Плывём на корабле, штормовое море, но непроницаемый туман скрывает всё на километры вокруг, лишь рыбы плещутся около наших бортов, даже наблюдали драму как маленькая акула поймала селёдку и проглотила её. Беда в том, что сельдь та была на леске и с жёстким крючком внутри, за которую мы её с акулой и вытянули на борт, уха получилась знатной, только капитан ругался, что не так сидим и не то свистим. Привычно махнув волосатыми лапками на всё это, мы обгладывали тихо пойманного во время сна капитана и прожаренного в одно время в варкой акульей ухи тунца, все потом клятвенно говорили, что жарили вчерашние запасы, но всё же получили наряды на вахте по ловле рыбы, и пойманным нами дельфином угощался капитан, рома налакался тоже он, мы оказались умнее и выпили кислого вина, чтоб не болела голова и не хотелось пить на утренней вахте.
Утро застало нас в сером и плотном тумане вместо ожидаемого нашим дозорным солнца, а он до того безупречно предсказывал погоду. Немало этому поразившись, мы рассеянно смотрели по сторонам и спустили паруса на всякий случай, но это не помогло, мы плыли всё быстрее и быстрее. Явным был тот факт, что мы попали в неизвестное течение, но ещё страннее было то, что никто не мог сказать, куда мы плывём. компас показывал чёрт знает что, хотя, как метко сказал рулевой, и чёрт тоже этого не знал. Плывя так неделю, не в силах никак свернуть с курса. мы все даже не ругались между собой, ибо все сидели словно на пороховой бочке, никто не хотел поджечь её. Всякие попытки спеть что-то для подъёма настроения не увенчивались успехом, у всех словно голос пропал, капитана не было видно на палубе вообще, словно его не стало. Раз заглянули в его каюту, его там не оказалось, но написанная второпях на куске шторы записка на столе, приколотая к нему ножиком, свидетельствовала о том, что он ушёл в мир иной абсолютно своими силами. Тут все мы стали будто буйные сумасшедшие, кричали и топали ногами, даже подрались за место нового капитана, и лишь порывы ветра с брызгами привели нас в себя, самого капитана искали везде и всюду, даже под кроватью и в шкафах. Нашли мы лишь письменные принадлежности и инструментарий, немного денег и личных вещей. И всё.
Самоубийство. а точнее, исчезновение безумного капитана внесло сумятицу в наши ряды, все пили прямо на палубе и беспробудно, кто-то из матросов просто выл похоронные песни, за что получил от меня в нос. Итак гадко на душе у нас всех, а тут ещё и это нытьё. Пытаясь избавиться от сосущего ужаса и мерзкой неопределённости, мы просто начали активно рыбачить, солить и сушить пойманную рыбу, драить палубы, проверять все паруса и трюм на наличие дырок, смолить доски, принайтовывать всё плохо лежащее и прочее. Наловив очень много рыбы, мы внезапно покинули густой туман, он горой остался позади судна. Странно, но мы почти ничего не помнили о том, что же там произошло, лишь клочок записки говорил: "Я отдал ему свою душу, и он пришёл за ней, и за мной". Но капитан пил, и такие записки были нам привычны. Наверное, он сбрендил совсем, решили мы, и спокойно поплыли дальше, сказали в порту, что капитана, известного пьянством, смыло волной в шторм, что частично так и было. Безумие тоже вызывает шторма, знаете ли. Тоска исчезли совсем, как не было её. А проблемы с компасом, как нам сказали, были вызваны тем, что мы проплыли мимо берега, на котором было найдено много железной руды. Проплыв там интереса ради, мы в этом убедились.