Звезда по имени Привязанность. Вторая глава

 
          2 глава

    Бывает, у человека невыразимое лицо, не выдающее никакого настроения, а заглянешь в глаза - шторм чувств. Но этот шторм способен разглядеть тот, кто сам под него попадал. Женя Набережный пробовал внимательно концентрироваться на своих зрачках, глядя на себя в зеркале. И будто там пропасть, непроглядная яма, потайной вход в душу. Иногда же надо всего лишь посмотреть на то, что обводит зрачки, чтобы понять насколько красив рядом стоящий с тобой человек.
    Бывает в душе становится плохо и пасмурно без каких-либо причин. Тогда становится ясно, что душе нужно что-то светлое, и ничем её не утешить, как только дать это светлое, и стало быть это светлое исходит не от материального, а от духовного и душевного, то, что невидимо, но тонко чувствуемо. Даже горячий шоколад не приносит счастья, если человек его пьёт без друга и при этом знает, что мог бы позвать к себе друга и не отлучаться от него. Люди нуждаются друг в друге и разве сложно это понять? Ведь жизнь прежде этому и учит, когда разлучает друзей, но они расставшись, думают, что жизнь учит их не доверяться другим, к ним не привязываться, потому что всегда будет разлука, всегда будет предательство, всегда будет ноющая тоска. И думая, что урок таков, они огорчаются, что жизнь беспощадна, противоречива и жестока.
     Там на крыше, Женя и его лабрадоры, а также те два подростка на соседней крыше уснули. От холодка Женя проснулся к утру, и этот холодок юноша чувствовал сквозь плед, коем он укутался.
    Светало. Никита и Максим всё ещё лежали, прислонившись друг к другу и временами переворачиваясь с одного бока на другой. На их плед сели пять ласточек, и закрыв свои, как угольки, глаза, тоже заснули. Дым поднимался из единственной кирпичной трубы. Из окна последнего этажа звучала музыка, которая воспроизводилась патефоном. Голуби отлетали цельной стаей с кромки одной крыши на другую, с одного подоконника на другой. Тётя Эмма ещё спала и как обычно, не собиралась пробуждаться раньше девяти. По улицам проезжал на велосипеде почтальон и кидал к каждой парадной двери новую газетку.
    Набережный решил не заходить домой и сразу спустился к парадной с Пасторией и Дриди. Они воротились к тому парку, где вчера побывали. Пребывая там до того, как люди начнут его обходить, и усевшись на лавочку, подмечаешь, как в твоей душе наступает штиль чувств, и в глазах этот штиль замена всякому шторму. Фонари были погашены. На некоторых каштанах и соснах были прибиты новые скворечники, протёртые от пыли и опилок. Травинки были словно причёсаны и на них повсюду были прохладные росинки. Хотелось сухим лицом припасть к ним, чтобы освежиться. 
    В центре аллеи парка виделся силуэт художника, сидящего на раскладном стуле и пишущего свою картину на мольберте. В левой руке он держал палитру, а правой он руководил кисточкой. Его милый, проникновенный взгляд не покорился неминуемо настигнутой старости. Кожа была помята старостью и не выглажена молодостью, как прежде. Впрочем кожа напоминает рубашку, которую мнёт преклонный возраст и мнёт так, что утюг молодости не разгладит её. Седую причёску художника отчасти прятал берет. Бежевую рубашку с коротким рукавом принакрывала тонкая безрукавная серая кофта. Под серыми брюками были классические коричневые сандалии, обутые на белые носки.
     Собаки резко разогнались к художнику, высунув языки.

- Путь к знакомству лежит через домашних питомцев. Наверно им следует купить поводки, - думал Женя, подбегая за ними к пожилому мастеру и убавляя в себе застенчивость и неохотность знакомится.      
   
    Перед мольбертом художника была лавочка. На неё и взобрались эти лабрадоры. Юнец остановился за спиной старика. С неохотой отвлекать сосредоточенного художника, Женя подмигивал лабрадорам и ладонью подзывал их обратно к себе. Но собаки загавкали.

- Твои собаки ? - с неподдельным интересом спросил мастер.
- Мои, - кратко ответил Женя.
- Притягательные...Своим цепляющим взглядом зацепили мой взгляд.
- Кроме того, они к сердцу притрагиваются, как первый поцелуй ! - добавил юнец.
- Первый поцелуй неповторимо нежнее и трепетнее, чем наша с ними встреча, но притом этот факт никак не убавляет их очаровательности. Наверняка они стоили жутко много ?
- Вы правы, но я лишь наведу нечёткий почерк вашей правоты высказав отзыв, что они бесценны.
- Как же ты смог заплатить такую непревзойдённую цену ?
- Сэр, я наткнулся на них вчера у того платана, и распереживался за них, потому что они были без хозяина, опасался преступников, которые забирают собак и издеваются над ними, видя их беззащитными. Я рисковал, если бы оставил их. Они выпали мне словно жребием, но мне не известно кто и кидал его. 
- А вдруг хозяин бы объявился, усердно разыскивая их ? Может он пошёл в магазин, или может в киоск, или может он был в кабинке, предназначенную для того, чтобы справить нужду. Ты учёл это ?
- Нет сэр, я спешил приобрести лодку на набережной.
- А почему ты называешь меня "сэр" ?
- Никому не ново известие о том, что все художники в нашем городе - люди приезжие, и чаще всего из Лондона.
- Собаки вряд ли сопроводят тебе обратно. Они ждут, чтобы я нарисовал вас вместе именно на этой скамейке ! - настаивал художник.
- Да, сэр, рисуйте,- произнёс Женя, садясь на лавочку,- как вас зовут ?
- Меня зовут Андрей Андреевич Лазурин. А тебя как зовут ?
- Официально - Евгений Набережный, но по-свойски Женя . Кстати ваша фамилия Лазурин, как мне послышалось ?
- Да, Лазурин.
- Ммм...что-то знакомое...но я знаю эту фамилию не из надписи в уголке картин, она была...эм...точно ! В письме !
- В письме ?
- Андрей Андреич, у меня есть нечто, чья стоимость не вмещается цифрами на бумажке ценника и за что вам не только картину придётся отдать, но и все ваши принадлежности для художеств.
- Что же это, о чём ты говоришь с бетонной уверенностью ?
- Это письмо предъявлялось вашему взгляду, достопочтенный Андрей Андреич ? - спросил Женя, держа в ладони тот самый конверт с письмом  на итальянском языке, - В конце письма нанесено имя некой Марии Лазурины, как я сумел разобрать.

     Художник задумчиво зациклился взглядом на холсте. Следом он макнул кисточку в неглубокую ямку палитры с бежевой краской и молча дорисовывал прежний портрет.

- Чем продиктовано твоё любопытство ? - хотел разузнать мастер.
- Сэр, я понимаю, что не могу без ключа отпирать двери вашей души. Но я в замешательстве, куда девать это письмо ! Услыхав от ваших губ вашу фамилию "Лазурин", я подумал что вы как-нибудь связаны с этим посланием, и так как эта посылка мне не принадлежит, я обрадовался что доставлю её в нужные руки. Не посчитайте моё деяние воровством и не присудите мне имя вора, я лишь жажду отыскать адресата. Конверт пожелтел и пахнет стариной, неужели этому непростому письму отведено где-нибудь валятся пока не рассыпется ?
- Ключи от моей души - твои лабрадоры и они уже в твоём распоряжении. Я вижу ты юный следопыт. Присядь и позируй вместе с ними пока я буду рисовать вас. Преклони уши и не перебивай, а я прикасаясь пастелями к холсту буду рассказывать тебе. От начала моей жизни передо мной выстроилась очередь лет. И вот однажды, я захотел приобрести телескоп, так как на своей лодке каждой ночью отплывал от города и уложившись на четыре мягких пледа, ещё одним пледом накрывшись, не уводил глаз от звёзд. На него накопил много денег. Я жил в живописной Лигурии, в городе Манароле. Мой взгляд прилепился к пастельным домикам, узким улочкам и спускам городка Манаролы, приводящих к ласковым волнам, которые пытаются словно оттянуть берег к морю подальше, чем он располагался. Когда моя лодка качалась на воде той ночью, мне приводилось видеть издали таких же лодочников как я, тех, кого называл "приближёнными к звёздам". И я понял, что всё сооружённое и построенное человечеством может надоесть, но никогда не надоедает нырять взглядом в бездонный океан, где всплывают звёзды. Выдуманное и сооружённое смертным человеком смертно, а придуманное и воплощённое не человеком и для человека, вечно. Из того следует, что творец окружающего и не подвластного нам мира, вечен. Он безупречен и его произведения безупречны, они не надоедают, люди несовершенны, поэтому всё, что они создают несовершенно, а несовершенство надоедает, как впрочем и им самим.  Подумай что тебе не надоедает, и ты поймёшь что совершенно. Однако прости меня за отступление. И вот с утра, я разыскивал магазин, из которого я бы вышел с телескопом, но было тщетно. Тут я заприметил молодую девушку, опрятную и красивую. Жалко не мог её лицо оглянуть без остатка, его прикрывала шляпка. Я перебежал разделявшую нас дорогу и последовал за ней. Проявив находчивость, я резко наклонился и поддержал дно её тонкой, бежевой, с чёрными росписями сумки. Я поразился, когда узнал, что у женской сумки всё таки есть дно. Хотя эта сумка по своей вместительности и простоте больше смахивала на пляжную и была соткана из тонкого материала. Девушка удивлённо смотрела на меня, заслоняя ладонью уста, готовые произнести : "Вы тут откуда и зачем ?". И тут как по сценарию, очень пунктуально и невыразимо кстати, открываются перед нами дверки кафе и из него выходит пожилая женщина. В своё оправдание я отвечал :

- Эта пожилая женщина могла к наибольшему для вас огорчению задеть вашу сумку и вы бы могли выронить её из рук, а там, - я внимательно заглянул в сумку - а там, телескоп, несомненно редкая и ценная вещь в этой деревушке.

- Спасибо вам за вашу дальновидность и помощь, я...

- Вижу, вы робки,  не пугайтесь, я Андрей Лазурин.

- Мария, я, откровенно вам признаться, не здешняя.

- Non si preocuppi Maria ( Не беспокойтесь Маша ). Вы говорите вежливо и утончённо,  и в любой добродушной и интеллигентной компании, где общаются также,  вы будете среди них здешней и своей. Для меня вы моя, то есть своя, то есть здешняя.

- И вы Андрей, non si preocuppi, вы любите телескопы, что так печётесь о том, чтобы они не выпадали и не повреждались ?

- Нет, вас я тоже люблю, то есть пекусь о вас, точнее не хочу видеть вас разочарованной из-за разбитого телескопа, ведь он потом будет с неполадками , а он нам пригодится, чтобы смотреть на звёзды, то есть вам смотреть на звёзды. Ну, я тоже смотрю на звёзды, но в телескоп смотреть будете вы, хотя мы можем вместе - выдохнув, произнёс я.

- Но ведь мы с вами прежде наблюдали за ними, вы отсюда, я с другого городка, наши взгляды были неразлучны, они были сплетены звёздами, - нежно отвечала мне она.

- Так телескоп только у вас был, а у меня не было, поэтому ваш взгляд был ближе к звёздам, а мой отставал от вашего. Предлагаю сегодня в два часа ночи на пароме поставить ваш телескоп и по очереди в него смотреть.

- Вы ночью спать не предпочитаете ? Давайте на крыше этого здания, - противоречиво отвечала мне Маша, - я слышала, туда есть проход. Договорились ?

- Come posso rifiutare ( Как я могу отказать )

- Il sonno di prima del nostro incontro ( Выспитесь, прежде чем мы встретимся ).

     Как и договаривались, в два часа ночи мы увидели друг друга возле того кафе. За входными стеклянными дверцами на вытесанном стульчике сидел охранник, подсвечивая фонариком страницы читаемой им книжки. Он был человеком упитанным, а на его лице была щетина. Мы постучались, и он вздрогнув, поднял подбородок и глянул на нас глазами, веки на которых он с трудом старался разлепить. Оказывается, он подавал вид, что читает, но по-настоящему дремал. Он открыл нам  и мы попросились у него на крышу охраняемого им кафе, чтобы понаблюдать за звёздами через телескоп. Зевая, он сонным голосом дал нам своё согласие и был побуждён сопроводить нас на крышу. Поднимаясь по винтовой лестнице, старый охранник бывало не удерживался, спотыкался и валился на нас, словно сон его сетями к себе затаскивал, к себе на тот уютный вытесанный стул. Мы поднялись на крышу и охранник оглянул всю его окружающую красоту. Пока мы устанавливали телескоп, охранник подошёл к концу крыши. Тут его глаза сомкнулись и окунулись в сон. А он не устояв, упал с крыши и свалился на двух воров, взламывающих замок кафе.

- Это те, кто не выстоял в очереди за капуччино или эспрессо ! - расхохотался я.

- Или же это продавцы кафе, которые сами не успели попить кофе из-за нескончаемого потока посетителей, - поддержала мои догадки Маша.

- Кофейные страсти, - неугомонно смеялся я.

    Охраннику же было всё равно, он невозмутимо лежал с запечатанными сном глазами на одном из воров, изнывающего от тяжести, что легла, точнее грохнулась на его плечи. Его напарник увидев всё произошедшее, кинул своё тело настолько вперёд, покуда только мог его кинуть.

- Почему владелец этого кафе не позволит охранникам пить в ночную смену кофе, чтобы они безукоризненно выполняли свою работу ? Хотя этот охранник превзошёл всех, ведь он даже будучи спящим задержал преступника.

    Мы с Машей положили охранника на диван, который был в подсобке. На стул посадили вора. Спинка стула была устроена пятью палками, накрывающихся деревянным вытесанным изгибом. В промежутках меж ними мы запрокинули руки вора и стеснили кисти его рук наручниками. После этого мы воротились на крышу. 
Установив телескоп, мы начали наблюдать за звёздами. 
    Позднее мы обручились. Спустя пол года условия ухудшились и меня отправили на войну. Приехав через полтора года обратно, я очутился в пустом доме, где теперь не гавкали наши собаки Каминия и Ператто. Отчаявшись, я приехал сюда, позабыв итальянский язык. Поэтому нам понадобится хороший переводчик. В этом городе можно наткнуться на такого ? 
 
- К сожалению хорошие переводчики, знающие итальянский, в нашем городе отсутствуют. А давайте возьмём билеты на поезд. Сперва доедем на нём до Львова, а там увидим какой походкой и куда пойдёт наше путешествие. Если вас ничто не приковало и не прилепило к этим местам накрепко, как и меня, то приглашаю вас помочь мне в осуществлении этой задумки и неустанно разведывать, куда подевалась ваша девушка, незаменимый спутник вашей жизни, Андрей Андреевич. 
 
- Смелость тебе к лицу, юный Женя, вот только соратники ли такой смелости твои родители? 
 
- Как и вам она тоже идёт. Что же насчёт моих родителей, то они меня отпустят, так как сами говорили мне, что я им бремя. 
 
- Ну если ты так уверен, то завтра, без десяти одиннадцать встречаемся у главного входа вокзала и там дашь точной неопровержимый ответ, а я тебе дам завершённую картину, - уверял Женю художник, потирая платком свои очки. 
 
    Женя привстал с лавочки, расстался с Андреем Андреевичем и повёл своих собак домой.
    Отец Жени находил приют в барах и кабаках. Его звали Валерий. Там он выпивал, дрался и вводил в страх обслуживающих его. После каждого похода туда, он выкуривая смятые папиросы, возвращался домой. Он с жестокостью и без всякой снисходительности обходился с Женей, лишая его завтрака, ужина и купания в ванной. Видя своего сынка, без значимости каким делом тот себя занимал, он мог ударить его по щеке, разочарованный, что не воспитал своего отпрыска по своему подобию, и Женя всё это выдерживал, и не допускал говорить своему языку в открытую что-нибудь унижающее и пренебрежительное о своём отце.
    Пьяный от крепкого коньяка, он возвратился домой.
    Увидев своего отца в прихожей, юнец, лелея надежду смягчить его огрубелое сердце, обнял его с безудержной детской лаской, но тот откинув Женю от себя, упрекнул:

- Ты размягчился, как тряпка. Тобой только полы драить.

- Я мягкий, как парус на корабле моей жизни. Этот парус самый большой, и ветер событий дует в него и ведёт корабль к берегам покоя, а твой корабль - Титаник, и твоё холодное равнодушие вот-вот затопит его, как атлантические воды.

    Слова отца были непрошеные и выпаленные в гневе, их авторство не могло быть приписано ему, они зацепили и задели те участки Жениной души, которые уже от дуновения ветерка содрогаются и расшатываются. Женя поник взглядом. Эти слова заложили фундамент ссоре между ними.   
    Паренёк в отчаянии зашёл в свою комнату и на листе бумаги написал чернильной ручкой краткое письмо маме о том, что уезжает путешествовать и не надумает возвращаться. При том он уверял, что будет присылать краткие письма, если затоскует по ним. Напоследок он вложил это письмецо за зеркало, прибитое в прихожей. Женя скрепил пуговицы своей любимой жилетки, завязал на воротнике бабочку, одел пиджак и пальтишко. Свои каштановые волосы он накрыл похожим на берет головным убором серого цвета. Вместе с лабрадорами выбежал из дома и побежал к Петру Александровичу на улицу Непоседкина 12. Женя открыл двери его квартирки хранившимся у него ключом, но доброго старика Парусникова не было дома. Набережный тут же кинулся с Пасторией и Дриди к его кондитерскому заведению. Очутившись там, они окинули взглядом всю простиравшуюся вдоль улицу и увидели у перекрёстка лежащего и ползущего человека. Он держался за левый бок и просил помощи. Это был тот самый пожилой старик.
 
- Что случилось Пётр Александрович? - обеспокоенно спрашивал Женя, закидывая его руки себе на плечо и стараясь его поднять.

- Когда я закрывал свой "Maestro Pasticcere", ко мне подошёл человек, видом напоминавший разбойника и пьяницу. Он хотел разузнать, видел ли я мальчишку с двумя собаками, который обманул его и его товарищей, но я ответил, что не видел. Он ухватился за мои плечи и сдавил их своими большими ладонями, как давят виноград в руках и ударил меня в бок, но я и тогда не открылся ему про тебя. А после этого, гонимый яростью побрёл своим путём.

- Я знаю его и он приходил за мной.

    Они потихоньку добрались к дому старика, и Женя уложил его на постель, перевязав ему ссадины и напоив бергамотным чаем. Юноша рассказал всю предысторию и о том, как умело увильнул от грубых пьяниц у маяка, а затем продолжил:

- Познакомился с одним художником. Утром уезжаю с ним в путешествие, которое вы мне и предрекали. Собак в чемоданах закрою и открою уже в нашем уютном купе. Может быть отправитесь с нами ?

- В какой первый город направитесь ?

- В свои объятия нас приглашает Львов. А там нужный нам компас подскажет.
   
    Тут Женя вспомнил о Мише Градове и его сердце завелось стуком, подобным стучанью колёс пассажирского экспресса, и он обыскал свои карманы, вытащив то самое письмо, носящее на себе почерк Миши и его слова.

- У вас тут есть телефон ?

- Иди в телефонную будку, она на другой стороне моей улицы, наберёшь номер и позвонишь.

    Женя вышел на улицу и зашёл в ту будку, которая к счастью, не была никем занята. Послышались гудки.

- Алло, Миша? Это Женя Набережный, у меня нечто срочное к тебе.

- Привет Женя, я слушаю тебя.

- Утром я уезжаю путешествовать с одним художником. Мы встречаемся на вокзале у главного входа, и хоть мы день с тобой знакомы, наперекор этой неловкости, зову тебя поехать с нами.

- Жди меня, я непременно приду к главному входу вокзала, но уехать пока не обещаю тебе.

- Мы будем стоять напротив вокзала в без десяти одиннадцать. Жду.