4.
«Устроили какой-то колхоз у меня в доме…» — жаловалась Картавой Карле Овца-Забияка, собирая по всем углам вонючие носки от Лесного Кабана. «Трусливый Конь хоть ночевать уходит в свою избушку, а этих двоих никак не выгнать… наглухо тут поселились!»
Овца собрала потные кабаньи майки с черными пятнами со всех стульев, подняла с пола мокрые полотенца, использованные носовые платки Козы и положила все это в корзину для грязного белья.
«Разве общее хозяйство означает совместное проживание… здесь ведь не общежитие?» — спросила она у вороны.
«Мм-м… так может, и я тебе надоела?» — беспечно свесилась с книжной полки Картавая Карла. «Если так, то скажи об этом честно, и я, как гордая и свободная птица, сразу улечу!»
Она грациозно встряхнула крылышками, и на голову Забияки посыпались перья.
Овца, брезгливо стряхнула с себя воронью линьку и насмешливо фыркнула:
«Вот я честно и говорю: вы все, включая тебя, гордую и свободную, устроили в моем доме самый настоящий свинарник!»
Она, негодуя, полезла в холодильник за продуктами и достала из морозильника… связку новых туфель Синеокой Козы!
«Вот сама посмотри, что здесь творится!» — взвилась Овца снова. «Ишь, куда Коза додумалась спрятать свои туфли, а главное, от кого?»
Забияка подбросила туфли вверх и, изловчившись, с яростным воплем ударила по ним ногой. Те, в очередной раз взмыв в воздухе, стремительно полетели в порог.
«Какие у-утки…» — заиграл бровями Лесной Кабан, восхищаясь своей ловкостью.
Он только что вошел в дом и тут же легко поймал летевшую в лоб козью обувку. Кабан быстро скинул сапоги и с удовольствием вступил в «игру», затеянную Овцой-проказницей.
«Теперь — моя очередь!» — он размахнулся и, высоко подпрыгнув, метнул туфли в Овцу.
Возмущенная его бестактностью, Забияка подняла обувь с пола и, с пылающим от гнева лицом, грохнула связку в ноги Кабану.
«Ах, так?» — хохотнул Кабан весело.
Он схватил злосчастные козьетопы, хорошо прицелился и сделал меткий бросок, осуществив точное попадание в цель! Связка туфель рассыпалась… Овца, взвизгнув от боли, вытаращила глаза и, окончательно рассвирепев, с громким бяканьем набросилась на Кабана. Тот уже догадался, что Овца и не думала с ним шутить…
Он бросился на пол и, с несвойственной ему легкостью, пополз под кровать, пытаясь спастись от разъяренной Забияки. Но та его настигла и угрожающе занесла длинный каблук над головой…
Картавая Карла, развеселившись от такого зрелища, начала подстрекать «играющих»: «А ну-ка, Забияка, вмажь ему по холке… да посильнее… пусть знает, кто в доме голова!»
«Не надо!» — завизжал вдруг пронзительно Кабан. «Я боюсь! Мы так с тобой не договаривались!»
«А что здесь происходит?» — Синеокая Коза вошла в дом, похрустывая огромной сочной морковкой, которую только что вытащила из грядки.
«Меня здесь обижают», — всхлипнул Кабан.
Он обессиленно лежал на полу, и в его круглых рыжих глазах светилось страдание.
Овца, тяжело дыша, опустила каблук….
«А теперь убирайтесь отсюда немедленно… все сразу», — спокойным голосом сказала она. «Мне надоели и вы, и вечный беспорядок в доме!»
«Ты же нам, как мать!» — вскричала Коза, отшвырнув в сторону морковку. «Разве настоящая мать может выгнать своих детей из родного дома?»
«Какая еще мать?» — взбеленилась Овца. «Я младше тебя на целых два года!»
«Я не сказала, что ты — мать!» — кричала Коза. «Я сказала что ты — как мать!»
«Что значит «как мать», если я понятия не имею, какой должна быть мать двух взрослых олухов?» — не соглашалась Забияка.
«Нет-нет… она не про ту мать хотела сказать…» — поднялся Кабан с пола. «Она просто хотела сообщить всем про мою мать…»
«А что твоя мать?» — насторожилась Овца.
Кабан сделал несколько изящных движений жирными бедрами и подмигнул Овце рыжим глазом.
«Моя мать приезжает завтра к нам, в гости! Желает на Синеокую посмотреть!» — кивнул он на Козу.
Та встрепенулась и стыдливо опустила накрашенные ресницы.
«Правда, она не знает о том, что эта красавица — рогатая и бородатая!» — он завизжал, приседая от смеха. Живот его забулькал, на глазах выступили слезы, потекли слюни и сопли, а он все смеялся и никак не мог остановиться…
«Хватит хрюкать!» — рявкнула Коза, потеряв терпение. «Зато у тебя нет ни рогов… ни совести!»
«Совести у тебя точно нет…» — подтвердила Овца.
Она озадаченно потерла подбородок. «В этом беспорядке, который вы с Козой здесь устроили, нам только твоей матери и не хватает…»
«Наверное, твоя мать думает, что Коза — эдакая трепетная лань?» — хихикнула с книжной полки Картавая Карла, плутовато глянув на Козу.
Та, в свою очередь, окатила ее ледяным взглядом.
«Трепетная… как же», — ухмыльнулась Овца. «От слова «трепаться!»»
"И после этих слов ты еще хочешь моей матерью называться?" — обиженно проблеяла Коза. «Ну, уж нет, увольте… мне такая мать не нужна…»
«Опять ты мне в дочки навязываешься?» — вскипела Овца. «Да что же это такое происходит?»
«А действительно, что происходит?» — не расслышал Трусливый Конь, с трудом просовываясь в узкую дверь жилища Овцы-Забияки. «Вы что, ссоритесь, когда в доме праздник?»
«Какой такой праздник?» — пристыдила его Овца. «С тех пор, как у меня в доме поселились эти двое, я забыла, что это такое!»
"А как же тогда женитьба Лесного Кабана?» — удивился Конь. «Разве его мама не на свадьбу к нам приезжает?»
«Какая женитьба?» — испугался Кабан. «Кто тебе такое сказал?»
Он заметусился по комнате с большими взволнованными глазами.
«Ворона на хвосте принесла…» — отшутился Конь.
Картавая Карла с гордостью посмотрела на свой новый, быстро растущий хвост: «Вороны, допустим, сплетни не разносят. Этим больше занимаются сороки… ну, или козы там всякие, неряшливые…»
«Свадьбы не будет!» — неожиданно взвизгнул Кабан. «Она ничего собой не представляет… — показал он на Козу пальцем, — таких, как она, много! А я — один!»
Он задрал свой рыжий подбородок и гордо удалился в огород. Все ахнули!
«Да кто за него замуж пойдет… за дурака?» — заливисто заорала ему в спину Синеокая Коза.
Она схватила стоящий в углу грязный веник и бросилась за ним следом, мстить за унижение…
«И зачем мне все это нужно?» — обреченно спросила Овца-Забияка у Трусливого Коня. «Переживать за всех, убирать за всеми…»
«Ну, ты нам всем, вроде, как мать…» — начал Конь. «А все матери…»
Картавая Карла задребезжала от смеха на книжной полке…
---
Мать Лесного Кабана, Лесная Кабаниха, из вещей с собой привезла только балалайку. Сразу по приезду, она бросилась в объятия к друзьям сына, многократно чмокая всех по очереди. Особенно, досталось Лесному Кабану. Тот, отбиваясь от назойливых ласк своей мамаши, уже принялся ей грубить. Но Кабаниха даже ухом не повела.
«Он у меня такой стеснительный, такой стеснительный…» — рассказывала всем она, накручивая ухо сына на указательный палец. «А музыку как он любит!»
«Стеснительный… как же», — ухмыльнулась про себя Овца. «Разве что, от слова «стеснять»?»
От Синеокой Козы Лесная Кабаниха была в восторге. Ей очень понравился ее кроткий и нежный взгляд.
«Ты для меня — как дочь!» — сказала Кабаниха Козе сразу, в день своего приезда.
То же самое она сказала и Овце-Забияке, и вороне Карле.
С Конем дело обстояло хуже. Коня она, почему-то, невзлюбила с первой минуты. Он ей напомнил дедушку, который бил ее в детстве за непослушание. Трусливый Конь был очень расстроен, что у него не сложились отношения с гостьей, но, как говорится, насилу мил не будешь.
У Овцы-Забияки, с приездом гостьи, забот прибавилось. С утра до вечера она была занята по хозяйству: печку топила, белье стирала, гладила, в огороде копалась. Кабаниха во всех домашних делах принимала участие. Днем она готовила пищу, а по ночам мыла полы, громыхая стульями, звенела горшками и кастрюлями, начищая их до блеска, забивала гвозди и пылесосила. А в свободные минуты между делами, будь то день или ночь, она брала в руки балалайку и весело ударяла по струнам…
Картавая Карла, моргая воспаленными глазами, была возмущена такой шумной ночной жизнью. Овца-Забияка, довольная чистотой и наведенным порядком, молчала… и вороне советовала молчать: «К гостье надо всегда относиться уважительно… пусть чувствует себя, как дома и делает, что хочет!»
Кабаниха так и действовала, но при этом старалась всем угодить. Всем, кроме Коня. С Конем она особо не церемонилась и называла его не иначе, как «плешивым ворчуном».
«И за что это она со мной так?» — недоумевал Трусливый Конь, на всякий случай, прощупывая свою густую гриву. «Я ведь все время молчу, а не ворчу!»
Лесной Кабан совсем разбаловался с приездом матери. Он целыми днями валялся в кровати, ел, пил, да плясал под балалайку. А плясал он всегда с Козой. Так желала Кабаниха.
«Дочка, выходи поскорее в круг!» — кричала она Синеокой. «А то этот увалень без тебя долго плясать не сможет!»
А Кабан, действительно, жирел на глазах день ото дня от материнского питания девять раз в день…
«Ты скоро не только плясать не сможешь, но и двигаться…» — ехидничала Коза.
Но от этих слов аппетит Кабана никак не портился.
«А почему твоя мать нас постоянно называет дочками?» — пожаловалась как-то раз шепотом Коза. «Причем, всех троих?»
«Видать, нравитесь вы ей, бородатые, бесхвостые и задиристые!» — подмигнул Кабан. «Ты ведь всегда хотела всем нравиться?»
«Самое глупое желание — это желание нравиться всем!» — ответила Коза чужими умными словами, выдавая их за свои.
Но нравиться всем, на самом деле, ей очень хотелось. И единственной дочкой быть тоже хотелось. Настолько хотелось, что Коза решила подорвать репутацию своих соперниц в глазах Кабанихи, оговорив их. И вот однажды, потеряв всякую совесть, она пришла к Кабанихе на кухню и доверительно шепнула ей на ушко:
«Овца, на самом деле, очень злая… но только об этом — никому!»
Синеокая сделала большие глаза и прижала палец к губам. Кабаниха недоверчиво посмотрела на Козу… затем озорно улыбнулась и вступила в «игру» с Козой-проказницей: «Добрая!»
Коза насупилась: «Она, действительно, грубая…»
«Нежная!» — выкрикнула Кабаниха.
«Она жадная!» — едва не рыдала Коза.
«Щедрая!»
«Мм-м…» — забегали злые козьи глазки. «И ворона тебе никакая не дочь!»
«Сын!» — заиграла бровями Кабаниха. Ей так понравилась словесная перепалка, что она даже начала пританцовывать…
«Она неряха!»
«Чистюля!»
«Дура!»
«Умная!»
«Бесхвостая!»
«Хвостатая!»
«Про кого это вы?» — заглянул в кухню Лесной Кабан.
Он посмотрел на пылающую гневом Козу и ухмыльнулся: «Про тебя, что ли?»
Коза недовольно фыркнула и отвернулась, закусив губу…
«Мамуля…» — Кабан подавился от смеха, показывая пальцем на Козу.
«Если ты про нее, то она не только хвостатая, но еще и рогатая, и бородатая…»
«Безрогая, безбородая!» — весело крикнула ему мать, звеня кастрюлями.
---
А кормить Кабаниха умела отменно! Растолстел не только Кабан. У Синеокой Козы очи заплыли жиром и появился второй подбородок. Овца невероятно расширилась в талии, а ворона Карла сильно раздалась в бедрах. Худел лишь Трусливый Конь. С приездом Кабанихи, он питался одним компотом: его порция пищи была всегда пересоленной, а потому — несъедобной. У всех остальных в тарелках было все в порядке, и им было всегда вкусно! Когда Конь это понял, он сильно обиделся на Кабаниху. Но признался в этом только вороне Карле.
«Придется тебе воровать пищу на кухне!» — посочувствовала ему Картавая Карла. «Не голодать же!»
«Нет-нет…» — не согласился Конь. «Я — не вор!»
Тогда ворона посоветовала ему отбирать еду у других: у Овцы, или у Кабана и его мамаши… или, на худой конец, у Синеокой Козы.
«Как это, отбирать у других?» — не понял Конь. «Это не выход из положения…»
Но выход из положения нашелся сам собой. Такая голодная жизнь Коню вконец надоела, и он захотел справедливости.
«Придется, видать, стать «плешивым ворчуном», — решил он однажды. «Может быть, это что-нибудь изменит?»
---
Как-то раз после обеда Овца-Забияка сидела в своем кресле и притворялась спящей на тот случай, если Кабаниха начнет травмировать ее своими танцами под балалайку. Картавая Карла тоже прикорнула на книжной полке, радуясь редкой в последнее время тишине…
«Све-етит месяц, све-етит ясный!» — звонко ударила по струнам Кабаниха. «Йе-ех!»
Кабан с Козой, как всегда, пустились в пляс…
«Танцуют все!» — крикнула Кабаниха, дрыгая бедрами по направлению к Овце.
Овца приоткрыла один глаз и настороженно смотрела на танцующую. В дверь громко заколотили копытами. Забияка вскочила с кресла и сбросила засов. В дом, хрипло дыша, ввалился Трусливый Конь. Грива его была выстрижена клочьями, голодные глаза горели зверским пламенем, а за поясом висела длинная кожаная плеть.
«Ну, куда ты, ворчун, подался?» — тяжелая рука Кабанихи легла ему на плечо. «А ну-ка, живо снимай обувь!»
Трусливый выхватил из-за пояса плеть и, хлестнув ею со всей силы по полу, заорал громовым конским голосом: «А ну- ка, рыжая бездельница, быстро на стол обед ставь… я сказал!»
Кабаниха струхнула.
Она безмолвно ринулась на кухню стряпать специально для Коня.
«То-то…» — сверкнул глазами Конь и, на всякий случай, снова взмахнул плетью, чтобы Кабаниха поторопилась.
Картавая Карла хитро подмигнула Коню с книжной полки. Овца-Забияка не удивилась, но задумалась: «Что же могло довести до такого ужасного состояния умного, воспитанного и интеллигентного человека, как Конь?»
Синеокая Коза была разочарована… Ей, почему-то, очень хотелось, чтобы кого-нибудь ударили. Этого не случилось, и Коза заскучала…
Но Лесной Кабан восхитился этой смелой выходкой Трусливого Коня. Он с восторгом рассматривал плеть на поясе друга: «Хорошая штука, мне такая тоже нужна… в самый раз для Синеокой!»
---
Проходили дни за днем, а Кабаниха даже и не думала возвращаться обратно.
«Я здесь, как у себя дома!» — восклицала она радостно. «А тебе скажу по секрету», — шепнула она как-то Овце. «Ты мне — как мать!»
Но та вовсе не обрадовалась откровению гостьи.
«Что же такое получается? Сначала она меня все дочкой называла, а теперь вдруг я матерью для нее стала?» — недоумевала Забияка в откровенной беседе с Карлой.
«Это неплохо, что она тебе так сказала… это — комплимент», — ответила ей Картавая Карла. «Только вот танцы эти бесконечные под бряцание балалайки очень уж надоели…»
«И танцы, и жирная еда…» — Овца горестно посмотрела на свой толстый живот. «И Кабан с Козой совсем разбаловались… но ничего… уже немного осталось до ее отъезда».
---
«Све-етит ме-есяц, све-етит ясный…» — радостно заорал Лесной Кабан, забренчав на балалайке своей матери.
Овца-Забияка, заткнув уши, направилась к выходу.
«Куда ты, дочка?» — Кабаниха ласково обняла Овцу. «Иди-ка, лучше попляши со всеми… или съешь блинчик».
Овца, поджав губы, вернулась в кресло.
«Све-етит бе-елая заря, эх!» — лихо топнула ногой Кабаниха и закружилась в танце. Но плясать одной никак не хотелось…
«Дочка!» — зычно крикнула Кабаниха, выхватив балалайку у сына.
Коза, Овца и Карла повернулись на крик.
«Почему все время сидишь наверху?»
«Это она ко мне…» — шепнула ворона на взгляд Овцы.
«Мне здесь удобнее!» — каркнула Карла матери Кабана.
«Говорю, спускайся… попляши вместе с нами!»
«Она не может спуститься…» — объяснил ей вежливо Конь. «Она боится за свою красоту…»
«Про какую красоту ты говоришь, ворчун?» — Кабаниха с недоверием посмотрела на Коня и отбросила балалайку в сторону.
«Красоту, которую могут украсть в любую минуту!» — обрадовался Конь, что его не назвали плешивым. Но Кабаниха уже его не слушала.
«Спускайся, милая, говорю, спускайся… будем танцевать!» — она подскочила к Карле и схватила ее за хвост. Карла резко дернулась, и хвост остался в руках у Кабанихи.
Все замерли…
Неожиданно захихикала Синеокая. Овца, с возмущением, бросила в нее подушкой. Лесной Кабан моргал рыжими ресницами, ничего не понимая…
«Что это?» — удивилась Кабаниха, рассматривая перья в руке. «Накладной хвост, что ли?»
Ворона Карла, в ужасе, смотрела на свою бесхвостость и не могла поверить очевидному.
«Эта и есть та красота, которую она однажды уже потеряла…» — трагическим голосом сообщил Трусливый Конь. «И теперь она ее лишилась снова…»
«Вах!» — хохотнула Кабаниха. «Я тебе, дочка, таких хвостов сколько хочешь наделаю…»
Она внимательно осмотрела Коня: «Вот, хотя бы из его гривы… согласен, плешивый?»
«Согласен…» — кивнул тот головой покорно, глядя в печальные глаза Картавой Карлы. «А что еще нам остается?»
---
«Све-етит ме-есяц, све-етит ясный!» — голосили друзья хором: Кабаниха, Овца-Забияка, Лесной Кабан, Трусливый Конь и Картавая Карла. Не пела только Коза. У нее было плохое настроение, потому что мать Кабана посоветовала своему сыну взять в жены не ее, синеокую красавицу, а эту несносную грубиянку, Овцу-Забияку.
Сегодня в маленькой избушке был большой праздник: друзья все вместе провожали домой дорогую рыжую гостью, Лесную Кабаниху.
Каблучками весело стучали все, даже Овца -Забияка. Казалось, что маленькая избушка вот-вот развалится от топота танцующих. Радостно крутила новым длинным хвостом ворона Карла. Колотил копытами, не стесняясь, Лесной Кабан, отбивая чечетку. Без устали насыщался впрок у праздничного стола сытый Конь…
Кабаниха, устав играть, бросила Овце свою балалайку и принялась плясать с сыном.
«Хватит уже, мам… хватит тебе, а то давление повысится!» — старался спасти свои копыта Лесной Кабан от напористости Кабанихи.
«Ну, уж нет, сынок…» — не сдавалась та, тяжело топая. «Я еще не натанцевалась!»
Овце понравилось бренчать на балалайке. «Светит месяц» у нее, конечно, не получался, но со звуком все было в полном порядке. Грохот стоял отменный. Но шум сегодня никого не раздражал, даже Коня и ворону!
«Эй, Синеокая, что грустишь?» — крикнул Кабан Козе. «Иди к нам плясать!» — он неуклюже повернулся и, нечаянно, подставил Кабанихе подножку. Та, оскорбленно хрюкнув, распласталась на полу у его ног…
---
«Очень сильный вывих…» — констатировал Трусливый Конь, осмотрев Лесную Кабаниху. «Придется недельку-другую полежать в постели…»
«Ну, тут уже ничего не поделаешь…» — Кабаниха, лежа на высоких подушках, торопливо замахала головой в знак согласия. «Как ты, плешивый, скажешь, так и будет!»
«Мм-м… беда-то какая», — обреченно промычала Овца, вопросительно глянув на Карлу.
Но та не участвовала а общем разговоре. Она была слишком занята своим новым хвостом…
«Больной нужен хороший уход, покой…» — пояснил Конь. «И витаминное питье… кто за это возьмется?»
Лесной Кабан сделал шаг вперёд.
«Женщина проявила сострадание…» — кивнул он на зарыдавшую ни с того ни с сего Козу. «Желает за больной ухаживать!»
«Ну, эта наухаживает…» — вздохнула Овца-Забияка.
Она подошла к Кабанихе и взяла ее за руку: «Будем, значит, лечиться?»
«Придется…» — слабо улыбнулась ей Кабаниха. «Если честно, то я даже рада, что так получилось… на самом деле, мне так не хотелось от вас уезжать!»
Она обвела всех благодарными глазами и, вытащила из-под одеяла свою балалайку.
«Йе-ех!!!» — лихо гикнула Кабаниха из подушек, бойко ударив по струнам.
Овца с вороной вздрогнули и заткнули уши…
«Танцевать, конечно я не могу, но петь — всегда пожалуйста!» — Кабаниха разослала всем по очереди щедрые улыбки и, что есть мочи, загорлопанила, перекрикивая балалайку: «Све-етит ме-есяц, све-етит ясный, светит белая заря. Осветила путь дорожку мне до ми-илого двора-а-а-а, йе-ехххх!!!»