошел и Любомир.  Он рассказал о том, что  нашел  умирающего старика, а тот перед смертью успел сообщить, что   убийцы были половцами, и то, что они искали княжеский обоз, а главное то, с ними был человек с крестом на груди…
«Неужели Герман половцев привел?» – подумал, опечаленный услышанным, Даниил, а потом попросил Радку вместе с Любомиром похоронить тех, кто  своим молчанием не только их не выдал, а,  пожертвовав собой, спас им сегодня жизни.
Потрясенный случившимся был и Радка. Одно дело битва или осада, а тут лишить жизни стариков.  Богатырь сам опустил каждое тело в выкопанную могилу, а после того, как засыпал убиенных землей,  принял из рук  княжича  грудного младенца  и  уже не смог сдержать своего справедливого негодования.
– Княже, – обратился он к Даниилу. – Я так понимаю, что половцы тебя ищут. Неспроста эта. Но и бегать от них не след, есть тут у меня одна задумка… 


Глава восьмая
ВОЛХВ ПРИХОДИТ НА ПОМОЩЬ

Вечером на высоком берегу  реки был хорошо виден  огонь костра, а на его фоне княжеские кони и  обозная телега. Река на берегу которой стоял обоз не сказать что была широкой, но достаточно глубокой и с сильным течением. То есть со стороны  реки княжеский обоз был, как бы,  защищен. А с противоположной стороны и вдоль всего берега расстилалось поле, что давало хорошую возможность для боевого охранения.
Ырка обнаружил половцев еще до того, как  большая часть отряда спешилась и  теперь ползком стала подбираться к месту стоянки княжича.
Об этом он и сообщил Даниилу, а уже после этого Радка вместе с Любомиром за их спиной  подожгли сухую степную траву. Огонь мгновенно растекся и половцы оказались в огненной западне. Палимые набегающим огненным валом,  им пришлось встать и уже в полный рост  бежать  к  княжескому обозу, размахивая своими кривыми саблями и не ведая того, что стали для Радки и Любомира хорошей мишенью. 
Те из половцев, кто успел-таки  добежать до телеги, где они надеялись застать сына Великого князя,  неожиданно обнаружили, что на берегу реки, кроме них никого более и нет. Но и это было последнее, что они успели понять, так как тут же были поражены меткой стрельбой наших лучников.   Оставшиеся в живых  сами бросились с высоты берега в воду, да и  не выплыли. Таким образом, за эту ночь, половцы лишились  большей части своих воинов.   Однако, в числе оставшихся в живых  был  шаман.  Именно он, дождавшись луны следующей ночи, отъехал в поле и,  опустившись  на колени, неожиданно стал выть по-волчьи. И вскоре  стало хорошо слышно, как ему начали подвывать голоса волков.
– Что это? – спросил,  услышав волчий вой, встревоженный княжич у Любомира.
– Половецкий шаман, –  вместо Любомира ответил ему  Ырка.
– А почему он воет? – продолжал вопрошать Даниил.– Оплакивает своих погибших?
– Нет! – отвечал уже Любомир.  – Если я все верно понимаю, то таким образом он призывает себе на помощь волков.  И как это я  подзабыл, что  половцы считают своим тотемом  волка и  поклоняются ему.
– И что из всего это следует? – снова спросил своих  спутников Даниил.
– Против стаи волков нам даже Ырка не сможет помочь, – начал Радка. – С оставшимся  десятком  половцем, мы бы могли еще  посражаться, но если в это время волки  набросятся  на лошадей, то лишат нас возможности  дальнейшего передвижения.
– И что же нам теперь делать? – продолжал допытываться  княжич.
– Можно оставить обоз и уходить на лошадях? –  продолжал Радка, все это время не расстававшийся с младенцем.
– А я уже постараюсь сделать так, чтобы они не разграбили обоз, – предложил Ырка.
– Рискованно, – раздался голос Любомира. – Впереди зима, лишившись обоза да еще с младенцем на руках, мы не сможем успешно продолжить начатый нами поиск Белогорья.
– И все же нужно  что-то делать, – сказал княжич, указывая спутникам на появившихся  в отдалении  первых  волков.

Шаман же, продолжавший свой вой, уже был уверен в победе, но вдруг почувствовал присутствие на поле еще одной силы. Он поднял глаза и увидел перед собой Агу с черным котом у ног… И  хищная ухмылка обнажила его редкие и желтые зубы.
– Уйти Ага, – начал он. – Этот княжич, незвано пришедший на наши земли, тебя не касается. Это моя добыча…
– Но это моя земля, а он мой гость… – начала Ага.
Тогда шаман  поднялся на ноги и даже потянулся рукой за мечом, что был у него за спиной…
Неведомо каким образом, оказавшийся за его спиной, крупный медведь одним ударом мощной  лапы снес шаману половину лица вместе со скальпом.
Взметнувшая из утробы мертвого тела шамана, черная птица не успела даже воспарить в небо, как была сбита появившимся соколом, а уже то, что от нее осталось стало добычей кота Баюна…  Все это произошло в одно мгновение.
Стоявшие на краю поля  половцы не могли понять, как  за спиной  шамана появился медведь, как  вообще могло случиться, что шамана уже не стало с ними. Однако же, страх заставляет людей часто делать безрассудные поступки. Так и с оставшимися в живых кочевниками. Они стали понукать своих коней, пытаясь взять  медведя в кольцо. Но те, боясь животного, метались по кругу, не смея к нему приблизиться.  И тогда половцы одновременно метнули свои  арканы, что в мгновение ока опоясали  крупное животное. Но вдруг вместо  стоявшего на задних лапах  лесного великана, они  увидели перед собой белоголового Волхва и то, как  уже стягивающие медведя путы, упали к его ногам.
 Когда же половцы схватились, было, за свои луки,  то Волхв лишь поднял вверх руку и сотня, неизвестно откуда появившихся летучих мышей,  образовала между ним и половцами живую колышущуюся стену.  Более того,  эта живая масса вначале скрыла Волхва, а затем неожиданно  бросалась на лучников, цепляясь им в волосы и расцарапывая глаза. Через несколько минут, ослепленные кочевники,  бросили к ногам Волхва все своё оружие и смиренно ждали своей участи.
А те  волки, что  еще минутами ранее появились за спинами Радки и Любомира так  же внезапно и исчезли…
Но Радка и Любомир еще не ведая того, что произошло, какое–то время продолжали держать в своих руках луки и напряженно вглядываться в лес.
В это время  Волхв  что-то тихо  произнес в ухо одному из коней,  и вот уже все лошади устремились за ним к своим  родным стойбищам,  неся на себе оставшихся в живых, но ослепленных  всадников. 
Хотя не совсем так, одна из них скинула своего седока. Надеюсь, что вы уже догадались, что этим всадником был монашек Герман, который  в отличие от кочевников оставался зрячим, а значит,  увидев все то, что произошло.  И понял, что за силы стоят на стороне княжича, а также и то, что за свой иудин грех теперь придется отвечать сполна.  А потому из-за  свой природной трусости, он  выбрал, как ему показалось,  более легкий путь,  и  тут же, не иначе, как от помрачения рассудка, на ближайшей осине удавился.
Его  высвободившаяся душа  какое-то время наблюдала за тем, как в петле болталось бренное тело, успевшее и обмочиться и обгадиться…
Неожиданно эта самая душу  увидела Ырку
– Натворил же ты  паскудных дел, монашек, – начал, обращаясь к ней, Ырка.  – С этого дня будешь жить в той мертвой и сожженной, не без твоей помощи, деревне.  И  неоткого будет тебе живого тепла напиться. А потому  выть будешь, как собака,  и живого огня бояться…
Сказал и исчез.

Вскоре Радка действительно услышал вой собаки.
– Княжич, неужто,  в деревни  живность осталось. Может быть, вернемся и возьмем  с собой собачейку. С ней и в пути веселее будет…
– Тебе младенца мало? – спросил гридня  Даниил. – Я так понимаю, что все трудности нашего путешествия еще впереди.
А вместо собачонки у нас  Ырка есть… – добавил Любомир.
И не успел  он произнести эти слова, как объявился и сам  Ырка.  И вот он уже стоит перед Никитой на четвереньках, с высунутым языком и заглядывая ему в лицо, как настоящая собака.
Княжич и Любомир  в очередной раз не смогли удержаться от смеха.
– Сгинь, не могу на твою срамоту смотреть, – буркнул богатырь, но видя, как заливаются княжич и Любомир, не удержался от смеха и сам.
После того, как все успокоились, то неожиданно для себя услышали от Ырки, что оставшиеся в живых половцы оставили преследование и теперь движутся к своему становищу.
– Слава Богу! – произнес Даниил.
– Вышен Бог, ище есть хранилищ живот наших, – вторил ему Любомир.
Радка же, после всего случившегося с ними за последние дни, мысленно согласился с обоими…

В эту ночь все спали спокойно, зная, что Ырка рядом.
Ранним утром княжич пробудился от сна первым. И, оставив друзей досыпать, вышел через лес к тому самому полю, где вчера произошел поединок, о котором он даже не догадывался… 
Вскоре он  увидел несколько стервятников, не иначе как терзавших чью-то мертвую плоть, а когда подошел ближе, то наткнулся на труп шамана, а внимательно оглядевшись вокруг, увидел и повесившегося монаха Германа.
И тут он увидел Волхва, что шел в его сторону. Даниил не ведал того, что вчера именно он вместе с Агой, обеспечил  княжескому обозу возможность дальнейшего и безопасного их продвижения в Белогорье.
– Что, княжич, видно, что не меня  желал  ты увидеть этим утром, а того Доброго Пастыря из своего сна? – спросил он, удивленного Даниила.
– Так-то был все же Добрый пастырь?
–  Оставь сомнения, княжич!   –   говорит ему Волхв. – Ты не один, кого эти же сомнения одолевают, хотя как понимаю я вас считанные единицы на земле. Я тех  ввиду имею, кому  являл Себя Он Сам.   Другие же, число которых как песка,  уходят или в монастырь или в леса, а то и норы сами для себя в пустынях и  горах, готовят.  Там день и ночь, подчас годами, вымаливают для себя возможность лицезрения Его.   А как, не получив желаемого чуда, во всеуслышание начинают  задавать  вопросы: так для чего тогда была их изнурительная жертва,  жизнь в холоде и добровольный голод,  призрение к земным страстям?  Слепцы и маловеры.  Они не понимают главного – Он не является, – Он просто есть, и всюду. И незачем сидеть в яме, чтобы ждать Его, подобно солнца на рассвете.   Нужно было просто жить, благоговейно каждый новый день встречая. Он – все! И Он во всем! Он в капельке росы, и в первом солнечном луче, в улыбке матери, тебя вскормившей, в дарованным тебе ребенке, в его дыхании, и в смехе радостном, что оглашает дом… В  бою с тобою Он также всегда рядом. Не понимая истины простой о том, что Творец в каждом изначально,  глупцы лишь жаждут почестей себе, да и отличья от иных, чтобы публично объявить, что Он мол  Сам пришел к нему. Так что же это, если не гордыня? И, не дождавшись снисхожденья, они опять  вопросами себя терзают: а может быть,  Его и  вовсе нет?  Химера, сказки первых христиан. И сами же  согласны с утвержденьем этим.  И, обольщенные теперь уж новой ложью, кричат на перекрестках  мира, что нет Его!  Одним лишь только этим,  предавая  и отрекаясь от Сына, как и от Его Отца в былые времена. И уж  несется та молва худая по городам и весям, порождая для слабых духом чреду  богоотступничества, а всех иных, ввергая в скорбь, подобную вселенской…
– Он – есть, Его я видел! – спокойно ответил на это Даниил. – И даже чувствовал…
– Тогда, – продолжил Волхв, –  твои слова лишь подтверждают Истину, что в каждом Он из нас с момента зарожденья.
– Но я хотел спросить Его еще о том, зачем идти мне в Белогорье? Я не желал быть князем, как отец. Есть братья старшие, с меня ж довольно  доли младшего в семье…
– Понятны мне твои сомненья, княжич. Давай тогда договоримся так: ты воли  князя и родителя все же подчинись и  путь продолжи до конца, а уж потом решай, что делать  будешь дальше. Еще хочу тебе сказать… О Добром пасторе. Если Он тебе действительно нужен, то впусти Его в своё сердце. Наполни Им свою душу, которая к Нему всегда стремилась. И, даже если ты Его не встретишь более, даже если тебе весь мир скажет, что Его нет, то  знай, что для тебя  Он все равно и был, и есть и будет, но при условии, если ты сам этого будешь желать…

К тому времени проснулся и Любомир!  Увидев отсутствие княжича, он быстро встал и, взяв меч, отправился на его поиски, а  вскоре обнаружил и повесившегося монаха, и самого Даниила, беседующего со старцем. Но самое любопытное заключалось в том, что Любомир уже видел этого старца и знал, что это Волхв. Их встреча состоялась более двадцати лет назад, когда Любомиру было не более семи лет и он находился на воспитании у своей бабушки-травницы.  Её дом находился в глухом лесу. Точнее говоря, это был дом,  о котором мало кто вообще ведал. Дорога к тому дома, в котором они жила и куда приходили люди, была всем известна. Но несколько раз в году, она уходила в самый дальний угол дремучего леса и там в  небольшой рубленной избушке  встречалась с теми, кто и занимался тем, что оберегал их земли от ворога, а наипаче от сил, которые в народе всегда именовались, как темные. К людям, которые назывались Волхвами в народе всегда относились с благоговением, а силы, точнее энергии которыми они пользовались, назывались неведомыми и таинственными.
В то утро, когда пришел Волхв, Любомир вместе с бабушкой уже вернулся из леса, где они еще по росе собирали целительные травы и корешки одной ей известных растений.
Теперь Любомир сидел рядом и внимательно слушал рассказы старушки о значении и природной силе того или иного корешка или травки.
Старуха ждала гостя, но Волхв  все одно вошел неожиданно, а затем какое-то время внимательно всматривался в лик незаконнорожденного сына Великого князя. Ему предстояло решить  вопрос о том, какова будет будущая участь этого бастарда, а именно так таких  детей называли в западных странах.
Старуха терпеливо ждала, что скажет старец о судьбе полюбившегося  ей сына родной дочери. Именно с этой целью она и привела Любомира в эту избушку.
– Если ты хочешь узнать, станет ли он Великим князем, то могу сразу ответить, что нет. Княгиня понесла и в положенное время разродится мальчиком…
– Так ведь уже десять лет, как у нее не было детей… – начала тут старая,   –    а у Великого князя наследника…
– Твоя дочь тому виной и ты это хорошо знаешь. Не без твоих травяных отваров не совершалось у княгини зачатий все эти годы. Вы хотели, чтобы Любомир стал господином… Из-за вашего обоюдного греха быть ему  теперь  слугой  у будущего Великого князя… Однако мальчик смышленый, а посему научишь его всему, чем сама владеешь. Пусть язык и мир животный познает, пусть научиться в воде не тонуть и в огне не гореть, а также научишь в комарика или в пичужку обращаться… Не мне тебе это рассказывать, сама знаешь, что делать и чему учить.
Сказал и ушел. И вот теперь этот же Волхв беседует с княжичем.
«Знать действительно приближается для Даниила время Великого княжения на родной земле, – размышлял Любомир, пока  возвращался к обозу, чтобы взять заступ и похоронить монаха. – А значит и встреча с хозяйкой леса, и перстень сома, да и это беседа с Волхвом свидетелем которой он только что стал,  были тому явным подтверждением».
Вспомнил он и еще одну памятную для него встречу с отцом, когда Великий князь однажды также неожиданно появился в той самой избушке. То того момент и по сей день, Любомир не знал, что именно Великий князь был его родным отцом. Согласно воле Волхва  это было сделано специально, чтобы не  распалять гордыню подростка мечтательными помыслами.
Однако же, вернемся к той встрече. На границах княжества тогда было крайне неспокойно. Любимый и родной брат Великого князя собрал  против него нешуточное войско и даже выступил в поход, со дня на день, ожидая помощи кочевников. В связи с полученными об этом сообщениями,  Великий князь и оказался в ту ночь  в избушке старухи-травницы. 
Любомир  с вечера забрался на печку и уже засыпал. Великий князь приехал один. В таком деле, которое он собирался совершить,  свидетели были  явно не нужны.
– Как мальчик? – спросил он старуху.
– Умаялся, давно спит, – ответила она.
– Это хорошо…  Помоги,  а  заодно постережешь меня, – сказал князь и лег на широкую лавку, что была в избе.
Какое-то время в избушке был слышен лишь заклинательный говор, а затем случилось то, что  и до сего дня осталось в памяти подростка, а именно голубоватым свечением сначала обозначила себя вышедшая из тела душа князя и вскоре же преобразилась и  приобрела образ мощного волка  необычайной величины. Еще через несколько мгновений  сей образ стал материализоваться,  приобретая реальные черты свойственные животному и покрываясь шерстью. И вот он уже выскочил из избушки с трудом протиснувшись в небольшую входную дверь. 
Любомиром овладел явный страх.
– Нечего было своё любопытство являть, – раздался, явно к нему обращенный бабушкин голос. – Забудь всё то, что видел и спи…
И как бы это не показалось странным, но Любомир на какое-то время действительно забыл то, что увидел в ночи. Правда вскоре народная молва донесла до него, что в грядущей битве двух братьев свершилось нечто  неведомое и необъяснимое. Огромный в своих размерах волк каким-то образом умудрился увести за собой все войско кочевников к стану войска брата Великого князя, ставшего его опасным противником… Этот же волк  на глазах половецкого Хана и всего войска кочевников в могучем прыжке вцепился  и перегрыз  горло брату-предателю. И сие было расценено как откровение уже для самих кочевников, которые искренне и раболепно поклонялись тотему волка.  А потому  Хан тут же бросил свои войска на истребление стоявшего перед ним союзника и, перебив все его войско, захватив его богатый обоз, вслед за тем пограбил вдобавок и все земли брата Великого князя, решившего примерить на себя  библейский образ Каина.
Этот же волк чуть позже снова был явлен  стану кочевников, давая понять Хану, что пришло время для их возвращения в степь. И  смышленые половцы, быстро свернув свой  лагерь, ушли…
И еще…  Когда Любомиру исполнилось семнадцать лет,  мать решила его женить. Великий князь не возражал. Однако бабушка встала стеной, сославшись на некие видения,  и мать  вынужденно отступилась.  Хотел ли сам Любомир жениться сказать сложно. Хотя бабушка догадывалась, что внучек иногда позволял себя, обернувшись в комарика,  оказаться  ночью в чей-либо девичьей спаленке. И его такое беззаботное положение видимо вполне устраивало.
Однако же вскоре Любомира действительно коснулась любовь. Его избранницей оказалась простая деревенская девчушка…  А случилось это на Велик-День, именуемый ныне Пасхой.   Ранним утром, по настоятельной просьбе матушки,  понес Любомир кулич, что был запечен в этот праздник, как это делали еще предки с березовыми веточками в ржаном тесте медовика, начиненным  орехами, ягодой и иными пряностями и имевшего форму солнечного круга, а также  плошку с разноцветными вареными яйцами среди зелени, пророщенного  к этому празднику зерна. А вокруг радостные лица людей, веселые гомон и поцелуи. А уж если тебе достался поцелуй любимой девушки, то это уже было залогом их будущего счастья.
Идет Любомир, несет матушкины гостинцы к общему праздничному столу,  со знакомыми раскланивается, а от поцелуев девичьих уворачивается. Что было  причиной того стеснения сказать сложно потому, как в этот день согласно старинной пословице даже голубь с голубем целуются…
И вдруг споткнулся наш юноша. Кулич в руках удержал, а крашенные яйца на зеленую землю разноцветным дождем посыпались. Делать нечего, опустился Любомир на колени, стал те яйца в плошку собирать. И вдруг коснулась его руки девичья рука, что протягивала ему упавшее яичко, горящего будто Солнце красного цвета. Поднял Любомир голову и увидел голубые глаза своей нечаянной помощницы.  И потонул в их глубине. Пробурчал какие–то слова благодарности той девчушке, поставил подарки на стол, где шел пир горой и, не оглядываясь, домой поспешил.
Несколько дней после той встречи без сна проворочался наш герой, а потом через друзей разузнал имя той девушки и, посоветовавшись с бабушкой-травницей, послал к ней сватов.  Сговорились быстро, так как и родители девушки знали, что Любомир единственный сын великокняжеской ключницы, а потому, не затягивая, назначили день свадьбы. Правда, когда свадебный поезд жениха приехал в ту деревеньку, то застал там лишь одни дымящиеся головешки. Налетевший накануне отряд кочевников деревню ту разорил и сжег, а всех молодых и сильных обоего полу забрал в полон. Вместе со всеми оказалась у кочевников и  та юная девчушка.
Снова бросился Любомир к бабке за советом. Просит ее помочь ему как можно скорее добраться до половецкого стана с искреннем желанием спасти свою суженную. 
– Больно путь далек, – говорит она растерянному внуку. –  Даже если в пичужку обернуться, то  и при благоприятном стечении обстоятельств, может случиться так,  что до конца своей жизни оставаться тогда тебе птицей.
– Пусть птицей, если только буду ее видеть, то и за  одно это буду благодарен судьбе…
Старая травница вынужденно согласилась и помогла Любомиру обернуться птичкой. Долго ли коротко ли летел он, того мы не ведаем, не рассказывал об этом никому и никогда и сам Любомир, когда домой вернулся и вновь добрым молодцем обернулся.
Бабка-травница же о том ведала потому, как внутренним взором видела тот  самый момент, когда птичкой влетел её внук в богатый шатер половца и то, как в этот же самый миг, не желая достаться басурману,  девчушка та сама оборвала данную ей Творцом жизнь, смело вонзив кинжал, что висел  на боку половца, сначала ему в шею, а затем и в свое сердце…
Вот какая оказалась у Любомира первая, чистая и  трагическая любовь.
 Ведь именно для Любомира, в которого  она влюбилась с первого взгляда, сохраняла та юная девчушка свою девственную чистоту и верность их зародившейся любви.  И эту же любовь, и образ своей возлюбленной  с той поры хранил Любомир уже в своем сердце, не пуская в него более никого. 







Глава девятая
ВРЕМЯ РАЗМЫШЛЕНИЙ

Утром, обоз остановился в центре опушки. Даниил и Любомир спешились, после чего княжич принял из рук Радки спасенного ими младенца.
– Ага–а–а–а! –  во весь голос крикнул Любомир,  а ветер тут же подхватил этот возглас и передал его шелестом листьев за многие версты.
Хозяйка леса не заставила себя ждать. Вскоре она появилась перед Даниилом всё также вместе с Баюном.
– Матушка, – начал княжич, склонив перед ней голову. – Выручи нас еще раз. Прими сие дитя, Творцу посвященное и Им же сохраненное для неведомых нам деяний. Путь нам предстоит еще долгий и тяжелый, а его кормить и сберечь нужно… Боюсь, что не осилить нам этого.
Женщина согласно приняла малютку из рук Даниила.
– Не беспокойся за него, княжич, – сказала она, обращаясь к Даниилу. – И ступайте. У вас впереди еще много испытаний.
Обрадованный этим Радка, в знак благодарности,  взял с воза туесок и лишь захотел  передать его Хозяйке леса, как за его спиной раздался голос кота.
– За мед тебе, Радка, конечно же, спасибо!
От неожиданности, все еще не привыкший к тому, что коты могут говорить, Радка чуть тот туесок с медом из рук не выпустил.

Вскоре княжеский обоз продолжил свое движение, а на знакомом нам холме стояли и провожали путником взглядом  величественный Волхв с соколом на плече, Хозяйка леса Ага, да кот Баюн.
Радка ехал на телеге, изредка бросая взгляд по сторонам. Сегодня направление пути ему указывало Древо, что с утра уже стояло у самого горизонта.
Княжич и Любомир ехали впереди и о чем-то разговаривали.
Наш богатырь был доволен тому, как разрешилась история с половцами и тому, что  спасенный малыш передан в заботливые руки Хозяйки леса. Малыш ему понравился и он даже подумывал,  а не забрать ли ему его на обратном пути.
И не заметил, как… задремал.
Видит Радка, что сидит он  на княжеской телеге уже не один, что по бокам разместились еще два человека. Причем один из них в белой одежде с черными заплатами, а второй в черной одежде с белыми заплатами. Куда бы Радка не поворачивал, они за ним, как тень стелятся. Более того, в руках у каждого берестяная книга, в которую каждый из них что-то все время записывает.
– Кто вы? – спрашивает их Радка.
– Братья, Черняк и Беляк, – отвечает тот, что в белой одежде с черными заплатами.
– А почему один из вас в черной одежде с белыми заплатками, а второй в белом одежде с черными заплатками, – снова спрашивает братьев богатырь
– Я, – начал  держать ответ тот брат, что был в черной одежде с белыми заплатками, – всю твою жизнь наблюдал за твоими Злыми помыслами и записывал их.
– А я, – вторит его брат в белой одежде с черными заплатками, – записывал в свою книгу все  Добро, что ты совершил…
– Почему же я вас раньше никогда не видел? – снова вопрошает Радка.
– Мы являем себя человеку лишь в тот момент, когда его жизнь подошла к определенному концу, – отвечает Радке брат в черной одежде.
– Я еще не все свои дела закончил, – воскликнул Радка, понимая, что не дошел еще с княжичем до Белогорья.
– Сын твой дела закончит, – отвечает тот брат, что был в черной одежде с белыми заплатками.
– И куда мы  с вами идем? – спрашивает  его  богатырь.
– К Синей меже, что на краю земли, – отвечает брат, что носит черную одежду с белыми заплатами.
– За которой находится Рай! – добавляет брат в белой одежде с черными заплатами.
– Думаю, что в Рай его сегодня всё равно не пустят, – продолжает диалог тот брат, что в черной одежде с белыми заплатками.
– Почему ты это так решил? – спрашивает его брат в белой одежде с черными заплатками.
– Так Радка же нехристь, в храм не ходит, а всё более о мирских делах помышляет.
– Зато служит Великому князя достойно, а однажды на себя неприятельский удар сабли принял, друга-дружинника спас, – не соглашался с ним тот, что был в белой одежде с черными заплатками.
– Давай тогда, чтобы не спорить, количеством заплаток мериться. У кого заплат на одеянии будет больше,  в тех делах и Радка усерднее, – предлагает тот, что был в черной одежде с белыми заплатами.
Согласились. Стали они друг у друга заплаты считать, а Радка решения своей судьбы ожидает.
Сосчитали братья заплатки. Оказалось, что число заплаток на одежде каждого из братьев было равным. А это означало, что склонность нашего богатыря к помыслам о Добре и Зле  была одинакова.
– Тогда давай пересчитывать все то, что в наших книгах с самого его детства записано, –  предлагает тот брат, что был в белой одежде с черными заплатками.
 – Хитришь, брат, – отвечает ему тот, кто был в черной одежде с белыми заплатками. – Если он в чем-то  покаялся, то худая запись  в моей книге выцветала, а это означает, что  у тебя оставшееся количество записей больше, чем в моих книгах…  И тогда выйдет, что сей лентяй и обжора  просто праведник…
Закружилась тут голова Радки, не может он понять то, о чем спорят два брата, ноги у него подкосились и… богатырь наш свалился с телеги.
– Радка, что опять с тобой? – спрашивает открывшего глаза богатыря Любомир.
– В Раю чуть не побывал… – отвечает ему богатырь.
– Расскажи, как там? –  с интересом просит его уже княжич.
Рассказал им богатырь про тот спор, что вели в преддверии Рая  братья Беляк и Черняк.
– Любопытно, – начал первым рассуждать Даниил. – Твой рассказ, почти не расходится с воззрением на Суд Божий у Христиан, которые оставляют все на  окончательные времена Божиего Суда, а вот Ангел Хранитель и лукавый по имени бес,  как говорил мне монашек Герман,  тоже  ведут поединок за наши души.  И  очень даже схожи они с образами твоих братьев.
–  Зато  есть и одно важное отличие,   –   вступил в их диалог Любомир. –  Наш любимый Пращур в Пятибожии, например, не ставил человеку в упрек его поведение и тем более не наказывал  людей, которых любит, мором, чумой или войнами, о чем твердят сегодня  ваши церковники, оправдывая и покрывая тем самым злые деяния самих людей.  У  нас  считалось достаточным очищения, омовления и самопокаяния, то есть веры в то, что Бог-Отец услышал  и простил, а значит и забыл все плохое. И человек сам себе был судья.  Нет, и не было у нас и оков  из греховной памяти, которыми сызмальства повязывают народ в Христианстве.  Вот и дрожат теперь все на исповеди, как осиновый лист, как бы чего лишнего про себя не сказать.  И каемся, каемся, каемся всю жизнь, все одно оставаясь в рабских колодках новой веры. Если бы цепь  от тех оков протянулась от престола Творца,  это было бы мне еще понятно. Однако она в руках тех, кто вместо Бога,  взял на себя право  судить себе равных, своих братьев и сестер во Христе. Да еще и оброк за это требовать.  Чем же, скажи мне княжич, отличаются тогда они от первосвященников иудейских, которых корил Учитель Христиан, называя их схожими с гробами окрашенными, снаружи красивыми, а внутри полными  нечистот,  забывшими о необходимости любви к ближнему. Вот, что непонятно народу, да и мне, если честно.
Радке беседа его спутников оказалась не до конца понятой. Одно, что затеплилось в его сердце, так это слова, прозвучавшие во сне о том, что его дело продолжит  сын.
Сей пространный монолог Любомира оказался сложным и для Даниила.  Он знал уже, что беседует не со смердом, а с братом, ведал о том, что тот уважительно относиться к прежней вере народа, но и знания, полученные княжичем от его христианских наставников, уже довлели над ним. Однако, после их сегодняшнего разговора, Даниилу все чаще и чаще стали приходить на ум слова Любомира, сказанные ему чуть ранее о необходимости поиска  путей мирного примирения все ещё враждующей между собой вероучительной мудрости. Он начинал мысленно соглашаться с необходимостью сохранения  уважения к тому, чему  до сих пор тайно поклоняется его народ и одновременно с этим неуклонно добиваться от приемников Апостольской веры истинной кротости и христианской любви, коими только и должны врачеваться  ими все недуги его народа.
И естественно, что несколько дней последующего монотонного пути, каждый жил своими мыслями, общались редко и по необходимости. Тонкий мостик доверительности, который вырисовывался, было, между ними, прогибался сегодня под сомнениями и  взаимным недопониманием в вопросах веры.

Однако же, вернемся к нашим путешественникам,  тем более,  что им встретилась череда глубоких рек, пересекающих предгорные равнины. Во время одной из переправы  Радка нечаянно упал в воду и  начал тонуть, но был вытащен на берег Любомиром. И тогда наш богатырь всем  признался, что не умеет плавать.
– Не  скули, Радка, – успокаивал его княжич. – Ты же стоял на пороге Рая, где тебе сказано о том, что у тебя будет сын, знать тебе в ходе нашего путешествия утонуть не суждено.
Радка согласно кивал головой, но как только он вспоминал пузыри, которые пускал под водой, и то, как его крутила мутная речная волна,  его самого начинало мутить…
Вскоре дорогу княжескому обозу вновь пересекла река и тогда Радка подошел к Любомиру.
– Любомир, как ты думаешь, если я что-то брошу в реку, ну типа жертвы, вода больше не станет меня забирать.
– Ты сначала брось, а там  вместе посмотрим.  Да не волнуйся ты, я для тебя воздушные пузыри сшил, да еще и веревкой тебя опояшем… 
– А русалки? Это не страшно?
– Уже успел и их увидеть? Ну, ты даешь.
– На рассвете, пошел посмотреть, может, где брод есть, – начал Радка. – А они вылезли из воды, и давай «хи-хи» да «ха-ха»… Ну, думаю,  сейчас  меня, как Полудянки за собой в омут утянут…  И давай креститься.
–  Не беспокойся, это не более чем знак о твоей предстоящей встрече с кем-то, кто,  возможно, тебе станет мил и дорог… – сказал ему на это  Любомир.
– Надо же… – продолжал богатырь. – И еще… Давай княжичу не скажем о том, что я сегодня жертву в реку брошу.
Любомир улыбнулся.
– Что я  такого смешного сказал, –   забубнил Радка, а потом ему хватило ума обернуться. За  его спиной стоял, а выходит, что все слышал и тоже улыбаясь, стоял княжич Даниил.

Утром следующего дня, когда все было готово для переправы,  Даниил вместе с Любомиром  стояли на берегу реки и смотрели на то, как Радка, впервые в своей жизни, должен был сказать некие заветные слова и бросить в воду свою первую жертву водной стихи. Для этой цели он избрал крупное яблоко. Что именно говорил богатырь, обращаясь к воде, мешал услышать ветер, но вот он бросил в воду своё яблоко, которое тут же показалось на поверхности и весело, подхватываемое течением, понеслось по реке.
– Что же оно не тонет? – забеспокоился он. – Неужели вода не приняла моей жертвы, как же мне теперь на тот берег переправляться?
– Успокойся, Радка, – говорит ему княжич. – Твоя жертва это более символичный жест. Но я тебе предлагаю и традиционный оберег. Давай крестным знамением осеним воды сия…
Радка согласился, но тут же обратил внимание Даниила на то, что по реке плывет веночки из живых цветов.
– Откуда же взялся веночек в этом заповедном краю? – спросил княжич, обращаясь уже к Любомиру.
– Действительно. Не иначе, что кто–то женихом своим интересуется, – сказал в ответ Любомир.
– Что ты имеешь в виду? – попросит его уже Радка, провожая  тот веночек взглядом.
– Мы, как я понимаю,  проспали  сегодня Иванову Ночь. И этот венок, какой-то девицей опущенный в воду, да вброшенное в воду же твое, Радка, красно же яблоко – это все  не иначе, как звенья одного и пока неведомого нам события.
– Это та самая ночь, когда молодые люди перепрыгивают через огонь костра, а потом предаются греховным страстям? – уточнил Даниил.
– Ты, княжич, не иначе, как проповедей монашка наслушался о свальном грехе, якобы творимом этой ночью и основанных на явном недружелюбии наших церковников к обычаям предков. Но в этих празднованиях  изначально не было и тени намека на некие оргии, более присущие нашим князьям.
– Скажи, а про какое возможное событие ты говорил? – явно проявляя интерес к услышанному, начал Радка.
– Хорошо! – согласно молвил Любомир. – Для начала напомню, что  Иванова Ночь празднуется в день летнего солнцестояния и с этого дня вся вода в источниках становилась живой или, как сегодня говорят освященной. Именно в этот день люди приходили к реке  да и к любому другому источнику для того самого самоочищения, о котором мы недавно говорили. А потому перепрыгивание костра и погружение в воду и были теми самыми элементами  очищения человека. Заметь, как его личного желания быть чистым в этот день перед Творцом.
– А веночек-то в воде, что обозначает? – вновь, проявляя свой интерес,  продолжал допытываться Радка.
– С веночком проще. Он – это символ девичества, а опуская его в воду, девушка смотрела по нему свою ближайшую судьбу: если венок не тонет, то можно ждать её скорого замужества, а если вода его забирает, то означает лишь то, что она еще не готова к этому.
– Однако же и в путь пора собираться, – произнес Даниил и вскоре обоз начал переправу.
Но когда они были на середине реки, внезапно набежали тучи и полил сильный дождь, а потому на противоположный берег они выбрались промокшими, как говорится, до последней нитки.
Хорошо, что под каменной грядой, что возвышалась недалеко от берега, было нечто похожее  на небольшую пещеру, где пастухи, скорее всего, оставляли скот или ночевали сами. Путники, недолго думая, решили здесь переждать некоторое время, чтобы обсохнуть перед тем, как отправиться дальше.
Радка быстро развел костер, благо, что дров вокруг оказалось достаточно.
Лики молодых людей, начавших  беседу и, подсвеченные костром, были в тот день взволнованными и прекрасными.
– Отец рассказывал при мне  матушке, – говорил Даниил, – о том, как  после своего крещения в Херсонесе, он долго сидел у развалин некогда прекрасной базилики. Колонны, чудом сохранившиеся, уже пожелтели и мрамор, из которых они были высечены, казался  ему мертвым. И, неожиданно для себя, он, благо, что был в полном одиночестве, неожиданно опустился на колени и стал просить прощение у Творца Небу и Земли за сие варварство и нетерпимость, проявленные теме, чью веру он теперь должен был принести  в свою страну. Он тогда ещё сказал и о том, что боги всех народов, при всеобщем признании ими изначального верховенства Бога-Отца, едины, но только в каждом из народов по-разному называют то, что  уважали и боготворили, а именно, созданные Творцом и обожествленные народом: Землю, Воду, Огонь и Воздух.
– Понятно, – промолвил Любомир. – Мне не понятно другое.  Княжеский гридень, обучавший меня военному ремеслу, рассказал, что  когда христианская вера стала государственной и народ стал рушить храмы и низвергать статуи, то некоторые из тех, кого впоследствии стали называть язычниками,  прятали в землю статуи своих богов не столько из-за своей истовой веры, сколько по причине совершенства этих памятников античного искусства. Они видели в них  красоту и божественную гармонию.  Ту красоту и совершенство, которые растерял сам  христианский народ, погрязший в борьбе за власть, в винопитии и иных греховных страстях.
– Согласен, мрамор не в ответе за  религиозный выбор народов, – промолвил княжич и добавил, – но вместе с тем  мне говорили, что  и христианские молельни,  уже в свою очередь, разрушались приверженцами тех или иных еретических учений. 
– Было и такое, к сожалению, – пришло время соглашаться с княжичем и Любомиру. –  А теперь  лишь на минуту представь себе, княжич, что пройдет какое-то число лет и  люди, в случае насильственной смены тех, кто стоит у кормила власти, начнут рушить уже ваши  храмы, сбрасывать колокола и жечь иконы…
– Боже упаси, – лишь вымолвил княжич, очевидно, представив себе эту картину  возможного будущего вандализма.
– И еще, я тут доставлял по просьбе Великого князя бумаги  епископу, а пока ждал ответа, одно из писем упало со стола. Я его поднял и невольно пробежался по нему глазами…  Епископ   просил у князя о почислении  за его монастырем  определенного числа голов челяди и столько же голов скота. Это, выходит, что христианин у него к скоту причислен… Вот тогда-то и понял я, что Христианская церковь принесла нам из Византии не столько кротость и любовь Спасителя, сколько римское отношение к человеку, как к скоту двуногому. Вот почему народ наш до сих пор помнит  Бога-Отца и Пращура, у Которого мы все были любимыми внуками, а не рабами, как в новой вере. Да и слов о благоговейном почитании нашей прародительницы Матушки–Природы нет в их священных книгах.   А потому, княжич, хотел бы просить тебя уважать  память своего народа, обычаи, которые формировались веками… И, придя к власти, ничего и никогда не спеши изменять.  Время и Бог сами все расставят по своим местам…
Дождь не унимался весь день, так что нашим путникам пришлось и ночевать под тем же каменным сводом на берегу реки.


Глава десятая
ВЕЧНЫЙ ДЕД

Вот уж воистину скоро сказка сказывается, да не так скоро дело делается. Поздняя осень зарядила чередой дождей.  Путники изрядно вымокли и устали, но упорно продолжали свое движение.
В один из дней  дождь перестал, а ветер быстро разогнал тучи. И вот уже первый луч солнца высветил на горизонте низменной равнине  лощину,  в которой за еловым частоколом  вился дымок, а это могло обозначать, что здесь еще теплилась жизнь.  К тому же  друзьям нужно было  отдохнуть и пополнить  запасы провианта перед тем, как начать восхождение в горы Урала.
А то, что они увидели, спустившись в долину, просто радовало глаз. Пройдя сквозь строй пышных елей,  наши путники обнаружили небольшое озеро, в которое ниспадала вода мощного водопада. На берегу стояло рубленное строение, из трубы которого  вился дымок, а на зеленом лугу даже   паслось несколько овечек. Когда же наши путники дошли до избушки, то на крыльцо дома, словно бы ждала гостей, вышла юная девушка.
«Словно из сказки, – успел подумать Радка, потому, как вслед закружилась голова и он замер, даже не услышав, обращенные к нему слова Любомира, уже привязавшего коней.
Даниил, увидев застывшего богатыря, лишь улыбнулся и после приглашения молодой хозяйки, прошел в дом. Следом вошел и Любомир.
Девушка  дала им испить водицы и предложила отдохнуть, сказав, что ее  отец должен был скоро вернуться, а сама, набрав в ковш воды, вышла на улицу, чтобы предложить испить воды все еще остававшемуся  на улице Радке.
И вновь наш богатырь оробел. А когда принимал из ее рук ковш с водой так, часть воды от волнения на себя же и пролил, а девица стояла рядом, лишь улыбаясь.
Отец девушки на первый взгляд показался старичком, но при этом  был крепок и очень добродушен. Да и не отец он девице той, а сторонний дедушка, который нашел в лесу и подобрал малютку в возрасте трех лет, после того, когда забредший в эти края отряд кочевников забрали в полон ее родителей.   Он же ее и воспитал, да и не просто воспитал, а вырастил из нее настоящего воина. Но об этом чуть позже, а пока Радка и Любомир помогают старику подносить к жерновам его мельницы, установленной на речушке, что вытекала из этого самого озера, привезенным им мешки  с зерном урожая нового года.
В холщовой рубашке с широкой окладистой бородой, да с улыбкой на лице лихо расправлялся тот дед с тяжелыми мешками. Казалось, что сила его с каждым перенесенным мешком не убывала, а наоборот лишь росла. Радка уже обливался потом, а Любомир и вовсе сделал передышку, глядя на веселое лицо старика не тронутое сетью характерных для его возраста морщин. Да и еда у него была самая простая: родниковая вода и зелень лука. Правда Любомира и Радку он накормил еще и медом, угощая их с такой заботой, будто они были его собственными детьми.
На его мельнице Радка  впервые увидел то, как перемалывается зерно в  белоснежную невесомую взвесь, называемую мукой, вновь заполняющую собой уже новые мешки…  Потом была  отменная баня и омовение в озере, потому как  Радка и Любомир после работы были буквально обсыпаны пшеничной муки с головы до ног…  Ну, а уже после небольшого отдыха разговорились. Радка в присутствии юной красавицы не мог сдержаться и давай нахваливать себя, рассказывая деду о своих боевых победах… Вот тогда-то девица не выдержала и… вызывала нашего богатыря на поединок.
Княжич Даниил лишь согласно руками развел.
Состязание решили устроить ранним утром. Первая часть состязания заключалась в беге. Дедушка объяснил Радке, что тропа, которая начинается у них за избушкой, петляя по лесу, возвращается сюда же.
Радка лишь плечами пожал: и не такие состязания парень выигрывал.
Княжич падал сигнал, и Радка устремился вслед за девицей по  лесной тропе. Бежал не долго, да шаг у него был широкий и размеренный. И вот, где-то на середине пути начал Радка ту девицу обходить, а когда из леса выбежал, только тогда и заметил, что вывела его тропа прямо на берег того самого озера на противоположной стороне которого и стояла избушка.
Что делать? Но разглядел, что вдоль берега тропка имеется, развернулся богатырь и бросился по ней. А девица так просто в воду нырнула и вскоре одолела то озеро вплавь.
Добежал Радка, а девица на пенечке сидит себе и улыбается.
Вторая часть состязания заключалась в стрельбе из лука. Приободрился Радка, лук для него с малолетства любимой игрушкой был.  Взял он свой лук и спрашивает, во что стрелять станем.
– На вершине холма яблонька с молодильными яблоками стоит, – говорит дед, показывая куда-то вдаль. – Собьешь стрелой любое яблоко – твоя победа!
Яблоньку ту Радка действительно с трудом разглядел, а затем в затылке почесал.
«Да кто же на таком расстоянии яблочко с той яблони собьет?» – думает он, а девица время не тратит, натянула тетиву и послала свою стрелу в сторону холма…
Радка опешил.
Вдруг, откуда не возьмись, появляется Ырка, а руках у него молодильное яблоко, пробитой стрелой девицы.
Даниил с Любомиром, увидев это, лишь руками от удивления развели.
Делать нечего, настал через Радке стрелять.
Выстрелил богатырь и в тот же миг Ырка за его стрелой побежал. Возвращается, а в руках у него стрела Радки да порты половецкие, что той стрелой пробиты.
Смутился Радка, но надежда его не оставляет, впереди еще одно, третье испытание – битва на мечах.
И снова воспрянул богатырь. Взял свой меч и вышел в круг. Девица напротив него стоит.  Радка замах сделал, а девушки и след простыл. Оборачивается, а она у него за спиной. Снова замах делает наш  богатырь и его меч рассекает  лишь землю. Вновь оборачивается, но и за спиной девицы нет.
Чуть поднял он голову, а она на воздухе стоит и опять улыбается.
Понял тут наш богатырь, что не одолеть ему девицы. И повинился перед ней за свою самоуверенность.
Дед предложил мировую, да к столу всех пригласил. Ближе к вечеру, слово за слово, наевшись и наговорившись,  Даниил решил узнать у старика, не слышал ли он о Белогорье.
Дед даже крякнул от неожиданности. А потом блаженно глаза закрыл, словно бы в воспоминания окунулся и говорит.
– Ото-ж, как не знаю… Вслед за птицами набрел я на эти земли, было мне  тогда лет пятнадцать, как и  тебе, княжич,  ныне исполнилось.
Даниил и Любомир переглянулись.
– Откуда про княжича знаешь, Деда? – спросил Любомир.
– Так две синички, что вас у реки, когда вы сома словили, а потом опять в воду опустили мне и рассказали.  Да  еще и про перстень тот, что вам сом отдарил, и который теперь на руке княжича… Да и не простой это перстень, он тебе еще службу сослужит…
Радка, который не ведал историю про сома и теперь, увидев перстень на пальце у Даниила, уже не спускал со старика глаз.
– Так, что вам о том месте сказать? Вечная весна там и люди не старятся. Нет там ни болезней, ни горя, ни врагов. И всякая тварь там друг друга понимает. Лучшего места и вообразить нельзя потому, как там общая радость… Есть там еще река и через Воду той реки люди проходят в иные времена и места… Ну, а так как я ушел  на поиски этих земель без родительского на то благословения и дабы их не огорчать моей потерей, я решил-таки вскоре домой вернуться. Но та благодать пусть и краешком меня все одно коснулась.  А потому то, чем  я нечаянно для себя овладел,  своей внучке передал.
– Деда, а когда это было? – поинтересовался уже княжич.
– Так  более 200 годков уже с того прошло, – отвечает он.
– Так, говоришь, по полету птиц нашел? – уточнял уже Радка.
– Птицы там каждую зиму сбираются, –  отвечает  богатырю дед. – Но вам седеть и ждать не след. Княжича дома дела ждут. Половец снова на Русь идти собирается, войско до кучи собирает. Теперь отдыхать ступайте, а завтра поутру в дорогу. Внучка вам укажет, где почивать.
На том и расстались
Долго не могли уснуть наши путники.
Возраст старика озадачил даже Любомира. Хотя он и ведал, что не все «старые люди» были «старыми»  в традиционном понимании. Лишь несколько из них в каждом поколении были посвящены в некие «тайные» знания и их  действительно будто бы и не брал возраст. Но где именно проходили они своё «посвящение»? Не иначе, как в Белогорье, о котором  им сегодня кое-что поведал этот вечный дед.
И вдруг в тишине раздался голос Радки.
– Вспомнилось мне о том, как повстречался нам в Херсонесе на берегу моря, не иначе, как купец. И увидев нас, упал на колени. – Не убивайте! – воскликнул он, раскинувшись на земле. 
– Ты кто? Христианин? – спрашивает его  тогда Великий князь.
– Ответить, что я христианин могу,   –   начал он. – Но столь же правдивы будут и мои слова о том, что я – мусульманин. Кто приходит к власти, тем я на какое-то время и становлюсь,  ибо торговать нужно при любой власти и вере, чтобы поддерживать свою семью в достатке. Грех это или нет, судить вам.  Ибо бьют меня и грабят все, кому не лень. Теперь хочу дойти до чудесной страны Ирии. Растет там, говорят, цветочек аленький. Хочу дочке своей его привезти. Потому, что  кто им владеет, тому Бог во всем оказывает свою милость и одаривает его вечной молодостью.
– И что же отпустил его Великий князь? – спросил гридня Любомир.
– Улыбнулся, а потом  повелел дать  купцу коня, добавив при этом, что путь туда предстоит купцу длинный и долгий…
– Первый раз слышу об этом, – добавил княжич. – Получается, что Великий князь знал туда дорогу?
– Я так думаю, что Великий князь там побывал, а потому и сам сродни Волхвам, – произнес уже Любомир, а дед лишь согласно головой кивнул. Любомир же продолжил.  – А то, что касается чудесных стран, где только их не искали. Мне бабка-травница  рассказывала о таинственном  Беловодье на севере–западе наших исконных земель,  и о поисках похожей страны индейцами Гуарани на землях Бразилии.
– Дед, ты нам подскажешь дорогу в Белогорье? – спросил Радка.
– Среди вас есть тот, кто увидит Белогорье еще до начала первого снега, но путь туда он должен найти сам, – промолвил дед. – А теперь давайте отдыхать.

Узкая дорога от избушки в сторону гор была одна. По ней и предстояло поутру продолжить движение княжескому обозу.
Радка стоял напротив девицы и все никак не мог решиться сказать ей  некие важные слова.
Тогда она сама неожиданно поцеловала его в щёку,  и это подвигло богатыря.
– Если я не погибну, –  серьезно начал Радка, – то обязательно вернусь и принесу тебе из земли Белогорья аленький цветочек…
– Тогда я буду ждать тебя, – ответила  девушка и улыбнулась.

Еще три дня обоз медленно поднимался в предгорье. Неприметно для глаз менялся облик леса. Ольховые и осиновые рощи давно потеснили дубравы. Еще высилась ель, но перелески уже заполонили собой травы вереса.
Княжич решил даже оставить за спиной и не заходить в небольшое селение в долине, когда им навстречу со стороны гор вышел юноша с узелком в руках.
– Подскажи, – обратился к нему Любомир, – выйдем ли  мы этой тропой к перевалу?
– А вы, случайно, не к  нашему пророку путь держите? – задал встречный вопрос юноша.
Даниил и Любомир переглянулись.
– Но даже, если ваш путь лежит  всего лишь к перевалу, – продолжил юноша, – то вы его все равно не минуете.
И радостный юноша пошел в сторону того селения, что встретилось им на пути.

У старика, которого они увидели, было широкое лицо с чуть раскосыми глазами. На голом теле куски шкур разных  животных, скрепленных между собой крепкой нитью, а руках он держал палку с острым наконечником. И жил, как поняли наши путешественники буквально в норе, отвоеванной не иначе, как у какого-то зверя.
Да и сам был уже более похож на него, потому как видно было, что грязь на коже можно уже  отколупывать кусками, а волосы  у него были, как годами нечесаный комель, хотя чуть ниже они пересекли ручей где можно было бы и омыться…
– Почто не моешься, старик? – спросил его Радка. – Смердит от тебя, как от скунса на много верст.
– Я тебя сюда не звал, –  неожиданно услышал дружинник в ответ.
– Тогда почто роняешь подобие Божие? – спросил  уже Любомир.
– От беса телесной чистоты,  таким образом спасаюсь! – более пробурчал тот  в ответ.
– Так  беса этого, как и многих  иных,  галилеяне по слову своего Учителя, молитвой и постом велят отваживать, – вступил в  начавшийся диалог  княжич. – Тело, сотворенное Богом Отцом, не должно быть поругаемо, если только человек на голову не болен, находясь в очевидной прелести…
– Так он этим беса и тешит, – неожиданно изрек Радка. – Поди, еще и ждет, как бы умереть от изнурения. И сразу в Рай попасть!
– Глупец! – вновь подал  негромкий голос княжич. – Вера без дел мертва. И этим  своим видом ты не укрепишь ослабевших в вере.
И вдруг старик  упал на колени и, воздев к небу руки, заголосил:
– Камня на камне не останется, и огонь небесный  пожрет  сей мир. Се есть при дверях…
– Так он, княжич, – уже улыбаясь, промолвил Любомир, – оказывается, здесь спасается.
– А как же твои братья и сестры во Христе, дети малые, почто ты их бросил и лишил помощи? – с любовью вопрошал Даниил, не замечая, как зло начинают сжиматься кулаки вымазанного дерьмом местного пророка.  Как, после справедливого уличения, мелко дрожат его члены, а в глазах все одно играет злобная улыбка явно помраченного сознания, слепо верующего в свое личное спасения и последующего господства над этой частью земли.
– Несчастный… – лишь тихо вымолвил княжич и, развернув коня, дал понять, что обоз может продолжить свой путь к перевалу.
Какое–то время  все ехали молча.
– В наше время, думается мне, – вдруг начал Любомир, – пророкам  лучше рождаться глухонемыми…
– Так как же они тогда будут… – начал, было, Радка.
Княжич и Любомир, услышав сей недоуменный вопрос, весело рассмеялись.
Вскоре Любомир продолжил начавшийся диалог.
– Думается мне, что  Земля, стала уставать от нас, а в отместку за жестокосердие людей, стала рождать их  слабыми. А таким  уже не нужны пророки,  тем более такие.
– Тот пророк из пещеры действительно ждет конца света? – снова раздался за спиной юношей голос Радки.
– Он каждый день ждет, когда юноша из долины, очарованный его баснями, принесет ему воды и хлеба, –  высказал свое предположение княжич.
Услышав  этот ответ  Радка, понимающе улыбнулся.
– Новая вера, как я понимаю, так и не сумевшая пустить глубинные корни в кряжистый народный пласт,   –   продолжал  рассуждать уже Любомир, – медленно, но верно иссякнет.  Хотя бы по той лишь причине, что ее пастыри каждый день пересчитывают своих овец  не по причине христианской любви к ним, а лишь от того, что ими же и питаются. А потому каждая на строгом учете, за них же и войны ведут, а иначе, чем же им питаться…
Княжич улыбнулся, Радка почесал голову, а Любомир закончил свой монолог следующими словами:
– И эту хладную любовь новых пастырей люди хорошо чувствуют. Но вера все одно не иссекает потому, как она глубинная и сердечная. Равно, как не иссекают  священные ключи,  что встретились нам по пути. Однако, они существовали на земле еще до прихода в мир Учителя галилеянцев. Не случайно же в народе их называют Дедовскими слезами.  Вот они–то и предназначены напоить тех овец, которые сохранят в своих сердцах веру пращуров. Именно они и пронесут память о сотворшем мир Спасителе и пришедшем на Землю Сыне Божием.  Как исстари, так и по сей день. Но,  вот когда и ключи станут высыхать, то это  будет обозначать  уже начало конца всего и всему.
Княжич ничего на это не ответил, но положил эти слова  брата в копилочку своей памяти.


Глава одиннадцатая
ЧЕРНЫЙ ВСАДНИК

Чем выше в горы поднимался княжеский обоз, тем труднее давался им путь. Северный  холодный ветер рваными всполохами бил прямо в лица. Облака уже  полностью застелили небо мохнатыми грозовыми облаками,  горные, пусть и не слишком высокие вершина,  стали быстро погружаться  в непроглядную мглу. Лишь на западе, с высоты, была хорошо видна гряда яркого, словно воспаленного солнца, но и оно скоро опустилось за горизонт.
Впереди открылась небольшая площадка с углублением в скале и Даниил приказ остановиться.
Радка быстро разжег огонь. Путники накормили коней, а затем уже вкусили и сами из того запаса, которым их щедро одарил «вечный де», как его прозвал Радка.
– Природа –  самая лучшая из лечебных кладезей, – услышал гридень слова Любомир. –  Бабка рассказывала мне, как однажды лисица  доверительно, одного за другим,  принесла к ее ногам своих слепых детенышей. И она исцелила их.  Конечно же, не сама,  а молитвами и травками…
– Не дай Бог, кто узнал бы об этом, то непременно доложил  Великому князю, что она ведьма, – произнес в ответ Даниил.
– Поэтому  люди и  боятся  более всего на свете людской молвы. Сердца очерствели от постоянного недоверия. А в результате даже по отношению к природе мы являем лишь злость и жадность. А потом удивляемся, что природа отвечает нам засухой или наводнением, а то и повальным мором.  Забыли, что по живому ходим. Живое и губим.
– С природой мне понятно, –  подал голос Радка. – А вот как тогда жить-то? По принципу: не делай добра не получишь зла?
– Скажешь тоже, – отозвался на его вопрос Любомир и обратился уже к Даниилу  – Вот скажи мне, княжич, кто дал право вашим церковникам  делить людей на плохих и хороших, на праведников и грешников? А как же святая воля  каждого человека, на которую даже Бог не посягает?  Ладно бы еще делить, а то ведь науськивать фанатиков своей веры на то, чтобы убивать. Я слышал от воинов, вернувшихся из западных походов и о том, как там,  чаще всего по доносу,  людей просто сжигают на кострах или бросают в реки женщин, чтобы понять, а не ведьма ли она.  При этом забирая себе их дома и земли,  лишая оставшихся членов семьи крова, – продолжал Любомир. – Вот и скажи мне, княжич, а где же христианская любовь, всепрощение и заповеди Божии, начинающиеся со слов «не возжелай»?
– Согласен! Делить людей на праведных или  грешных,  насаждать доносительство, творить исповедальный  суд над ними, даже если он и условный, – начал свой ответ Даниил, – есть лишь прерогатива Бога. Это не обсуждаемо!  Я так вообще считаю, что спасутся все. Именно все!  Бог обязательно простит наш народ по своей великой Любви и из-за  его великого терпения.
– Но это, княжич, – ересь! Не боишься? – вопрошал Любомир.
– Там, где царит любовь, о которой говорил нам галлилейский Учитель, там не может быть страха. А то, что касается церковников?  По гордыни своей они решились подменять собой живого Бога.  Наделили друг друга святостью и правами быть наместниками Бога на земле… И это касается всех: и католиков, и православных. Хрен редьки не слаще, как говорит о них мой отец.
– А как тогда же с правом вязать и разрешать? – задал вопрос уже подошедший к ним Радка.
– То удел единиц из числа подвижников, на которых и держатся все веры, – начал отвечать ему уже Любомир. – Если ты берешь на себя право называться отцом, то будь добр возьми на себя и тяготы того или иного грешного сына. Ставишь его на колени – опустить и сам рядом. Даешь непомерное число поклонов – делай то же самое.  И так,  чтобы он видел, что ты неповинный, из-за его греха  то же самое претерпеваешь.
– Это, выходит, как Христос на кресте рядом с убивцами? – уточнил богатырь.
– Выходит! – продолжал Любомир. – Вот тогда-то и будешь отцом своему стаду, претерпевая вместе с ними все тяготы. Вот, что такое христианский принцип «вязать» грехи наши. А, претерпевшие вместе, – вместе же и возрадуются разрешению того греха.   В этом и заключаются слова Спасителя: «Возьми свой крест и иди за Мной». Но если не можешь или не хочешь,   выбери иной путь, то есть будь, как все.   
Даниил сидел задумавшись.
–То есть, ты предлагаешь им и далее грешить? – словно бы докопавшись до чего, вдруг произнес княжич с робким недоумением.
–  Нет, Даниил! Я говорю о возможности выбора. Каждый из нас в тот или иной момент свой жизни оказывается на развилке путей, а пред ним камень и чьи-то вещие слова, пусть даже это будут слова из Евангелия, предупреждающие о том, что ждет каждого из нас, выбери мы тот или иной путь.  Вот об этом  и были мои слова.  А то, что касается  творимое нами Зла?  Но ведь самого Зла, как некой сущности, нет.   Все худое совершаем  мы сами. Сами вслед за помыслами, впускаем порок в свое сердце, затем сами же, предаем ближнего, грабим и даже убиваем его, объясняя всем, что сделали  это во имя  неких благих и гуманных целей.  Но ведь никто извне не направлял острие нашего меча, которое мы заносили над спящим и доверчивым братом или соседом.  А чтобы было легче творить это Зло, мы  сами же стали доводить себя до животного состояния. А  причиной тому все та же: гордыня и желание для себя лучшей жизни за счет ближнего. И вместо слов возлюби  ближнего,  все чаще и чаще будут звучать голоса: убей ближнего.
Радка, сидел слегка оглушенным от услышанных слов.
 – Но ты ведь, княжич, другой, –  горячо продолжал Любомир. –  Ты избранный!  Им избранный!   А потому люби всё и всех.  И Бог Сам тебе поможет.   Ты станешь действительно Великим князем…
– Откуда знаешь про то? – с удивлением спросил  его княжич.
– Так  этот лес, как мы в  него вошли лишь только и твердит об этом?
– Не понял, – тихо молвил княжич.
– На ветви посмотри, они  давно к тебе склонились,  и даже прикоснуться норовят.  А ласточки, что  поутру  вокруг тебя носились, и в небо уносясь, вновь возвращались, словно бы с тобой играя.
– Я сам хотел бы в это небо устремиться…
– Что завидно пичужке стало?  Я  слышу, княжич, как твоя душа поет. Так распахни же крылья за спиной… По вере нашей все возможно…
Княжич улыбнулся…
А Радка  чуть помедлил, но все же перекрестился.
Костер угасал, и  вскоре они погрузились в сон, оставив Радку, вместе с появившимся Ыркой, охранять их покой.

Утром  стоял плотный туман, а потому и в двух шагах ничего не было видно. Даниил  нашел Любомира, стоявшим  в березняке у молодой березки.
– Посмотри, княжич, – окликнул Любомир  появившегося княжича. – Посмотри на листву. Обрати внимание на то, что каждый листочек имеет свой, лишь ему присущий рисунок,  и он не повторяется.  Точно также же в природе нет ничего, что бы повторяясь, будь то эта лист березки или любая иная сущность, равно, как в природе человека заложенная уникальность не только каждого человеческого лица, но и всей его будущности, как с тобой, например.
– Знаешь,  – отозвался Даниил. – Когда мы еще только выехали, я искренне не понимал, как можно склоняться перед деревом или камнем.  Теперь  начинаю понимать и вижу, что это не просто  дерево или камень, что это часть единой Природы, к тому же она… живая.  И, возможно даже, что имеет душу. Может быть даже общую. Более того, природа значительно ранее  нас  увидела Свет и приняла Творца в себя, одновременно растворяясь в Нём. Она божественная…
– Что слышу я, княжич! – воскликнул Любомир. – От этих слов стало дышаться легче. Но Боже упаси тебя, сказать об этом где-нибудь еще.
– Я с братом старшим говорю, а оттого не прячу  своих мыслей, – начал Даниил. – Мне ведомо недавно стало, что князь Великий и тебе отец.
– Не искушай меня, мой господин, я место своё знаю, – ответил Любомир, чуть склонив голову.
– Ответ достойный и его я принимаю, но в сердце у меня ты все одно мне старшим братом остаешься, а потому позволь обнять тебя с любовью.
И оба брата, сделав шаг навстречу, заключили друг друга в объятия.
Поднявшееся в этот миг солнышко заставило туман отступить  в кусты, а вся природа отозвалась  на объятия братьев.  Деревья шелестом листы, звонким пением птицы,  лось призывным криком огласил весь бор, и даже зудящим  звуком обозначили себя комары–пискуны, решивших также приобщиться к общей радости всего Божиего мира.
Сию наступившую благодать нарушил прибежавший к ним чем-то встревоженный Радка.
– Там всадник! – произнес он, указывая  куда-то на взгорок. – Скорее за мной, я покажу…
Первым всадника увидел Любомир.
– Ты его окликал? – спросил он Радку.
– А надо было? – спросил богатырь.
– Вот и хорошо, что не окликнул, – сказал, немного успокоившись после быстрого бега, Любомир.
– Так кто же сей всадник? На половца вроде не похож, – рассуждал уже княжич.
– Это Верховой или Темный Всадник. Так его называют старые люди. Он, как правило, скачет по дорогам, когда никого еще нет или когда уже никого нет. Он – Вестник. Но Боже упаси задать ему вопрос, скажет такое, что сам потом пожалеешь.
– Не понял, – произнес Радка. – Что он такого мог мне, например, сказать?
– Хотя бы о дне и причине твоей смерти… Вот ты потом бы и мучился загибая пальцы, понимая, как быстро стало течь время, а ты еще и не пожил, казалось бы…
– Он, этот Темный всадник, из числа нечистой силы? – уточнил княжич.
– Верховой, скорее всего, служит пограничным силам. Он предвещает встречному  его Будущее, в которое лучше не заглядывать. Но в данном случае, как я понимаю, этот всадник явил нам себя не иначе, как объявить о скором нашествия на наши земли половцев, то есть об угрозе войны, практически доказав правоту слов Вечного Деда.
– Час от часу не легче, – произнес Даниил. – Давайте отправляться в путь, да поспешим исполнить волю Великого князя, чтобы как можно скорее вернуться домой и быть ему во всём поддержкой.

Глава  двенадцатая
ПАПСКИЙ ПРЕЛАТ

Еще день в пути прошел спокойно пока обоз не наткнулся на величественный дуб. У основания этого кряжистого великана, лежали конские черепа, нагроможденные друг на друге, отмытые дождями и выбеленные солнцем.
– Что это? Неужели и здесь служат Велесу? – спросил княжич у Любомира.
–  Вряд ли! Мы уже давно идем по землям инородцев,  и тут явно хозяйничают  местные шаманы. А это, скорее всего, одно из их капищ. Но могут встретится и более узнаваемые нами каменные изваяния, сохранившиеся с еще более давних времен от народов, которые здесь  жил или проходили через эти места с торговыми караванами на юг.
– Княжич, идите сюда! – раздался голос Радки, который и отбежал-то  от них на десяток метров, как говорится, по нужде. Да вовремя остановился.
Перед взором Даниила высилась, слегка наклонившись, каменная четырехгранная колонна с капителью на верхушке. Грани колонны были покрыты мхом, но Любомир уже очищал их отшлифованные временем стороны, а когда закончил, то Даннил увидел на каждой грани по  лику. Причем они были непривычно безусыми и безбородыми…
– А  это, что же тогда? – снова спросил княжич,  уже слегка потрясенный увиденным.
– Могу лишь предполагать, – ответил Любомир. – Но в  любом случаю, этот столп, как я и говорил, свидетельствует о том, что здесь некогда была жизнь иная и более просвещенная. Кроме того, где-то поблизости обязательно должно быть поселение.

Через некоторое время княжеский обоз действительно вышел  на поселение местных туземцев, называемых так  на Руси по той лишь причине, что они были из иных земель, из тех, что были запредельными.  Имен у них  множество: и чудь заволочская и меря, черемис и мордова, корс и земигола, но это лишь те, кто встречался на пути торговых караваном. А иных на землях Сибирской тайги был воистину легион потому, как и земель тех взглядом не охватить, и народов тех даже не перечислить по великому их множеству.
Однако  жизнь  в поселении, на который наткнулся княжеский обоз, была скорее мертвой,  нежели живой.
Уже на подходе к строениям более похожим на юрты северных народов, были видны брошенные останки гниющих туш лесных зверей, чьи  выпотрошенные внутренности даже не закапывались,  отчего вонь кругом стояла несусветная, а мух было столько, что они уже лезли в глаза и в рот.
В одной юрте Любомир увидел человека в длинной черной одежде с умащенными и перетянутыми нитью волосами. Он склонился над мальчиком по цвету лица, которого можно было предположить, что он уже давно мертв.
Какое-то время Любомир стоял и молча вслушивался в произносимые  им слова, являющие собой смешение отрывков самых разных молитв. И  Любомир понял, что весь этот спектакль католик разыгрывал не иначе лишь, как  с единственной целью выжить, во что бы то ни стало в этом  краю. 
Но вот вошел скорее всего вождь или отец мальчика и прелат начал жарко и вдохновенно говорить ему, склонившемуся на окоченелым трупиком своего чада, о  евангельском чуде Воскрешения четверодневного Лазаря. При этом, очевидно, не переставал думать о том, как  же ему спастись самому.
Появление княжеского обоза вселило в незнакомце с крестом на груди надежду о возможности благополучного исхода. И вскоре, оценив телегу Радки с усиленными осями, он, дождавшись, когда никого из туземцев не было рядом,  сам подошел к Даниилу.
– Я хотел бы вам кое-что показать, – начал он на вполне приличном русском языке. – Пойдемте, это здесь совсем недалеко.
– Для начала, святой отец, соблаговолите представиться, – сказал Даниил.
– Я папский прелат и  был  отправлен им в экспедиционный поход с целью приведения туземцев этих земель в католическую веру.
–  Не знал, что эти земли уже принадлежат Ватикану. Но об этом поговорим после. Так, что же вы мне хотите показать? – спросил княжич.
– Увидите сами…
Оставив Радку  с лошадьми у обоза, Даниил вместе с Любомиром пошли вслед за католиком и вскоре оказались в еловом лесу практически заваленным поваленными замшелыми стволами исполинами.
То, что им показал этот католический прелат не вызвало особенного удивления или восторга, хотя бы потому, что княжич, со слов Любомира,  уже знал о существовании подобного рода древних святынь.  И все же… 
Они увидел  вымощенную плоским камнем небольшую площадку по четырем сторонам которой стояли  цельноотлитые изваяния из червонного золота, и с таким же золотым кумиром, но в  два раза выше, в центре площадки.
– У вас  усиленные оси на телеге, а это значит, что мы сможем это вывезти, сделав достоянием всего цивилизованного мира, – начал предлагать, явно взволнованный, католик.
– Святой отец, а как же  слова не укради? – спокойно спросил его Даниил.
– Это для плебеев, князь! Ведь вы здесь, не иначе, как  с этой же целью?  Или я  ошибаюсь? – продолжая он говорить, уже чуть ли не заглядывая в глаза Даниила.
– Я подумаю над вашим предложением, а до тех пор  и пока на вас ряса с крестом, ступайте выполнять свой долг.
– Вы специально  отсылаете меня, чтобы самим завладеть этим золотом? – уже выходя из себя, продолжал  католический прелат.
– Если бы на вас не было облачения, то я уже давно приказал бы вас если не казнить,  то выпороть, хотя бы за ту ложь, которую вы себе позволили в отношении умершего мальчика, – спокойно объявил ему Даниил. – Мне незачем брать то, что и так лежит в наших землях. А поэтому, если хотите, чтобы я и дальше уважал ваш священный сан, соблаговолите объяснить, что именно вы делаете в этих местах.
– Я пришел сюда с отрядом рыцарей крестоносцев, – немного успокоившись, начал прелат. –  В Милане откуда я родом, еще в детстве я  слышал о блаженном крае, который у нас именуют Живи–Лакомо.  Помню, как мне рассказывали про горы из  тертого сыра и  вечно свежей ветчины и где под горами текут река из виноградного вина…  Казалось бы, что же нужно человеку для полного счастья?  Уже позже кто-то прочел в греческих книгах об этих далеких горах,  где грифы стерегут несметные сокровища, то мои воспоминания детства наложились на новую информацию. И вскоре Святейший Папа Римский по моему настоянию направил сюда отряд своих рыцарей, воспользовавшись тем, что Великий князь руссов  постоянно занят  войной то с половцами, то с западными соседями. Вот уже более полугода, как мы покинули  земли Италии. Половина  нашего отряда погибла за время боевых стычек в пути, оставшаяся часть больна неведомыми нам болезнями.  Сам же  я  совершенно случайно наткнулся на этих золотых истуканов, а потому  специально отстал от отряда и теперь ищу способ вывезти хотя бы одного их этих  золотых фигур в Италию…
– А что случилось с мальчиком? – спросил прелата Любомир.
– Тут все плохо. Среди наших воинов существует поверие, что для того, чтобы исцелиться от неведомых болезней, нужно пить кровь детей туземцев с целью обретения их живительной силой. Мальчик по какой-то причине оказался в селении один, когда мы случайно въехали сюда и… пострадал.  В тот день, пока все рыскали по хижинам в поисках наживы, я, отойдя немного в сторону,  набрел на эти предметы древнего культа, а когда вернулся,  то уже не застал своего отряд на месте и был схвачен  туземцами.  Мне ничего не оставалось делать, как пообещать вождю туземцев, что Господь слышит мои молитвы, и я смогу вернуть мальчика к жизни.
– Я вам, святой отец, не завидую, – сказал княжич Даниил, после всего и  быстрым шагом направился в сторону селения.

У обозной телеги они застали  Радку, перед которым  лежала гора шкур, одна лучше другой.
Увидев княжича в богатом облачении, туземцы опустились на колени, а богатырь объяснил, что именно хотят туземцы и тогда Даниил сам достал из телеги крепкий топор с длинной ручкой и передал его вождю, а взамен выбрал одну большую и хорошо выработанную шкуру медведя с клыкастой головой.
Довольный вождь пригласил их на трапезу, а потом попросил принять участие в обряде прощания с мальчиком, тело которого они собирались  предать сегодня огню.
Радку тронул обряд прощания с юным отроком,  и он еще  долго сидел   у поминального костра с красными воспаленными от жара веками.
Дождавшись, когда все уснули, тайно ушел и прелат, предполагая, что с преданием огню тела мальчика, его миссия окончилась.
Он пришел к капищу и, запеленав одно из золотых изваяний в свою рясу, стал пытаться вытянуть его из лесного массива на вершину плато. Сколько времени у него на это ушло сказать сложно. Изваяния было не из легких, а земля под ногами в ночи влажной. Он несколько выпускал его из рук и вновь начинал подьем, но все было напрасным. И вот тогда он привязал себя к золотому кумиру с помощью длинных рукавов своей рясы. И снова начал новый подъем, пока на самой вершины кручи не услышал  вдруг чей-то голос.
– Помощь не нужна? 
Прелат, мокрый от пота и почти обессиленный поднял глаза и увидел светящиеся в ночи глаза добродушного Ырки.
– Изыди, сатана! – были  последние слова, отпрянувшего от призрака, католического прелата, так как ноги заскользили и он, привязанный к золотому изваянию, вместе с ним покатился под гору, сбивая все на своем пути…

Рано утром туземцы обнаружили, что прелат пропал.
– Ты в курсе, куда делся этот святоша? – спросил княжич у Любомира.
– Да, он ночью тайно попытался уйти.  Но жадность взяла верх. Ырка наткнулся на него, когда он с одной из золотых фигур поднимался из лощины.
– И что же с ним теперь? – снова задал вопрос Даниил.
– Сознанием помутился однозначно. Теперь, как рассказывает Ырка,  он стоит на пустынной дороге и кается, а увидев любое живое существо и  даже просто пролетающих над ним птиц и жучков, просит  у них прощения.
– Поздно. Хотя этого следовало ожидать, – грустно произнес Даниил. – Единственное наказание, которым Господь действительно наказывает за святотатство, так это лишение человека  ясного рассудка.
Перед тем, как покинуть селение, княжич Даниил встретился с вождем племени.
– Люди, которые убили вашего сына и грабят окрестные поселения, – начал княжич, – приехали сюда в поисках неких сокровищ, хранящихся в горах. Они не успокоятся, пока их не найдут. И много крови будет еще пролито... Я хочу вам посоветовать следующее. Отведите их сами к этим сокровищам.
– Их там несметное количество… – начал вождь.
– На это я как раз и надеюсь, – говорит в ответ Даниил. –  В дальнейшем их всех погубит собственная жадность, а золото все равно останется в ваших горах.
– Хочет ли сын Великого князя сам увидеть эти сокровища? – спросил вождь.
– Благодарю, но мой дальнейший путь лежит в Белогорье…
И вождь, как только из уст Даниила прозвучало слово Белогорье, упал перед ним на колени.
– Избранный, чем я могу помочь тебе? – спросил он, не поднимая головы.
– Сохраняйте предметы священного культа, хранящиеся на ваших землях. Кто знает, может быть придут времена, когда они снова объединят вокруг себя народы этих благодатных земель, а эти сокровища помогут возродить здесь новую жизнь.
Они  тепло распрощались и княжеский обоз снова продолжил свой путь. 


Глава  тринадцатая
ТЯЖЁЛОЕ ЗОЛОТО ГОР

Как княжич предсказал, так все и случилось. Однако же, обо всём по порядку.
Вождь туземцев, как посоветовал  ему Даниил  сам пришел в лагерь крестоносцев. Он принес им мешок золота и попросил не тревожить больше его людей и земли. Но, увидев мешок полный золотых монет и драгоценных украшений,  рыцари поняли, что золота у вождя гораздо более этого мешка. И то, что оно где-то рядом. Под угрозой уничтожения всего племени, они потребовали, чтобы вождь  туземцев отвел их туда, где хранятся  их сокровища. Вождь насупился, но согласился. Целый день они поднимались в горы, потеряв одного человека и лошадь.   В какой-то момент предводитель отряда рыцарей по имени Хорс уже засомневался: уж не в ледяную ли ловушку ведет туземец его отряд.
И тогда вождь туземцев показал им на водопад,  открывшийся их взору, и сказал, что здесь необходимо оставить лошадей и далее следовать уже пешком.
Наемники спешились, оставив двух рыцарей с лошадьми, и далее, прислонившись спиной к скале, что называется впритирку,  мимо стены из воды, вслед за проводником они  вошли в небольшую пещеру, которая со стороны была скрыта от глаз стеной стремительно ниспадающей воды.  От нее шел ход. Хорст велел возжечь факелы, и они какое-то время шли по подземному тоннелю. А далее…
Золото, которое грудами лежало на земле, привело рыцарей в состояние безудержного веселия.  Оно было в украшениях и в слитках, в монетах самых разных времен и народов. Его было столько, что даже все золотой половецкой Степи и  хранилищ Папы Римского не могло бы сравняться с тем количеством, что лежало в подземных залах. Но это было лишь начало.  Было хорошо видно, что далее, золото уходило несколькими своими воистину золотыми рукавами куда-то вглубь пещеры.
Еще часть дня ушло на то, чтобы люди Хорста смогли вынести  то золото, которое они смогли погрузить на своих лошадей, понимая, что в результате этого решения самим рыцарям далее придется идти пешком. Но, рыцари были согласны и на это. Они уже не могли  отказаться от того, что было погружено на лошадях и в заплечных сумках каждого из них.
Но вот, не поделив между собой  богато украшенное крупными драгоценными камнями ожерелье, между двумя рыцарями начался  жестокий поединок. После того, как один их рыцарей был убит, Хорс не стал наказывать виновного, так как понимал, что чем меньше его рыцарей дойдет до Рима, тем больше золота получит лично он. 
Когда после этого поединка они собрались-таки  продолжить  движение, то обнаружили пропажу вождя туземцев. И теперь возвращаться в долину им предстояло без проводника.  И действительно, какое-то время все проходило удачно.  Однако, холод, а более голод  вскоре стали давать о себе знать. Можно было бы зарезать лошадь, но съесть все ее все одно сразу не удастся, а, следовательно, нести оставшееся мясо можно было лишь только на себе. Лошадей Хорсту было жаль. Точнее не самих лошадей, а того золота, что несла на себе каждая из них. Но и заплечные сумки рыцарей, включая их карманы, также были нагружены золотом, от которого и они  уже не хотели освобождаться.
И тогда было решено отправить  трех  рыцарей на охоту. Ближе к вечеру из троих вернулся только один. Он и рассказа, как на одного из них набросился снежный барс и разорвал. Второй, на глазах которого это случилось,  бросился бежать, но из-за собственной тяжести, если вы помните, то на нем был его заплечная сума с добычей,  провалился в расщелину, сломав  при этом ногу.  Посылать людей за провалившимся в пропасть не стали. О нем просто забыли.  Более того, Хорст, боясь, чтобы кто-то  тайно не решился отстать и покинуть его отряд с частью награбленного,  утром следующего дня  приказал оставшихся лошадей связать в общую связку.   Когда один из рыцарей попытался ему возразить,  Хорст молча снес  ему голову своим мечом.

В полдень, они вышли к перевалу, за которым уже начинался путь в долину. И все вздохнули с облегчением, надеясь, что скоро этот  трудный для них поход закончится, а то золото, которое они везли для Папы Римского, покрывало и оправдывало все человеческие потери и трудности пути.
На перевале-то все и случилось. Сначала над головой мгновенно образовались свинцовые тучи, и пошел мокрый снег. Да такой сильный, что ничего не было видно на расстоянии вытянутой руки.
Боевые лошади не привычные к таким переходам, а более к навьюченному на них золоту, тянули  непомерную поклажу, что называется из последних сил.
И, в какой-то момент, тот, кто вел под уздцы первую лошадь, потерял в снежной круговерти спину впереди идущего рыцаря.  Этого оказалось  достаточно, чтобы он запаниковал и сделал  пару шагов  в сторону. Снежный наст его выдержал. Но, когда за ним же на этот снег вступила  первая лошадь, то мгновенно провалилась, потянув за собой всю цепочку тяжелых и явно ослабевших животных.
 Откуда рыцарям было знать, что в метре от тропы, под толщей снега была глубокая расщелина. Буквально в одно мгновение Хорст лишился всех своих лошадей, и почти всех людей, пытавшихся удержать лошадей от падения в пропасть, а главное, что он лишился всего своего золота.
Это видел и вождь туземцев, шедший все это время по следам наемников и находившийся в некотором отдалении от тех, кто остался в живых вместе с Хорстом.  Теперь вождь был спокоен. Сбывались слова юного княжича. Почти все люди, которые,  так или иначе, были причастными к гибели его сына, были мертвы, а всё похищенное золота осталось в горах.
 На следующий день Хорст с двумя оставшимися в живых рыцарями, спустились-таки в долину, и уже мысленно возрадовался тому, что остался живым. Но было нечто, что все время заставляло рыцаря останавливаться. Они чувствовал, что кто-то или что-то постоянно следует за ним по пятам.  Тогда он останавливался и замирал, напрял слух. Но вокруг была тишина.
Увиденная им впереди на тропе молодая женщина, сначала показалась ему миражом. Однако, с этой минуты он  почему-то продолжал держать путь именно за ней.

Они остановились у дуба-великана увешанного рогами всевозможных животных и Хорст, приказав сопровождающим ожидать его снаружи, сам подошел к дубу, за которым скрылась женщина. А затем, найдя проход и,  чуть пригнувшись,  он протиснулся в расщелину того дерева, а спустившись на несколько ступеней вниз, и вовсе оказался в некое святилище
Всюду горели свечи,  клубились дымы благовоний, а клетках сидели, дожидаясь своей участи, очевидно, что приготовленные для жертвоприношений птицы, мелкие животные и даже молоденький  ягненок.
Хорст даже стало казаться, что он  видит сон. Он несколько раз встряхивал головой, но сие видение не исчезало.
Рыцарь еще не ведал, что стал легкой добычей Мары – богини смерти, обладающей способностью пить «живу-силу» ослабевшего в пути человека. Именно это и давало возможность  древней старухе каждый раз являть себя в облике молодой и страстной женщины перед одинокими путниками.
Хорст обнажился перед ней сам. Длительность пути дала о себе знать, и теперь он просто хотел эту красивую и молодую женщину…
Ближе к вечеру, оставшиеся  на улице рыцари, обеспокоенные его долгим отсутствием, осторожно  отворили дверь, за которой он скрылся.
Обнаженный Хорст лежал на полу без признаков жизни и казался им полностью обескровленным. А в углу сидела безобразная старуха у ног которой лежал огромный удав. В тот момент, когда гад начал двигаться в их сторону, один из рыцарей, невольно сделав шаг в сторону, задел металлический жертвенник, предназначенный для благовоний. Тот упал, а от рассыпавшихся горящих углей  мгновенно вспыхнул пожар. Рыцарям оставалось лишь выскочить на улицу, но и после этого они отчетливо слышали  безумный  хохот той жуткой старухи.
Когда же они обернулись, то увидели  перед собой не менее двух десятков мужчин. В руках у каждого был меч и копье с каменным наконечником.
Рыцари, выхватившие свои мечи, не могли знать, что видят перед собой людей, посвятивших свои жизни той самой  Маре. Эти, некогда очарованные ею люди, с помощью её черной магии восстали из гробов и теперь были полны решимости уничтожить тех, кто сегодня  попытался лишил жизни  их богиню.  Этих людей
 можно было бы назвать ожившими мертвецами, так как,  в отличие от Ырки, они имели плоть. Пусть гнусную, уродливую и смердящую… Но именно они теперь медленно, но верно окружали  двух оставшихся в живых рыцарей из отряда Хорста. 
Вскоре отрубленные головы этих рыцарей были подняты на пики и воины  Мары вернулись в царство мертвых, а горевший дуб-великан медленно, но верно превращался в черную головешку.
Утром из лощины на взгорок к дубу поднялся  знакомый нам обезумевший католический прелат. Увидев на обезглавленных трупах знакомые облачения крестоносцев, он опустился на колени.  И, возможно, что первые в своей жизни, он горько заплакал, вспоминая тот день, когда две сотни молодых и красивых воинов, облаченных в белоснежные плащи с крестами на груди, отправлялись с благословения Папы Римского в неведомую им страну, чтобы привезти Святейшему  несметные сокровища, хранившиеся в этих далеких горах. Они хотели взять то, что им явно не предназначалось и никогда не принадлежало, при этом, играючи  они убивали, насиловали и разоряли всё на своем пути. И теперь все они были мертвы…


Глава четырнадцатая
ВСТРЕЧА СО СМЕРТЬЮ

Всего того, что произошло с рыцарями Хорста княжич Даниил естественно, не знал. Его обоз все еще преодолевал предгорье, хотя до каменных исполинов было уже, как говорится рукой подать.
В Сибири уже обозначили себя первые признаки зимы. Скупая по количеству видов, природа этих мест, еще кое-где ещё восполняла взор  яркими  золотистыми  проплешинами  не опавших листьев редких деревьев. Издалека все это напоминало вытканный ковер с золотыми заплатками, наброшенный кем-то на землю, чтобы скрыть череду её резких перепадов
Через день пути нашим путникам  открылось еще одно поселение. Однако и оно было пустынным.
– Все, скорее всего ушли на промысел, – объяснил  отсутствие жителей Ырка. – Кто орехи бьет, кто грибы заготавливает, а кто охотиться…  Сейчас самое время к длительной зиме подготовиться.
На выезде из селения они увидели нечто похожее на кладбище, а среди могилок склонившегося к земле человека.
Даниил и Любомир спешились и, оставив Радку с обозом, сами пошли узнать у незнакомца, где здесь поблизости вода, а когда подошли ближе, то услышали голос, сидевшего к ним спиной человека. Это был женский голос.
– Прибрал тебя  Пращур к себе еще ангелочком, – говорила женщина, чуть пришамкивая.   –   А я старая и беззубая  никак милой смертушки не дождусь. Устала я по чужим людям из милости жить. Они меня не обижают и за мной  приглядывают, но  чувствую,  что зажилась я, да и людям уже становлюсь в тягость. Упроси Его пусть он и меня к тебе заберет…
После этих слов, Даниил попросил Любомира вернуться к обозу и принести  пригоршню серебра.
И пока Любомира не было, княжич имел возможность оглядеться вокруг. Его удивило, что все могилки были в однородных цветах. Даниил наклонился и даже потрогал один их них. На ощупь он был шероховатым и сухим, но головки имел разноцветные: желтоватые сменялись красноватыми, а те в свою очередь голубоватыми. Но вот ощущение того, что и сами цветы мертвые почему-то особенно ощущалось.
– Княжич, – раздался за спиной Даниила голос Ырки. – Отож бессмертник, цветок мертвых. Они и при жизни словно мертвые. И еще они как бы пограничные между нами и ими. Теми, как тут говорят, кого Яма забирает. Вот ты, когда дотронулся до этого цветочка, ощутил что-нить?
– Да, холодом от него повеяло, – ответил ему княжич.
– Всё верно. Просто в этот самый момент, когда ты до него дотронулся, кто-то другой, кто тебя помнит и любил, дотронулся до него с другой стороны. И еще эти цветы никогда не умирают. Они потому и называются «без смерти».
– Ты хочешь сказать, что если они даже сорваны, то жизнь для них, равно, как и смерть…
– Да! –  спокойно ответил Ырка.
– Тогда,  если бессмертной сущностью обладает простой цветок, то, как можно сомневаться в том, что и наши души также не бессмертны.
Подошел Любомир с серебром, завернутым в плат.
– Отдай деньги ей, Христа ради,   –   обращаясь к нему, просит княжич. – А более  оно пригодится тем, кто за ней ухаживает. Пусть и они ведают, что всякое благое дело не останется без своего должного вознаграждения.
Любомир подошел к женщине и окликнул её.
Повернувшаяся на звук голоса, женщина оказалась  почти старухой. Она, как понял Любомир,  ещё и плохо видела,  а потому продолжала сидеть в ожидании того, что к ней подойдут и помогут встать.
Для Ырки не сложно было указать на тот дом, в котором её приютили. Старушка была к тому же и сама высохшая, равно, как и цветок бессмертника, а поэтому Любомир  легко взял ее на руки и донес до жилья.
Когда старуху посадили на ее лежанку, она вдруг обратилась к нечаянным гостям.
– Я-то сначала подумала, что Смерть меня наконец-то окликнула, и возрадовалась было, а то оказались люди добрые. Ну, и на том спасибо.
– Бабушка, а вы смерть видели? – неожиданно спросил её Любомир.
– Раньше видела, когда сама малой была. Теперь зрение стало гаснуть и вас-то не различаю.
– А какая она? С косой? – задал вопрос Даниил.
– С косой! Этой её косой мы чад малых от бездумных поступков отваживали, – начала старуха. – А про то, как у Смерти с Пращуром разлад произошел, мне еще моя бабка сказывала.
– Расскажите нам об этом, – попросил ее княжич.
– Ну, слушайте. Все началось еще с того дня, когда Пращур Свет    делал.  Для этого, Он начал творожить Землю.  А Смерти свет был  ой как не нужен, ей Тьма была ближе. И стала она мешать. Все, что Дед делал, она разрушала.  Тогда сел Пращур на коня и стал звать Смерть на бой. Тут Смерть решила схитрить и взяла с собой на этот поединок железную косу. Долго длился между ними тот бой. Можно сказать, что целую вечность. Урывками  между поединками  Пращур продолжать творить Землю.  Наконец зазевалась Смерть и  Пращур  сбил её с ног. Но падая и чувствуя под собой бездну, она успела схватиться за цветы бессмертника, а цветы те сразу же засохли.  Смерть, пытаясь удержаться на Земле, тянет  цветы с такой силой, что вот-вот вырвет их с корнем. Тогда Пращур  сказал цветкам бессмертника, чтобы они  крепче  держались  за землю, а для этого, чтобы выросли чуть повыше.  Послушались цветы,  начали расти вокруг лежавшей на земле Смерти, но зарыли её лишь наполовину, так как Смерть скашивала их рост своей железной косой. И  получалось так, что Пращур не смог ударить Смерть так, чтобы она перестала жить. И тогда Он воскликнул, говоря цветам:
– Ну, так будьте же без смерти и без жизни.  С того дня цветы эти остались и без смерти и без жизни. А  Смерть, не будучи до конца побежденной, и по сию пору умерщвляет людей, затаскивая их в  свою Яму.
Сказав это, старуха  вздохнула, а на ее лице появилось нечто похожее на  умиротворенную улыбку уставшего, но почувствовавшего явное облегчение человека.
Княжич хотел задать ей новый вопрос, но его остановил Ырка.
– Стой спокойно, княжич. Не бойся. Только молчи и  смотри… Не иначе, как Смерть сюда пожаловала!
Женщина, которая вошла в комнату была не молодой и не старой, не высокой и не низкой. К тому ликом бесцветна.  Смерть  более напоминала Тень, которая мягко стелилась по стенам. И в ее руках действительно была коса.  Она, не обращая внимания на спутников Даниила,  подошла к старухе и взяла ее за руку. Почти, как в истории с цветком бессмертником, она  потянула старуху за собой, уходя сквозь земляной пол в ту самую Яму. Но исчезало не само тело, а некая энергетическая голубоватая сущность старухи,  имевшая в этот момент почти такой же вид, как и бестелесный призрак Ырки.
Делать более в этом доме было нечего.
Любомир положил на стол плат с серебром, и они вышли на улицу.
– А как же её ангел хранитель? –  вопросительно произнес княжич. – Мне Герман говорил, что душа изначально отправляется к Богу.
– Она сама просила Смерть забрать её, чтобы быть рядом с сыном.
– А что случилось с сыном? – спросил  уже Любомир.
– Помер трех лет от роду! – отвечал ему Ырка. –  А муж на охоте был медведем помят и домой принесли уже его тело. Ну, а когда она состарилась, то уже соседи сами передавали ее раз в год с одного дома в другой… Однако же скорбь материнская не знает ни времени, ни излечения. Вероятно, что старая ведала нечто за собой, что просила отпустить её в иной мир не у Пращура, а у Смерти.
– А к  Пращуру путь открыт? – спросил уже княжич.
– Сохранилось поверие с давних времен, что если умереть на Великдень, то есть на Пасху, то значит непременно  быть тому призванным  в Царство Небесное. И  поминовение  такого  святого человека всегда было радостным. В день Радоницы близкие ему люди приходила на могилку, и сидели там допоздна. И  они  могли видеть душу усопшего, сверкающую новой звездой в ночном небе.

Глава  пятнадцатая
                ГНЕВ ХОЗЯЙКИ ГОР

Еще несколько  дней пути, и вот на горизонте показался  долгожданный Уральских хребет. Нечаянно для себя  наши путники вышли к наиболее низкой части этой горной страны, где высота пиков не превышала 800 метров над уровнем моря, но и эти высоты еще предстояло осилить. И княжеский обоз начал медленное восхождение в  величественное царство камней.  В тот день солнце стояло в зените. Растительности, под которой можно было бы укрыться, почти не оставалось. Вокруг были лишь каменные пласты, что однотонными ступеньками обозначая себя, уходили в поднебесье.
Некогда протоптанная тропа, позволявшая обозной телеге местами проходить почти впритык со скальными образованиями, вдобавок ко всему еще и петляла.
Радка уже давно сошел с обозной телеги, и  теперь  вёл лошадь под уздцы.
Впереди маячили вершины, которые им еще предстояло преодолеть, а над головой уже постоянно парили огромные птицы. Они словно ждали своего часа, чтобы спикировать на ослабевших путников и начать свою тризну.
Ближе к вечеру наши путники нашли небольшую расщелину  и решили в ней переждать ночь.

Утром следующего Даниил встал на молитву и вскоре почувствовал  рядом чьё-то присутствие. Он обернулся. Это был Радка, который за его спиной, так же как и княжич, стоял на коленях.
А Любомир еще на рассвете отправился  вверх по  горной тропе, чтобы разузнать, что им предстоит  вскоре преодолевать. А потому, не замечая того, он  все дальше и дальше отходил от  обоза.
Когда Любомир  собрался было вернуться назад, то заметил  зеленую ящерицу, что сидела на огромном каменном  валуне. Любомир с детства привык видеть  ее собратьев. Но те ящерки, что жили в долине,  были небольшими и серовато-коричневыми.
Он наклонился, чтобы внимательнее рассмотреть её, покрытую изумрудной зеленью с орнаментом из светлых вкраплений. А ящерица и вовсе, чуть развернувшись в  сторону юноши, приподняла даже свою голову, разглядывая, уже в свою очередь, нечаянного гостя.
Любомир осторожно начал подносить свою ладонь к ящерице.  Она не убегала, а наоборот,  сама двинулась навстречу руке Любомира и мгновенно оказалась на его  ладони.  И даже когда  он поднес ладонь с ящерицей  к  самому лица, чтобы получше разглядеть её, она  все одно не убегала и продолжала внимательно разглядывать самого Любомира.
«Какой же удивительный мир в этих землях, что столь доверительно  и безбоязненно себя ведут его твари», – подумал он.
– Так ты и есть сын Великого князя, что идет в Белогорье? – вдруг услышал он за своей спиной слова, явно обращенные к нему.
Любомир обернулся. Перед ним стояла не иначе, как сама Хозяйка этих гор.
  – Хочешь, я покажу тебе  свой дворец? – спросила она.
Юноша уже понимал, что его принимают за Даниила, и всё же, пусть  чуть нерешительно, он согласно кинул головой.
– Тогда приходи в полночь на это же место, а теперь ступай.
После этих слов она просто исчезла с глаз юноши, слегка очарованного услышанным.
А потом было время трапезы и отдыха.
Любомир не стал рассказывать Даниилу об увиденном, но и идти в ночи куда-либо, конечно же,  не собирался. Однако во сне ему привиделась эта  молодая и красивая женщина, которая рукой манила его к себе. Любомир проснулся и какое-то время пытаясь понять с какой целью она зовет его. Воспитанный, как вы знаете, сызмальства в лесу своей бабкой-травницей, он, имея кроткую и добрую душу, был храбр и мужественен, но кроме лесных духов и зверей никого более не видал и нигде не бывал. Уже позже, в стольном граде, куда он приехал к матушке, то, освоив искусство телесных упражнениях и обладая изрядной силой, все же больше времени и внимания уделял просвещению ума и почти не вылезал из княжеской библиотеки, а потому был хорошо образован. При этом Любомир вел почти затворническую, привычную для него жизнь,  ни с кем не обещаясь, да и не встречаясь.  И ещё, бабушка как-то еще в детском возрасте сказала, что его ждет великая судьба и женой ему должна стать настоящая принцесса. Он эти слова сложил в узелок и положил в копилочку памяти, а, став юношей, помним о своем предназначении, а потому если и ходил на праздники хороводы водить, то избегал последующих предложений товарищей, уже познавших любовные утехи, составить им компанию. А ту, которую он нечаянно встретил и в кого влюбился своей первой любовью, как вы помните, погибла в неволе. И теперь этот сон.
Любомир поднялся с земли и вышел на дорогу. Полная луна освещала спящие горы.   И  вдруг он, никому ничего не сказав, быстрым шагом пошел в сторону  того самого валуна, где  накануне  увидел зеленую ящерицу.
Знакомое уже место показалось ему почти сказочным. А гигантский валун на фоне звездного неба казался  теперь Любомиру склонившимся к земле человеком. Луна, светившая в ночи, помогла разглядеть, что подобного рода валунов было несколько, и  что каждый из них действительно напоминал ему  сейчас склонившегося в земном поклоне человека.
«Вот только перед кем все они склонили свои головы?» – подумал Любомир, как вдруг  как услышал за спиной знакомый голос.
– Я знала, что ты придешь.
Любомир оглянулся на звук голоса и снова увидел  ту самую женщину из своего сна, с которой он накануне уже повстречался. Только вот под лунным светом она была и значительно моложе и красивее. Её прекрасные волосы были небрежно рассыпаны по плечам, лицо выбелено и эта бледность лица делала ее подобной богине, а платье переливалось удивительными цветами и казалось воздушным. Открытая грудь и черты тела, проступающие сквозь платье, были столь притягательными, что сердце юноши забилось с неведомой ранее силой.
Но что могло обозначать это биение: некие новые, неведомые ему доныне чувства, пробудившиеся в этом девственном юноше, который застыл подле чаровницы, подобно тем каменным истуканам  или же сердце, наоборот, предупреждало о возможной и смертельной для него опасности, которую несет с собой эта женщина уже пленившая его разум, своей красотой.
Она же лишь чуть повела рукой и Любомир, словно доверчивый теленок  безропотно поплелся за ней…
Несчастный юноша. 
У высокой каменной стены, хозяйка гор, как начал уже понимать Любомир, лишь слегка хлопнула в ладоши и тут же каменные створки разошлись, пропуская их вовнутрь горной пещеры.
Затем она долго вели его по залам каменного дворца. Каждый зал являл собой,  кроме изящного рукотворного искусства умельцев по золоту, серебру или меди, еще и блестящие результаты мастеров каменного дела, сумевших первозданной красоте драгоценных камней придать филигранную огранку и неповторимый рисунок.
Проходя по этим залам, Любомир уже начинал догадываться, что каменные истуканы, напоминавшие ему склоненных людей, очевидно и были теми мастерами, что, очарованные красотой хозяйки гор, создавали ей эти величественные залы, а затем, скорее всего, заменялись другими: и более молодыми, и более искусными.

В это же самое время, в самых разных местах пробудились от сна матушка Любомира и княжич Даниил.
Женщина почувствовала тревогу за любимого сына, а Даниил за  обретенного брата, когда не обнаружил его рядом.
И вот уже ключника опускается на колени, памятую слова древнего обращения к Пращуру.
А Даниил, разбудив Радку, велит ему готовить обоз к выходу, а сам, выйдя на горную площадку, обращает слова своих  памятных с детства молитв к  Святой Троице: Богу-Отцу, Богу-Сыну и Святому Духу…

Любомир в это самое время сидел за малахитовым столом, ящерицы подносили ему на своих спинах тарелицы со всевозможными яствами, от которых в глазах буквально рябило, а то, что он вкушал,  буквально таяло  у него во рту.
Разноцветной окраски  миниатюрные змейки обвивали  кувшины с напитками, переплетались среди фруктов, коих вид и названия Любомиру были  даже неведомы.  И вот уже некая легкость овладела  сознанием юноши, ноги становились все менее послушными.
И вдруг он услышал  чей-то тихий голос.
– Беги отсюда, Любомир, как можно скорее, она погубит тебя.
Любомир огляделся и видел  знакомую ящерицу.
– Хозяйка гор лишь потешиться вами, а потом превратит в каменного истукана, как и всех тех, кто сегодня прислуживал вам, – продолжала ящерка.
Её слова мгновенно пробудили  Любомира от сладкого сна забвения в который он чуть было не погрузился.  Более того, он уже явно слышал  тяжёлую каменную поступь, приближающейся  Хозяйки гор.
– Ящерица, миленькая, помоги мне тогда выбраться отсюда, – просит ей тогда Любомир.
– Возьми меня на руки и иди туда, куда я буду тебе указывать, – говорит ему ящерица. – Только не оборачивайтесь, чтобы ты не услышал за своей спиной,  иначе оба погибнем.
Любомир быстро перестал ориентироваться в переплетении многочисленных тоннелей, коридоров, залов арок и ниш, заполнивших собой всю гору и если бы не подсказки ящерицы, он ни за что не нашел бы верного пути, а то и вернулся бы обратно в зал, откуда он начал свое бегство.
За своей спиной слышал он и гневные крики Хозяйки гор, которые причудливо перемешивались с призывным, хорошо узнаваемым голосом  его родной матушки, молящим о помощи.   Но, уже вверив свою судьбу этой крохотной ящерке, он находил в себя сил не оборачиваться на узнаваемый голос и тот постепенно становился все тише, а там и вовсе пропал. Только напоследок услышал Любомир страшный и полный гнева крик разочарованной хозяйки.
Последнее, что сказала ему ящерица, когда они вышли на горную дорогу, что опасность еще не миновала, и что  настоящая беда будет ждать его на тропе, которая пролегает через рассеченную гору…
Вскоре  Любомир увидел княжича и готовый к движению обоз и с облегчением вздохнул, а затем, нежно погладив свою спасительницу, выпустил на дорогу.
– Княжич,  нам нужно как можно быстрее уходить отсюда, – это было первое, что произнес, подбегающий к своим друзьям Любомир. –  Всё остальное расскажу по дороге.

Хозяйка гор и готова была вырваться в погоню, да первый луч солнца уже перевалил через горный перевал, а это означало, что княжеский обоз теперь был под защитой небесных сил.
«Это еще не всё, княжич, – раздался в горах её зычный голос, помноженный отраженным эхом. –  Не захотел стать моим, так не  принадлежать тебе более никому…
Вот после этого, услышанного Даниилом проклятия, Любомир и признался княжичу во всем том, что с ним произошло.
Даниил внимательно выслушал брата и, ничего  не ответив, приказал продолжить путь.
Вскоре  дорога вывела наших путешественников к той самой горе, о которой Любомира, очевидно, и предупреждала  ящерица.
У неё действительно было две вершины, более напоминавшие расколотый орех, причем стороны, что были обращены друг к другу,  были  плоскими, что путникам оставалось лишь удивляться природному чуду.
– И что здесь может быть для нас опасным? – спросил Любомира богатырь Радка. – Стены отвесные, а значит возможный камнепад нам не страшен.
– Может быть, ты и прав, – ответил Любомир. – Но вероломства Хозяйке гор не занимать.  От неё, как я уже понял, можно ожидать чего угодно.
– И как  же мы тогда продолжим движение? – спросил  его уже княжич.
– Я знаю как, – раздался у них за спиной голос Ырки, который вновь появился в самый трудный момент и продолжил. – Хозяйка гор в настоящий момент нас не видит. Ей видна лишь сама тропа. И как только несчастный путник оказывается в поле её зрения, то каким-то образом включаются подземные механизмы и обе половинки горы смыкаются так плотно, что даже птица не пролетит между ними.
– Понятно, значит, этот путь для нас заказан, – начал Любомир.
– Не совсем,   –   продолжал Ырка. – Как и у каждого механизма, он имеет определенный временной цикл, необходимый как для совершения стыковки, так и  для последующего разведения каменных стен.
– Ты предлагаешь, как я понимаю, каким-то образом заставить её начать соединение створов скалы, – начал рассуждать Даниил. –  Затем, дождавшись момента, когда створки начнут расходиться, войти на тропу и успеть пройти весь путь до того момента, как створки разойдутся до конца, а затем вновь начнут смыкаться?
– Все верно! – произнес Ырка.
– И что может заставить её начать сближение скал? – спросил, обращаясь ко всем, уже Любомир.
– Княжич, пустите меня вперед, я постараюсь проскочить… – произнес Радка. – У меня ни кола,  ни  двора, да и причитать по мне, если погибну, некому…
– Спасибо тебе за готовность, Радка, но ты нам нужен живым. И потом, надеюсь, что не забыл, что обещал кому-то принести аленький цветочек, – ответил княжич.
Радка согласно кивнул головой.
  – Значит, нам нужно придумать нечто, что заставит её поверить в то, что это наш обоз начал движение по тропе.
– Подождите, но ведь хозяйка горы видела только  меня, – начал размышлять Любомир. – И теперь она лишь выжидает появление на тропе одинокого всадника.
–  Все-таки нужен будет верховой?  – начал размышлять княжич.
– Нет, мы  посадим на коня пугало огородное… – начал Любомир.
– Пугало не заставит коня двигаться по тропе, – произнес опытный воин Радка. – Если конь почувствует опасность, то повернет назад…
– Я могу быть верховым вместе с вашим  пугалом. Пусть только Любомир покрепче стеганет своего коня, а дальше уже я буду подстегивать его ход своим голосом. К тому же  эти каменные плиты  мне не страшны.
Княжич задумался.
– Соглашайся, княжич, а то время уходит, – просит его  Ырка.

И уже через некоторое время с высоты,  на которой стояла  Хозяйка гор, стало видно, как одинокий всадник  в раздувающемся плаще быстро скачет по тропе между смертельных створов вершин.
Даниилу и его спутникам было хорошо видно то, как медленно и жутковато, с глухим рокотом, подобным сходу лавины, от которого под ногами задрожала земля, пришли в движение огромные створки. Мелкие осколки каменной породы посыпались на тропу, раскалываясь с гулким треском. 
Заржал конь, заметался, было, по ущелью, но уверенный голос Ырки заставил  доверчивое животное продолжать движение вперед.
Прошло еще несколько томительных мгновений и гигантские плиты окончательно сомкнулись, напоследок подняв в воздух огромное количество бурой пыли.
В лицо путникам ударила волна воздуха, будто сама гора тяжело выдохнула, завершив жизненный путь еще одного живого существа.
Очевидно, убедившись, что со строптивым юношей покончено, Хозяйка горы вновь включила потайной механизм, и створки горы начали движение в обратном направлении. Она какое-то время еще постояла, а потом ушла, сожалея лишь о том, что княжич, за которого как вы уже поняли она приняла Любомира,  не возжелал её красоты и богатства, а она не успела превратить его в очередного  рабски склоненного перед ней каменного истукана.
– Коня жалко, –  неожиданно раздался  за спиной путников голос Ырки, который, оказывается, уже стоял у них за спиной целым и невредимым. – А теперь будьте готовы в любую минуту начать движение.
И как только проход стал достаточно широким для проезда обозной  телеги, они продолжили свой путь,  продолжая опасливо озираться на раздвигающиеся  створы каменные плиты.


Глава шестнадцатая
 ВОЛХВ СНОВА ПРИХОДИТ НА ПОМОЩЬ

Ночь выпал снег, и утро следующего дня открыло им  удивительную красоту заснеженных вершин. Везде, куда только доставал взгляд, было белоснежное шелковистое покрывало. Его перекаты искрились и блестели, отражая лучи солнца.
Наши путники дальнейший путь проходили пешком. Любомир вел под уздцы княжеского жеребца, а Радка обозного. Княжич шел сначала между ними, но потом обогнал Любомира и пошел впереди обоза.
Любомир чувствовал, что княжич явно недоволен тем, что он вчера позволил выдать себя за княжеского сына. Хотя, если быть точными, то он не назвался Даниилом, он лишь молчанием обозначил свое собственное происхождение. И всё же…  В пути, в таком сложном и опасном путешествии, обидам не следовало бы главенствовать, однако…
Ближе к концу дня Радка обнаружил небольшую пещеру в которой спокойно смог расположиться их обоз. Он еще в предгорье, позаботился о дровах, и теперь, достав несколько сухих поленьев, расколол и, настрогав щепок,  быстро разжег небольшой костер.
Тогда-то Любомир и вытащил из кармана крохотную, превращенную в ледышку, красногрудую пичужку, которую подобрал на дороге.
Какое-то время он согревал ее своим дыханием, а потом поднес ближе к огню.
Даниил внимательно, но молча, следил за действиями своего брата.  И вдруг он увидел, как чуть вздрогнул клюв пичужки, а затем, согретая теплом огня,  она  открыла глаза.
Любомир улыбнулся, а  Радка уже стоял рядом, держа на своей ладони немного хлебных крошек.
Красногрудая птичка сначала перевалилась на бок, а затем  приподнялась на лапки и осторожно стала склевывать предложенные ей крошки.
И все  радостно застыли, увидев это маленькое чудо, даже не предполагая о той большой беде, что уже стояла у них на пороге.
Ближе к ночи нарыв, который овладел  помыслами княжичем начал давать о себе знать.
– Как ты мог выдавать себя за меня? – начал, Даниил, обращаясь к брату. 
– Я не говорил об этом, я всего лишь промолчал при  обращении ко мне хозяйки гор,   –   начал свой ответ Любомир. – Мне хотелось понять, что именно ей от тебя нужно.  Не хватало ещё, чтобы ты оказался  сейчас одним из  её согбенных каменных истуканов.
– Почему ты решил, что она смогла бы меня превратить в истукана, чем я хуже тебя? – продолжал вопрошать Даниил. – К тому же меня защищает Бог!
– Нас всех защищает наша вера! – произнес в ответ Любомир.
– Ты достоин наказания! – не глядя на брата, сказал Даниил. – Как скажешь, княжич! –  спокойно ответил ему Любомир.
– Пользуешься тем, что я не могу тебя наказать потому, как мы находимся в пути, выполняя волю Великого князя.
И не желая, чтобы Любомир увидел его выступившие слезы, Даниил поднялся и быстрым шагом покинул укрытие.
Любомир и Радка переглянулись, не ведая, что им теперь делать.
Тут-то все и началось.
До их  слуха очень скоро донесся страшный грохот. Опасаясь за жизнь княжича, Любомир и Радка схватив оружие, поспешили к входу в пещеру.
То, что они увидели, несколько потрясло друзей. Зимняя звездная ночь в одно мгновение  вспенилась жуткой снежной вьюгой, безумно носящейся по небосводу. Более того, звезды померкли, и черная густая темень заполнила все вокруг. 
Жуткому вою ветра подтягивали волки, что стояли полукругом перед входом в пещеру. Необычные, как поняли воины, были те волки. Необычность их состояла в том,   что шкуры волков были белыми. Нет, не припорошенные снегом, а именно белые.
Радка  выхватил свой меч, а Любомир из-за спины снял свой лук.
И вот  уже два волка, бросившиеся на друзей, падают, сраженные ими, орошая белый снег  своей черной кровью.
И тут началась жестокая рубка. Радка  выступил чуть вперед, давая возможность волкам сгруппироваться вокруг него, что, в свою очередь, давало Любомиру обзор и возможность отстреливать их со стороны…
Радки же каждый раз умудрялся то зашвырнуть очередного волка в пропасть, то воткнуть ему в пасть свой булатный клинок.
Не менее успешно вел  отстрел волков и Любомир.
Вместе с гибелью последнего волка  внезапно утих и ветер. На небе вновь стали проглядывать звезды, а выплывшая луна высветила  гора трупов порубанных и пострелянных волков.
Единственное, чего  друзьям явно не хватало, так это Даниила.
Правда, появился Ырка.
– Княжич пропал, – сказал ему вместо приветствия Радка.
– Я видел, – отозвался призрак.
– Что ты видел? – воскликнул Любомир.
– Как его снежные сани увозили, – произнес в ответ Ырка.
– Чьи сани? – недоумевая, вопрошал Радка.
– Хозяина тех бесов, с которыми вы вступили в поединок, – отозвался Ырка. –  Или вы этого до сих пор не поняли?
Любомир и Радка перевели взгляды в сторону  перебитых ими волков, но площадка боя оказалась пустой, а следов поединка на ней не было. Хотя, если внимательно присмотреться, то в нескольких местах снег  еще оставался черным, как смоль.
– Но ведь Даниил, так верил  своему Богу… – словно о чем-то своём размышлял Радка.
– Думаю, что сейчас Князь Тьмы уже крепость духа нашего княжича пытает, – сказал в ответ Ырка.
Услышав эти слова, друзья замерли, понимая, что все это путешествие, возможно, было  не ради поиска некого Белогорья, а с целью ниспосланного каждому их них  великого испытания их веры.

Кстати сказать, Ырка  вновь оказался прав, а поэтому мы с вами поспешим к княжичу.
Даниил, всё еще до конца не понимал, что именно с ним произошло, так как не успел он выйти из пещеры на тропу, как был  мгновенно сбит с ног и  куда-то унесен воздушным потоком. И вот теперь он оглядывал землю, на которой неожиданно очутился.
Он видел и молочные реки с кисейными берегами и горы из засахаренных фруктов, деревья на которых рос хлеб и  постоянно кланяющихся ему человечков более похожих на гномов или лилипутов, которых он видел во время поездки с Великим князем в Константинополь. Но и это еще не всё: всякий помысел, который только лишь зарождался в сознании княжича мгновенно и воплощался и не только воплощался, но и трансформировался по мере развития мысли-образа.
«Что это? – думал княжич. – Или сие и есть Белогорье, как конечная цель моего путешествия?»
Неожиданно гномики низко склонились. Чтобы увидеть перед кем именно они склонили головы, Даниилу пришлось обернуться. Перед ним стоял  Великий князь.
– Отец!   Как ты здесь оказался? – воскликнул Даниил.
– Хорошо, что  ты назвал меня отцом, мне это очень приятно.  Тебе осталось и  далее верой и правдой служить мне.
– Ты же знаешь, что я не желаю быть Великим князем, – начал княжич. – Лишь по воле Волхва и твоему слову совершил я весь этот трудный путь.
– Я верил в тебя, и ты его совершил.  А теперь посмотри вокруг себя и ты увидишь все то, чем  вскоре станешь владеть вместе со мной.
И в этот момент райский сад со всей его зеленью и гномиками исчез, а Даниил в одно мгновение ока оказался на пике заснеженной вершины. И с этой высоты он хорошо видел города и страны, простирающиеся далеко за пределы его родины, их  изысканную роскошь и величие, он видел и то, как эти же города разрушаются и  горят. Как один Божий народ с остервенелой жестокостью истребляет себе подобный, лишь за то, что  исповедует иную веру, хотя все вероисповедания они  имели один исток и этим Истоком был Бог – Творец небу и земли.  Как прозрачные воды реки окрашиваются кровью, а тучи черного воронья закрывает  крыльями небо, как земля,  задыхается под грудой мертвых тел воинов и перестает плодоносить. Он видел и то, как иссякают  святые источники, а вместе с ними и увядает сама Жизнь. И вот уже по пустынной, занесенной песком земле, идет вереница слепых с посохами в руках. Их ведет юный отрок, который с пересохшим голосом продолжает восклицания, обращенные в само Небо: «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный… помилуй нас».
Даниил вдруг почувствовал острую боль в сердце, от того, что его любимая Земля в одно мгновение ока превращалась в мертвую пустыню
– Избавь меня, Великий князь от подобного видения, – неожиданно произнес Даниил. –  Я не хочу,  и не буду участвовать в разрушении того, что было создано Богом!
– Глупец! – раздался в ответ уже более жесткий голос. – Бог давно оставил тебя, как и всех жителей Земли. Вы ему уже не интересны. А так, как свято место пусто не бывает, я предлагаю именно тебе занять его место.  Мне нужна твоя молодость и разум,  наконец, переполняющая тебя, божественная  энергия Избранного, способная довершить всё то, что я уже давно начал. Мы накажем этот мир за глупые верования в небесное Нечто, тогда как я все это время был рядом, а они пугали мною детей.  Но, поверь, очень скоро этот народ сам склониться перед нами.
– Ты немного опоздал с этими словами, – начал свой ответ Даниил. –  Раньше, значительно раньше, когда я был  еще доверчивым ребенком, тебе не надо было знакомить меня с Добрым Пастырем. Теперь же, в минуты болезни и опасности, я вспоминаю именно Его лик. Это он научил меня  великому смирению.
– Смирению? Хочешь быть смиренным агнцем в руках фанатичных палачей? Но палачи не восстают из земли и не опускаются с небес… они всего лишь люди,  предавшие заветы Моисея. И они с великой радостью распнут тебя также, как и  твоего Учителя, если  ты встанешь  у них на пути или не будешь таким же, как все…
– Пройдя этот нелегкий путь, я понял, что верю в свой народ и даже… люблю его, –  отвечал Даниил. –  К тому же я искренне уважаю его за то, что он помнит Истинного и хранит  в своих сердцах любовь к Нему. И никакой мой народ не варвар. Иноземных варваров я уже успел увидеть. И, слава Богу, что наш народ не таков. А потому не проси меня более казнить людей за любую провинность. Пожалуй, что впервые в жизни я нарушу Божию заповедь и не почту тебя более, как родителя.  У нас с тобой  отныне разные пути: ты сеешь на Земле смерть, а я хочу научить людей любить жизнь. А теперь можешь казнить меня, – произнес Даниил, а затем вытащил свой нательный серебряный крест и трепетно его поцеловал.
И в этот момент княжич почувствовал ледяной холод, который пронзил его со спины до глубины сердца и,  теряя сознание, Даниил услышал жуткий нечеловеческий смех того, кто явил ему себя под личиной родителя и Великого князя.

В это самое время Любомир, Радка и Ырка находились в пещере и пытались понять, с чем же именно им теперь придется бороться, вызволяя княжича.
– Ырка, – обратился Радка к призраку. – Ты должен знать, где  здесь в горах могли спрятать княжича.
– Могу лишь предположить, – отозвался призрак. – В двух днях ходу, на вершине горы стоит хрустальный замок. Скорее даже не хрустальный, а ледяной...
– И что там? –  с  нетерпением вопрошал уже Любомир.
– Не знаю, я  там не был, потому, что там очень холодно. Птицы, пролетая мимо, падают обледенелыми, а зверушка мимо прошмыгнувшая застывает на ходу, что уж тогда обо мне говорить, я там сразу же в ледяную статую превращусь.
– Замерзнет он… Что ты все о себе печешься? – забурчал Радка. – Говори куда идти, а сам здесь с обозом оставайся. Хоть какая от тебя польза будет.
– Это я с превеликой радостью… – забормотал Ырка.
Утро, одевшись потеплее и, взяв оружие, Любомир и Радка выступили  в дорогу.
Как Ырка  сказал, так все и случилось. К утру третьего дня наши путники стояли у подножия горы, на вершине которой красовался ледяной замок, к воротам которого вела  дорога.
И вдруг они видят, как на вершине замка закружился вихревой поток, и как  в их сторону  летело нечто  действительно похожее на сани, а затем  пронеслось над их головами и исчезло.
– Не иначе, как хозяин замка куда-то спешит, – предположительно промолвил Любомир.
Вскоре друзья  уже стояли у входа в ледяной дворец, который возвышался над их головой. Пока Радка  его разглядывал, Любомир подобрал с земли  и положил в карман несколько обледенелых птичек.
Радка  попытался с разбегу высадить ледяные двери, а когда понял, что это не получается, то начал крушить их уже с помощью небольшой палицы.
Любомир остановил богатыря, а потом  подошел и потянул ручку двери на себя и Радка с удивлением увидел, как они легко отворились.
– Здесь если и есть запоры, то они более связаны с магией, а открытые двери это все равно, что силки для птиц…
– И что? – уточнил богатырь. – Будем искать другой вход.
– Нет, пусть хозяин считает нас очередной глупой птицей…
И они вошли во дворец. В нём  было пустынно и холодно. И даже игра солнечного света, пробивающегося сквозь ледяные стены, не радовала глаз друзей.
В следующем зале они увидели огромное количество всевозможных  и также  ледяных диковинных зверей о существовании которых наши друзья даже не знали.
В последующем зале уже стояли люди. Их было не так много, но по их богатому одеянию можно было судить о том, что здесь были собраны короли и вельможи, принцы и падишахи разных времен и стран.
И лишь в последнем зале они обнаружили Даниила.
Однако княжич был так занят сооружением из кусочков льда некоего грандиозного строения, что даже не обратил внимания на своих спутников.
Княжич, – обратился к нему Любомир. – Это не Белогорье…
– Откуда тебе, презренному смерду знать, где Белогорье…
– Как тут все запущено, – негромко произнес в ответ Любомир. – Радка, что-то не нравится мне эта могильная тишина. Хватай княжича в охапку и поспешим в обратный путь.
Гридню, не нужно было повторять дважды. Он схватил  Даниила, закинул его на своё плечо и  быстро устремился за Любомиром.
В это сложно поверить, но им без приключений удалось добраться до того места, где они оставили свой обоз.
Некоторое время друзья отдыхали, размышляя о том, что им теперь делать со спасенным княжичем, а тот сидел, никого не видя вокруг и рассматривая хрустальный сколок, который все еще продолжал держать в руках.
В костер, поддерживаемый Ыркой,  друзья положили весь хворост, что был на телеге, но  этот, казалось бы, жаркий  огонь не отогрел даже пальцы княжича, зато вернул к жизни найденных Любомиром у  входа в ледяное королевство  обледенелых птичек.
–  Может быть,  солнышко его  отогреет? – начал размышлять  Радка.
– Солнышко здесь не поможет, – вступил в разговор Ырка. –  Отогревать княжичу, как я понимаю, нужно в первую очередь его заиндевелое сердце. Именно его хладность сделали Даниила безразличным и к вам, и к самой жизни.
В этот самый миг над ними пронесся уже знакомый им снежный вихревой поток. Хорошо различаемые сани сделали несколько кругов над нашими  путешественниками, а затем этот снежный вихрь устремилось вверх и исчез, оглашая всё вокруг  жутким смехом.
От этакой безысходности у Радки на глазах выступили слезы.
– И что мы теперь скажем Великому князю, – горевал он. – Сына не уберегли, да и Белогорья не нашли…
– Думаю, что нужно звать на помощь Агу, – неожиданно произнес Любормир.
И вскоре морозную тишину гор нарушил его голос.
– Агг–га–ааа! – кричал он, понимая, что это единственная их надежда. Ему вторил голос Радки…
Их голоса подхватило и усилило горное эхо и пронесло до долины…
Ага появилась, как всегда в окружении кота Баюна, а также  множества птиц и лесных зверушек.
– Вот уж служба, так служба, – произнесла Хозяйка леса, увидев сидевшего на земле и безразличного ко всему княжича. – Тут нужна помощь всех, а для начала нам нужно образовать вокруг княжича круг.
И сразу всё вокруг пришло в движение. Птицы, отогретые Любомиром, бельчата и зайчата и даже муравьи, пришедшие вместе с хозяйкой леса, теперь выстраивались в общий круг.
Любомир догадался о замысле Хозяйки леса и вместе с Радкой сам встал в этот круг, догадываясь, что  соборная сила любви и божественные энергии каждого из тех, кто стоял в этом кругу, должны будут отогреть сердце Даниила.
Первой вокруг Даниила стала оттаивать земля. И как только  она оттаяла, на ней появились и… расцвели подснежники. И теперь юноша сидел весь в живых цветах. Но все одно, он даже не обращал внимания на то, что посреди снега распустились подснежники.
И все вскоре поняли, что их сил явно недостаточно.
Тут пред ними предстал знакомый нам Волхв. Ага и зверушки с благоговением смотрели на величественного старца с посохом в руках.
Волхв сначала какое-то время внимательно смотрел на княжича, а затем  поднял свой посох, который держал уже двумя руками над Даниилом и замер, прикрыв седые веки.
Какое-то время ничего не происходило.
– Старик, не иначе, как заснул, – робко заметил Радка.
Однако буквально через мгновение мощный голубой луч из–под небес прорезал ночной темный воздух и коснулся  юноши. Сила его энергии и сияние были столь велики, что Радка и Любомир прикрыли руками глаза.
Еще несколько мгновений и вот  лик княжича начал розоветь,  образовавшаяся крупная слезинка набрякла и  скатилась по щеке вместе с крохотным кусочком льда, который, очевидно, и попал ему в глаз,  заставив сердце юноши охладеть.  Однако он тут же и растаял.  И все отчетливо  услышали живое биение отогретого сердца Даниила.
Княжич уже хлопал глазами, явно еще ничего не понимая. Но, увидев рядом  Волхва,  Хозяйку леса Агу с ее зверушками и Ырку со своими друзьями несказанно этому обрадовался и… улыбнулся.
Друзья помогли ему встать на ноги, и они крепко обнялись, а когда оглянулись, чтобы поблагодарить старца и Агу, то рядом никого уже не было.
Потом они слушали рассказ Даниила про  сон, который, как ему показалось, он видел. Княжич рассказал им о  той боли и испытаниях, которые предстоит перенести его народу, если он не определятся в том, какие ценности ему исповедовать и  кому поклоняться, а главное, если сам не сохранит свою Землю-Кормилицу, оскорбляемую ныне насильственной смертью и изрядно политой кровью.
В тот день огни уже никуда не пошли. От всех испытаний, которые друзья перенесли за последние дни, они заснули  крепким сном. Лишь Ырка о чем-то еще беседовал с огнём костра, который, поочередно, то вспыхивал, то умалялся, потому, как был живой и имел свою душу. А главное, он оказался интересным собеседником.


Глава семнадцатая
НОВЫЕ ИСПЫТАНИЯ

Спустившись в долину, княжеский обоз оказался в непроходимых лесов. Они с трудом пробирались среди поваленных стволов, покрытых  вековым мхом.
Радка и Любомир шли впереди и расчищали путь.
А тут еще каждое утро над землёй поднимался туман и все зловония, которые Земля  невольно вобрала в себя, мгновенно  зависали в воздухе. Дышать тогда становилось ещё  труднее.
Радка уж наслышался слухов о таинственных людях, которые жили в этих страшных и таинственных лесах. И однажды, когда вышел вперед обоза, чтобы определиться в дальнейшем направлении, увидел одного из них.
Вместо традиционной одежды на нём была медвежья шкура, на голове вместо боевого шлема  пасть зверя с обнаженными клыками.  Этакие полулюди, полузвери.  И вот теперь один из них прошел  в нескольких шагах  от гридня, что дало возможности Радке внимательно его разглядеть.
Когда Радка вернулся к обозу, то обнаружил пропажу  княжича и Любомира, а главное, что не было и лошадей. Хорошо, что хоть обозную телегу не тронули.
Первым делом богатырь достал из телеги уже знакомую нам медвежью шкуру, чтобы хотя бы внешне походить на местных воинов. И, взяв с собой необходимое оружие, отправился на поиск  княжича и Любомира.
Радка уже понимал, что наступал его черед явить себя ратным делом, ради которого он и был отправлен Великим князем в этот дальний поход. Что все его вздохи и ахи по поводу встретившихся им в пути девиц были лишь явной помехой, а то и просто грозили погибелью не только ему, но и тем, кого он должен был оберегать. Выходит, что теперь Радке нужно и самой своей жизни не пожалеть, а друзей выручить из беды.
И вот, добавил на лицо несколько грязевых полос, Радка в медвежьей шкуре вскоре оказался у стойбища, где разместились хозяева здешних земель. Вскоре он обнаружил, привязанных к столбу,  Даниила и Любомира.  Их охранял один из воинов.
Однако, Радка не спешил принимать каких-либо быстрых решений, хотя бы потому, что он оказался на месте обитания этих получеловеков в тот самый момент, когда под общие восклицания, более напоминавшие звериный вой, они куда-то повели княжеского коня.  И богатырь стал наблюдать за этой процессией со стороны.
Вскоре они вышли на большую поляну,  откуда было видно некое горное возвышение с  зияющим входом у основания. Однако, к самой пещере вела узкая каменистая тропа, с двух сторон от которых зияли углубления полные  самых разных костей. Радке становилось понятно, что здесь ими  приносятся некие жертвы своему темному властелину. Оставалось лишь увидеть, кто именно выступает в этой роли.  И он затаился.
В это время двое из получеловеков уже подводили коня к входу в пещеру. Животное,  чувствуя опасность, уже проявляло знаки  явного беспокойства. Ждать пришлось недолго. И тут Радка увидел настоящего повелителя этих мест – выползающего из пещеры дракона.
Сопровождающие от страха бросили поводья коня и сами помчались в сторону леса, но пламя, которое изрыгнул  дракон в сторону коня, настигло и их,  отчего они мгновенно превратились в горящие головешки.
То, как эта огнедышащая тварь затаскивала к себе в пещеру княжеского коня, Радка смотреть не смог. Понятно было одно, что следующей жертвой мог стать или обозный конь или  сам княжич вместе с Любомиром.  И Радка также незаметно вернулся  в место обитания воинов  в медвежьих шкурах.
Но ситуация менялась буквально на глазах. За время их отсутствия, оставшиеся в лагере воины, освежевали следующего коня и теперь готовили праздничную трапезу, а из этого выходило, что завтра на рассвете, за неимением животных, в жертву уже будут приноситься люди.
Радка снова выжидал. И в тот момент, когда большая часть воинов уже вдоволь насытилась сырым мясом, Радка, испросив помощи у Бога, которого исповедовал Даниил,  и, не поднимая головы, пошел к костру, где ему тут же отрезали большой ломоть мяса. С этим куском он и подошел к тому воину, что охранял княжича и Любомира.
Тот немного напрягся, всматриваясь в незнакомца. Радка, вновь не поднимая головы, осторожно положил кусок конины перед ним на землю, а затем неожиданно воздел руки в небо. В тот момент, когда охранник, вслед за ним, с явным недоумением  перевел взгляд на небо, Радка, выхватив меч, одним ударом отсек ему голову. Затем быстро оттащил труп в кусты, а сам  встал на место стражника.
– Потерпите немного, – сказал он, обращаясь к друзьям. – Пусть чуть стемнеет, чтобы уйти незамеченными.
– А куда они отвели моего коня? – спросил богатыря Даниил.
– Лучше вам этого не знать, княжич, – ответил Радка.
Когда ближе к вечеру пришел новый воин, очевидно для того, чтобы сменить охранника, Радка предложил ему нетронутый им кусок мяса и тот, особо не задумываясь, уселся рядом с богатырем и стал жадно рвать конину зубами. А вскоре, не иначе, как изрядно объевшись, пару раз рыгнув, заснул прямо у ног богатыря.
Как только стемнело, Радка отвязал княжича и Любомира, и они вскоре вернулись к оставленной в лесу телеге.
Какое-то время решали, что делать с телегой из-за отсутствия лошадей. Но Радку более беспокоило то, что находилось на телеге. В результате решили  что-то, как, например, тяжелые бочонки с серебром, оставить здесь. Радка их закопал и сделал  метку по которой надеялся их потом найти. А сам впрягся в телегу и, с помощью Любомира, наши путешественники вскоре покинули этот жутковатый лес.
– Как-то это  ты не очень честно с нашим охранником  справился… – произнес Даниил, когда обоз выполз  уже на открытую местность.
– Как сказать, –  начал отвечать Радка. – Нам в одном из походов про этот отвлекающий прием  еще Алеша Попович рассказывал, когда предстоял поединок с Змеевичем Тугариным. Они договорились, что биться будут непременно один на один.  Вышли оба в поле ратное, глядит Алеша, а перед ним враг, сочетающий в себе и змея и всадника. И понимает наш молодец, что быть ему сегодня побитым, а то и убиенным даже. И тогда говорит Алеша Тугарину, мол, обещал прийти один на поединок, а сам за собой целое войско привел.  Оглянулся тут Змеевич в недоумении, а наш богатырь в этот момент и снес  голову чудищу поганому…
– Хитрец твой Алеша Попович, – произнес Любомир и вдруг почувствовал, что земля под его ногами задрожала. Бросил он взгляд назад, видит выходящего из леса и шагающего вслед им дракона,  за спиной которого шли люди, что их накануне пленили.
– Помянули поганого некстати, вот он и объявился.
– Кто это? – спрашивает у Радки княжич.
– Тот, кто вчера коня твоего боевого слопал, – отвечает ему богатырь, начиная готовиться  к поединку.
Услышал это, княжич, воспылал ненавистью к каракатице ползучей и снял с плеча свой лук.
– Любомир, – говорит княжич. – Я ему не прощу своего боевого коня. Стреляем одновременно, ты в правый глаз, а я в левый…
 И в тот же миг две каленые стрелы пронзили глаза дракону.
Ужом закрутился  на земле, ослепленный дракон, извергая из пасти языки пламени. И вот уже вспыхнуло за спиной беглецов сухое осеннее поле.  От очередного извержения пламени загорается и вековой лес. Мало того, огнем попалил он уже и немало дикарей, одетых в медвежьи шкуры, которые ко всему прочему невольно оказались в огненной ловушке  между горящим полем и вспыхнувшим лесом. 
Любомир едва успевает прикрыть своим щитом княжича, а то непременно быть бы и ему опаленным очередным пламенем  из пасти дракона.
В этот самый момент, сам прикрываясь щитом, с   мечом  в руках подбегает к повернувшему голову дракону Радка,  и одним ударом сносит ту голову булатным мечом.
Когда вокруг установилась тишина, а оставшиеся в живых дикари, убрались в лес, Даниил поблагодарил друзей за одержанную победу.
А довольный Радка уже по полю ходит, опаленную огнем птицу подбирает и к обозной телеге несет, чтобы голодных  друзей досыта накормить, да и самому подкрепиться.

Как только наши путешественники подкрепились, то вновь увидели на горизонте то самое Древо, что всё это время направление пути им указывало. Приободрились они и вновь в дорогу собрались. И снова Радка отказывается телегу бросить, знай,   под нос бормочет, что пригодиться им еще эта телега.
Княжич спорить не стал. Радка вновь оглобли подхватил, а Любомир позади телеги встал, чтобы богатырю помогать.
И вскоре вновь стали топтать они далекую и загадочную землю.  На третий день пути дорогу преградила небольшая речушка. Действительно, что небольшая. Да вот только берега были  уж больно крутыми и обрывистыми.  Одна радость для Радки, что соединяли два берега той реки деревянный мост.
И вновь первым притормозил Любомир. Вновь его обеспокоила гнетущая тишина вокруг.
– Что-то здесь  не так? – произнес вдруг Любомир. – Жаль, что Ырки нет…
– Опять Ырка, тоже мне нашли богатыря без штанов, – забубнил Радка, понимая, что этими словами Любомира умаляется его удаль и смекалка перед княжичем. – И со стороны видно, что мост крепкий и  нашу телегу выдержит…
– Ну, тогда что мы стоим, поехали, – произнес княжич и первым двинулся в сторону моста.
– Остановись, княжич, если тебе жизнь еще дорога, – вдруг раздался у него за спиной голос призрака.
– Наш пострел и тут поспел, – бросил Радка, который уже начал тянуть за собой телегу.
– Что ещё, Ырка? – спросил  призрака Даниил.
– Смерть впереди чую, – ответил тот. – И мост этот  не простой, холодом от него веет… Одно могу с уверенностью сказать, что нечистое это место.
– Начинаются сказки про нечистую силу, – все не унимался наш богатырь. – Это обыкновенный мост…  Как вам еще это доказать? Хотите, я пойду и попрыгаю на нем?
– Прыгать на нем никому  не стоит, это опасно для жизни, – продолжал наш призрак.
– Я с Ыркой согласен, – произнес Любомир. – Что-то и мне этот мост дюже не нравится. Птиц не слышно,  рыба не гуляет… Да и вообще непонятно, кто в этих местах мог деревянный мост поставить…
– И что же нам тогда делать? – спрашивает его Даниил.
– Довериться Ырке, – отвечает ему брат.
– Хорошо, я согласен, – промолвил княжич. – Что предлагаешь, Ырка?
– Телегой нужно будет пожертвовать, – начал он.
– Нет! Не для этого я ее на себе столько дней тащил, – начал заводиться Радка.
– А чем ты рискуешь? – спрашивает его призрак. – Если причин для опасности нет, то вслед за телегой и мы все на ту сторону перейдем…
– Ырка прав! – говорит тут Даниил. – Так, что будем делать?
–  Снимайте оглобли, чтобы не мешали, – начал руководить Ырка. – Затем  вместе поднимите телегу на взгорок, а уж затем, разогнав, направим  её на мост. Только, чур, самим к мосту не подходить, смотреть за всем будем со стороны.
Согласился Радка, но, кроме оглоблей, снял на всякий случай все оружие и бочонок с порохом, а уже после этого все вместе они сначала затолкали телегу на взгорок, а затем дружно разогнали и направили в сторону моста. Она по инерции прошла почти до середины и вскоре остановилась.
– Уморил ты нас, Ырка, давно я так не смеялся, – первым, не выдержав,  начал ерничать Радка.  И даже сделал, было, первый шаг в направление моста.
В этот-то миг, безобидный на вид мостик, оскалился жуткой зубастой пастью, заглатывая в себя обозную телегу со всем  её содержимым.
Задрожала  земля, не удержался богатырь на ногах  и  упал. Ищет теперь за чтобы бы ухватиться, чтобы самому не скатиться вслед за отваливающимися пластами береговой земли.
Благо, что оглобля лежала рядом,  и Любомир успел-таки протянуть ее богатырю, иначе сгинул бы  наш Радка и даже могильного холмика после себя бы не оставил.
Осерчал тут Радка на гнусность такую, запалил фитиль у бочонка с порохом и,  мысленно благословясь, зашвырнул  его во всё еще  разинутую пасть.  И вот уже последовал взрыв, разнося в клочья ту тварь, что чуть не поглотила наших путешественников.
В тот же миг ожила природа, и запели птицы. И еще какое-то время понадобилось всем, чтобы перевести дыхание.
– Виноват я перед тобой, Ырка! Прости, – произнес, отдышавшись, Радка. – Теперь я твой должник. –  И тут же, улыбаясь, добавил, – а ведь как вовремя я бочонки с серебром в лесу припрятал…
Любомир улыбнулся.
– Действительно, спасибо тебе,  Ырка! – произнес, улыбаясь, и княжич.
Вскоре друзья благополучно переправились через речку. Правда Радке, который снова напомнил всем, что не умеет плавать, на этот раз помогали Даниил и Любомир. Они с двух сторон придержали оглоблю, за середину которой держался Радка, и таким образом вместе доплыли до противоположного берега.
Затем, немного отдохнув, а более обсохнув, наши путешественники продолжили свой путь в сторону, раскинувшего на горизонте свои  могучие ветви, всё того же Древа.


      Глава восемнадцатая
                ПЕРЕВОЗЧИК

Прошло несколько дней утомительного пути.  Ближе к вечеру, монотонность стала давать о себе знать. Путники искали место для привала. Единственное, что вновь  свидетельствовало о необычности этого лесов так это доверительность и любопытство всякого рода зверушек, провожавших их на всем пути передвижения. И еще то, что наши герои  вдруг поняли, что могут слышать их разговоры.
– Это они идут в Белогорье? – спрашивала у лисы, стоящая на опушке леса  мать зайчиха.
– Они сопровождают  туда княжича Даниила, – отвечала  ей лиса.
– А кто из них Даниил? – продолжала интересоваться зайчиха.
– Самый молодой из них, – отвечала рыжая.
– Какой симпатичный… – заверещала белка, услышав диалог подружек.
Они даже не разбежались, когда Радка подал голос.
– Не знаю, как  мне  теперь убивать всех этих зверушек, чтобы достать нам пропитание?
– А ты их теперь не будешь убивать, – вдруг снова и неожиданно раздался за спиной богатыря голос Ырки. – С этого дня всем вам предстоит воздержание.
– Ты имеешь ввиду христианский пост? – уточнил Даниил у призрака.
– Называй это как хочешь, княжич, но в волшебном лесу, как я понимаю, –  отвечает ему Любомир, –  никто никого не убивает и не ест…
– Ты хочешь сказать, что здесь звери живут, как ранее в Раю? – задал следующий вопрос княжич.
– Да… – ответил  ему уже Ырка. – И вам также здесь не престало вкушать мяса, что, кстати, было естественным для людей до того, как  на Земле случился Великий Потоп.
– А как же я? – недоумевал богатырь, с головы до ног, обвешанный оружием. – Мне нужно плотно питаться… И потом, я помню, что тем, кто в пути полагается послабление…
Братья даже остановились, услышав этот стон, и какое-то время молча смотрели на богатыря.
– А что я такого сказал? – уже недоумевал Радка.
– Лучше не гневи Бога! – начал Даниил.
– Да в чем же я виноват, княжич? – все еще не понимал Радка.
– Не думал я, что ты ещё и махровый эгоист? – раздался за спиной богатыря грустный голос кота Баюна.
– Котик? А ты-то откуда здесь взялся? – оторопело вопрошал Радка.
– Во-первых, ты своим голодным стоном весь волшебный лес распугал, – начал кот. – Далее, чтобы тебе было известно, в этом лесу, независимо от вашей воли,  проявляются все страсти, коими человек сам себя повязал словно цепями, став их рабом.  И еще… Для того, чтобы  миновать этот порубежный с Белогорьем лес, каждому из вас будет дана возможность, как бы со стороны, увидеть себя сущими со всеми вашими огрехами и ошибками, совершенными в жизни. Увидеть их, осмыслить и, набравшись духу, попросить за них прощения  сначала друг у друга, а уже затем у Деда!  Княжичу Даниилу следует сделать тоже самое, но испрашивая прощения уже у своего Доброго Пастыря. Таково непременное условие вашего дальнейшего продвижения…
– А если? – попытался задать вопрос Радка.
– Были и такие смельчаки, – прерывая его, отвечает кот Баюн. – Ты хочешь узнать о том, что с ними сталось?
– Думаю, что это и так понятно, – начал отвечать вместо богатыря, Любомир. – Они, обманувшись в своих ожиданиях и,   несолоно хлебавши, как говорится в народе, возвращаются в свои города и страны. Но, подобно Каину, не имеют там ни угла, ни тепла, и кроме всего прочего лишены  человеческого сострадания. Они подобны Ырке, но, правда имеют плоть. Правда, она мертва, лишена здравого рассудка, потому, как сердце хладно. Этакие ходячие мертвецы…
– Примерно так! – соглашается кот. – А теперь до утра мы с Ыркой вас оставим наедине с вашими воспоминаниями.
И в тот же миг они исчезли.
– И куда же нам теперь идти, чтобы увидеть эти самые воспоминания? – робко спросил Радка.
– Думаю, что никому и никуда уходить не следует, – начал Любомир. – Мы все связаны одной и общей целью. И наши внутренние страхи и проблемы должны стать нашим общим достоянием, чтобы вместе же  их и осилить личным раскаянием и совместной молитвой друг за друга.
Даниил согласно кивнул головой.
– Радка? Ты согласен? – спросил богатыря Любомир.
– Я боюсь того, что вы сможете узнать про меня и не захотите потом, чтобы я и далее был с вами рядом… Вы и так уже узрели мою жадность и любовь к еде. И потом эти закопанные в лесу бочонки с серебром, будь они неладны…  Простите меня… – произнес богатырь и начал опускаться на колени.
– Прости и ты меня, Радка, за мое жестокосердие, – произнес Даниил, поднимая богатыря.
– И меня, за хладность моего сердца, – произнес Любомир, подходя к ним и обнимая.
И вот они уже стоят, обнявшись, погруженные каждый в свои воспоминания.
И лишь стоило полноватой и любопытной Луне откинуть завесу из облаков, чтобы самой лучше видеть эту троицу, как вокруг друзей началось движение. В том хороводе, что начал носиться вокруг них,  первыми появились  призраки, погибших и умерших от ранений на поле боля. Тех, кого Радка мог спасти ценой своей жизни, но не сделал этого.  Тех, кому он мог бы оказать помощь, но не вернулся за ними после битвы, мотивируя это какими–то неотложными делами и ссылаясь на то, что это сделают другие, а сам в это же время спешащий в поисках победной трапезы.  Одни из них теперь недоумевали, другие его проклинали, но большей частью стенали, наполняя этим стоном весь лес.
К этому хороводу присоединились нищие и подростки,  досмерти забитые от усердия дружинниками, которые были виноваты лишь в том, что посмели протянуть свои исхудалые руки за подаянием, к проезжавшему мимо них молодому княжичу.  Здесь же в общем хороводе и  душа милой и кроткой девушки, покончившей с собой, но сохранившей верность Любомиру. И этот хоровод мертвых и искалеченных душ, со временем, все более и более увеличивался. Они цепляли  крепко обнявшихся путешественников и наносили их сердцам реальной болью от самого осознания содеянного, хотя и нечаянного, свершенного ими, пусть и по неведению, а также забвенного со временем…
Так и простояли они с усердной молитвой на устах, до первого луча солнца, когда  вмиг все сгинуло и стихло, но оставило свой отпечаток в глазах Даниила, Любомира и Радки, которые теперь несли в себе  вселенскую грусть.
Когда они разомкнули объятия, то с удивлением увидели, что стоят на берегу озера. Озера достаточно большого в центре,  которого был Остров, а на том Острове высилась высокая гора, которую венчал собой замок из белого камня.
Рядом, у берега стояла лодка и  некий убеленный  сединами старик.
– Кто из вас  княжич Даниил? – спросил он.
Княжич сделал шаг вперед.
– Тебя ждут, – сказал он.
Даниил еще раз крепко обнял своих спутников, потом, неожиданно для них, снял с себя княжеский плащ, иные отличительные знаки власти, своё оружие и даже одежду.  И, оставшись в одной  нижней рубахе, босиком пошел в сторону старика и его лодки. И вскоре он уже плыл по направлению к острову.
Любомир и Радка какое-то время смотрели им вслед, а затем и сами не заметили, как их, после ночного бдения, сморил сон.
Находясь на лодке, Даниил глядел на приближающийся остров.
– Ты кто? – спросил он  белоголового старика.
– Перевозчик, – ответил тот.
– И давно ты тут? – снова вопрошал княжич.
– Давно, помню еще Вещего Олега, который приходил сюда  со своей юной дочерью по имени Прекрасна. Именно её  я и перевозил на Остров. Да ты ее знаешь, – то бабка твоя, нареченная впоследствии  Ольгой и ставшая Великой княгиней.
Я ей тогда еще говорил, что скоро наступят такие времена, что некому будет сироту защитить и что придут на Землю злые люди, которые будут убивать и мучить её народ. И слезы этого народа будут им всласть, а кровь приятной на вкус. И что  Волхвы попытаются спасти её народ, а люди не поверят им и предадут огню, приняв за врагов. За это Бог и наказывает их. И вот уже их дети выросли в  вечных страданиях и муках, не  зная о том, что существует иная жизнь.  Жизнь в согласии с Природой, в уважении к Земле-кормилице, в радости и без страха. В результате они, взрастая и приходя к власти, начали подозревать и ненавидеть всех тех, кто живёт рядом. И потому, сами же начали творить это Зло, предавая своих братьев Смерти. Да ты, княжич, видел это своими глазами…
– А что ждет меня? – спросил старика Даниил.
– Есть люди, которые милостью Творца были избавлены от этого насилия и зла. Им бы объединиться. Но сила Зла такова, что  они могут и не найти в себе силы, чтобы соборно противостоять Злу. Хотя и будут встречаться, и сговариваться о совместной борьбе. Но, возвращаясь в свои уделы, будут думать: «И почто я пойду за других биться? Меня не трогают и уже хорошо. Пусть сами себя защищают» Глупцы, они не ведают того, что за их спиной уже сошлись те силы, что затевают вселенское Зло,  и  они уже сговорились об этом. И если ты, княжич,  не сумеешь переломить этот страх перед Злом, то снова пострадает твой народ за свое богатство, за доверчивость и новую веру, которую ты исповедуешь.
– И от кого же мне в первую очередь ждать беды? – снова вопрошает княжич.
– В первую очередь от собратьев своих…
– Ты говоришь о моих старших братьях? – уточнял Даниил.
– И о них тоже…
– И что же мне делать?
– Для ответов на эти и иные вопросы,  ты и призван на Остров, – ответил старик и далее оставил беседу, увидев, как княжич погрузился в грустные раздумья.
Вскоре лодка прибилась к берегу и княжич, сначала с благодарностью, низко склонился перед стариком-перевозчиком, а потом направился в сторону черной, как смоль горы, и белоснежного замка, величественно возвышающимся над Островом.







Глава девятнадцатая
ЦАРСТВО СЛОВА

Когда Даниил вступил под свод пещеры, то сначала увидел свое же отражение в несколько соединенных между собой гигантских зеркалах, уходящих под облака и каменные ступени,  по которым ему, очевидно, предстояло подняться. По ним последовательно истекала вода, заполнявшая собой небольшое углубление, более напоминавшее княжичу выложенный белым камнем бассейн, который он уже видел во время похода с Великим князем в Константинополе. Рядом лежал комплект мужской одежды, который, как понял Даниил, был предназначен для него.
Он снял свою рубаху и медленно вошел в воду, которая мгновенно обожгла, уставшее от длительного перехода тело княжича.  Даниил погрузился в воду с головой, и несколько минут лежал, давая возможность придти в ясность мыслям,  а так же смыть в кристально чистых водах подземного источника все мирское и наносное с чем он прибыл в Белогорье. 
Когда юноша вышел, то заметил, как его кожа слегка преобразилась. Вода нивелировала все ссадины и порезы, которыми княжич обзавелся в пути. И теперь его кожа более напоминала кожу ребенка.
Даниил оделся и начал восхождение по ступеням. Ступеней оказалось восемнадцать, по числу лет, что исполнилось и самому княжичу. И с каждой ступенью, в тот момент, когда нога княжича на неё вступала, княжич как бы, поэтапно, и в  гигантских зеркалах, которыми были выстланы стены пещеры,   видел  очередной год своей жизни. С момента рождения и далее. Всё, каждое мгновение, каждое слово, произнесенное родителями и теми, кто был рядом, когда он находился еще в колыбели. Он видел, а главное слышал даже мысли тех из княжеского окружения, кто, склонялись над ним,  молча улыбался, а в своих помыслах уже проклинали само его рождение.
Следующая ступень и следующий год.
Вскоре каждый новый шаг начинал даваться княжичу все труднее и труднее. Объем получаемой им негативной информации зашкаливал и голова была готова взорваться. 
Достигнув восемнадцатой ступени, Даниил увидел и само  своё путешествие в поисках Белогорья.  А главное это то, что он прекрасно понял обо всём, что творилось за спиной Великого князя все эти годы. Всё, о чем мечтало его ближайшее окружение, и  даже его старшие братья. А также что именно готовилось ими для воплощения их коварных планов.  Он видел также и то, как буквально чудом, в последний момент рушились планы очередного  ложного оговора кого-либо из тех, кого Великий князь любил и к чьим словам доверительно прислушивался.  Как гибли сподвижники и то, как рассыпались предательские тайные заговоры его, казалось бы, верных союзников – порубежных князей  с половцами. И то, как тут же они начинали  плести новый заговор или  очередной оговор людей из окружения Великого князя, искренне уверовавших в  возможность становления Руси, как Великой Державы. 
Сколько времени поднимался княжич по ступеням своей жизни он и сам того не ведал. Одно  ему было понятно, что он прожил её заново и теперь уже другими глазами видел роль Великого князя  в собирании земель Руси и объединении своего народа, да и место своего отца в его собственном воспитании. Ибо, что уж тут таить,  сильно обижен был на него  княжич, который считал, что отец совсем не уделял ему внимания.
И вот теперь  он стоит на последней ступени и хорошо понимает: все, что может произойти далее, зависит уже лишь от его собственной воли.  А это значит, что он должен принять решение: спуститься ли ему вниз, довольствуясь полученной информацией,  или же…
И Даниил принимает решение идти дальше.
В  мгновение ока откуда-то сверху ударил мощный поток солнечного света,  высвечивая площадку,  на которую поднялся княжич. И все вокруг озарилось мягким золотистым цветом. Даниил увидел вокруг себя, окружающие его и, уходящие ввысь, необычные сооружения более напоминающие ему медовые соты, а вокруг них, словно паря в воздухе, появились, тонкие голубоватые нити которые, как понял княжич, исходили от него. И не просто от него, а словно бы из него. Взгляд одной из ячеек чем–-то привлек его внимание, и этого мысленного посыла было уже достаточно, чтобы  Даниил  начал медленно   подниматься  в воздух именно к тому входу.
Казалось, что  ему оставалось лишь войти, но дверь была закрытой.
«Что еще должен был сделать он, – думал княжич. – Какие слова сказать, чтобы открыть дверь, которая хранила за собой ответы на многие вопросы
В это время одна из голубоватых нитей, словно подсказывая направления его поисков, обозначила собой  незаметное углубление в центре дверного орнамента. Княжич пригляделся к нему  повнимательнее и понял, что он уже где-то видел аналогичный знак. И тут он вспомнил про подаренный ему сомом  перстень. Конечно, что тот подарок был не случайным.  Даниил быстро поднёс перстень к незаметному отверстию, тот  легко вошел в углубление и…  дверь бесшумно отворилась.
Даниил сделал шаг вперед и оказывался в небольшом помещении. Хотя нет, помещение было достаточно объемным и даже на глазах княжича оно вдруг начало видоизменяться, принимая  образ знакомых княжеских палат Даниила.
И, кажется, что  княжич уже может  и проснуться, так как он снова дома. И весь этот поход был не более, чем сон… в котором  он  даже  сумел подняться в воздух…
И все бы ничего, но вот одежда. Одежда на нем была всё ещё та, в которую он облачился после того, как окунулся в бассейн на Острове с белоснежным замком на высокой горе.
И можно было себя ущипнуть, и даже в очередной раз  протереть глаза, но сон все одно не проходил.
Тогда Даниил решил внимательно осмотреть всё вокруг и, с этой целью, решительно распахнул  дверь своей спальни.
То, что он увидел далее было более похоже на одну их палат Великого князя, в которой  усердно трудились  монастырские  писцы. А весь периметр помещения занимали полки со всевозможными свитками, берестяными грамотами,  исписанными дощечками и толстенными фолиантами…
В следующей комнате, которую Даниил поначалу принял за византийскую баню, стоял еще один бассейн.
Он прошел мимо него и отворил дверь в следующие палаты, а оказался в подземном гроте, подсвеченном лампадными плошками с горящим огнем и с деревянной скамьей более пригодной для того, чтобы на ней возлежать.
Здесь была звонкая тишина и удивительно свежий воздух, который хотелось вдыхать и вдыхать бесконечно.  Тут княжич не вытерпел и прилег на деревянное ложе, и даже прикрыл глаза. В тот момент, когда он  умиротворенно расслабился, то вдруг почувствовал, как покидает собственное тело, но не уносится куда-то вдаль, а остается рядом с ним. И Даниил отчетливо видит некое появившееся рядом со своим телом голубоватое светящиеся образование, которое, начиная с пальцев ног, медленно двигается вдоль всего его тела и останавливается в изголовье.  Даниил видит и само тело, которое теперь было настолько прозрачным, что без труда можно было разглядеть каждую  его жилочку, мускул и то, что называется внутренними органами, некоторые из которых имели отличный от общего рисунка красноватый оттенок. Но это еще не все, Даниил видит и то, как в его же теле распрямляются крылья, о которых он  мечтал с самого своего детства.  Затем это голубоватое образование  медленно вползает в рот распластанного на скамье тела юноши и, полностью растворяясь в нем, начинает не иначе, как врачевать то, что было исследовано чуть ранее, так как Даниил зримо видит происходящие внутри него цветовые перемены, когда все, что имело красноватый оттенок уступило место золотистому.
После того, как сердобольное голубоватое нечто покинуло тело княжича, Даниил почувствовал, как и сам начинает возвращаться в свое же тело.  И вот он уже почувствовал новые ощущения и удивительную легкость, которые были столь упоительны, что он  какое-то время не хотел даже вставать с этой деревянной скамьи. И вдруг почувствовал как он, оставаясь в горизонтальном положении,  даже приподнялся над скамьей…
Когда же, воистину окрыленный,  Даниил все же покинул лечебницу и оказался в палатах с  небольшим бассейном, то   тут же решил и искупаться. И от полноты переполняющих его чувств, он прыгнул в  воду бассейна, даже не раздеваясь…
Когда его голова показалась на поверхности воды, Даниил огляделся. Его взору вдруг открылся  величественный вид горных вершин, щедро политых дождями и  отмеченными заплатами вулканических наслоений и венчающих  некую пустыню.  А в нескольких шагах раскинулся небольшой городок с пальмовым оазисом в центре которого был пруд, предназначенный более для водопоя животным,  над поверхностью которого и оказалась… голова Даниила. 
Он вышел на берег под гогот потревоженных им гусей, и пошел в сторону  небольшой группы людей, очевидно жителей, собравшихся под пальмами.
Каково же было его удивление, когда он увидел, что все эти люди собрались сюда лишь с одной целью: услышать слова своего нового пророка. И этим пророком, человеком вокруг которого и собрались все эти люди, был… Добрый Пастырь из его детского сна. И еще тот Пастух, что на своих плечах нес потерявшуюся овцу, и с Которым он встретился на пути в Белогорье.
И вот теперь, Он, окруженный учениками, жителями и теми богомольцами, что встречали его в пути, рассказывал им, что их «ближний» часто может быть существом всеми презираемым и  даже ненавидимым, но именно по отношению к нему и нужно являть божественную кротость и милосердие. И этому же мы должны  научить зачерствевшие души тех из фарисеев, первосвященников и книжников, чей ум обезображен ложным образованием и превратным воспитанием.
Добрый Пастырь простыми и понятными для Даниила словами говорил, что между людьми не должно существовать  никаких преград и различий, ибо все они подчинены общим законам печали и скорби. Все одинаково страдают и будут продолжать страдать, пока не поймут, что нужно не воевать, а помогать друг другу. Однако же, никакая философия, да и религиозная вера, сами находящиеся в оковах себялюбия, не смогут научить людей тому, что  Он называет милосердием и состраданием к ближнему. И к чему изначально склонна внутренняя природа каждого человека по своей божественной сущности. А потому, говорил им Христос, бойтесь того, что называется религиозной ненавистью, которая беспощадна к любому инакомыслию и  лежит в основе вражды всех народов и составляют суть вселенских религиозных заговоров… 
Когда Иисус поднялся, чтобы продолжить свой путь, Даниил, как бы он того не хотел,  вынужден был остаться, дабы не потерять самой возможности возвращения на Остров.
Однако, погружаясь в воды уже знакомого ему водоема, он искренне надеялся, что в следующий раз его встреча с Добрым Пастырем состоится вновь.
И вскоре действительно вынырнул в знакомом нам бассейне. И вновь рядом лежала стопка чистой одежды, в которою он тут же и переоблачился.
Даниил прошел в свои палаты. Ощущение от освоения  им Острова были удивительными, он словно бы помолодел, сил было немерянно, а главное, что у него даже не возникало ощущения голода, хотя с того момента когда они последний раз вкусили еще вместе с Любомиром и Радкой прошло уже более суток.
«Как они там? – подумал княжич, но как только подумал, то и увидел обоих, ожидающих его на берегу. Радка хлопотал у костра, а Любомир вываживал очередную рыбину.
«Слава Богу, что не голодны», – подумал Даниил и вернулся в ту часть палат, где была библиотека.
Там, взяв наугад первый из фолиантов, он был несказанно удивлен тому, что незнакомая, казалось бы, и витиеватая вязь была им легко читаема, а точнее усвояема. Он понял, что видит постраничный текст визуально, зримыми и объемными картинками, которые имеют своё временное и  логическое продолжение с каждой очередной перевернутой страницей  той древней книги.
Это так увлекло Даниила, что он даже потерял счет времени.
Менялись объемы книг, менялись и живые  временные эпизоды его каждого нового погружения в бассейн. Княжич уже видел не только, что некогда было, но и то, чему еще предстояло свершиться. Но в любом случае он был полон впечатлений, когда побывал во временах правления  мудрого царя Соломона, видел строительство Ноева ковчега и Великий потоп, а также  резню, устроенную католиками  в Варфоломеевскую ночь,  когда понял суть сомнений, одолеваемых  великим ученым и зодчим по имени Леонардо да Винчи,  и  даже сам вложил камень в строительство Великой китайской стены…
Во время одного из погружений Даниил увидел и Любомира, который в числе иных мальчиков, будучи ребенком, внимательно вслушивался в слова некоего Старца. Приблизившись, Даниил понял, что это же знакомый ему Волхв.
– Наука жизни как раз и заключается в том, чтобы уметь принять неизбежное, – говорил тот. – Это, кстати, свойственно и Христианской вере. И  не должно складывать руки до борьбы, даже зная ее финал, так древняя мудрость наших пращуров взывает к нам. Нужно  во что бы то ни стало, продолжать начатое дело, которое требует Жизнь,  чтобы бы не случилось.
– А как же тогда объяснить смерть Вещего Олега? – задал вопрос  старцу Любомир.
– Правильный вопрос, мальчик. Давайте теперь вместе вспомним тот день, когда выезжая в поход на Хазар,  Князь Олег встречает на своём пути Волхва и задает ему вопрос о своей судьбе. Волхв, смиренно отклоняя  обещания награды, сообщает Олегу, что тот погибнет от своего же коня. И что  тогда делает Князь? – продолжает своё повествование Старец. – Вместо того, чтобы продолжить путь, он меняет коня, а своего любимца передает стремянному, приказывая кормить и холить его до самой смерти. И когда Конь умирает, всем показалось, что  таким образом Вещий Олег обманул Судьбу.  Однако, через какое-то время на Братской Тризне князь, выпив вина, вспоминает о своем Коне и идет  узреть его кости. О чем он в этот момент подумал? Возможно о том, Волхв оказался не прав? Или же просто возгордился тем, что сумел избежать Смерти? Думается, что именно за это его горделивое превознесение  Олег там  же мгновенно и умирает, ужаленный змеей, прятавшейся в черепе его Коня. И таким образом слово Волхва оказалось воистину промыслительным, так как Смерть Вещего Олега действительно пришла от Коня. 
– Значит,  воля Богов  всегда Непреложна? 
– Да определенного момента, да! Но не забывайте, что есть еще и воля самого человека. И  с ней считаются.  Вещий Олег мог бы жить,  не прояви  он самолюбия и, не пытаясь горделиво уверить всех в возможности непринятия им лично Божиего Промысла…
И вновь не хотелось Даниилу покидать это место, чтобы и далее слушать того, кто был Учителем у Любомира. Однако,  нужно было возвращаться на Остров.
Единственное, что было до поры для Даниила немного странным, так это то, что за все это время на самом Острове он не встретил ни одной живой души.
В один из дней, проснувшись, он не увидел полюбившегося ему золотистого света, подсвечивающего приготовленные для кого соты,  а Свет теплился лишь под самым куполом.
И как только Даниил возжелал оказаться там,  то плавно же и начал возноситься под  купол того самого белоснежного замка, что стоял на высокой горе Острова.
И вот он уже на открытой площадке верхнего купола.
Вид, который открылся ему с этой высоты, был удивительным. Все земли Древней Руси были перед ним, как на ладони.  Земля являла  княжичу себя Живой, с ее буграми из зелени-волос, с водой – кровью и с дыханием, который есть ветер…  Услышал Даниил и тяжёлое биение ее сердца. Оно звучало где-то глубоко-глубоко…
– Господи, как же удивительны все твои творения? – с этими словами обратил Даниил свой взгляд в Небо и слышит в ответ Голос.
–  Рад видеть тебя, Даниил. Некогда, Я взял ничто и сделал из него этот мир и самого человека. И вот уже много веков человек, живя в мире, Мой мир в «ничто» обращает. В этом, Даниил,  и будет его главный грех… В этом будет и его погибель…
«Как Вещий Олег, который погиб от того, что предал своего коня? – мгновенно сопоставил Даниил. – Тогда получается, что и мы погибнем от  гнева Земли, которая дана нам в удел?»
И тут же, словно получая ответ, перед глазами юноши пронеслись  картины того, как новые поколения людей  разрушают Божий мир, отправляют его моря, вспарывая материю Землю, выгребая ее живительную силы,  именуемые в народе, как руды и нефть. И вот уже сама Земля начинает борьбу за свое спасение. Даниил видит, как поднимаются на горизонте гигантские, высотой в полнеба, волны отмщения, как ожили горы, заливая жилища неблагодарного люда слезами своей огненной лавы, как с болью трескается земля и в образовавшиеся  гигантские подземные пустоты,  ими же сотворенными, опускаются целые мегаполисы.
Но вот картинки исчезли. Перед глазами Даниила вновь та Земля, что сегодня дается ему в удел, господином, рачительным хозяином и защитником которой он должен стать и сохранить для новых поколений людей, помнящих о Том, Кто взял ничто и сделал из него этот Мир и самого Человека. Результатом забвением этого, равно, как и Самого Создателя, Творца Небу и Земли  станет то, что и увидел Даниил.
«Вот тогда-то, – подумал он, – не будет  более тех счастливых детей, что бегая от дома к дому, проносили по Земле, проснувшейся после Зимнего Удаления,  Солнце с зажженными  в них  свечами. И некому, и не для кого  будет ставить на столы пиво и брагу, да пироги, холодное и жаркое. И петухи уже не прокричат, звонко Весну выкликая, и никто не увидит играющегося Пасхального Солнца».
Вдруг перед глазами  Даниила замаячил знакомый сокол, как очевидное напоминание того, что ему пора и домой.
Тут Даниил вспомнил слова, услышанные им при встрече с царем Соломоном. Слова, которым тогда от восторга самого видения, он не придал особого значения, и которые сейчас вновь всплыли в его памяти, а именно: «От многой мудрости много скорби, и умножающий знание умножает печаль…»  Выходило, что  ему был показан его Путь и тот личный Крест, что предстояло теперь нести.  Лишь одно осознание этого отразилось сильной болью в его сердце.
И вновь перед ним образовались знакомые ступени, по которым ему  теперь предстояло сойти, чтобы вскоре  начать новое восхождение и новый путь  уже к родному очагу.

Глава двадцатая
ВОЗВРАЩЕНИЕ ДОМОЙ

Когда Даниил вышел из пещеры, то увидел, что всё вокруг него было в пушистом снегу. На берегу лежала, припорошенная снегом, лодка Перевозчика. 
«Сколько же времени пробыл я здесь?» – подумал Даниил,  а затем увидел дым от костра, а это могло означать, что там его друзья.  И то, что они его ждут.
Как же радостно от осознания этого забилось его сердце. И он, бросив последний взгляд на белоснежный замок, что возвышался на вершине горы, пошел навстречу с ними по скованной льдом  поверхности Озера.
Любомир и Радка вскоре  увидели, что Даниил возвращается. Правда, они видели то, как он спокойно шел… по водной глади Озера.
Однако, как только нога княжича вступила на землю, то пропало и само озеро и Остров, а  на его месте высилось знакомое им Древо в обрамлении  пробивавшей зелени его листвы. А это означало, что прошел  целый год с того момента, как он покинул родной дом.
И еще, от чего возрадовалось сердце княжича:  за спинами  удивленных увиденным и радостных друзей стоял Волхв на плече которого сидел знакомый им сокол.
А это радостное удивление, что было явно написано на лицах Любомира и Радки  и исходило не только их того, что княжич вернулся, а по причине того, что с Острова Даниил вернулся с первыми морщинами некоей горести на лице. Они увидели перед собой того княжича, который не иначе, кто познал цену Власти и был теперь готов учить, миловать и творить добро, не отрекаясь от мирской власти.
– Готовимся к возвращению домой, друзья, – произнес Даниил и подошел к Волхву.
–  Рад снова видеть тебя, Даниил, – произнес Волхв.
– И я рад знать, что ты не оставил меня, – сказал Даниил в ответ и продолжил.   –   Мне многое открылось и стало понятным, но есть еще нечто, что я просил бы тебе мне объяснить… Это касается моих последующих отношений с Любомиром, а точнее с его верой…
– Тогда слушай внимательно, – начал Волхв свой ответ. – Некогда Миланский эдикт  уравнял  в   правах христианство и все иные религии вследствие чего несколько веков была относительная веротерпимость братьев до той самой поры, пока в 324 году римский правитель Константин не возжелал сделать христианство государственной религией.  Поднялась волна протеста.  И  вот  уже тот же Константин  буквально через несколько лет делает ставку на арианство…
– Я помню, как отец рассказывал кому-то, о тех ужасах, которые были в Константинополе… Когда противников арианства, заставляя принимать Святое Причастие, насильно открывали рты с помощью каких-то деревянных приспособлений, а несогласных избивали до смерти…
– Все верно. Беда лишь в том, что по мере смены правителей и их советников, начиналась новая борьба за право быть первыми. И все повторялось вновь, а поводом смертного боя часто было лишь несогласие в толкования одной лишь начальной буквицы того или иного слова, отличающей, например, исповедников единосущного от подобносущного… Но главное в другом. Вместо того, чтобы быть со своим народом, церковники встали над ним.  Чего стоит их воззвание:  лучше спасти всех насильно, чем дать погибнуть их душам. А  далее приверженцы господствующей веры уже начинали не только всё рушить, но даже убивать и грабить, сравнивать с землей все, что относилось к вере, отличной от их.  С одной лишь целью, – доказывая свою праведность…  А потому когда, даст Бог, станешь Великим князем, избегай делать какую-либо из религий официальной и главенствующей. Пусть каждый молиться тому во что верит, пусть  у народа будет выбор, дабы вновь на площадях не полились ручьи крови уже изрядно залившие  лона Матушки-Земли, осквернившие Семя всего живого.  Кого после этого родит такая земля, кто придет в мир, в котором господствует слепая ненависть толпы, забывшей Творца.
Даниил какое-то время молчал.
Волхв терпеливо и с любовью глядел на княжича.
– Так, как же мне быть? – спросил Даниил. – Я не могу выбирать из двух Истин одну!
В этот момент, первый луч солнца, что словно бы ждал этих слов,  перевалив через вершину горы, коснулся лика Даниила.
– Тогда примири их, – сказал Волхв. –  Великий князь  ждет твоего возвращения, чтобы передать тебя бремя своей власти, а значит  и свою любовь к народу, который, к сожалению, потерял почву под ногами…  И бултыхается теперь, как навоз… в той самой проруби. Верни своему народу всего лишь Надежду, напомни ему о необходимости  благоговейного отношения к Земле-кормилице,  и сам не заметишь, как в  их сердцах  вновь будет жить Бог, Творец Небу и Земли, Который есть Любовь и в Нем же наша Вера! А твой вопрос про Любомира…  Он был с тобой, чтобы помочь в поисках Белогорья. А далее ему  предстоит свой путь. Великий князь уже сговорился  женить его на одной из принцесс Западного королевства. Твоей стране этот союз выгоден по многим причинам… Ну, да мы еще поговорим об этом позже. А теперь поспешай, домой.
– Еще бы дойти… – начал княжич. – Коней потеряли…
– Это будет не сложно, – начал Волхв, а затем на некоторое мгновение погрузился мыслями, очевидно, куда-то далеко… А когда открыл глаза то все и случилось
Под ногами наших путешественников мелко задрожала земля, ветер мгновенно унес вслед за собой оставшуюся листву деревьев и они увидели, как с той стороны, где высилось Древо,  в их сторону летел тот, кого в памяти людской, да в сказках называют не иначе, как Змей-Горыныч…
Горыныч опустился в нескольких метрах от Волхва и теперь выглядел как большая, но безобидная ручная зверушка,  что подставила свою шею величественному старцу и даже закрыла от удовольствия глаза, когда  рука  Волхва её коснулась.
– Он вас мигом доставит домой, да заодно поможет и порядок навести, – произнес Волхв, а Змей-Горыныч, словно вторя ему, изрыгнул пламя такой силы, что это невольно заставило наших богатырей прикрыть головы, хотя огонь взвился в противоположной от них стороне.
– А как я буду, – начал Даниил.
– Им управлять? – спросил Волхв. – Им не нужно управлять и говорить какие-либо слова заклинаний. Он просто слышит твои мысли. И в любой момент, когда впредь он тебе понадобиться, то просто мысленно поставь его рядом…
– Благодарю тебя! – ответил на это Даниил.
– Меня-то за что? Всегда благодари Бога-Отца, Творца Небу и Земли.
– Пора, друзья, и домой, – произнес Даниил, обращаясь уже к Любомиру и Радке.
И сначала подошел к нашему богатырю, уже увешанного оружием.
– Ты уверен, что хочешь вернуться со мной? – спросил его княжич.
– А как же?... –  начал  Радка.
– У меня есть для тебя  нечто, что  ты хотел найти в Белогорье и кому-то принести в дар, – говорит ему Даниил и, неожиданно для Радки,  извлек  из кармана аленький цветочек.
– Вот уж не ожидал, что ты, княжич, об этом помнишь, – начал Радка. – Ты прав, мыслями я уже давно на мельнице у Вечного Деда. И если ты меня отпустишь, что я никогда этого не забуду.  И если вдруг тебе нужна будет моя помощь, ты только кликни… и я обязательно услышу.
– Тогда уж позвольте и мне сделать  нашему богатырю подарок, – говорит Волхв, а затем лишь слегка хлопнул в ладоши, а из лесного урочища показался белый богатырский конь в полном снаряжении…  Он остановился перед друзьями, ударяя по земле копытом.
Княжичу достаточно было лишь согласно кивнуть, как Радка  вскочил на коня.
– А как же я? – снова раздался знакомый голос Ырки.
Богатырь  явно стушевался.
– Как я тебя с собой возьму? – начал он. – Как я тебя голого своей невесте покажу? Ты же даже срам свой  ничем прикрыть не можешь…
– Ырка, – вдруг обратился к расстроенному призраку Любомир. – Если ты не против, то я тебя к себе возьму. Мне такой помощник и в доме, и в предстоящих испытаниях очень даже будет нужен…
– Я еще и рецепты домашнего приготовления знаю, – начал обрадованный Ырка.
– Хорошо, еще расскажешь, а теперь ступай  ко мне домой, а я уж с княжичем на Змее-Горыныче полечу, чтобы ему одному не скучно было.
– Я рад, что ты со мной, – произнес Даниил и Любомир прижал княжича к своей груди. Прижал крепко, но нежно, как родного и любимого брата.

Перед тем, как сесть на Змея-Горыныча,  Даниил бросил взгляд на Волхва и обрадовался еще пуще, когда увидел, что рядом с ним стоит Хозяйка леса Ага с младенцем на руках, кот Баюн и все те милые его сердцу птички зверюшки, что и спасли ему жизнь.
– Ребеночек! – увидев младенца, радостно воскликнул Радка. – Ага, отдай его мне, я сам буду его воспитывать, как богатыря.
– Мудрое решение, Радка! – подал свой голос и кот Баюн.
Ага передала младенца, уже сидящему на коне Радке и тот довольный поскакал навстречу своей любви  к мельнице Вечного деда.
Змею-Горынычу хватило лишь одного взмаха, чтобы поднять Даниила и Любомира над лесом, еще несколько, чтобы преодолеть Уральский хребет, а затем  леса и приволжские степи.
Однако, подлетая к границам Великой Руси, они снова увидели сгоревшие села и города. А затем и само половецкое войско, что словно саранча опустилась  на его родные земли,  и нещадно пожирало все живое вокруг, обложив и саму столицу.
И в тот же миг, словно отвечая на чаяния Даниила, разверзлась пасть Змея-Горыныча и метнулось огненное пламя в стойбище половецкое  и  стихия Огонь, выпущенная по воле сына Великого князя заиграла… На помощь Огню пришел и Ветер. Да такой, что пронес этот Огонь, заодно  и сам,  сметая с лица земли все поганое.  И гнал, гнал остатки войска половецкого до Волги, а там уже стихия Вод приняла их в свои могучие потоки: завертела, закружила и погребла под  черной водой, накрыв песчаным саванов тех, кто позарился на чужие земли.

Ранней весной уже следующего года Великий князь  привел сына  в  свой заветный лес. Там княжич и увидел то, о чем возможно и догадывался, а именно, в окружении могучих дубов находилась равная площадка, по четырем углам которой стояли золотые изваяния, отличные от сибирских тем, что были более утонченными. И, конечно же, с центральной фигурой, которая также была им узнаваема. Там стоял, высеченный из  черного мраморного  кусок монолита, который напоминал собой гору на вершине которой стоял золотой храм.
Уже в наше время найденный фундамент некоего загадочного сооружения, возведенного во времена Великого князя будет назван святыней Русских богов.
А пока…
Великий князь обменялся с сыном понимающими взглядами.
Даниил опустился перед отцом на колени, и тот прижал его  голову к свой груди.
– Прости меня! – шептали губы отца. – И не повторяй моих ошибок.
– Прости и ты меня, отец, Христа ради!
Продолжая прижимать к своей груди голову возмужавшего сына, Великий князь  еще раз бросил  взгляд на золотые изваяния, а затем на пробившуюся первую зелень и улыбнулся, а уже затем закрыл глаза.
В сей же миг над головой застывшего князи и его сына раздался великий гром.
Даниил поднял голову, но характерных черных туч  на небе не узрел, а потому понял, что этот небесный гром оповещал его о чём-то ином…
И снова, обратив он свой лик к отцу, он понял, что душа Великого князя отошла на встречу с их общим Пращуром, которого Великий князь, как оказалось, не забывал, даже притом, что и принес на свои земли Христианскую веру, что требовалось для выстраивания им политических отношений с соседними странами.
С этого дня Даниилу уже пришлось выстраивать свою собственную политику с этими же самыми странами, а также с родными старшими братьями.
И в этом, теперь уже Великому князю Даниилу, помогало то, что он умел слышать то, что ему вторили уста его братьев, а одновременно с этим, он  слышал и то о чём на самом деле думали и,  что до поры они скрывали в своих сердцах.
Даниил, выстаивая новые отношения с зарубежными странами, так же исходил из того, что знал истинные цели всех тех, кто приносил на его земли свои верительные грамоты.
Знал  и то, что в самом народе, который он любил и о котором заботился, его называли не иначе, как Сыном Горыныча. Горыныча, как дракона Громовержца, проще говоря – дракона Перуна.
А это означало и то, что Змей-Горыныч, которым сегодня пугают детишек в сказках,  приходил на эти земли не потому, что жил в пещерах гор и был кровожадным, а потому, что был Горним и являл себя с Небес, когда нужно было показать зарвавшимся соседям, что Древняя Русь тогда и по сию пору находится под защитой Бога-Отца, Творца Небу и Земли или Пращура, как его продолжали  уважительно величать старые люди. И они же, понимающе смотрели на новые поколения тех, кто исповедовал уже Христа, как Сына Единого Бога, пришедшего в мир, чтобы помочь народам сохранить и себя, и Землю, сотканную некогда Создателем из Земли, Огня, Воды и Воздуха. Об этом всегда помнили, к этому  уважительно относились и с благодарностью поклонялись, а потому-то и вся жизнь наших предков проходила в Радости общения с Живой Природой и её Стихиями.  А то, что касалось  различного наречения этих Стихий у разных народов, то объяснение тому простое: по  сути  единые,  только по-разному называемые.

И в заключение, хотелось бы вновь вспомнить слова, которые услышал княжич Даниил, находясь на Острова: «Некогда, Я взял ничто и сделал из него этот мир и самого человека. И вот уже много веков человек, живя в мире, Мой мир в «ничто» обращает. В этом, Даниил,  и будет его главный грех.  В этом будет и его погибель»
Хотелось бы, чтобы и ты, мой дорогой читатель, заканчивая чтение этой  незамысловатой сказки, вновь  вспомнил и слова А.С. Пушкина, обозначенные уже мною в прологе, а именно: «Сказка  ложь, да в ней намек, кто познает – тем урок».
Мира, любви и согласия в ваших домах!
И еще добавил бы: живите каждый день, как день последний, с Надеждой, Верой и в Любви!  И если бы весь мир жил по этой простой заповеди, то не было бы ни войн, ни сор и пересудов и люди бы не чахли над златом потому, как туда с собой все одно ничего не возьмешь.  И каждая встреча в это день воспринималась бы, как дарованная тебе Творцом! И люди ценили бы каждый миг этого дня потому, как он действительно может быть для них последним.