Смоленский Епархиальный наблюдатель церковных школ,
священник С. Добромыслов
ПЕЧАЛЬНОЕ ТОРЖЕСТВО (5 мая 1902 г.)
5 мая в с. Татеве совершилось погребение Сергея Александровича Рачинского.
Тяжелым чувством должна отозваться эта потеря у всех, кто хотя несколько звал личность почившего, хотя издали наблюдал его жизнь, полную нравственного подвига и любви к людям, тем более, кто находился в духовном общении с С.А., невольно поддаваясь обаянию его благородной и чистой души. И как неожиданно подошла к нему смерть! Ещё за два дня видели его по обычаю деятельным; по обыкновению шли к нему посетители, преимущественно из учебного сельского мира, по-прежнему вёл он свою обширную переписку, - и вдруг внезапная весть о кончине! По человеческим расчётам этого надо было более опасаться минувшею осенью, когда, под влиянием жестоких приступов давней болезни, он, вообще чрезвычайно терпеливый, жаловался на «плачевное» своё состояние и не раз высказывал мысль, что дни его сочтены. Но осень прошла благополучно. Незадолго до праздника Рождества Христова С.А. сделал даже поездку в Петербург и несколько позже в Дунаевскую второклассную школу. Наступившую весну он встретил бодро и видимо надеялся жить. Такое впечатление С.А. производил и на других. Привычная деятельность его, неизменная от-зывчивость на запросы и явления окружающей жизни, самое состояние физических сил внушали спокойную уверенность за почившего: ни знакомые, имевшие с ним общение личное или письменное, ни родные, постоянно окружавшие его, ни он сам не предполагали такой близкой катастрофы; напротив, несмотря даже на преклонный возраст С.А., все надеялись по-прежнему видеть его среди себя, слышать его живое и любящее слово, чувствовать во всем и везде его нежную, заботливую руку. Но Бог судил иначе. 2 мая в 9 ч. утра С.А. не стало.
По замечанию одного отечественного богослова, люди высокой христианской жизни нередко умирают в день рождения, так что в один день они начинают и земную жизнь свою и посмертное бытие в царствии Христовом. С.А. скончался в этот замечательный день.
Слишком 30 лет светил С.А. из глубины родового поместья ровным и тихим светом широко образованного ума и любвеобильного сердца, призывая всех и красноречивым словом и личным примером к сознательной жизни, разумной и полезной деятельности. Имя его стало неразрывно с жизнью местного края; духовно-нравственное влияние его чувствуется и в отдалённых пределах отечества; непрерывный и самоотверженный труд на пользу тёмной массы народа во многих вызывает порывы благородного соревнования и у всех изумление.
Естественно, что внезапная смерть его поразила всех. Не хотелось верить, чтобы тот, к кому невольно тяготели умы и сердца, не существует более; невольно почувствовалась пустота в душе, как после потери близкого, дорогого существа, с которым соединена была жизнь.
Едва огласилась печальная весть о смерти С.А., как отовсюду двинулись в Татево многочисленные питомцы его и народные массы. Все желали ещё раз видеть дорогие черты незабвенного учителя и поклониться его праху. - Панихиды сменялись панихидами; ученики Татевской и других школ читали Псалтирь день и ночь. В Татевском храме ежедневно совершалась литургия. Ко времени погребения прибыли и дальне почитатели С.А.: директор придворной певческой капеллы С.В. Смоленский, б. воспитанник С.А. - художник Н.П. Богданов-Бельский, свящ. Кресто-Воздвиженской общины сестер милосердия Александр П. Васильев, командированные для погребения Преосвященнейшим Владыкою Петром - ректор Смоленской дух. семинарии, архим. Алипий и епарх. наблюдатель церковных школ, родственники почившего и другие лица. Дровнинская учительская школа прислала два металлических венка художественной работы от учителей и учащихся.
Трогательную картину представляло это собрание людей, дотоле не знавших друг друга и, по-видимому, чуждых, но теперь объединённых общею потерею, одним скорбным чувством и одною молитвою. И много, много теплых молитв было вознесено к небесному Отцу о мирном упокоении почившего.
По желанию родных, погребение назначено было на 5 мая.
Накануне при гробе о. ректором семинарии в сослужении всего прибывшего духовенства, в числе 8 священников, совершена была заупокойная всенощная. В виду совпадения службы с навечерием воскресного дня и продолжающим празднованием пятидесятницы, в богослужение внесены были: воскресное Евангелие, пасхальная стихира «Воскресение Христово видевше» и пасхальный канон. Пел хор из учителей Татевской и соседних школ. Вчера спогребохся Тебе, Христе, совозстаю днесь воскрешу Тебе, сраспинахся Тебе вчера: Сам мя спрослави, Спасе, во царствии Твоем. Такой и подобными песнями прославляет церковь спасительное воскресение Христово, - веселие вечное и торжество верующих, - и как они были приличны при гробе усопшего, который не именовался только христианином, но глубоко веровал в Бога и пребыл верным Ему до смертного часа! После всенощной, уже поздним вечером, прибывшими ученицами Тарховской земской школы, которая также считает С.А. своим основателем, с участием окрестных учителей совершена была последняя панихида. Прекрасное пение девочек, тихая сосредоточенная молитва и вся вообще обстановка, полная торжественности, производили на всех глубокое впечатление.
На следующий день с раннего утра началось необычное движение. Массы народа подходили больше и больше, и все направлялись к знакомому дому. В половине девятого раздался благовест. Из храма проследовал крестный ход. Собравшееся духовенство во главе с о. ректором совершило в доме литию, останки почившего были переложены в гроб, и началось печальное шествие. Гроб подняли священники и несли большую часть пути. При выходе из дома, из пределов усадьбы и на местах, где особенно любил останавливаться для отдыха среди бесед с посетителями покойный С.А., совершались литии; во всё остальное время - неумолкаемая песнь «Святый Боже». Поравнявшись с церковью, крестный ход повернул к школе, находящейся против неё. Вслед за крестом вступил в школу и гроб. Классная комната, где столько лет трудился С.А., снова встретила своего учителя, чтобы отдать ему последний прощальный привет.
«Дорогой и незабвенный отец! - с такими приблизительно словами обратился к нему о. Александр Васильев. Долгие годы мы жили трудом твоим и любовию, душа наша полна тобою, но что мы скажем теперь? Пораженное сердце безмолвствует, да и какое слово в состоянии выразить всю нашу любовь к тебе? Прими от нас хотя эту слабую дань благодар-ности» - и все присутствующие, вслед за священником, сделали земной поклон гробу.
По прибытии шествия в церковь, началась Божественная литургия. Совершал её о. ректор в сослужении епарх. наблюдателя школ и священников соседних сёл: о. Д. Березкина, о. Гр. Игнатьева, о. Д. Селезнева, о. К. Соколова, о. Д. Кулагина, о. Ф. Бородовсвого и о. П. Крылова. Народная волна плотною массою наполняла храм, приделы и хоры, и широким кольцом окружала его, расходясь по погосту. Чинно и стройно совершалась Божественная служба. Умилительные песнопения литургии, величественные священные действия, самая обстановка богослужения, столь необычайные, невольно захватывали душу. Ни один посторонний звук, ни одно неуместное слово не нарушали священных минут тайнодействия. Одни только моления, возглашаемые священно-служителями, и один песнопения слышались в храме; молитвенное настроение господствовало нераздельно. Но вот во время причастного стиха на амвон взошел б. воспитанник С.А., плоть от плоти и кость от кости народной, о. Александр Васильев, - и вся толпа колыхнулась.
Проповедник посвятил усопшему прекрасное, вдохновенное слово. Вложив в уста его текст из Первосвященнической молитвы Господа: дело соверших, еже дал ecu Мне да сотворю (Иоан. 17, 4), он последовательно раскрыл, какие светлые заветы истины, правды и любви были началом всей жизни усопшего, и как они должны быть священны для всех, кому дорога его память. Долго и свободным потоком лилось полное любви и благоговения к почившему слово, и горячо воспринималось оно слушателями.
Литургия кончилась.
Ко времени погребения прибыли уездный наблюдатель церковных школ и ещё 6 священников, которые, облачившись, также приняли участие в отпевании.
Пред началом его о. ректор вышел на амвон и произнёс следующее:
«Какое надгробное слово скажем тебе, почивший о Господе раб Божий, болярин Серий? И для кого будем говорить его? Для тебя? Но ты взят от нас ко Господу. Душа твоя теперь в новом мире, среди новых спутников и собеседников, и новых, неведомых для нас, ощущений. Для окружающих гроб твой сродников и друзей? Но я знаю, что в настоящие минуты помышления их заняты одним тобою, и никакое слово человеческое не успокоит скорбной души их. Для всех прочих окружающих гроб твой? Но кому из них неведомы твои и учёные труды и заслуги, и гражданские, и общественные подвиги и добродетели, засвидетельствованные с высоты Царского престола особым Высочайшим рескриптом. Да и возможно ли их пересказать в кратком надгробном слове? Все мы в том твёрдо убеждены, что в твоем лице вся наша Россия лишилась одного из доблестнейших сынов своих, наука - одного из своих представителей и подвижников, общество лишилось гражданина честности неподкупной, энергии необъятной, стремлений высоких и идеальных, деятеля ко благу и просвещению народному, во дни переживаемой нами злобы нашей беспримерного и незаменимого. Тяжело и грустно провожать в загробную жизнь лучших людей, ряды которых заметно у нас редеют, грустно расставаться на веки с людьми науки, труда, опытности и званий, людьми, отзывчивыми на все доброе, честное и полезное, с людьми, поставившими главною целью своей жизни труд на пользу меньшей братии, - труд бескорыстный, деятельность беспристрастную, отношения нелицеприятные. Какое же мы скажем теперь надгробное слово, выходя из таких мыслей и чувствований о нашем почившем во Христе брате Сергие, к общему нашему назиданию и утешению?
Скажем то же самое слово, какое сказал великий проповедник и учитель св. ап. Павел о всех умерших: не хощу вас, братие, не ведети о умерших, да не скорбите, якоже и прочии не имущии упования. Аще бо веруем, яко Иисус умре и воскресе, тако и Бог умершия о Иисусе приведет с Ним (1 Сол. 4, 13-14). Такими своими богодухновенными словами утешения св. ап. Павел сказует нам тайну гроба и смерти, не желая нас оставить в неведении о умерших, дабы мы не печалились, как и прочие, не имеющие надежды. Такими безнадежными он называет современных себе язычников, узкому взгляду которых загробная жизнь действительно представлялась или совершенным небытием, или некоторой безотрадной страной теней, где души умерших уже не имеют свободной и полной жизни, а томятся подобно узникам, и только вспоминают и воздыхают о безвозвратно потерянной жизни на земле. Гнетущей тоской, не лишённой, впрочем, некоторой скорбной поэзии, отзываются древне-греческие мифы об Елисейских полях, где самые знаменитые люди и герои древности, начальствующие над тенями умерших, тоскуют и плачут о земле, и желали бы весь подземный почёт свой променять на одну только возможность возвратиться к живым людям хотя бы в качестве рабов у последнего пастуха земного. Не то рисует нашему христианскому взору слово Божие, и не только не так, но совершенно обратно учит нас представлять жизнь души, отошедшей в вечность. Ставя источником, или краеугольным камнем нашей надежды Богочеловека Иисуса Христа, подобно нам вкусившего смерть, но воскресшего и прославленного, и теперь сидящего одесную Бога Отца, святая религия наша приподнимает несколько завесу, скрывающую от нас загробную страну, - и не мрак, а свет там видится, не сокращение и стеснение жизни, а высшее развитие и парение её, не тоска и грусть, а высшая радость и самое сознательное и глубокое самочувствие и блаженство; «ибо если мы веруем, утешает нас апостол Христов, что Иисус умер и воскрес, то и умерших во Иисусе Бог приведет с Ним», т.е. к той самой славе, к той полноте бытия, которая зрится очами веры в сияющей и светоносной личности Богочеловека. Конечно, мы отсюда, с земли, никак не умеем представить себе новых условий нашего бытия на небе, и никак не можем отрешиться от земных условий нашей жизни, без которых и самая-то жизнь представляется как бы невозможною. Но не в этом и дело, и не нужно преждевременно усиливаться срывать таинственную завесу, скрывающую от нас до времени нашу будущую жизнь.
Недалеко от каждого из нас время, когда мы узрим её лицом к лицу, и познаем уже не отчасти, а с тою определённостью и отчетливостью, с какою сами познаны мы от Господа, по выражению Писания. Сущность дела в тех обетованиях бессмертия, по смыслу которых эта жизнь наша земная, столь дорогая и любезная нам, есть не более, как преддверие и так сказать зачаточный отрывок готовящейся для нас истинной и в полном смысле богоподобной жизни, сообразной нашему высокому человеческому достоинству. Приняв в основание этот христианский взгляд и учение о нашем будущем бессмертии, немало отрадного можно сказать в прояснение той темноты и сомнений, которые неразлучны с мыслью о смерти и которые густым облаком окружают обыкновенно всякую свежую могилу.
Пока жив человек, он постоянно мыслит и рассуждает о вещах. Присутствие ума и обилие идей в его голове и даёт ему то царственное преимущество, которое ставит его выше всех остальных существ на земле, а сознание в себе этого умственного преимущества и этой судительной силы, раскрывающей перед ним тайны мира Божия и законы бытия вселенной, и приносит ему самое высокое и духовное удовольствие, устремляет его всё дальше и дальше расширять свои познания и погружаться в многоразличные области научные, чтобы удовлетворить благородной жажде знаний и изведать сладость этих знаний. И чем сильнее ум в человеке и чем богаче его знания, тем он счастливее. Но когда умирает такой человек, то думаете ли вы, что прекращается в нем и работа мысли, и потухает светоч его ума? О, нет! напротив, по учению нашей святой веры, тогда-то и загорается ярким лучом его мысль, и быстрым полётом воспаряет его ум над этим миром, где как в предварительной школе учился он только по складам разумевать тайны бытия.
Другая область нашей душевной жизни - чувство. Этой стороной нашего духа мы стремимся к прекрасному и жаждем чистых наслаждений. Эта же благородная жажда красоты и наслаждения заставляет нас чутко отзываться на все проявления естественных красот природы, заставляет сладостно биться наше сердце при созерцании этих красот, и дает нам чувствовать, как хорошо жить в этом прекрасном мире Божием. Благовонный цветок, звонкая песня соловья, блестящий восход солнца, тихое журчанье ручья, зеленеющий в отдалении прохладный лес и т.н. прекрасные явления будят на дне души нашей некоторое сладкое предчувствие иной премирной жизни, скрывающейся за этими внешними и чувственными формами красоты, и вместе намекают нам на сродство нашей богоподобной души с этой невидимой и неосязаемой красотою и с этой премирной жизнью, - и в этом тайна эстетических наслаждений. Не думайте, что все это кончается для человека со смертью. Святая вера Христова открывает нам, что, наоборот, когда душа наша сбрасывает с себя узы тления и разрешается от тела, тогда-то и обретает она те высокие и прекрасные идеалы, которые в виде тёмных намёков и сладких предощущений жили в её сердце, покуда она обитала на земле.
Вот какою несравненною красотою и совершенством будет проникнута будущая загробная жизнь христиан в сравнении с здешнею, убогою и многотрудною. Но надобно помнить, что не для всех предстоит такая святая будущность. Ещё неизвестно, что кому Господь пошлёт на том свете! Не рай только есть там, но и ад, уготованный диаволу и аггелом его, в который пойдут несметные толпы несчастных отверженцев из рода человеческого, любивших ходить на земле удобными и широкими путями греха и развращения.
Есть у нас и ещё способность духа, - это свободная воля, ищущая добра и правды, и вот от такого или иного направления этой богоподобной и высшей нашей способности и зависит вся наша загробная участь. Ангелы добрые, раз устоявшие в добре и повиновении Богу, навсегда остались святыми, чистыми и близкими к Богу. Ангелы злые, раз воспротивившись Богу, навсегда отпали от Него и сделались мрачными демонами. Нечто подобное происходит и с душою человека, по разрешении её от уз телесных. Посеянные в ней добрые и святые семена пышно взойдут на том свете и принесут плод сторицею. Но если не посеяно будет в ней этих добрых семян, если она дышала здесь одним только грехом, раболепствовала страстям и услаждалась нечистыми удовольствиями, то этот мутный и грязный поток невозвратно увлечет её на дно адово и на том свете.
Возвращаясь мыслию нашею к предлежащему усопшему рабу Божию болярину Сергию, мы можем с полною надеждою помолиться теперь о его вечном упокоении и о вселении с праведными.
Как древние русские подвижники, он давно уже ушёл от мира и его суеты. Ему, и по рождению, и по образованию, и по таланту, предстояло поприще широкое и славное. В молодые свои годы блестяще окончивший научное образование, профессор Московского университета, в хорошее его время, уже известный в Европе учёный, ов добровольно отказался от известности, почёта и славы, ушёл в деревню, глушь, к тому простому тёмному русскому народу, который так нуждается в просвещении, но не в том, какое хотят навязать ему самозванные народолюбцы, а в просвещении истинном, в просвещении в духе православной церкви, в постоянном ближайшем общении с которою он видел краеугольный камень воспитания русского народа. И в этом своём святом деле он нашёл полное удовлетворение - десятки лет трудясь. Он погрузился в этот мир тёмного народа, своею истинно русской душой восчувствовал связь с его коренными мировоззрениями и стремлениями. В потёмках народной жизни ему светила правда глубокой веры и любви, единение земли родной в крупную силу под властью Царя Самодержавного и святое стремление к подвигу. Он пошёл навстречу этому родному общению чувств и освещал другим путь к правде всею силою знания, ума, всею благодатью своего любящего сердца; душою верующею и художественною он проник в глубину торжественной красоты церковной службы, постиг вполне святыню руководительства церкви православной, от колыбели до могилы ведущей человека к добру верою, надеждою, любовию.
И в таком подвиге добровольного отречения от своей собственной личности и неустанного служения ближнему, служения горячо и беззаветно любимой родине на самом трудном и неблагодарном поприще, поприще народного педагога, воспитателя истинных православных русских людей, верных слуг русского Царя он провёл всю свою жизнь. И как прославил Господь имена великих русских отшельников, из глуши пустыни просиявших светом своих подвигов по всей православной Руси, также прославил Он и имя отшельника-педагога Сергея Александровича Рачинского, ушедшего от славы в деревенскую глушь, но и оттуда прославившегося своею беспримерною просветительною деятельностью не только в горячо любимой им России, но и далеко за её пределами.
Вознесем же нашу усердную молитву к Богу, да примет Он, небесный домовладыка, сего преставльшегося от нас раба Своего - болярина Сергия ныне в Свои обители, как сосуд освящен и благопотребен (2 Тим. 2, 21) и да упокоит душу его, идеже лица святых и праведницы сияют, яко светила.
Иди же с миром в обитель мира бескорыстная, честная, благородная, любящая, русская душа!»
После речи начался обряд отпевания.
Страшен вид смерти. Како предахомся тлению, како сопрягохомся смерти? - спрашивает естественный человеческий ум, и не находит ответа. Всеобщая жажда жизни разбивается о неумолимый грозный закон. Все уходят яко дым от земли, яко цвет отцвете; но куда они идут и для чего, неизвестно. Непонятна и безотрадна после этого жизнь: стоит ли вздыхать по ней, если с смертью всё оканчивается, а далее - мрак и ничтожество? Нужна ли и добродетель, если конец её - могила? Не то говорит христианство. При свете его гроб не кажется страшным, жизнь приобретает высокую ценность, и самая скорбь становится легче. Не слепым роком совершается таинство смерти, но, по выражению песни церковной, повелением Бога, подающего преставльшемуся упокоение, - покой от всех болезней, скорбей и напастей, воздвизаемых морем житейским. Не уничтожение бытия или бесцельное тоскливое существование теней предстоит по смерти, но, как опять утешает церковь словом Господним, вечное и блаженное царство со Христом в Боге: Аще… Ииус умре и воскресе, тако и Бог умершие о Иисусе приведет с Ним (2 Сол. 4, 14). Блажени алчущии и жаждущие правды, яко тии насытятся; блажени чистые сердцем, яко тии Бога узрят. Страшна картина тления, но в нём же таится семя будущей жизни, нетленной и славной. Поэтому не безутешная скорбь должна быть при гробе, но торжество веры и упования, не рыдание и вопль многий, а тёплая молитва и христианская любовь. И усердно, благоговейно совершалась эта молитва. Священные песнопения чина, то живописующие бренность и бедствия жизни, или слабость и виновность человека пред высшею правдою, то окрыляющие дух надеждою на милосердие Божие, невольно обращали сердце и ум к дорогому покойнику, призывая всех к горячей молитве. Как миг, проносилась в мысли светлая жизнь его, смиренная глубокая вера, любовь к тому самому храму, куда он вошёл ныне в последний раз, его самоотверженный труд и неиссякаемая любовь к людям. Блажени непорочнии в путь ходящии в законе Господни, устами псалмопевца ободряла тогда церковь молящихся; Твой есмь аз, спаси мя, яко оправданий Твоих взысках, светильник ногама моима закон Твой (Псал. 118, 1, 94 - 105), устами братьев по вере молился и почивший, возлагая надежду на Бога, Которому служил делом и словом.
По 6 песни канона следовала речь епарх. наблюдателя:
«Есть имена, - сказал он, - значение которых не может быть вполне оценено современниками и определяется только впоследствии, когда точнее уясняется глубина идей и плодотворность их в жизни. К числу таких деятелей принадлежит и почивший Сергей Александрович. Большая часть его жизни прошла в деревенской тиши и чужда была громкой общественной деятельности. Но и не занимая служебного положения, он имел громадное влияние и, оставаясь частным лицом, создал нечто великое. - Важнейшим делом его было народное образование. Его Сергей Ал. любил по преимуществу, о нём всего более заботился, о нём и считаю потребностью сказать несколько слов.
Целый ряд народных училищ считает Сергея Ал. своим основателем; для многих он был единственною опорою и верным хранителем. Его заботливое сердце входило во все духовные и материальные нужды и всегда было готово на помощь. Не один воспитанник, из более одарённых натур, был поставлен им на верный жизненный путь, и ныне служат они в звании пастырей церкви, наставников школ и других полезных деятелей.
Но не одно это, хотя и великое само по себе, составляет заслугу Сергея Ал., над видимой стороной труда его возвышается другая, внутренняя или идейная.
Сам глубоко верующий, он был убеждён, что народное просвещение только тогда может быть истинно и плодотворно, когда находится под постоянным благодатным руководством церкви Христовой. Не одни только знания должна давать школа, но прежде всего воспитывать в духе веры. Он верил, что такая именно, а не другая, школа может быть основанием нравственной стойкости и духовного совершенствования. По такому высокому идеалу он и стал устроять жизнь школ. Всё в его школе - и самая внешность, и обучение, и весь вообще внутренний строй - носило религиозно-воспитательный характер, и это придавало ей глубокое жизненное значение. Школа Сергея Ал. сразу приобрела доверие населения и стала прививаться более и более. Вполне отвечая духовным запросам народа, исторически-окрепшим верованиям и всему складу жизни его, она явилась действительно народною. Прошло немного времени, внутренняя правда убеждений Сергея Ал. стала ещё очевиднее, и вот его школа, вначале для многих непонятная, стоявшая особняком, стала прототипом других. По образцу её устрояются десятки тысяч других школ; им оказано высшее доверие, даны материальные средства и объявлено покровительство закона. Отныне церковная школа, взлелеянная Сергеем Ал., получила все залоги для дальнейшего развития. Светлый праздник любимого дела ещё застал его, и надо ли говорить, с какою радостию был встречен им!
Не громкое дело ты выбрал себе, С.А., но святое и жизненное, с немногого началось оно, а теперь возросло на всю русскую землю...
Вечная память тебе, поборник народного просвещения, и глубокий благодарный поклон от Смоленской земли, для которой прежде всего ты потрудился, не жалея ни почестей, славы учёного, ни богатых духовных талантов, ни твоего видимого достояния»...
По 9 песни канона приблизился ко гробу представитель Дровнинской учительской школы, учитель В.А. Лебедев, и произнес следующее:
«Иже сотворит и научит, сей велий наречется в царствии небесном, - так сказал Господь. А наш дорогой усопший всю свою жизнь учил, учил и словом и делом, - и как учил, так и жил: его слово никогда не расходилось с делом.
Это был «светильник миру», который зажигал огонь в сердцах людей, так или иначе соприкасавшихся с ним, - огонь любви и правды, огонь милосердия и чистоты, огонь деятельной жизни на пользу других.
Ещё когда я учился в семинарии, я и мои товарищи знали о Сергее Александровиче от его учеников, учившихся в той же семинарии, знали и благоговели пред ним. Но вот нам в руки попадают «Записки» Сергея Александровича о школе. Чтение их произвело на нас необычайное впечатление. Это было целое откровение. Прочитав «Записки», мы поняли всю святость и важность великого, хотя и скромного, дела, которому посвятил себя Сергей Ал. и на служение которому звал новых тружеников. Тогда же многие решили идти по следам Сергея Ал., посвятить себя деятельности сельского учителя, и многие сдержали свои обещания.
Лично мне выпало на долю необычайное счастье: я целых полтора года был учителем в Татевской школе и учил вместе с Сергеем Ал. Это было счастливейшее время в моей жизни. Работы в школе было много, но она не страшила и не тяготила нас: впереди нас шёл дорогой учитель. Он, уже престарелый и больной, одушевлял нас своим примером, ободрял словом, руководил в наших начинаниях и в то же время не стеснял нашей свободы. Все учителя Татевской школы преклонялись пред дорогим учителем. Его удивительная душевная чистота обаятельно действовала на нас; его подвижническая жизнь, свидетелями которой мы были, поражала нас и влекла к себе; его горячая любовь к детям, его сердечная вера в Бога, в добро, в торжество правды, - трогали нас и овладевали душой.
И так было не с нами только, жившими вблизи Сергея Ал., так было с тысячами учителей, которые переписывались с ним, с десятками тысяч, читавших его произведения. И, может быть, влияние С.А. на дальних было даже сильнее, чем на ближних. Сколько знаю я учителей, которые находили утешение в тяжёлые минуты своей жизни, вспоминая, что есть такой труженик-учитель, как Сергей Ал.
Я приехал сюда послом от той большой Дровнинской школы, попечителем которой состоял Сергей Ал., который создал её и заботился о ней, как отец о своём детище, целых 14 лет. Я приехал засвидетельствовать о той глубокой скорби, которую почувствовали все учителя и ученики Дровнинской школы, узнав о смерти С.А. Я приехал отдать ему наш последний поклон и глубокую благодарность за всё, сделанное нам. Я приехал засвидетельствовать, что жизнь С.А. всегда была для нас образцом, она воодушевляла нас на работу и, надеюсь, будет воодушевлять.
Молю Бога, чтобы Он дал нам, ученикам С.А., силу продолжать дело своего учителя, помог воспитать достойных делателей на той ниве, возделывать которую начал дорогой усопший. Пусть яркий образ учителя сияет в наших сердцах.
Мир праху твоему, дорогой наш учитель и отец! От лица всех учителей и учеников благодарю тебя за всё и молю Бога, да упокоит Он тебя в месте светле, в месте покойне, иде же вcu праведницы упокоеваются».
После стихир самогласных подошёл ко гробу свящ. с. Глухова о. Философ Бородовский и, обратившись к усопшему, горячо благодарил его за отеческие заботы о школах, за добрые, сердечные отношения и передал между прочим памятный разговор 5 июля 1901 г., когда почивший предложил своим собеседникам приискать к следующему году эпитафию на его могильную плиту и сам же разрешил затруднение, назначив для надписи слово Господа: Не о хлебе едином жив будет человек (Mф. 4,4).
Пред прощанием сказана была речь свящ. с. Дунаева о. Димитрием Берёзкиным:
«Христос воскресе! дорогой, незабвенный, незаменимый учитель и благодетель наш Сергей Ал.
Окончил ты свой земной путь неустанного труда на пользу церкви, Отечества и церковной школы.
Не мне говорить о твоих заслугах и твоём величии. Это будет слабый голос о высоком и незабвенном.
Ученики воспринимают заветы учителя, продолжают его дело. Мы заветы твои помним: ты завещал нам труд, не покладая рук, труд святой во имя истины. Завет твой свят и навсегда памятен для нас. Покоримся всегда благой воле Провидения. Сделанное тобою никогда не умрёт.
Теперь же, дорогой учитель и благодетель, приношу тебе земной поклон, поклон любви и благодарности. Ты явил нам самое лучшее и светлое в человеке».
Затем началось целование. Тихо, бесшумно проходили народные массы, чтобы проститься с покойным, ещё раз взглянуть на дорогое лицо, когда-то светившееся неизменною для всех добротой и приветом, сделать последний поклон, и также отходили, уступая место другим.
Пропели последние песнопения, прочитаны были прощальная и разрешительная молитвы, и останки почившего двинулись в выходу. Фамильный склеп близ церкви, с гробами матери и старшего брата С.А., дал в себе место и новому члену семейства. После краткой литии гроб был заделан и поставлен на приготовленное место.
Вот и конец твоего земного пути, Сергей Александрович!
Почивай мирно в своём священном убежище, осеняемый святым крестом церкви, благодатною силой молитв и бескровной жертвы, в ней приносимых, до дня, когда услышишь глас Сына Божия и обновленною плотию воссоединишься с духом твоим.
Осиротело Татево. Нe стало того, около которого в прежние дни тесным кружком собирались дети всех званий и возрастов, к которому каждый мог идти безбоязненно со своими нуждами и радостями, уверенный заранее, что любящее сердце покойного для каждого найдёт искреннее слово сочувствия, ободрение, нравственную поддержку, а если было бы нужно, то и внешнюю помощь.
После богослужения духовенство и гости были приглашены в дом к поминальной трапезе, а учащиеся направились в школу, где для них был приготовлен обед. Те же длинные столы, накрытые чистыми скатертями, какие по праздникам устроялись в былые дни Сергеем Ал., та же классная обстановка, те же знакомые лица, но не видно было оживления и подъёма счастливого чувства, обычных спутников Сергея Ал. при посещении школы: поняли и дети, хотя ещё смутно, дорогую потерю.
День склонялся к вечеру. Дальние гости отъезжали, народ расходился. Тише и тише становилось в Татеве. Но до позднего часа всё ещё были видны то отдельные лица, то небольшие группы, которые прежде чем оставить село, направлялись к церкви и там молились над свежей могилой.
(Смоленские Епархиальные Ведомости. 1902 г. № 12, июнь)