Есть в исторической части Львова Староеврейская улица. Её протяжённость составляет около четырёхсот метров, и пролегает она от площади Мицкевича к Арсеналу.
На этой улице я не заметила домов с особо привлекательной архитектурой; она совсем не широкая, и её пешеходное пространство ещё более сужают многочисленные кафе и ресторанчики, с их столиками, навесами и ограждениями.
Людей здесь, как и в центре, всегда много, особенно приезжих. Улица вымощена булыжником, весьма неровно уложенным, и это обстоятельство заставляет частенько обращать взгляд под ноги.
Я не буду углубляться в историю Староеврейской улицы. Выделю лишь главное обстоятельство, с которым хочу познакомить моих дорогих читателей.
На этой улице в конце XVI века была построена синагога, которую в быту называли «Золотая Роза». Она была духовным центром еврейской общины в течение 350 лет.
Но грянула Вторая Мировая война, и синагогу постигло то, что и большинство других еврейских святынь в Европе, захваченной фашистами. Её взорвали и сожгли в начале 40-х годов.
Буквально до 2015 года на месте синагоги был запущенный пустырь, который ограждался от улицы сплошным металлическим забором. В 2013 году я запечатлела это неприглядное зрелище.
Каково же было моё удивление, когда в сентябре 2016 года, я обнаружила здесь совсем другую картину: забор исчез, открылось пространство с зелёным газоном, несколькими молодыми деревцами и мемориальным комплексом из отполированных гранитных плит.
На плитах, стоящих как длинная неровная вереница людей, высечены воспоминания очевидцев, переживших трагедию Холокоста, и высказывания выдающихся представителей еврейского народа. Тексты написаны на иврите, украинском и английском языках.
Некоторые из них я перевела на русский язык.
«Улицы подобны морю, они отражают цвет грусти и тяжесть ожидания» (Дебора Фогель).
«Утром и вечером по городу проходили маршем колонны пленных с жёлтыми нашивками – на работу и с работы. Они шли молча, угнетённые горем и мукой. Обречённые. С обеих сторон к ним присматривались лучшие люди. Арийцы…» (Курт Левин).
«Они забрали мою маму. Я видела через окно и понимала, что случилось. Мне было двенадцать. В этот момент я перестала быть ребёнком… Я видела, как отец бежал за мамой. Я осознала, что это конец. У меня и до сих пор перед глазами та улица, мамино платье, её туфли на высоких каблуках» (Инка Кац).
«Митрополит ожидал меня, несмотря на поздний час, очень тепло встретил… Я рассказал ему о жестокости и зверствах, об убийствах, о тех днях, когда причинили смерть шести или семи тысячам евреев и о будущей ликвидации гетто. Когда я описывал ему гетто и лагерь, то, в каких страшных условиях жили евреи, я видел, как по его лицу катились слёзы. (Раввин Давид Кахане).
* Имеется в виду митрополит Андрей Шептицкий, который активно спасал евреев во время немецкой оккупации города.
«В гетто мы испытывали голод. Тот ужасный голод во Львове. Чувство голода подобно лютому зверю, который разрывает твои внутренности на части, и человек начинает грезить. Мы сидели за столом и вспоминали, как до войны наши тарелки наполнялись разнообразной едой. У меня было единственное желание: съесть целую тарелку ячменя после войны» (Лили Тау).
«Жизнь больше не была нормальной, совсем не напоминала жизнь перед войной. Этот, ещё недавно такой чудесный, мир должен был вскоре окунуться во тьму. С каждым днём эта тьма сгущалась, всё интенсивнее окутывала наш свет, всё больше поглощала нас. Нормальный мир перестал существовать – для нас осталась только тьма» (Игнаци Хигер).
« Расстроенный, огорчённый, отчаявшийся, опечаленный стою я ; смотрю на памятник сквозь слёзы, расплывчатый, как во сне, я, оставленный при жизни» (Александр Лизен).
«Когда в октябре 1939 года в статусе беженца из Польши я оказался во Львове, первым моим желанием было посетить Еврейский Музей. Музей закрыт… На стенах ещё висели портреты представителей общины. В помещении музея был лишь один человек –Максимилиан Гольдштейн. Он сидел за письменным столом, склонившись над бумагами» (Борис Орач).
*Из 160 тыс. евреев Львова (вместе с бежавшими из Польши) выжили триста человек.
«Родина для человека – это, прежде всего, стены, в которых он впервые видит этот чудесный и грустный мир. Со временем Отчизна распространяется на весь дом, в котором живёт человек, на улицу, где он бегает босяком и смеётся…
Моя Родина –большой, хороший город Лемберг, участок перед синагогой…» Мойше Шимель.
*Лемберг-немецкое название Львова.
«Вся история евреев в этом городе сосредоточена в тесном, отмежёванном стенами, подворье… От старых стен синагоги веет холодом, морозом веков, трепетом четырёх столетий. Пройдись со мной по этим улицам, переступи пороги этих домов, которые столетиями скрывают столько противоречий, столько речей, исключительных и обычных. Представь себе то, чего сегодня уже нет» (Маер Балабан).
«Галицкая земля щедрая и богатая. Она даёт масло, табак, тяжёлую, как олово, пшеницу; её богатство -старые, мечтательные леса, реки, озёра, а, прежде всего, - красивые, здоровые люди: украинцы, поляки, евреи. Они все сходны между собой, несмотря на разные обряды и обычаи» (Александр Гранах).
«Львов – славный и величественный город учёных, писателей и наставников; он источник мудрости и рассудительности. Это краеугольный камень нашей веры» (Раввин Йоель Сиркис Бах).
«С каждым человеком в мир приходит что-то новое, чего ещё не было. Что-то настоящее и неповторимое» (Мартин Бубер).
«В историческом процессе, как в тайге, есть политическая поверхность, над которой проносится ураган, а есть глубина леса, которую он не способен зацепить. Евреи и украинцы постоянно ощущают взаимную симпатию, отмечают особенности культуры и быта соседей.
Именно они составляют тот людской лес, который политические бури не в состоянии одолеть» (Мартен Феллер).
Позднее я узнала, что открытие мемориала состоялось за три дня до моего приезда во Львов.
В прессе сообщалось, что это первый шаг в осуществлении большого проекта «Пространство синагог», призванного сохранить еврейское наследие во Львове, и что местная власть рассматривает еврейскую историю как часть общей истории города.
2 октября 2016