осколки одной кометы

               
Предисловие автора

Насладись прохладой в тени своего одиночества, всматриваясь в пейзаж этих слов. Осознай свою значимость, ведь ты –траектория моих чувств.  Я бросил себя.  Я позволил себе быть вольным. Теперь мы встретились. Осталось лишь сделать шаг, перевернув страницу.
Но прежде почувствуй ее, ведь изначально этого не планировалось. Я просто хотел рассказать свою жизнь и донести ее до тебя. Искал пусть и поверхностное, незначительное, незримое, но понимание.  Его часть.  Его идею.  Искал общий ответ на вопросы:  «Почему мы такие в разных городах? Почему мы разбились о мрамор ожидания?». И ответом моим стали «Осколки». Теперь мы рядом. Почувствуй.
Раньше мне казалось, будто всё происходило не со мной. Я был обычным зрителем в пустом зале театра и по воле случая попал на премьеру спектакля. Люди приходили в мою жизнь,  делали вид, что играют в ней важную роль, но всегда наступал такой момент, когда декорации менялись, а с ними, соответственно, и актеры. А я смотрю, вернее, смотрел, наблюдал за игрой. Потом, тряхнув головой, понял, что пора идти дальше.
Настал момент, необходимость встречи с другими. Настал момент, когда больше не нужно было стоять на месте. Последний акт вылился в желание сделать шаг, оставив за собой тлеющий шлейф из прощаний. Мы ведь всю свою жизнь коллекционируем прощания для будущих воспоминаний. Для того будущего, в котором нам нет места. Для того будущего, что смирилось с отсутствием нас. Но мы продолжаем. И нам остается лишь помнить об этом. С этой мысли я начал работу над книгой.
И эта книга хранит в себе мои ночи, накрытые илитоном падающих звезд, значимость обыкновенных прикосновений, тишину. Эта книга хранит в себе смятение, разговоры, нежность. И все здесь – лишь память, но это важно. Потому что все по-настоящему произошло. Потому что жизнь – это не игра воображения. Жизнь – это другие люди. Жизнь – это другие.
А люди в этом городе не выдумывают барьеров. Они открыты, как сам город. С каждым можно обменяться парой незначительных фраз, но после таких разговоров всегда становится легче. Легче идти дальше, не оборачиваясь, вспоминать улыбку, взгляд, фразы до того момента, пока судьба не сведет вас снова. Ведь рано или поздно это всегда случается. И это чувство нежно касается теплыми пальцами уголков твоих губ. И ты вновь вспоминаешь.
Ты вспоминаешь что когда-то давно, переехав сюда, собирал монеты, копошась в траве у памятника первому локомотиву. Собирал монеты, которые другие кидали на счастье, загадывая желание вернуться в этот город снова. И верил, что твое желание тоже сбудется. И оно сбылось, но намного позже. Оно сбылось в тот момент, когда ты перестал помнить об этом.
Голос этой книги – мой голос, эхо. Он сопровождает. Он увлажняет сетчатку приятной знакомостью. Ведь ты знаешь, что это тоже когда-то случалось с тобой.
Все события отданы в объятия прошедшего времени, но это не значит, поверь мне, совсем не значит, что они не происходят и по сей день. Ведь с последней страницей книги история продолжает существовать во вне. Эта история продолжает себя. Так и люди продолжают свои жизни в нас, хотя бы в виде осколков.


Я касался ее,
чтобы постепенно исчерпать
беззаботную смерть,
делающую нас
взрослыми.

Грегори Корсо


Глава первая

Однажды я влюбился в незнакомую девушку и прошел мимо. Такая вот счастливая история настоящей любви. Но сейчас не об этом. Об этом чуть позже. Даже не знаю, с чего вдруг мне вспомнилась эта история. Всякое лезет в голову, когда продолжительно смотришь в окно. А тут еще раннее утро, и солнце нового дня опускало свои лучи на струны горизонта. «Сумма, наверное», – подумал я. – «Да. Вероятно, это лишь сумма событий».
Я был все еще способен на чувства и смотрел на пейзаж спящего города, проплывающий в окне такси. Позади была безумная ночь. Шум в ушах от громких слов до сих пор звучал где-то внутри. Не стану скрывать, что на мою долю выпала честь быть человеком, который изо дня в день вынужден проносить через себя очень много совсем ненужной информации. Всегда так. Не могу заставить себя отвернуться. Не замечать глупую рекламу. Не обращать внимания на людей, которые это внимание привлекают дешевыми драмами и комедиями. Не могу долго оставаться там, где мне душно и тесно – в больших компаниях. Физически я присутствую, но мое сознание вместе с первой глупой шуткой, а иногда сразу и со словами приветствия, отправляется в путешествие по переулкам воспоминаний или предвкушает предстоящую прогулку домой в компании любимых исполнителей, звучащих в наушниках. Музыка этого мира спасает меня, но от общего шума становится трудно дышать. Последствия этого часто сопровождаются гулом и головной болью. Я зависим от уединения и, кажется, уже не смогу без него. Это почти невозможно контролировать. Остается лишь долгое и томительное ожидание, пока память не отпустит фрагменты того, что случилось за день и не даст им медленно погаснуть. Но мысль о том, что всё позади, понемногу успокаивала. И я улыбался рассвету.
Нити тумана повисли над узкими улицами подмосковной Дубны. Я попросил остановить машину, чтобы остальную часть пути пройти пешком. Хотелось получше прочувствовать этот момент, хотелось сохранить его. Я понимал, что после того, как усну, неуловимое волшебство настоящего времени  непременно  закончится.
Расплатившись с водителем, я сделал шаг в будущее, провожая взглядом машину согретую мыслями. Она со звенящим звуком мотора набирала скорость на пути к новому клиенту, оставляя за собой след золотистой дорожной пыли. Затем, немного постояв у обочины, я медленно направился в сторону дома.
Город спал под колыбель пролетающих чаек. Воздух был влажным, пахло мокрым асфальтом, и матовые, будто обнимающие душу цвета листьев дрожали от легкого ветра. Утро уединения. Мое утро.
Я шел, не отрывая взгляд от пейзажа, полностью погрузился в него и совсем не думал о том, что меня ждет впереди. Было такое чувство, словно мир, как стремительная горная река, проходит через меня, прополаскивая душу ледяной водой. Мне оставалось лишь поддаться потоку. С нами такое случается очень редко, а когда случается – мы обычно впадаем в ступор и не знаем, что с этим всем делать. Это невероятное душевное состояние. Душевное состояние, которое питает чувство жизни. Душевное состояние, при котором всё обретает смысл. Душевное состояние, когда важно лишь то, что происходит сейчас. Душевное состояние, которое спасало меня.
Я думал о том, что сегодня был обыкновенный день, что он
ничем не отличался от предыдущих, тогда почему я не заметил еще вчера того, что вижу сейчас? Каждый день хранит в себе огромное количество моментов, которые способны заполнить пустоту в душе и спасти, но мы смотрим сквозь них. И я не видел этого. Или не хотел видеть. Я пообещал себе, что отныне постараюсь не терять их хотя бы сейчас. Сейчас, в суете первого месяца лета. И настал июнь перемен души моей.


Глава вторая

Тишину нарушали изредка проезжающие мимо машины. Я вспомнил, как в детстве мы, дворовые ребята, садились на бордюр и спорили о том, откуда и куда держит путь ни о чем не подозревающий водитель. Это был абсолютный полет фантазии. Гипотезы выдвигались невероятные. И побеждал, как правило, тот, чья история была меньше всего приближена к реальности. Но победителем очень редко выходил кто-то один, ибо мы перебивали друг друга, не давая закончить рассказ. Со временем я разучился перебивать. Разучился. Лучше дать человеку высказаться. По крайней мере, это подарит ему отличную возможность почувствовать себя менее одиноким. Ибо нет одиночества хуже, чем одиночество непонимания. Одиночество шепота за спиной. Одиночество обсуждений…
Путешествие по задворкам прошлого прервали шаги позади меня. Обернувшись, я увидел девушку. Ее силуэт ровными линиями вырисовывался в золоте восходящего солнца. И ветер водил пальцами по темному блеску ее волос. Мне показалось, что она неотделима от пейзажа. Она принадлежала этому солнцу, этому небу, этим деревьям и птицам. Она, как и я, принадлежала этому моменту. Остальной мир перестал существовать.
Одного взгляда на нее было достаточно для того, чтобы навсегда запомнить эту картину. Запомнить утро спонтанностью.
Проходя мимо, она слегка коснулась моей руки. Я почувствовал ее холодные пальцы. Это было похоже на пробуждение. Одно прикосновение и один человек в бесконечном круговороте мыслей – этого достаточно для того, чтобы почувствовать себя ничтожной частью чего-то поистине великого. Частью того, что теперь ты никогда не оставишь. И эта часть навсегда останется воспоминанием в альбоме всех твоих мыслей.               


Глава третья

– Прости… – она поежилась, обхватив свои плечи тонкими пальцами, – не думала встретить в такую рань кого-то еще…
– Мне кажется, что прогулки ранним утром как раз и созданы для того, чтобы никого не встречать. Так что все нормально, – улыбнувшись, ответил я.
Она засмеялась, и смех ее был звонким и легким. Почему-то, мне стало легче.
Я посмотрел под ноги. Влажная серость тротуарной плитки, по контуру заросшая мхом, в качестве напоминания о том, что город находится в осаде леса, слегка расплывалась перед глазами от усталости.
– Просто я в последнее время редко бываю на улице, а тут посмотрела в окно, увидела эту красоту и решила вот развеяться немного.
Она почти ничего не сказала, а я уже передумал возвращаться домой. Странно, но сейчас для меня больше всего значило обыкновенное присутствие человека, а не разговоры с ним. И даже если бы над нами нависли грозовые тучи молчания, то они так и остались бы лишь незначительной частью пейзажа одной случайной встречи, преодолевающую любую неловкость. Что-то в ней было по-настоящему успокаивающее и простое. Это было обыкновенное общение, не обременяющее нас какими-либо последствиями. Видимо, чувство эйфории, нахлынувшее на меня мигом ранее, давало о себе знать. Я решил не расспрашивать ее о причинах, по которым она не выходила из дома. Раз она сейчас здесь, значит, хочет отвлечься.
– Только тебе следовало одеться теплее, – сказал я, передавая свой свитер. – Коварно-прохладное утро. 
Она немного наклонилась вперед, и посмотрев на меня, улыбнулась. В ее сонных глазах я увидел спокойствие, которое мгновенно передалось мне, и нотку сочувствия, но от этого мне еще больше стало не по себе. Легким движением она взяла из моих рук бордовый свитер и накинула его на свои плечи. Я молчал.
– Сегодня я пропустила кое-что интересное, – сказала она, заметив что я разглядываю мозаику тротуарной плитки у себя под ногами. – Всегда, когда происходит что-то интересное, я отворачиваюсь смотрю в другую сторону. Глупая привычка.
  – А куда ты должна была сегодня смотреть? – я перевел взляд на нее.
– На звезды…
– На звезды? – переспросил я для того, чтобы скорее услышать ее голос снова. Это был приятный коктейль из сонливости и нерешительности с необычным произношением сонорных.
– Да. Метеоритный поток, который представляет собой осколки одной кометы, – она заглянула за крыши домов. – Только представь, каждый год именно в этот день они проскальзывают в атмосферу и сгорают на поверхности неба. Их жизни так незначительны, совсем как наши. Эти осколки чем-то похожи на нас. Всего один миг внезапной встречи, но столько воспоминаний после. В общем, это было невероятно… – она запнулась. – Это было невероятно глупо… Все пропустить.
– Хм. Попробуй как-нибудь отвлечься. К примеру, думай о том, что некоторые вещи кажутся нам необычными, когда они живут в голове в качестве образа, в то время как реальность намного беднее.
– Да, но мне кажется, что звезды не принадлежат к этой категории.
– И раз уж ты упустила один прекрасный момент, –  не отступал я, – не трать время на сожаления об этом, ведь сейчас ты можешь пропустить еще один и не менее прекрасный.
И я показал в сторону небольшого леса, который отделял набережную от дороги. Сквозь стволы деревьев была видна река, окутанная туманом и освещенная восходящим солнцем. Спокойствие реки нарушали плескавшиеся в ней рыбы, и проходящие один за другим баржи и теплоходы.
Утренний ветер хранил в себе запах июня и оставлял его в траве у наших ног. Нам оставалось лишь подобрать дары мгновения и запечатлеть их на пленке сознания.
Она остановилась. Я сделал несколько шагов вперед и, развернувшись, увидел еще одну прекрасную картину: совсем незнакомая девушка, улыбаясь, полностью понимала меня. Она чувствовала этот момент. От этого по спине у меня пробежали мурашки. «Она понимает меня. Она понимает меня» – думал я, и эта мысль была вкуснее кофе. Эта мысль была нужнее дороги домой. Эта мысль обрела значимость нас.
Мы некоторое время шли, не проронив ни слова,  и наслаждались тишиной. Мы шли, и я не хотел, чтобы улица заканчивалась. Я не хотел, чтобы все это заканчивалось. Тишина прекрасна, особенно если рядом человек, который может ее с тобой разделить. Такая тишина способна растворить в себе всю боль одиночества и одновременно обрушить ее на тебя с невероятной силой. Она способна спасти, но и она же обрекает на муки самокопания. Но сейчас она вела нас по каменным артериям города, вбирая в себя каждый вдох для будущих воспоминаний.
И если бы можно было сохранить этот миг, и ставить его на повтор в момент, когда одолевает грусть, я бы, наверное, просматривал его целую вечность. Вечность ее присутствия.
Затем, прервав молчание, она тихо произнесла:
– А ведь я обещала себе сегодня не засиживаться допоздна.
– Мы принадлежим поколению обещающих лечь сегодня пораньше, – ответил я.
– Действительно. Если бы я знала заранее, что принесет мне эта ночь, я бы с большим удовольствием посвятила первую половину дня крепкому сну, – сказала она, сдерживая зевок.
После этих слов она вновь коснулась моей руки, а мне захотелось обнять ее. Разве так и должно быть? Разве это нормально?
Я посмотрел на нее. Темные волосы, свободно разливавшиеся у нее по плечам, в отливах солнца были похожи на узор перевернутого огня. Строгие черты лица мило капитулировали перед слегка вздернутым носиком. Легкая улыбка, незаметно коснувшаяся ее полураскрытых губ, заметно коснулась моего сильно закрытого сердца.  Почувствовав взгляд, она посмотрела на меня, пытаясь сдержать все ту же улыбку, слегка покусывая нижнюю губу. Мы встретились взглядами…
Очень часто на своем жизненном пути мы встречаем людей, чей взгляд воспринимается обычно, как нечто легкое и поверхностное. Вы просто смотрите друг на друга, и в это время ваши мысли свободно проносятся в голове, не встречая преград.
Бывают люди, чей взгляд таит в себе опасность. Ты будто оказываешься в темном переулке, выход из которого преграждает стена, обойти которую невозможно, и ты старательно избегаешь их.
Бывают люди, чей взгляд скользит по твоей душе, оставляя за собой еле заметные волны интереса. Все это жутко распространено, оттого и привычно.
Но на ее взгляде я подорвался.
Ее взгляд смог в один миг обрушить всю значимость мира. Мне показалось, будто… будто я нужен. Мне показалось, будто в мозаику моей жизни добавили недостающий элемент, и теперь я могу рассмотреть ее целостность. Мне показалось, будто улицы города аплодировали нам, а ветер разносил их восторг нарушая покой обочин.
Рукава свитера, что прикрывал ее хрупкие плечи,  покачивалась в такт ее шагам. Светлую ткань ее платья покрывал цветочный узор. Я бы покрыл ее цветами своих поцелуев в знак благодарности за спасение. В знак благодарности за внимание. В знак просто так.
– Когда я была маленькой, родители несколько раз в год устраивали мне праздник, – она начала рассказывать, прервав короткий миг тишины. – Зная, что я безумно люблю животных, они набивали багажник машины различными кормами и возили меня в приюты. Там я видела, как брошенные и никому ненужные существа прощают людей и ждут взаимности. Знаешь, ведь некоторые просто созданы для того, чтобы их любили, – она секундно перевела дыхание, – и на этой любви строится все остальное. Она существует независимо от поступков, и время над ней не властно. Только человеку этого никак не понять. Гуляя по гектарам приюта с целой кучей прыгающих собак, я счастливая до чертиков, устраивала забеги от одной клетки к другой, чтобы погладить каждого несчастного, дать капельку любви, а между этими забегами подходила и касалась рукой кого-нибудь из родителей для того, чтобы доказать себе, что это не сон. И с тех пор всегда я стараюсь дотронуться до человека в прекрасный момент для того, чтобы понять в действительности ли это происходит. Мне нужно почувствовать момент. И сейчас я счастлива. Счастлива, как в те далекие времена. Спасибо тебе за это.
Я коснулся ее руки. И не нужно было слов. Мы понимали друг друга. Ее присутствие выворачивало мою душу наизнанку так, что на ее поверхности можно было рассмотреть отражающееся небо, по которому лениво расстилались караваны лиловых облаков.
Мы прошли еще немного, затем повернули назад, все чаще встречая людей, добирающихся на работу на велосипедах.
На подоконнике одной из квартир на первом этаже, сидела кошка. Посматривая на стайку голубей под окном, она облизывала лапку и старательно протирала сонную мордашку. А мы, поглощенные бесконечными разговорами, разбавленными уместной тишиной, незаметно подошли к дому моей незнакомки.
– Мы проговорили почти обо всем, а я даже не знаю твоего имени, – сказал я, рассматривая дом, в котором с удовольствием хотел бы жить сам. Я хотел бы в детстве играть с ней в одном дворе, учиться в одной школе и разделить воспоминания об этом, но мое детство прошло за три тысячи четыреста двадцать километров в прошлое от нее.
– Есть вещи важнее… – она остановилась у двери, прислонив руку к стене, затем медленно развернулась ко мне лицом, – Хотя… Хорошо…Так и быть, – и с ее губ, словно бабочка, коснувшаяся своими яркими крыльями моей кожи, выпорхнуло имя, которое сразу же стало частью того коктейля, что сводил меня с ума.
– Лина.
Домой я шел вдохновленный переменой течения жизни. Периодически на меня накатывали теплые волны воспоминаний, оставшихся от неожиданного знакомства. Мне казалось, что я снова чувствую ее касание. Мне казалось, что я снова ее чувствую. Она вот-вот подойдет ко мне и легонько заденет руку, перевернув все внутри.
Я никогда не просил жизнь коснуться меня новым знакомством, но жизнь коснулась, обрушив все камни.
Существуют такие камни, которые падая с души, переворачивают всю твою жизнь. Существуют такие люди, которые обыкновенным молчанием дают понять, что ты не одинок. Не одинок. Ты нужен.
И закрывая глаза, я был счастлив.


Глава четвертая
 
Но каждый новый день начинается по-старому. Всё, что ты планировал на утро, после звонка будильника непременно катится к черту. Более того, мысли, которые накануне казались более чем важными, в момент пробуждения кажутся абсурдными. Для того, чтобы что-то изменилось нужен стимул. Для того, чтобы что-то изменилось, нужен человек, который сможет выслушать и в сотый раз сказать то, что ты сам прекрасно понимаешь и осознаешь. Нужен человек, который будет для тебя, как удар током.
Каждый день ты испытываешь потребность слушать и спорить, доказывать и уступать. Порой события, которые на первый взгляд кажутся простыми и повседневными, таковыми вовсе не являются и чаще всего хранятся на чердаке нашей жизни в огромной коробке с надписью «трудноосуществимое». Нужно бороться за свое счастье. Каждый день. Ведь однажды эта коробка может переполниться.
Но рутина, которая обволакивает, затягивая, словно трясина все дни, не дает ухватиться за выступы на краю пропасти. Эта рутина не дает идти в ногу со временем. Если ты хочешь насладиться прекрасным – ты обязательно должен остановиться, а тем временем весь мир продолжает свое движение со скоростью потока прохожих в час пик. Приходится делать выбор: идти в ногу со временем и не останавливаться по поводам, которые, в свою очередь, бывают одновременно простыми и невероятно важными, или же остановиться, и тем самым потерять ту нить, которая служит своеобразным невидимым ориентиром. Во втором случае, по крайней мере, ты можешь представить то, что будет завтра. А в первом – тебя этот вопрос практически перестает интересовать, и ты снова теряешься. Ты снова теряешься. Ты теряешься.
Я окинул взглядом темную комнату. За время моего короткого отсутствия пыль успела прикоснуться к каждому предмету. Некогда гладкая, глянцевая поверхность старого журнального столика сейчас выглядела так, словно ее бережно обили бархатом. Отсутствие света превратило помещение в парад силуэтов.
Днем я редко раскрываю шторы на окнах. Вовсе не потому, что стремлюсь к  затворничеству, скорее напротив, мне по душе природа с ее отсутствием искусственных преград, с которыми может столкнуться взгляд, устремленный в даль. Просто мне очень нравится наблюдать за лучиком света, который падает на стену, когда солнце пытается протиснуться в мою комнату сквозь шторы. Оранжевая полоска шириной с ладонь на белой стене служит своеобразным украшением. А когда вечереет, она приобретает красноватый оттенок, и часто, взглянув на эту полоску, можно легко определить насколько красивым будет сегодня закат. Бывают дни, когда полоска настолько завораживает, что невозможно оторвать от нее взгляда. Тогда я подхожу к окну и распахиваю шторы, и в комнату врывается ослепительный свет, заполняя собой каждый угол. Иногда мне кажется, что солнце пытается остаться здесь, но каждый раз вечерний ветер уносит его тепло с собой, чтобы завтра наведаться снова.
Стена напротив была хранилищем моих неудач. На ней располагались несколько картин, которые я в былые дни написал маслом. Лишь присмотревшись повнимательнее можно заметить, что на одной был изображен лес с его темными кронами, что у основания заросли мхом, опавшими листьями и дыханием предзакатной свежести. На второй – песчаный берег, как напоминание о долгих часах, проведенных в детстве под палящим солнцем с удочкой в руках, в ожидании исполнения маленькой мечты. Две другие картины так и остались набросками натюрмортов. Последний раз брал палитру в руки, когда о порог моего дома вытирала свои ступни зима. Мои давние мечты стать художником хранятся рядом с мечтой о путешествии по материку, которая должна скоро осуществиться, и встречей с человеком, которому можно будет рассказать все, не опасаясь, что он сочтет твои суждения глупыми. Раньше мне казалось, что такая встреча невозможна, но вчерашняя ночь перевернула всё.
Сложно сказать наверняка, что подарит тебе решение прогуляться до дома, когда улицы давно опустели, а душа готова выпорхнуть к звездам.
Позавтракав, я достал из холодильника небольшой сверток и стряхнул в него остатки завтрака, затем закрыл за собой входную дверь и вышел на улицу.
То был пасмурный день моих мыслей. Небо нависало так близко, что казалось, будто облака, эти вечно гонимые ветром предвестники дождя, пытались зацепиться за крыши домов, а людям внизу оставалось лишь наблюдать за их гонкой. Но остались ли те, кто просто так смотрит на небо? Остались ли те, кто не отводит свой взгляд от бездонности моря над нами?
Радостный лай выбил меня из задумчивости, повернув голову, я заметил несущегося в мою сторону пса. Стремительно сокращая расстояние, этот некогда серый комочек шерсти, а ныне здоровый и вполне счастливый двухлетний пёс, в последний момент сбавил скорость и начал прыгать у моих ног, пытаясь лизнуть меня в обе щеки. Так меня встретил Нильс. Это собака моего соседа, что живет на первом этаже. Сосед часто бывает в разъездах, поэтому просит меня присмотреть за псом. Во время его первого отсутствия с Нильсом мы неплохо подружились.
  Я скинул содержимое пакета в импровизированную пластиковую миску, припрятанную недалеко от скамейки. Пес, виляя хвостом, с аппетитом начал поедать завтрак, при этом не упуская возможности снова и снова лизнуть мою руку. Эта дворняга обладает невероятным даром безмерной любви к человеку и, как обычно бывает, редко получает что-то в ответ. Но я стараюсь баловать его, стиснув в объятиях. «Нет существа благодарнее собаки», –  так говорил мне в детстве отец. Судя по глазам Нильса, это действительно так.
Он провожает меня до перекрестка, прыгая без остановки, и снова пытается лизнуть меня, но я толкаю его от себя на газон, затем он, наконец, сдался и, чихнув, повернул обратно.
Дальше я иду один. Впрочем, как всегда.
Дожить бы до вечера.


Глава пятая

Путешествие к вечеру представлялось тем еще испытанием. День становится резиновым, если ничего не происходит, а часы ожидания усиливают его эластичность, так что в сумме это дает эффект чрезмерной тоски по событиям. Я всю жизнь нахожусь в ожидании какого-нибудь события. Я живу ожиданием. Я… Я наблюдаю.
Очередным неярким, но отвлекающим от мыслей, событием дня стала встреча с Подкинь. После того, как я переехал и начал жить один, он оказался первым человеком, с которым я познакомился. Имени его я не знаю по сей день. Это пустая тайна, стремление узнать которую, обещает огромный багаж информации. Попробуй поживи с этим спокойно. Жизнь переполнена пустыми тайнами и вопросами, на которые лучше не знать ответа. И такое незнание несет за собой спокойствие.
Подкинь выглядел заметно старше своих лет из-за пристрастия к хорошему настроению, разлитому по бутылкам. Редкие седые волосы и  смуглая кожа напоминали собой вид песчаного берега, усеянного чайками, когда на него смотришь издалека. Он был похож на рыбака, который оставил море. Встречи с ним были довольно предсказуемы – два раза в неделю. Обычно это происходило возле лифта, видимо, он понимал, что в этот момент человек занят своими мыслями, следовательно, морально уязвим. В последний раз мы встретились возле лифта, но на этот раз он пошел дальше и встретил меня восторженным криком далеко от дома.
  – Как жизнь, парень? – двигаясь на меня большими шагами, произнес он. – Рад тебя видеть. Я всегда рад тебя видеть, знаешь?
– М-гм, – безрезультатно сделав шаг в сторону, ответил я.
– Я вот наслаждаюсь погодой. А ты куда? Сегодня славный день, только люди спешат. Ты заметил?
Моим мыслям было не до метаморфоз, и я промычал что-то невнятное, но он уже подошел ко мне вплотную и не слушая мой ответ полушепотом бросил до боли знакомую фразу.
– Подкинь, а?
– Я без кошелька. – ответил я.
– Если полтинник подкинешь, то мне и на портвейн хватит, – продолжал он.
– Не сегодня, Подкинь, я без кошелька.
– Понял…
Он обиженно отвернулся от меня, но, заметив на другой стороне женщину, бодро направился к ней. Я, в свою очередь, воспользовавшись моментом на всякий случай прибавил шаг.
Есть люди, душевное равновесие которых лучше не нарушать. Есть люди без душевного равновесия, с безумным пламенем в глазах, днем от них лучше держаться подальше. Но такие люди – событие.
Другое событие, по моим представлениям, в это время, зарывшись головой в подушку, лежало на диване.  Но еще не время. Еще слишком рано.


Глава шестая

Случайности превращают течение жизни в сумасшедший круговорот эмоций и впечатлений. Я отвлекся и забрался в прошлое. Несколько глав прошлого в книге настоящего. Но это было не случайно...
Однажды вечером я захлебывался задумчивостью. Последним глотком реальности стал разрыв с прошлым. Каждый шаг уносил меня в сторону определенности. Я хотел стать определенностью. Я хотел выдохнуть горький дым минувшего и вдохнуть настоящее, но в этот момент голос за моей спиной окатил меня талой водой безмятежности.
– Ну неужели!
Я обернулся, но не успел разглядеть человека, промелькнувшего у моего плеча.
– Да-а! – продолжал все тот же голос.
– Ты в порядке? – спросил я первое, что пришло мне в голову.
– В порядке? Да-а… Я в полном порядке!
Он остановился. Черное пальто, слегка сутулая спина, взгляд из под хмурых бровей и красный огонек его сигареты создавали впечатление закрытой клетки, в которой трепыхалось что-то необъяснимое.
– Я в полном порядке, – повторил он. – Ну а ты?
Безумие его души стремилось на свободу. Я попытался пройти мимо, но он повторил мой вопрос:
– Ты в порядке?
– Да, – соврал я.
– Я тебя чувствую, – растягивая слова произнес он.
В будущем я много раз слышал его змеиную интонацию. Он обвивал жертву своим голосом и бил душевностью в самую уязвимую точку.
– Не нарывайся, парень, – готовый к любому повороту событий ответил я.
Он промолчал, продолжая всматриваться мне прямо в глаза. Признаюсь, мне стало не по себе.
– Кос, – улыбнувшись, ответил он. – Меня зовут Кос. Будем знакомы.
– А я…
– Да, я знаю, кто ты. В этом городе все друг друга знают, даже если видятся в первый раз, забыл? Это ведь Дубна, старина.
Он был прав.
– Но я…
– Неважно.
– О-о-кей…
Так я встретил Костю. В дальнейшем этот человек странным образом оставил значительный след в моей жизни. Это человек сверхъестественно чувствовал боль других. Чувствовал и поверхностно, но очень нужно сопереживал, создавал короткий эффект присутствия. Он помогал ранам затянуться и исчезал в нужный момент, понятный лишь ему одному. Хронометр его души обладал феноменальной точностью. Он не надоедал. Он был непривычен. В этом городе о нем ходили странные истории, к которым я никогда не прислушивался. Нужно ли это? Я знал, что он пишет. Много пишет и что-то публикует. Говорили, что он сумасшедший. А теперь он стоял передо мной, ожидая от меня каких-нибудь безумств, но я не мог… я не мог позволить себе этого. Вокруг меня всегда было слишком много сумасшедших. Слишком много тех, за кем нужно было приглядывать. Я привык быть в стороне. Я привык не участвовать.
– Если бы какой-нибудь артист написал саундтрек к твоей жизни, что это была бы за песня? – внезапно спросил Кос.
– Даже не знаю, – выпалил я. – Думаю, что-нибудь из Oasis или U2.
– Не влюбляйся в момент, думая, что влюбляешься в девушку.
– Что?
– The 1975.
– А-а-а. Ну да, конечно.
Он потушил сигарету о стену моей жизни, но продолжал держать окурок руке, всматриваясь в меня. Впервые я не захотел уйти от незнакомства. Я сделал шаг навстречу и мы пожали друг другу руки. Момент. Событие. Кос.
Вот так случайность.
Ветер разогнал тучи, и опаленный  солнцем проспект Боголюбова вибрировал под пульсирующими потоками проезжающих машин. Я больше не мог тратить себя на ожидание вечера и диалоги с телефонными гудками. Кое-кому пора проснуться. Тому, кто всегда на вечеринках читает книги, поэтому под утро возвращается домой, пропахший литературой.


Глава седьмая

Я беспрепятственно открыл входную дверь в его квартиру, так как он никогда не запирал ее. Полупроснувшись, он попытался полуоткрыть глаза, но потерпел фиаско в борьбе с реальностью и снова провалился в сон.
– Здравствуй, Кос! – нарочито приветливо произнес я.
– Мгм…Добрый… – он на секунду задумался и, оглядываясь, приподнял голову. – Добрый… что?
– Почти вечер, Кос. Ты забыл? Мы ведь договаривались…
– Вечер? Да… Добрый почти вечер… – растягивая каждое слово сонно ответил он.
– Мы ведь договаривались, – повторил я.
– Мы ведь договаривались…что?
Он все прекрасно понимал. И я знал это. Кос просто пытался потянуть время, чтобы подольше не просыпаться. Часть его сумасшедшего мозга до сих пор дремала и видела сны и цеплялась за них, в то время, как другая часть пыталась отвечать на вопросы.
– Ты же знаешь, что я отвечу, – теряя последние нити терпения прошипел я.
– Нет.
– Ох! Пусть это лучший комплимент, который ты мне когда-либо делал, но это ничего не меняет. Ты ведь обещал встретить меня возле своего дома, бес!
– Улица Попова, дом шесть, – отчеканил он. – О, а это я помню!
Сон постепенно оставлял его мысли, заполняя пространство комнаты моей тенью.
– Теперь тебе осталось запомнить номер своей квартиры. Ладно, одевайся. Я займусь чаем.
Пока он продолжал делать попытки возвращения в реальный мир, я прошел на кухню, перешагивая через архипелаги книг, расставленные случайным образом, и открыл дверь, ведущую на балкон. Мир его литературы заканчивался на балконе.
Мне нравилась его квартира отсутствием привычных вещей. Кос часто повторял: «В жизни главное – не утрировать». И тень этой фразы накрывала видимые и невидимые горизонты обыденности. Кухня была великолепным воплощением большинства людей – она была пуста. Деревянный стол и допотопный холодильник стояли друг напротив друга, вжимаясь в стены. Газовая плита бликами отражала солнце. Но здесь было чисто. По-настоящему чисто.
Ветер перебирал невидимыми пальцами легкую ткань белой тюли, словно это были волосы любимой женщины. Они не замечали моего присутствия, и я наслаждался их танцем. Я продолжал замечать. Я думал о той, кого встретил сегодня. Сегодня… Это было несколько часов назад.
Пусть сон смыл границу между днями, но ее силуэт… ее силуэт – деталь моей жизни.
Заслонив мысли колючей тканью действительности, я набрал воды в металлический чайник и поставил его на плиту, как раз в это время из комнаты до меня донесся дикий гогот Коса, затем спустя пару секунд появился он сам с блокнотом в руке.
– Знаешь, ведь есть люди, которым можно посвятить день. Есть люди, которым можно посвятить ночь. Но очень мало людей, которым можно посвятить свое утро. Тебе я посвятил свое утро, – произнес он, зацепив ножку деревянной табуретки, которую мы с ним собирали полгода назад.
– Ты сегодня горазд на комплименты, старина, спасибо, – ответил я. – Хотя, если посмотреть на сложившуюся ситуацию с другой стороны, у тебя просто не было выбора. – Он раскрыл блокнот и начал что-то записывать. – Я сам посвятился твоим утром-почти-вечером.
– Да я просто поспать люблю, – зевая, ответил Кос.
– Я тебя понимаю, – специально растягивая слова на его манер произнес я.
– Ты другой, – он оборвал страстный роман чернил и бумаги, прислонив колпачок к губам. – Ты можешь соскочить в восемь утра зимой и помчаться в город, когда я жертвую ранним. Я люблю сны. Это как бесплатный показ фильма у тебя в голове, – его глаза забегали, отгоняя банальность в поиске нужных слов. Он пытался вырвать точную фразу из хоровода мыслей, и в момент, когда он нашел ее, его глаза с восторгом остановились на мне. – Я люблю сны, потому что во сне, в отличие от жизни, всегда происходит что-то интересное.
Свист чайника прервал его монолог. Кос постучал костяшками пальцев по столу и поднялся со стула. По части чая он был профессиональным китайцем. Так заваривать зеленый умеют только они.
Отодвинув ногой стул, он подошел к холодильнику и достал две небольшие пластиковые коробочки.
– Что это? – поинтересовался я.
– Кардамон и ц-вэй-цзы, – он перешел на китайский, затем, взглянув на меня, хмыкнув, продолжил. – Это ягода пяти вкусов, старина.
– Звучит мудро.
– Все, что произносится по-китайски и есть мудрость, – он засмеялся, бросая щепотки чая и специй в синий чайник, украшенный золотым азиатским узором, затем разбавил кипяток стаканом холодной воды и приступил к завариванию. И каждый его жест был жестом свободы и легкости. Я запоминал. Я сохранял момент в своей памяти.
После того, как он разлил напиток по фарфоровым чашечкам, слова потеряли значение. Мы просто пили зеленый чай, закусывая его легкой задумчивостью. Фантастика тишины. Она продолжалась, как любимое воспоминание, и все, что от нас требовалось – это посвятить себя ей, не давая фарфору вновь ощутить пустоту своих стен.
Но даже самое сладкое воспоминание перебивает голос действительности. Покончив с чаем, мы вышли на балкон.
Кос взял с подоконника пачку, достал две сигареты и протянул одну мне. Прищурив один глаз, я сделал движение кистью, будто стряхнул крошки со стола. Он вернул вторую сигарету на место.
– Еще слишком светло для сигарет, – провожая взглядом прохожих, произнес я.
– Да-а, дружище, – продувая фильтр, ответил он.
Горизонт пропустил через себя солнце, подарив небу багровый тон. Окна домов, что стояли напротив, бросались в глаза необычностью отражений. И люди не спеша ходили по тротуарам двора, разговаривая друг с другом. Я смотрел на них. Мне всегда нравилось наблюдать за людьми. Особенно в автобусах. Я задумывался о том, что у каждого из нас своя судьба, но пока мы едем по городу, стоя рядом, наши судьбы на миг выстроились в единый ряд. Я занимал место, с которого мог рассмотреть каждого. Случайные люди всегда значительнее и интереснее соседей, которых видишь каждый день, стоя на балконе. И все же, что-то в этом определенно есть.
– Этому городу очень идут люди, – все еще не прикурив, продолжал Кос.
Я заполнил паузу своим молчанием, позволяя ему развить свою мысль.
– Ты смотришь на них и понимаешь, что каждый прохожий – необходим. Он – часть декорации, – Кос запнулся, закурил сигарету, затем продолжил. – Все мы – всего лишь часть декорации. Ничтожная часть декорации. И всё тут.
В этот момент, проходившая под балконом женщина, услышав голос, доносившиеся с третьего этажа, остановилась и посмотрела на нас.
– Добрый вечер, молодые люди.
– Добрый… вечер, – в один голос произнесли мы.
– Счастья вам и удачи!
– Спасибо!
– Будьте счастливы!
– И вы!
– Всего доброго!
– До свидания!
Мы с недоумением смотрели на удаляющуюся фигуру.
– Вот о чем я и говорю, – его глаза заблестели от смеха. – Они необходимы.
После этой сцены мы вернулись в дом. Мой интересный друг наскоро приготовил пару бутербродов из того, что нашел в холодильнике, затем так же наскоро их проглотил, запивая остывшим чаем, и спустя несколько минут мы присоединились к потоку тех самых прохожих, которых мигом ранее рассматривали с балкона. И путь наш лежал на набережную, к кинотеатру под открытым небом.
 

Глава восьмая

Мелькнувшее за линию горизонта солнце, не оставило без внимания и редкие паутинки облаков, окрасив их контуры в лиловый цвет. Я подумал о том, каким бы совершенным не был человек, ему никогда не сравниться с совершенством природы. Эти линии. Эти плавные сочетания. Эта уместность. Мы так привыкли усложнять обыденность, что совершенно забыли о том, насколько великой может быть простота. И все, что требуется от человека – это молчать и смотреть. Молчать и смотреть. Понимать.
– Что ты делаешь? – с недоумением спросил я, услышав бормотание за спиной.
– Я провожу анализ тротуара, – спокойно ответил Кос.
– А-а.
Это была меньшая из его странностей. Я привык. Я привык к странностям. Я привык не осуждать. Я привык принимать, показывая свой мнимый не интерес к душевным выпадам. Я привык со смирением относиться к бурям и спокойно переносить их. Со стороны это выглядит как безучастие. Люди чувствуют это, поэтому я так часто теряю их. Но в действительности ведь совсем всё иначе. Всё по-другому. Только кого сегодня интересует действительность? Кого сегодня интересует действительность твоих мыслей и взглядов?
Одинокие зрители, десятки пар, случайные прохожие – все с легким трепетом застыли в ожидании фильма, но из всей этой людности лишь Кос смотрел в небо. Он смотрел на чаек, так славно вписывавшихся в бесконечность неба, что воздух пропитался его безразличием к миру. А я сидел рядом и был просто тенью. Тенью своего одиночества. Или его. Кто знает… Каждый из нас был одинок по-своему.
До начала сеанса остались считанные минуты. Образовывались небольшие островки компаний, и они вполголоса  обсуждали события уходящего дня. Пары заинтересованно проходили мимо. Повсюду стояли велосипеды. В воздухе витали ноты из песни Morcheeba – Riverbed. И эта музыка готовила зрителя к двухчасовому путешествию. Музыка всегда готовит. Музыка разглаживает морщинки на поверхности души. Она сопутствует.
– Каждый однажды будет вспоминать этот вечер, как один из лучших моментов в своей жизни, – начал Кос. Его вдруг накрыло аурой благоразумия.
– Почему? – спросил я.
– Потому что каждый момент в нашей жизни – лучший, но мы цепляемся за внешние элементы, стараемся запомнить важность окружения и проверяем достоверность вещей, в то время, как сам момент ускользает от нас, – он заметно погрустнел. – Посмотри на них. Они не подозревают. Они не знают этого.
– Каждый из нас сам называет цену, которую готов заплатить за свою перспективу.
– Однажды мы расплатимся одиночеством за свое безразличие. Это уж точно. – От его слов у меня запершило в душе. Было такое ощущение, будто я вслушиваюсь в отрывки из какой-то книги. Из той книги, которую он писал в своей душе, наблюдая за миром. – Все-таки, знаешь, ведь человек –  простейшее средство от душевной боли. Они цепляются за непостоянство друг друга. Они спасают друг друга в  моменты, когда спасение заложено в них самих. Они лишь топчутся на месте и понять этого никак не могут, – он закурил. – Наше спасение только в наших руках. Наше спасение в нас. Ох! Опять эта чертова банальность…
– Брось ты, ведь дело говоришь, – ответил я.
– Это до жути поверхностно. А знаешь, что? К черту поверхностность! Она сегодня абсолютно неинтересна. Доставай мысли из своей глубины. Доставай мысли из глубины!
– А мечты и спонтанные идеи из глубины сойдут? – я вопросительно посмотрел на него, приподняв одну бровь.  Он улыбнулся.
– Лучше переверни вверх дном свою душу и взгляни на ее выпотрошенный берег.
– Ага. Тогда скажу тебе о том, что решил достать одну и осуществить.
Кос продолжал улыбаться, но в его взгляде я успел разглядеть цунами сильной тоски и задумчивости, пока он не отвел глаза, в поисках нужной фразы. Я знал, что он понял меня. 
– Что решил? – сухо произнес он, подкуривая очередную сигарету.
– Я заметил одну странную вещь, – последнее слово я знатно протянул на его манер, – что чем больше ты думаешь о своей мечте, тем больше жизнь дает поводов для ее не исполнения, понимаешь?
– А! Это она тебя так проверяет, – вновь его теплая улыбка показалась в тумане сомнения. – Как бы подбрасывает варианты отказаться от цели и смотрит, отступишься ли, остановишься, повернешь назад, довольствуясь малым. Но если ты продолжишь идти дальше, не обращая внимания на эти знаки, то непременно добьешься намеченного.
– Буду думать над этим.
– По-другому никак, старина, – поднимаясь продолжил он.
– Эта мысль пришла мне в голову вчера под утро. Я хотел тебе написать, но подумал, что ты спишь и не стал, – я смотрел на него, задрав голову,
– Интересно, сколько важных сообщений не было отправлено из-за того, что один человек думал, что другой спит?
– Это да… – погружаясь в воспоминания несказанных слов выдохнул я.
Он поднялся на ноги, сделал пару шагов в сторону и остановился. Затем бросил мне пачку сигарет, зажигалку и произнес, не оборачиваясь.
– День идет за днем. Я иду за вином.
Я улыбнулся ему вслед.
– Позвони мне, когда соберешься обратно.
– Хорошо, – ответил он, шаркая ногами по дороге.
Меня ни капли не удивил его внезапный уход. Нам надо было обдумать озвученные и оставшиеся в тени молчания мысли в одиночестве. Кос первым это осознал, но я… я  чувствовал, что одиночество – это не совсем то, что мне сейчас нужно.


Глава девятая

Тем временем музыка стихла и вместе с ней закончились слова окружения. Включили первый фильм, как оказалось, из серии короткометражек этой ночи. Я не мог сосредоточиться. Я находился там, где не хотел находиться. Зачем мы осознанно истязаем себя? Мне следовало уйти. Оставить их. Позвонить Косу и сказать, что появились срочные дела в конторе уединения. Он бы понял. Кос был одним из тех людей, что не требовали объяснений. Но сейчас надо просто приложить немного усилий и насладиться моментом. Он важен. Он неповторим. Он – часть моей жизни.
Только ничего дельного из этого все равно не вышло. Меня хватило всего на четыре фильма, которые я смотрел от силы по минуте каждый, а все остальное время рассматривал небо и людей, лица которых светились холодным блеском мнимого интереса. Всюду слышался легкий шепот, заполняющий тишину между фильмами. Но были и те, кто искренне улыбался. Были и те, кто радовался тому, что находится здесь. И был простой, неудивительный я. И все же я был там.
После объявили перерыв.
Мне стало одиноко. Я мотал головой, как сумасшедший, в надежде зацепиться взглядом за человека. Альпинизм спасения взгляда. Я кубарем летел со скал безразличия незнакомых людей.
Мне хотелось подойти к одному из тех, кто впился глазами в огромный экран и сказать: «Разве ты не видишь, как мы одиноки? Разве ты не видишь, как люди ничтожны в своей похожести? Разве ты не чувствуешь боли непонимания? Что же тогда заставляет тебя сейчас так широко улыбаться? Это обман! Сплошной обман! Оглянись, прошу тебя, оглянись!», но не мог даже пошевелиться.
Разве жизнь стоит того, чтобы быть в ней такими одинокими? Разве мы не созданы для того, чтобы делиться искренностью разговоров? Куда это ушло от нас? Зачем мы спрятали лучшее, что у нас было и взяли себе в собеседники такую тихую звездную ночь?
  Зрители этой жизни снова и снова проходили мимо меня безмолвными тайнами ночи. Они не замечали. Они не чувствовали. Кто-то коснулся моей руки. Я сделал вид, что не заметил этого. Я так хотел быть таким же, как они. Стоять там и смотреть, слушать, забывать, отпускать, улыбаться,  НЕ ЗАМЕЧАТЬ… Я хотел снова стать ребенком и поверить в иллюзию жизни. Я хотел снова поверить в «навсегда» счастья. Еще касание… Меня нет… Я смешался с землей, растворился в хаосе происходящего… Касание… Запах ее духов… Голос… Совсем близко…
– Давай сбежим отсюда.
Мое спасение.

Глава десятая

– Идем на берег. Подальше, – ее голос дрожал, но жесты забыли о нерешительности. Она крепко сжимала мою кисть. Я с легким недоумением перебирал ногами, стараясь что-нибудь думать, но не мог.
Ее присутствие разорило собой все вокруг. 
– Я чувствовала, что встречу тебя сегодня, – продолжала она, – и когда, наконец, увидела в толпе, долго не решалась подойти. Ты выглядел таким… таким отстраненным что ли. Не знаю. Ты был явно не там. Ты был не с ними. Что случилось? На что ты так внимательно смотрел?
– Это… Пустяки…Бывает. Я рад, что это прошло тобой. Спасибо, – пробормотал я.
– Прошло мной, – тихо повторила она.
– Да. Ты снова спасла меня… но лучше не будем об этом.
– Ты прав. Спускайся, – она толкнула меня плечом в сторону небольшой тропинки, ведущей к загадочной улыбке берега. Я улыбнулся в ответ.
Стянув кеды и носки, я зарылся ногами в песок. Несколько сантиметров его поверхности уже успели остыть, но немного глубже песок был все еще теплым. Затем сделав несколько шагов ближе к воде, вновь повторил процесс. Только на этот раз тепло сменилось прохладной влагой близости воды. Сэндвич приятных ощущений.
И берег был похож на интересный сон.
Аккуратно прислонив портфель к скамейке под ветвями небольшого дерева, Ли прошла ко мне, пряча руки в больших карманах темной толстовки. Я перевел с нее взгляд на огни противоположного берега, вдыхая запах продолжения ночи. Мы некоторое время молчали, затем она медленно обошла меня и прислонилась к правой руке. Нежность комом подступила к горлу, сделав дыхание тяжелее, мысли поверхностнее, а движения невозможнее. Мое молчание растворилось в слабой нотке ее духов. В голову мне пришли строки одного стихотворения:

…под натиском неба,
чьи звезды
больше не вызовут
ни сожалений,
ни тревоги,
ни страха,
коснись руки моей
среди тысячи силуэтов…
Она положила голову на мое плечо. Я почувствовал тепло ее кожи через ткань своего одиночества.

И я увижу сон жизни…

Пальцами начал перебирать ее волосы, слегка дотрагиваясь кончиками до шеи. Она встала на носочки, и я подумал о поцелуе, которого не было.

…а после молчания разбавь свой шепот
встречным порывом ночи…

Взгляд. Контур лица, освещенный далеким холодом безразличной луны. Глаза, увлажненные пеленой искренности. Дыхание обоюдности. Губы доверия. Я… Она… Миг… 

…И упрекни этот миг
за его безразличие
к Нам.

Поцелуй. Оковы страсти заключили нас в свои магнитные объятия. Сердце неистово колотилось о волнистую стену ребер. Она обхватила мою шею и, опускаясь на песок, потянула меня за собой. Я падал в настоящее. Вбирал каждой клеточкой тела обстоятельства происходящего. Осколок кометы меня сгорал в атмосфере ее присутствия. Поцелуй. Дрожащее тепло ее дыхания разливалось по моей щеке. Я почувствовал, как рухнул барьер сомнений. Поцелуй. Сознание трепыхалось в экстазе. Мы парим в невесомости. Поцелуй…
Миг, происходи, пожалуйста, дольше.


Глава одиннадцатая

Она провела по моему лицу теплой ладонью своего взгляда, слегка улыбнулась и опустила ее на линию берега. Силуэт этой девушки на фоне созвездий внезапно стал лучшим пейзажем, который я когда-либо видел. Мне захотелось написать ее. Желание создавать что-то всегда приходит в неподходящий момент. Но есть ли в жизни любого творчества такое понятие, как «подходящий момент»? Есть просто «сейчас». И сейчас я с ней.
Я достал телефон, включил случайную песню и, облокотившись на согнутую в локте руку, отложил его в сторону. Вновь посмотрел на ее профиль и отправил свою улыбку на свидание с ладонью ее взгляда.

Benjamin Francis Leftwich – Blue Blood

– Кажется, вкусы у нас совпадают, – тихо проговорила Ли.
– Это мы еще успеем проверить, – ответил я.
– А знаешь, кстати, ведь у меня еще бутылка вина в портфеле лежит, – прошептала она в сторону быстрой реки моих чувств. И ладонь ее взгляда, оставив улыбку, вновь коснулись моего лица.
– Иди ко мне, ночь…


Глава двенадцатая

Осознание близости воды было необходимо нам для того, чтобы мы не захлебнулись близостью друг друга. И вода, наверное, смогла бы отвлечь меня бликами, только вот я на нее не смотрел. Я пытался чувствовать что-то простое, поверхностное, но все чувства поглотил восторг. Нет. Не восторг. Я чувствовал голос. Я чувствовал взгляд. Я чувствовал все те прозрачные вещи, которые ночь наделила осязаемостью. Именно это приводило меня в восторг. Восторг присутствия.
– Помоги открыть, – она достала из портфеля бутылку, пробка которой наполовину выпирала из горлышка и передала ее мне.
Я без труда вытащил ее и, сделав первый глоток, передал бутылку обратно, привыкая к вкусу сухого блаженства. Мы некоторое время молчали. Я слегка приобнял ее, протиснув руку под капюшон, и волосы при заигрывании ветра касались моей шеи. Событие.
– Зачем мы привыкли быть грустными, и какими глазами смотришь на мир, когда тебя ничего не радует? – внезапно спросила она.
– Ам-м… Грусть позволяет почувствовать многие вещи острее, например, свое одиночество и свое… – я попытался подобрать слово.
– Свою незначительность. Ты это хотел сказать? – добавила она, посмотрев на меня.
– И свою незначительность… или, лучше сказать, ничтожность. Да… Мы, люди, ничтожны в том, что мы очень похожи.
– Да? Интересно…
Ее голос был трамплином в бездну странных мыслей. Я стоял у самого края. И сделал шаг.
– Как раз именно эта черта способствует к объединению, – продолжал я, – как бы глупо это не звучало, но люди нуждаются в людях. Это просто. Мы вечно пытаемся найти себя в других. Мы ищем сходство в идеях, не осознавая, что идеи поверхностны. Мы радуемся новым знакомствам, думая, что они как-то изменят нашу жизнь, когда ключ к изменению заложен в нас. Мы жадно впитываем что-то новое, когда это лишь атрибут счастья, но не само счастье. Счастье, вероятно, в поиске. Счастье в индивидуальности.
– Счастье в индивидуальности, – повторила она. – Ты забавно говоришь. Даже немного странно, но мне нравится.
– Спасибо. Что-то меня заносит, – я попытался ретироваться.
– Нет-нет. Все просто замечательно. А знаешь, что, – произнесла она после недолгой паузы, я буду называть тебя Тихим берегом.
– Мне нравится, – ответил я.
– Ты мой тихий берег, – шепотом произнесла она.
Ответом моим стал поцелуй в шею.
Что это? – она похлопала меня по карману.
– Сигареты…
– Доставай. Нельзя, чтобы они лежали без дела в такую ночь.
– К сухому вину самое то, – ответил я.
– Но ты ведь не куришь. Если бы в ту ночь, когда мы встретились от тебя несло сигаретами, я бы это почувствовала.
– Да. Эту пачку кинул в меня друг.
– Забавно, – хихикнула Ли.
– Мы с тобой встретились вчера, – задумался я.
– Да! И день растянулся ожиданием новой встречи. Ожидание – это маленький воришка времени, ведь поглощенный предстоящим, ты перестаешь замечать. Чувствуешь, как ожидание впивается в тебя когтями замедления времени? – она провела ноготками по моей шее.
Я замер. Мурашки пустились в пляс на сцене моих лопаток.
– Кажется, я сам еще до конца это не осознал…
– Я бы покурила с тобой, – весело продолжала Ли, – и, кстати, я никогда не пробовала вино и сигареты под звездами, хотя сейчас мне кажется, что мы над звездами. Вода удивительно их отражает, ты видишь?
Я посмотрел на стеклянную поверхность воды, кисть загадочной темноты которой проявляла автопортрет звезд.
Мы нужны. Мы необходимы друг другу. Иди же и ты мне навстречу. 
– Мы над звездами… Ты чувствуешь нужную странность, – коснувшись ее руки, сказал я. 
– Чувствуешь. Раз так, тогда скажи мне, как называется чувство, когда ты встречаешь человека, и тебе хочется с ним выпить?
– Алкоголизм?
Она засмеялась, толкнув меня плечом.
– Не до такой степени! Это что-то необычное, другое. Это желание разделить миг с тем, кто понимает его необходимость. А вино, как ты говоришь, всего лишь атрибут счастья, – она улыбалась.
Я поднес прохладное горлышко к губам и сделал глоток осознания того, что мне катастрофически не доставало такого человека. Такого человека, с которым можно было просто молчать. Который не будет стараться заполнить тишину нелепостью разговоров. Которого можно было так остро чувствовать, и который бы остро чувствовал тебя. Осознай мою тишину, и раздели ее со мной простым молчанием. Это все, что мне сейчас нужно. Наш диалог перешел в восприятие. Диалог взгляда в сторону. Диалог наслаждений. Диалог удивительной ночи…
Я достал две сигареты из пачки и протянул одну ей.
– Держи.
Она была по-детски счастливая. Такая простая, легкая, нужная. Взяла сигарету и смотрела на нее, как на что-то особенное. Подкурила от небольшого пламени зажигалки и передала ее мне, затем повторила процесс с другой и оставила ее себе.
– Просто кури и не дури, – Ли опустила ладонь на мою кисть и сжала ее пальцами, – и миг береги.
Я коротко ответил легким поворотом руки, внушая себе мысль о том, что буду счастлив воспоминанием. Незаконность памяти в тюрьме чувств настоящего. Подожди, подожди, замечай. Ведь сейчас ты счастлив. Мы просто сидели и курили, изредка обмениваясь нахлынувшими мыслями, весело запивая наиболее удачные из них. А чайки, пролетая над набережной, кричали о наступлении нового дня.
Потом мне позвонил Кос.


Глава тринадцатая

Я многократно был свидетелем того, как набережная, что названа в честь Менделеева, умело наслаждалась предрассветным уединением, но на этот раз все было иначе. Широкий шаг вдохновленного человека можно услышать за сотни метров. Он сотрясал подошвой гладкость тротуара. Заметив нас, Кос начал что-то говорить, размахивая руками. До нас доносились лишь обрывки фраз.
– Я… скал… попить.
Ли, отвернувшись, хихикала мне в плечо.
– Забавный он, – сказала она.
– Подожди, – ответил я.
Кос подошел достаточно близко.
– Я же сказал позвонить! – прокричал он.
– Да-да, – раскинув руки, я шагнул к нему. И неважно, что он сам обещал позвонить мне. Он был одним из тех, на ком не держались обиды. Их сносило ураганным ветром невероятной жажды жизни. Словно он только что вернулся из пустыни, в которой провел несколько дней без капли воды, а жизнь была колодцем, которым он не мог напиться. И зачем мы так привыкли к обидам? Зачем кто-то выдумал их?
Он прыжком подскочил ко мне и стиснул меня в объятиях, но заметив девушку, сразу же отпустил и с интересом взглянул на нее.
– Будем знакомиться, или нам и так хорошо? – вполне в своей манере общения начал он.
– Нас нет, – перебивая смех ответила Ли.
– Ах! Точно! А она не промах, старина. Где ты ее нашел? – положив руку на левое плечо проговорил он.
– Кажется, я ее выдумал.
– Аккуратнее, ребятки, я все еще здесь и вас слышу, – приобняв меня за правое плечо, проговорила она.
Внезапно в траве раздался странный шорох, мгновенно затушивший наш маленький хор голосов. Кос, пискнув, отпрыгнул в сторону.
– Змея!
– Н-да? – предусмотрительно сделав полушажок в сторону, риторически поинтересовался я.
– О-о-о! – так Ли ответила на мой вопрос.
Через несколько секунд шорох повторился и из-за куста, на голый асфальт набережной выбежал ёжик. Не обращая на нас никакого внимания, он, перебирая маленькими лапками, двинулся по дороге в сторону клумбы. Его клумбы. Его дороге. Его набережной. Мы были лишними. И мы не смели даже пошевелиться. Мы лишь провожали глазами маленького безразличного ёжика в его безразличную ночь. И он тоже оказался событием.
– Я бы чего-нибудь съел, – прервал тишину Кос.
– Поддерживаю! – раздался голос Ли за моей спиной.
Я повернулся и увидел, как эти двое смотрели на меня, предвкушая согласие. Ведь я тоже был мертвецки голодным.
– Я такси вызову к гостинице. Идем.
– Да-а! Идем! Идем! Идем! – он схватил меня за руку и потащил за собой диагонально через улицу Векслера мимо дома культуры «Мир».
Я плелся рядом, как это было всегда, но на этот раз оборачивался на шедшую следом девушку. Она прижала кулачки рукавов к подбородку и, вероятно, умилялась картиной. Может, она просто замерзла. Может, она просто устала. Может, она просто немного любила меня. Хотел бы я верить себе. Хотел бы я верить.
;









Глава четырнадцатая

Мы вывалились из такси на перекрестке улиц Вернова и Боголюбова. На перекрестке улиц великих не нас. Но мы об этом не думали. Мы были молоды, счастливы и отчаянны и к тому же отчаянно голодны. Сразу же побежали делать заказ в окошко для обслуживания машин, потому что в такую рань достать еды было больше негде. Святая святых скитальцев продолжения ночи. Я ждал своей очереди. Они ждали меня, только чуть дальше, в стороне.
Кос курил. А Ли была такой красивой в пейзаже рассвета. Я снова вспомнил, как она подошла ко мне в жизнь прошлой ночью и что-то случилось. Что-то произошло. Что-то навсегда изменилось.
Заказы выдавал улыбчивый парень. Он передал через крошечное второе окошко пакет с едой и молочными коктейлями. Мне захотелось сунуть ему чаевые, но он не взял, ссылаясь на затуманенные, как этот утренний город, аргументы. Я молча запил свои возражения густым ледяным коктейлем и отправился к столику, за которым меня уже ждали Кос и Ли. Ли и Кос. Вот и я. Привет!
– Вы когда-нибудь замечали, – начал Кос, – какие чувства вызывают такие полуночные встречи? – Он кивнул в сторону крайнего столика, за которым сидели две девушки. – Особенно в миг, когда вы встречаетесь взглядами. В этих глазах понимание. Вы понимаете? Искреннее такое!
– Понимаем, – уминая картошку с сырным соусом, поддержала его Ли.
– Вот именно! Только многие ведь путают этот взгляд с симпатией и интересом. Даже если это и есть интерес, то он чисто духовный. Вы как бы спрашиваете друг друга: «Что привело тебя в такую рань на эти пустынные улицы?» И все! Ни в коем случае не нарушайте покой человека, который сидит один ранним утром и спокойно попивает себе молочный коктейль или кофе. Никогда!
– Да-а! А днем лучше не трогать тех, кто слушает музыку в наушниках и листает книгу, – продолжил я.
– Именно! – сонорно произнесла Ли.
– Так давайте же поднимем эти картонные стаканчики и выпьем за всякое невмешательство! – гордо выпалил Кос.
– За невмешательство! – хором повторили мы.
Таким было июньское утро. Хотел бы я, чтобы моя жизнь была как то июньское утро. Мы не боялись слов. Мы не боялись произносить свои мысли. Все казалось таким интересным. И мир был таким интересным. И мы в нем. Помни! Помни! Помни!
Покончив с очень поздним ужином или очень ранним завтраком, мы прошли около сотни метров, когда Кос внезапно сказал, что уходит. А ноги сами несли нас к домам.
  – Доброй ночи, безумцы, – сказал нам самый безумный человек, которого я когда-либо знал.
Мы пожали друг другу руки и обнялись.
– Доброй ночи, Кос! – сказала Ли.
Он кивком выразил обоюдность, и спустя минуту его силуэт растворился в золоте проспекта.
Я вытянул руку и Ли шустро подставила под нее свой капюшон. Так, зевая по очереди,  мы шли к ее дому, озвучивая океаны наших интересов. И беззаботность отражалась взаимностью в постоянстве наших улыбок.
– Давай мы будем просто жить и не отвлекаться сейчас? – тихо произнесла она сонным голосом, когда мы остановились у ее подъезда, обсуждая тему скоротечности настоящего.
– Давай мы будем просто жить в сейчас!
И я поцеловал ее под чьим-то окном. Я поцеловал ее под чьим-то сном.
Мы в чьем-то сне…
Поспи же ты еще немного.


Глава пятнадцатая

Я спешил в тишину. Снова почувствовал необходимость отдохнуть от людей, приветствуя, как выразился накануне Кос, мысли из глубины. Мысли о предстоящем путешествии. Мысли моих сомнений.
Совсем скоро мне предстоит разложить жизнь своего прошлого по полочкам настоящего. Многое произошло за короткий промежуток конца весны и начала лета. Я не успел со всем справиться и закрыл ту комнату в своем сознании. Теперь мне пора открыть ее, всматриваясь в пейзаж за окном поезда. Ничего лучше этого я придумать не мог. Дорога спасает меня от распада. И новые люди, вернее, один человек, вернее, Ли.
Погода стояла чудесная. Ближе к полудню немного шел дождь, а я спал. После полудня тучи разогнал слабый ветер, а я спал. Потом засветило солнце на голую стену, и я проснулся. Разобрался с делами, собрал портфель, вытащил велосипед, погладил Нилю и уехал в Ратмино по улицам мирной Дубны.
Ехал спокойно, в наушниках, крутил головой на машины, улыбался случайному кому-нибудь и постепенно набирал скорость.
И вот уже на загородной трассе выжал из себя максимум, но не уступал боли в ногах и продолжал крутить, объезжая ямы и трещины. Лес дышал мне в правый бок свежестью привлечения, но я знал, что буду там заметно лишним.
После длинного поворота с обеих сторон было сплошное дикое поле и так около двух километров. Я много раз останавливался там, спрыгивал с велосипеда и просто шел по обочине до самого конца, наслаждаясь уединением.
Суетные и спешащие, мы никогда не сможем осознать, как здорово иногда побыть в стороне. Мы не сможем познать простую истину: что независимо от душевных глубин и высот общества, которое нас окружает, как же хорошо временами держаться подальше от них. Подальше от всех. Подальше. Подальше. Послушай.

Timecop1983 – Lovers

Небольшой поворот, вертолетная площадка слева, грунтовая дорога прямо, сосны-деревья повсюду, конюшня, геометрически верные домики разных цветов и оттенков – такое вот Ратмино.
Я проехал до самого конца улицы, прямо до церкви, рядом с которой на огромном камне высечены слова: «Здесь основана Дубна в 1134 году Юрием Долгоруким», затем по маленькой извилистой тропинке на возвышенности прямиком на мыс, на берег двух рек. Вид потрясающий.
Спрыгнув с велосипеда, я поставил его на подножку недалеко от полутораметрового обрыва, с которого многократно всматривался в алые рассветы новых дней и сдувал пар с горячего чая. Затем, немного примяв траву, сел на обрыв и свесил с него ноги. Достал из портфеля термос с остывающим кофе и кусочек трехдневного пирога. Взглянул на воду, взглянул на берег, на буйки, на бликовое касание солнца. От яркого света у меня заслезились глаза, и я улыбнулся Миру, а Мир в ответ прошептал мне, дотрагиваясь пальцами ветра до волос: «И почему глаза твои остаются печальными, когда ты так мило смеешься?»…Почему?
Потому что я вспоминаю о детстве, когда прихожу сюда. Потому что мне грустно не возвращаться. Потому что этот пейзаж, послушай, Мир, так похож на берег Сырдарьи, мой стремительный берег воспоминаний. Я скучаю. Я очень сильно скучаю. Потому что я знаю, что жизнь и прошлое – это невозвратимо. Так позволь же насладиться этим воспоминанием, пока я доверяю Тебе свою открытую душу. Пока я доверяю Людям свое молчание. Пока я один. Здесь.
Я продолжал улыбаться. Грустно, наверное. Да, пожалуй, грустно. Все мы грустно улыбаемся миру, когда думаем, что нас никто не видит.
Сделав пару теплых глотков кофе, я убрал руки, служившие опорой и лег на спину, закрыл глаза и замечтался в диалогах воды, ветра и земли. И в этих мечтах я продолжал чувствовать касание жизни.
Слова, слова, создайте образ счастья, и мы сразу замолчим…


Глава шестнадцатая

Голоса людей, доносившиеся со стороны деревни, вернули меня к реальности. Я поднялся на ноги, стряхнул с себя застывшее воображение и немного сухой травы, сделав пару шажков по краю обрыва, и подобрал бумажный пакетик с пирогом. А уже через минуту, облокотившись на сиденье велосипеда, с аппетитом уплетал крошки и допивал кофе. Теперь пора возвращаться.
В любой день, в любой час, в любой миг тебе всегда пора возвращаться. Помни…


Глава семнадцатая

Существуют такие мысли, которые поддаются анализу лишь вне родных стен. Они способны долгое время мирно храниться на полках памяти, но всякий раз задевают тебя, когда проходишь мимо. Это как нелюбимая фотография из детства в родительском доме, которую ты постоянно замечаешь, но не можешь позволить себе  перевесить в темный угол. И вот таких мыслей у меня накопилось достаточно для бессонницы. Я знаю, что поездки на велосипеде, диалоги с Косом, ночные прогулки лишь отвлекают внимание, но, оставаясь наедине с собой, я продолжаю тонуть.
Мне нужно понаблюдать за пейзажем своей жизни из окон автобусов, поездов, попутных машин. Вести новые интересные разговоры с неинтересными прохожими и наоборот. Ведь всегда есть те, кому с тобой по пути. Мы не одиноки своих заблуждениях и мечтах. Мы не одиноки. Не одиноки… Ведь правда?
Встречный ветер заката мирно сдувал мои мысли за спину. Я представлял себе их дымными, как вечерние дни майских праздников, с расправленными крыльями и свободно парящими. Я отпускал их. Я позволял им уйти. И они возвращались другими, дополненными, новыми. Они возвращались для того, чтобы я снова смог разглядеть в них что-то губительное и странно манящее в печальном мерцании узоров старой дороги в картине нового пути. Нового пути моих разговоров. Нового пути моей жизни.



Глава восемнадцатая

– Почему ты мне о ней не рассказывал? – продолжая заваривать чай, не оборачиваясь, спросил меня Кос после того, как я, отдышавшись, вошел на кухню.
Почему? Я ему о ней не рассказывал, потому что боялся потерять ее. Я ему о ней не рассказывал, потому что боялся отпугнуть хрупкое счастье, нависшее надо мной. Да, я боялся потерять ее. Я боялся потерять то, что по сути мне не принадлежало. Я проявлял обыкновенную свойственность.
  Секундное воспоминание приятным холодком пробежало по моей спине. Я промолчал.
  – Ты мне о ней не рассказывал, потому что боялся потерять ее? – отвлеченно произнес он.
– Даже не знаю. Да. Наверное… – я захлебывался внезапным вопросом.
– Я тебя понимаю, – начал он оперировать мое терпение своей интонацией, – правильно, парень, не рассказывай, и себе меньше об этом думай. Слова обрывают чувства, понимаешь? Тебе вовсе не обязательно делиться событиями твоей жизни. Они ТВОИ, – он повернулся ко мне, – они только твои. Все в твоей жизни только твое, потому что эта жизнь твоя. Живи и чувствуй.
– Спасибо, дружище, – мне стало не по себе.
– Мы постоянно совершаем одну и ту же ошибку – мы рассказываем свои жизни в минуты, когда надо слушать. Слушай жизни. И замечай, как они все похожи друг на друга. Теперь хватит слов.
И белые стены фарфора приняли тепло чая. И мы молчали. И я думал о Ли. И мысли мои нервно переворачивались в кровати бессонницы, в поисках удобного положения, но так и не смогли его найти. И тогда я отвлекся.
Странно. Все в этом мире категорически странно. Странно, что я так мало ее знаю и так много ее чувствую. Странно, что я не хочу делиться этими мыслями. Странно, что никто не лезет мне в душу с вопросами. Странно, что наверняка есть то, что вовсе не странно. Тогда что же делает нас такими несчастными? Мы ходим по улицам с ухмылкой на лицах и молча сопровождаем взглядом друг друга. Что же мы чувствуем, поправляя у всех на глазах свои вывернутые карманы несчастий? Видят ли это другие?
– Что видят люди? – озвучил я свою последнюю мысль.
Мой вопрос заставил его улыбнуться, а глаза резво забегать. Он был рад.
– Люди видят только вопросы. Сотни тысяч вопросов. Миллионы «когда?» и «зачем?». Вот.
– Зачем?
– Потому что сами боятся на них ответить.
– А как перестать задавать эти вопросы?
– Просто… Кхм… Просто становись спонтаннее и не пытайся объяснить это.
– Так можно натворить кучу дел на потом, –  сказал я.
– К черту потом. Когда оно настанет? Ты видишь? Ты чувствуешь?
– Нет.
– Так вот и трепаться об этом не стоит, – он поднял дугами восторга свои брови и посмотрел на меня, – не стоит, дружище, трепаться о том, чего нет. Не стоит.
Я улыбнулся. Он был прав.
Мы некоторое время молча пили чай, потом перекинулись парой поверхностных фраз. Я собрался было уходить, когда он вновь ковырнул мое сознание спонтанным вопросом.
– Что закроет рану прошлого в миг, когда человек погружен в чужие мысли?
– Лейкопластырь материальности, – сказал я то, что первое пришло мне в голову.
– Вот! Так я и думал…Слушай, ты никогда не пытался написать что-нибудь?
– В смысле?
– Ну, стихи, рассказы… У тебя интересный слог.
– Не-е. Это не мое, – я попытался отговориться.
– Отложи свои кисточки и начни стучать по клавиатуре. Царапать слова своих мыслей на бумаге. Ты нужен им. Я в этом уверен. Возьми это от жизни.
– Мне самой жизни достаточно.
– Возьми, – настаивал он, – иначе кто-то другой заберет твои слова.
– Каждый берет от жизни другого свое всё, – бросил я, обуваясь и закрывая за собой дверь, – увидимся, Кос!
Он проводил меня улыбкой своей тишины.
А я шел домой за второй парой наушников и порцией музыки для колыбели предстоящей ночи.
Одного прошу: оставьте меня в одиночестве тишины, и раны мои затянет пеленой блаженства.


Глава девятнадцатая

Созвонившись, мы договорились с Ли встретиться на берегу. Я быстренько принял душ, переоделся, обновил плейлист, взял специальный переходник, большой плед, себя счастливого и две пары наушников. Идем же. Скорее!
И мой путь был забыт ожиданием встречи. Честное слово, это возможно. Я просто смотрел перед собой и видел ее. И все. Нет воспоминаний о дороге, нет мыслей, что были до, нет переживаний. Я даже не помню закрыл ли я входную дверь. Я даже не думал о дверях и о том, что их надо закрыть. Я чувствовал девушку, что стояла напротив меня в своем присутствии.
– Сегодня я буду не очень разговорчив, – начал я. – Но…
– Меня устраивает твоя неразговорчивость. Меня тоже туда сегодня потянуло, – улыбнулась она. – Скажи, как ты относишься к словам?
– К словам? – я не успел скрыть удивления от того, что в очередной раз день подмешал мне эту тему в напиток разговоров, и мой интерес проявился в интонации. – Я люблю их, но иногда они надоедают и хочется молчать в мир.
– Молчать в мир… – повторила Ли.
– И если слова чем-то могут надоесть, – продолжал я, – так это своим  разнообразием описаний одного и того же.
– Так этом вся прелесть языка!
– Верно. Но зачем иногда говорить, когда без этого все понятно?
– Да-а! – протянула она, посмотрев на небо. – Да! Люди постоянно и безостановочно что-то говорят, а потом жалуются, что их не слушают.
– Именно! И зачем они выдумывают длинные монологи, когда можно просто взять и сказать все одним предложением? Зачем они пытаются приукрасить, нагнать шум, привлечь внимание, а потом произносят лишь пустоту разными фразами?
Мы медленно начинали вновь захлебываться разговорами.
– Черт! Как же ты меня понимаешь…
– Если честно, еще я немного побаиваюсь слов. Обхожу стороной людей, которые забывают о том, что слова за собой несут. Люди недооценивают слова. Люди выдумывают и становятся одинокими. Вот, – выдохнул я.
– Иногда мне кажется, что ты аккуратно копаешься в моей голове, – сказала она и ткнула своим кулачком мне в бок, – и озвучиваешь мысли, которые я еще не успела сформулировать.
Мы вернулись к вчерашней скамейке, и нас мирно обдало нотами приятной знакомости.
– Хочу попробовать кое-что… – начал я, доставая наушники.
– О! Музыка? Отлично! Та песня до сих пор из головы не выходит.
– Хочу проверить волшебство этой ночи. Когда двое рядом, но они молчат. Просто слушают музыку и думают свои мысли, которая эта музыка приносит им. Я приготовил для нас десять не просто песен. У меня здесь две пары наушников и переходник для разъема…
Она улыбалась.
– И еще вот.
Я достал  плед из портфеля и отложил его в сторону.
– Ммм, ночь… – произнесла она покусывая губу.
– Что?
– Хах, нет. Ничего. Пожалуйста, продолжай.
– Знаешь, я просто…Я просто хочу слушать любимые песни с тобой… – тихо сказал я.
Она замерла на секунду и как-то странно посмотрела на меня. Когда она опускала рукав на левой руке, я заметил мурашки на правой.
Я передал ей наушники и укрыл пледом.
– Обними меня потеплее…
Как же я пьянел ее шепотом. Слушай.



Глава двадцатая

Потом не стало слов. Да и не нужны они были. Я передал ей узелок из наушников, а сам держал палец над экраном, готовый вырваться из оболочек чего угодно, в ожидании предстоящего.
Миг, пора начинаться.

Favela – Onwards/Upwards

И мы зажгли все лампы звезд на безразличном небе. Мы были нужны друг другу. Каждый из нас это понимал, и каждый из нас об этом промолчал. Она прильнула ко мне как во сне, который никогда не приснится. Почему так хочется выяснить любит ли она меня? Почему нас всегда так тянет все испортить? Оставь. Оставь. Останься. У этой девушки десятки возможностей быть в другом месте, но она решила быть сейчас с тобой. Не это ли объяснение? Замечай. Замечай, как она смотрит на тебя. Замечай ее полуулыбку. Замечай, как не замечаешь мир, когда вы вместе. Ведь это так просто. Замечай ее и чувствуй. Чувствуй ее, идиот! Все же видно. И не надо спрашивать. Не надо спрашивать.

Longlake – Petrichor

Легенда о счастливом человеке: «Однажды жил на свете человек, который точно знал, что он нужен…» Я ли это?
Глазами темных вод мир наблюдал за нашим молчанием. Где-то пролетали чайки. Где-то проходили люди. Где-то за нашими спинами ветви деревьев прятали нас от всех. Впереди оставался берег. Градиент песка подползал к нашим ногам и становился светлее. Ли плавно покачивалась в такт звучанию.
Мысли, прошу вас, тише. Пусть девушка просто побудет здесь со мной. Пойми же.

Foals – London Thunder

В коротких паузах между песнями я слышал ее дыхание. Всего лишь дыхание. Видел непримиримую значимость. Обоюдную значимость. Раскладывание по полочкам памяти этих фрагментов зрительного восприятия стало забавнейшим занятием, которое на некоторое время поглотило меня целиком. Я продолжал ощущать ее реакцию на эти песни со мной. Изредка мы обменивались взглядами в сторону. Она обводила пальцем созвездия моих чувств. И линии сохранились. Астрономия безрассудства. Астрономия музыки. Астрономия нас.

flatsound – if you love me, come clean

У нас была такая степень близости, при которой можно было понять, что происходит в душе другого, при этом не заглядывая ему в глаза. Тишины для этого было вполне достаточно. Нам достаточно нас. Я наклонился вперед и посмотрел на нее, и в голове июньским эхом зазвучали слова: «Мне хочется столько сказать тебе. Довериться. Мне нужно всего лишь, чтобы по улицам наших жизней гуляли счастливые мы. Ведь это так просто. Я хочу, чтобы набережные взаимности не пустовали. Чтобы реки времени уносили печаль без возврата. Чтобы я смог вернуться и увидеть тебя, сидящую на этой скамейке, такую простую, домашнюю, нужную. Но я не говорю тебе. Я не говорю тебе. Не говорю. Мои мысли отказываются от слов. И я молчу». И я молчал.

Dustin Tebbutt – Let Timber Hold

– Знаешь, меня влечет магия тебя, – обнимая меня сонорным звучанием голоса, произнесла она. – Ты…ты такой…ненавязчивый. С тобой легко. И эта легкость в твоем присутствии. В твоей задумчивости. В молчании. При этом я чувствую, как ты понимаешь то, что творится в душе. Как? Хотя нет. Не рассказывай. Я хочу насладиться этим.
– А может, – я выдержал короткую паузу, – скажи, может ли быть такое, что я не просто один из прохожих?
– Ты. Не. Просто. Всё… – ответила она.
– Поэтому и объяснять не надо.
Она кивнула в своих мыслях.
– Как тебе музыка?
– Ты еще спрашиваешь… Спасибо тебе. Спасибо за тотальное совпадение музыкальных вкусов. И если ты не понял, то я скажу тебе, что это – один из лучших комплиментов, которое в наш век один человек может сделать другому. И еще… еще я… ты… эта ночь… – она посмотрела на желтоватое дерево скамейки и провела по нему тонкими пальцами, – знаю, эта ночь только для нас.
Я притянул ее к себе, отодвинул ладонью волосы и провел кончиком носа по шее. Улыбаясь, она чуть приподняла свое плечико, слега наклонив голову и посмотрела на меня так тепло, так нежно, что где-то во мне от этого взгляда начал рушиться Рим.
И искренность всех слов раскрылась в нашем поцелуе… Ведь мы так отчаянно были просто друзьями. Мы были друзьями.

Beauvois – Used To Be
Alex Turner – Glass In The Park
cigarettes after sex – nothing’s gonna hurt you baby
Daughter – Medicine
The 1975 – robbers

– Ого! – она коснулась наушника. – Что это за песня?
– Это The 1975, – невольно начиная ревновать любимую группу ответил я.
– М-м-м… Скажи, ты чувствуешь, как мотив толкает нас на сумасшедший поступок? – обдав меня влажным блеском своих глаз спросила Ли. – Чувствуешь?
– Ночь продолжается… – я переключил звук на телефонный динамик и сделал  музыку громче.
Поднимаясь, она отложила наушники в сторону и сделала несколько шагов к берегу, затем обернулась.
– Думаешь, стоит? – я бросил ей вызов. А сам прокручивал у себя в мыслях: «Пожалуйста, пусть все поступки будут стоить своих совершений».
– Да! Сейчас наше лучшее время.
Она резким движением стянула с себя толстовку, расстегнула белье и бросила все на холодный песок. Я не спеша снял с себя всю одежду и встал рядом с ней. Мы застыли на некоторое время в ожидании припева.
Stay… Stay... Stay…
Схватившись за руки, мы бросились в полночь воды, рассыпая на ее поверхности звезды и отражение наших обнаженных тел, готовые к упоению миллионами чувств, забывая о символах времени.
С ней мне так легко обо всем забывать.
 

Глава двадцать первая

Вода принимает действительность. Однажды я вернусь сюда. Мы ведь всегда возвращаемся, верно? Однажды я вернусь сюда. Я вернусь сюда снова. Но что же есть наша действительность? И как перестать чувствовать то, чему предопределено закончиться?
Если когда-нибудь наступившее утро скроет след от нашей кометы, пусть эта ночь продолжится в нас.   
Ли вытянулась, выгнув спину, и посмотрела на небо. Я чувствовал, как холодные капли ее волос, эти крошечные реки прошедшего времени, стекают по моему плечу. Ей было холодно, и я укрыл ее пледом молчания. И судя по взгляду, ей это нравилось.
Мы поднялись по ступеням и вышли на набережную. Прошли мимо архитеатра, прогулялись по вектору тротуаров. Безмашинность города радовала, фонари бездельничали, рассвет уповал на продолжение ночи, и мы… мы были счастливы.
– Я счастлива, – прошептала она.
– Я чувствую, – ответил я.
– А еще я чувствую, что на поверхности счастья всегда рябит легкая грусть. Грусть окончания. Это, – она посмотрела на ряд маленьких облаков, что птицами плыли над нами, – грусть завершения. Грусть прощания с прекрасным моментом, понимаешь?
– Да, – ответил я. – Иногда мне хочется, чтобы кто-то нужный подошел, положил руку на плечо и произнес: «Эй, завязывай с грустью, дружище!», или попытался отвлечь чем-нибудь, пусть даже вздорным, но отвлечь. Только вот каждый раз этот нужный человек не замечает этого или обращает все в шутку.
Она положила руку на мое плечо.
– Эй, завязывай с грустью, дружище!
– Славно… Но, скажи, как по-другому заметить то, что творится у человека в душе? Это необходимо почувствовать. А сегодня не каждый способен разобраться с собственными душевными муками, хотя какие тут муки… – я выдохнул, – всего-то микробы сомнения, чего уж тут говорить о помощи другим. Нам всем нужны карманные микроскопы чувственности. Никто не поможет тебе, пока ты сам об этом не попросишь. Никто.
– А я знаю того, кто может и пинка дать, – она убрала руку, слегка оттолкнула меня и встала в стойку, готовясь нанести удар.
– Да… Это было бы лучшим средством, – засмеялся я.
– Такой дружеский пендаль. Он приходит на помощь в тот момент, когда у тебя опустились руки или ты затормозил на подъеме. Давай, ну же! Дай-ка я тебе помогу, друг.
Я на всякий случай сделал шаг в сторону. Кто знает, что у счастливой девушки на уме. Она и не такое может сотворить.
– Каждому нужен человек, который может отвесить ему пинка, – сказала она. – Развернись!
– Щ-щ-щас!
После короткой паузы вперемешку с порывами забежать мне за спину Ли продолжила:
– Я заметила, что в твоих рассуждениях ты часто оказываешься прав. Но как-то неправильно. Ты как-то неправильно прав. Как у тебя это получается?
– Не знаю, но что-то в этом определенно есть.
– Меня это сводит.
– С ума? – спросил я.
– Нет. Внутри все сводит. От тебя.
– …
– Сводит, – шепотом повторила она.
Это был один из немногих моментов моей жизни, когда я не нашел в себе нужных слов, интонации возражений. Все нужные слова я раздарил ненужным людям. А сейчас, в миг, когда слова были необходимы мне, я безнадежно молчал. Молчал во вселенную и повторял себе на уме: «Сводит. Сводит. Сводит. Меня это сводит». Ну что ж.
– Эта ночь еще недостаточно безумна, – сказала она, стиснув мою руку.
– А эта ночь для достаточно безумных.
– Уж мы-то достаточно.
– Меня много раз спасало одно правило, – я говорил ей то, что никому до этого не говорил, – перед тем, как вновь совершить какое-нибудь безумство я мысленно проговариваю себе: «Да, это твоя жизнь, и ты можешь делать с ней все, что угодно, только помни о тех, кому ты небезразличен. Помни». И это спасало.
– Помни о тех, кому ты небезразличен… Интересно.
– Да. И главное то, что, взвесив аргументы, я все равно делаю шаг.
– Безумства надо совершать спонтанно, –  посмотрела на меня, – не обдумывая. И чем дольше ты думаешь, тем меньше вероятность свершений.
– Верно. Хочешь расскажу один безумный поступок из детства?
– Да-а! – и приготовилась слушать.
– Я вырос на берегу и с пяти лет был заядлым рыболовом. Так вот однажды, одним жарким летним днем я решил отправиться за осуществлением маленькой мечты – я хотел поймать большую рыбу самостоятельно. Без помощи и надзора взрослых.
Так вот в один из самых жарких дней лета, а жара там за пятьдесят, я ушел на дамбу, кстати, она была у нас ровно шесть километров. Вот по ней я прошел около четырех. Обычно в знойные летние дни, после полудня, всех рыбаков с моря смывало на реку или по домам, но не меня. Я решил испытать свое море. И себя заодно.
Солнце раскалило дорогу, уходящую к подножию огромных барханов горизонта, на котором размыто проявились зеркальные волны. Я свернул к берегу, разложил снасти, снял футболку, намочил ее и обвязал вокруг головы. Затем прошелся вдоль берега и наловил в банку креветок, прячущихся между смольными швами плит, и зачерпнул немного воды.
Вернувшись, размотал леску насадил наживку на два крючка и закинул так далеко, насколько мог. И стал ждать. Пять минут. Десять. Пятнадцать. Пару раз почувствовал легкие толчки лески, но не стал торопиться. Тридцать минут. Час. Я рассматривал горизонт, безволность моря, редких чаек, несколько раз повторял операцию с футболкой. Темная кожа моих плеч терпела зной. Я должен был дождаться своей рыбы. И в тот момент, когда эта мысль в который раз вновь коснулась поверхности моего терпения, я почувствовал рывок и машинально зажал леску пальцами. Она моментально впилась в кожу и оставила небольшой порез, но я не сдавался и продолжал держать. «Главное не ослаблять натяжения. Главное не ослаблять натяжения» – эта мысль без конца проносилась в моей голове. И я держал ее. Изредка делал короткие попытки подтащить. Нужно было дождаться пока рыба устанет. Она шла вдоль берега, и я слышал, как леска разрезала поверхность при сильных толчках. Интересно?
– Да! – она коснулась моей руки. – Продолжай, ну.
– Пальцы затекли, и боль отступила. Я продолжал медленно перебирать руками выгибая спину. Футболка, ранее спасавшая голову от зноя, упала на горячие плиты, и мне пришлось откинуть ее в сторону босой ногой. Это был первый раз в жизни, когда я перестал чувствовать мир и полностью посвятил себя одному моменту. В руках была леска, на другом конце боролась за свою жизнь рыба, а между нами – убывающая толща воды.
Один раз рыба показалась на поверхности, затем ударив хвостом, снова скрылась из виду, но я успел разглядеть ее. Это был карп. 
«Главное-не-ослаблять-натяжения».
В какой-то момент я почувствовал, что рывки стали слабее и реже. И тогда, набравшись смелости, я начал тянуть усерднее. Уже можно было разглядеть темный силуэт рыбы у линии берега.
Сделав последнее усилие, я обвязал леску вокруг ладони и рванул вверх изо всех сил…
– У тебя получилось! – она сцепила пальцы в порыве восторга.
Ей явно понравился мой рассказ.
– Да! А когда я вытащил ее на берег, она сорвалась с крючка и кульбитами покатилась с плит в воду.
– Аа-а! Нет! – она прижала ладонь к губам.
– Я одним длинным скачком догнал ее и прижал к земле в метре от берега.
– Фух… – Ли по-детски заулыбалась.
– Но потом, знаешь, что я сделал?
– Что?
– Я сунул руки под жабры, поднял ее и прижал к себе, а после этого…
– А после этого?
– Я поцеловал ее.
– Ты по… что сделал?
– Я поцеловал ее, черт побери.
– Ты поцеловал рыбу, которую только что вытащил из воды!?
– Да. Хватит уже, ну!
– Ладно, ладно, прости. Ух!
– Просто это был один из лучших моментов моей жизни.
– Стой. Что это? – она ткнула пальцем мне в челюсть.
– Где?
– У тебя чешуя на губах, парень.
– ДИКЧЕРТУ! – я смеялся. – Сейчас у тебя на губах будет мой поцелуй.
И я, схватив ее за плечи, прижал к себе и крепко поцеловал в губы, почувствовав нежность теплой улыбки.
– Только я вот одного понять не могу, – сказала она, когда мы незаметно перешли к другой теме, – ты сказал, что жара там за пятьдесят. Это где?
– В Южно-Казахстанской области, – немного смущенно произнес я, – я там родился и вырос. В небольшом городке на берегу водохранилища.
Я боролся с нежеланием говорить о себе.
– Ого, клево.
– Да. Наверное...
– Хочу узнавать тебя, – с ноткой восторга промурлыкала Ли.
– Это очень долгая история с кучей переездов, но она позволит тебе лучше понять меня.
– Да! Я уже сейчас поняла, что ты сумасшедший в лучшем проявлении. Ох! Какой же ты сумасшедший! После всех этих историй, рассказов, музыки, слов, поцелуев с рыбой, танцев, осколков нашей кометы. Какой же ты сумасшедший.
– Только в любви мне не признавайся, – тихо произнес я.
– К черту любовь. Она все портит, – ответила Ли.
– Давай не будем признаваться друг другу в любви.
– Хорошо. Давай. Я не люблю тебя. Я люблю… моменты… с тобой. Сойдет?
– Да! Я тоже люблю моменты с тобой.
Мы шли ко мне и у нас под ногами тихо звенела разбитая посуда чужих несчастий. Мы были счастливы. Я смотрел на нее и тщетно просил у интереса не проявляться.
Тщетно.


Глава двадцать вторая

Закрыв за собой дверь, я направился к выключателю, пытаясь обойти стоящую ко мне спиной Ли. Но ее силуэт плавно подвинулся ближе и остановил меня легким касанием. Я чувствовал взгляд. Я чувствовал ее руку, путешествующую по моей футболке. Я чувствовал всё, но взамен перестал чувствовал себя.
Необходимость потери себя лабиринтах ее присутствия.
Рука остановилась в области ребер и сжала ткань в кулаке, затем потянула ее вверх. Подняв руки, я дал футболке беспрепятственно соскользнуть. Дыхание ночи стало глубже. Прислушайся.
Она отступила на шаг и скинула с себя влажную кофточку.
Сколько нежности таится в каждом движении силуэтов? Сколько тепла сокрыто в расстоянии вытянутой руки? Сколько страсти таится в секундном ожидании перед тем, как тела вновь соприкоснутся в бесконечном поцелуе, стремящиеся друг к другу на поверхности внутренних волн? Отдайтесь им, и вы почувствуете, как это сводит с ума.
Ее волосы ложились на плечи влажными корнями безумия. В них я нашел ключ к необузданности. Скитание моих пальцев от пылающей щеки к шее с переходом  сквозь шелк к затылку заставило ее колени слегка ослабеть, тело сильнее прижаться, а руки покрыться мурашками. И все было так близко.
Темнота помещений принимала нас, позволяя беспрепятственно преодолеть расстояние комнаты и аккуратно свалиться на бархат дивана. Поцелуй. Руки. Тепло. Шепот. Мне казалось, что даже стены, привыкшие к отсутствию посторонних, с трепетом вслушивались в наши голоса. Ночь сумасшествия. Ночь благодарности. Ночь сладкого вдоха.
Я прижимался к ней, ощущая тепло яркими вспышками эйфории. За это я целовал ее плечи. Моя рука принимала вибрацию кожи и дрожала в ответ. За это я целовал ее шею. Вместе с воздухом я впитывал нашу взаимность. За это я целовал её. Целовал её всю, мирно плавая в гавани тихого стона…


Глава двадцать третья

Сонорность ее шепота сводила меня, парализуя мысли разрядом блаженства, особенно после того, как она произнесла:
– Я обожаю тебя сильнее, чем можно.
И я снова, второй раз за сутки, не смог найти в себе нужных слов. Меня хватило лишь на то, чтобы провести своими пальцами по ее опущенным векам, но она улыбнулась. От этого ли? Пусть! Сейчас мы рядом, а остальное – дело иных страниц.
Новый день зазвучал глухим рычанием автомобилей под окнами. Я спонтанно проговорил свои мысли:
– Не хочу отпускать её.
– Ты о чем?
– Ночь. Не хочу, чтобы она заканчивалась.
Она повернулась лицом ко мне, в рассветном блеске я видел ее задумчивость и улыбку взаимности, которая напомнила обо всем, что было.
– Позволь мне продлить эту теплую ночь любимыми песнями.
– Лучшего я и представить себе не мог.
Ли потянулась за телефоном, быстро-быстро что-то напечатала в поиске. Закрывая глаза, я услышал ноты блаженства.

The Killers – Everything Will Be Alright

– Everything, – поцелуй, – will be alright, – поцелуй, – everything…
Поверив в свои чувства однажды, человек разбивается о скалы реальности. Так было со мной. Так было с другими. Мы обманываем себя другими. И со временем грунт чувств истощается, иллюзии катятся к черту и мы с ними. Но всегда, поверь мне, всегда наступает такой момент, когда чувства, в которые мы когда-то перестали верить, возвращаются внезапными встречами, спонтанными поступками, риторической смелостью. Прошлые чувства всегда возвращаются другими людьми. Приветствуй их. Позволь им войти. Позволь им разрушить тебя снова. Ведь всё это лишь ничтожная часть битого стекла твоей собственной вечности. Той вечности, до которой нет дела другим.
Добро пожаловать в мою, Ли…
– Если когда-нибудь тебе все осточертеет, приходи ко мне полежать в тишине… – я нарушил молчание, мысленно приземлившись на поверхность дивана астронавтом любви.
– Умеешь ты располагать к себе.
– И не только располагать, – услышал я собственный голос безумца.
– Скинь с себя одеяло самонадеянности, – произнесла она, коснувшись моей руки.
Я обнимал ее и вслушивался в  песни, отдаляющей миг приближения утра.
– Everything, – поцелуй, – will be alright, – поцелуй, – everything…




Глава двадцать четвертая

Звук закрывающейся двери на миг вырвал меня из сна, позволив сделать короткий глоток реальности, но последующая за ним тишина вновь освободила сознание, и я заснул.
Мне приснилось, как я иду по длинным коридорам вслед за собственным силуэтом в сторону бесконечного путешествия, принимая мысль своей безнадежности. И каждая дверь в тех коридорах была открыта мне, и из каждой тянулись руки навстречу, но я не останавливался, я проходил мимо. Ведь комнаты созданы для одиночества. Ведь нам так страшно оставить их.  Свою я оставил.
И среди тех коридоров жизни я встретил ее. Она смотрела в сторону продолжения, чувствуя мое присутствие. Я подошел к ней и коснулся руки. В ее глазах, наполненных иной реальностью, я впервые увидел объяснение счастья. Мы шли, вновь задевая друг друга молчанием. Оно было уместнее слов. Но я чувствовал, что совсем скоро мне придется оставить ее и продолжить свое путешествие в одиночку. Я не мог отпустить её, при этом не потеряв.
Мы никогда не научимся отпускать людей. Зато терять… Ох, как мы в этом преуспели! Я пытался сохранить её в своей жизни. Я пытался сохранить свое счастье.
Попутно встречая таких же прохожих, изредка перебрасывался с ними парой фраз, при этом проговаривая взглядом: «Ее молчание интереснее ваших слов». Но одна мысль не оставляла меня: «И все же им не достает твоей необычности. Твоего сумасшествия. Зачем же я отпускаю тебя?» И так тысячи раз, сотни ночей под взором постоянной луны.
Зачем я отпускаю тебя? Зачем я отпускаю тебя? Зачем я отпускаю тебя? Зачем?...
 


Глава двадцать пятая

Мы выдумываем себе проблемы, пытаемся их решить и называем всё это жизнью. Почему нельзя просто остаться? Я хочу дышать воздухом понимания. Воздухом интересных разговоров. Воздухом тишины. Но всегда после каждого вдоха я лишь выдыхаю прощание. Я закрываю все двери себя и вхожу в спокойную гавань неизвестности под парусами любой погоды. Я обещал, я дал себе слово замечать этот мир. И я буду внимательно всматриваться в каждый момент. Пусть момент постоянно происходит.
Вновь у подъезда меня встретил Нильс и с интересом разочарования разглядывал мои пустые руки. Он несколько раз оббежал вокруг, и я опустился на корточки, чтобы погладить его. Пальцы зарылись в жесткую краску шерсти, и он замер. Ладонь приподнималась в такт с учащенным дыханием. Нильс. Славный комок постоянного счастья. Дворовый пёс. Событие. Прими мою любовь и позволь мне уйти, ведь обязательно мы встретимся снова…
Поднявшись и не оборачиваясь на провожающего пса, я надел наушники и пошел к Косу. Сколько еще тлеющих слов нам предстоит затушить в пепельнице простых разговоров?

Luke Parker – In Quietness

Дубна сопутствует эйфории. Улицы в этом городе приветствуют спокойный, размеренный шаг. Здесь ты по-настоящему понимаешь, что являешься частью чего-то значимого. Важной частью. Элементом. И пусть некоторые называют это декорацией. На деле же это выше слов. Это то, что не поддается объяснению. «Присутствуй – шепчет угол дома своей геометрией линий. – Здесь ты нужен. Здесь тебя ждут». И я вхожу в его тень. Становлюсь его частью. Я позволяю ему коснуться меня. Я позволяю вести меня дальше. 
Кос. Беспричинность. Улица Попова дом номер шесть. Ты перевернул мои мысли спонтанностью. Зачеркнул эпиграф обыденности в главе моей жизни густыми чернилами непредсказуемости. Ты ворвался в атмосферу моей жизни осколком одной кометы. И я вижу твой след. Он определяет мой путь. И я продолжаю его. Продолжаю.



Глава двадцать шестая

– Ты когда-нибудь чувствовал в себе слова? Образы того, о чем ты должен написать через минуту? Погоди… – Кос посмотрел в сторону, словно заметил что-то знакомое, но я знал, что он снова встретил задумчивость. – Это похоже на зеркало, которое отражает душу каждого прохожего, – продолжал он, расхаживая по кухне. –  Ты просто перестаешь чувствовать себя. Ты вне своих чувств.
– Каково это – быть вне своих чувств? – спросил я.
– Это дерьмово, дружище.
– А закрыться никак?
– Не-е, – усмехнулся он, – избавиться от этого можно только одним способом – написать об этом. Да и вообще, любое чувство, любая эмоция старается проявить себя, почувствовать физику взаимодействия с внешним миром: через кисть, через лист бумаги, через клавиатуру и музыку. Она требует взгляда со стороны. Она требует свободы. И сегодня я дам свободу всем словам в моей голове.
– И много их там? – я продолжал расспрашивать его.
– Колоссально! – он усмехнулся. – Ах! Как же мне нравится это слово. Слово хорошее, а предполагает собой такую тяжесть и глубину…
– Как люди…
– Как большинство.
– Как большинство людей.
– Да-а! – держа в зубах сигарету, произнес он. – Да-а! Как чертово большинство! – он ухмыльнулся контуру мыслей, открывая дверь на балкон.
– Ты когда-нибудь слышал о бритве Хэнлона?
Я покачал головой
– Это забавная штука, – он перевел взгляд прохожих. Суть ее в том, что если случается что-то плохое, то это не человека надо винить, а его глупость. То есть, допустим, если он совершил какой-то поступок и тем самым обидел тебя, то не стоит спешить с обидой и гневом, а в первую очередь думать о том, что всем виной скучность его узкоумия, – Кос скользнул по мне взглядом. – Отсекай гнев и обиды лезвием Хэнлона.
– Теперь буду знать то, каким термином именуют мое безразличие. Спасибо.
– Да-а, старина.
Таким было его доброкачественное сумасшествие. Встречаясь с ним на улице, я был готов к любому развитию событий. Это похоже на новое знакомство, когда ты заполняешь память фрагментами, которые раньше о человеке не знал. Только это имеет определенный предел. Так вот знакомство с Косом предела своего не имеет.
– Расскажу тебе историю, которая произошла со мной прошлой осенью, – начал он после короткой паузы. – Утром я выхожу на балкон и всматриваюсь в силуэт леса на горизонте, верхушки деревьев которого уже готовы принять на себя первые хлопья снега. Ох, этот лесной городок! До чего ж я его обожаю! Ты часто вспоминаешь позднюю осень? Никогда не говорил тебе этого, но это мое время. Вечная осень души моей. Так вот, – он закурил, – я мысленно прокручиваю диалог, который состоялся месяцем ранее. Тогда мы со старым приятелем, который приехал в гости, молча стояли на берегу озера за маяком. Не выдержав тишины, которая угрожающе нависла над нами, я начал рассказывать что-то об этом озере, но он прервал меня:
– Знаешь, как, наверное, каждый после путешествия я люблю  детально вспоминать разговоры, шутки, людей, с которыми довелось познакомиться. Но единственное, что память отказывается воспроизводить – это природа, понимаешь?
– Ты имеешь в виду какой-то определенный момент? – спросил я.
– Да. Момент. Хочу сохранить его в памяти, как лицо человека. Пусть цвет воды станет цветом глаз, а волны на поверхности станут ямочкой на щеке. Пусть те ветви деревьев станут ее волосами, а линия берега станет контуром лица. Я хочу вспоминать, как этот миг в образе девушки улыбался мне.
Кос внезапно прервал рассказ посмотрел на меня. На глаза его навернулись слезы, и он не боялся показать их мне. Это было важно для него. Искренность. Настоящая искренность простых разговоров.
– Такая вот история. Я был в экстазе! И наизусть запомнил тот разговор. Я тебе сейчас дословно все пересказал, понимаешь?
– Да, – ответил я.
– Так вот к чему я веду, – он отвел взгляд, – надо запоминать обыкновенность, всматриваться в нее почаще и хранить образы. Вот я рассказываю тебе это, – он приподнял правую руку, – а по рукам мурашки бегут, честное слово. Вот она сила образов. Даже запах помню. Как трава под ногами скрипела. Ах!
– Иногда ты чертовски порядочно пересказываешь мои мысли, дружище!
– Вот и я о том же! Все мы думаем в правильном полюсе.
– Или в неправильном.
– Или в неправильном. Кому какое дело?
Я согласился доброй ухмылкой, и мы вернулись в квартиру, остановившись у порога одного из самых значительных разговоров в моей незначительной жизни.
И все это было на самом деле.
Чуть позже.


Глава двадцать седьмая

Чуть позже, после того, как я сообщил ему о своих планах, связанных с моим отъездом, он схватил меня за рукав и потащил на улицу, яростно обуваясь на холодных ступеньках прощания.
– Что ты делаешь? – спросил сразу же, оказавшись вытолкнутым из подъезда.
– Я на тебя молчу, – прошипел он.
– Кос, ты же сам подталкивал меня к путешествию, помнишь?
– Да, конечно, – он перевел дыхание, – я только не думал, я не думал,  что это случится так скоро, – взглянул на меня с ухмылкой, – а ты, чертяга, усвоил урок, да?
– Ну…
– А пойдем на пик Тяпкина, давненько я там не был.
– Пойдем.
Вечернее солнце провожало нас золотистым блеском скучающей пыли. Когда был дождь – мы всё проспали. Теперь нам душно. Всюду слышался детский смех, частичные фразы прохожих: «…а он этого не понимает…», «…к тебе иду…» или «…совсем как дети…». И это отливалось теплом безмятежности на странных границах души. Затем мимо нас шумно прошла компания молодых девушек и парней, что-то весело обсуждая. 
– Хипстеры наших жизней, – кивнув на них, весело произнес Кос.
Мне нравилось наблюдать, как он пытался скрыть всю эту печаль расставания за своим чувством юмора. Мы просто не оставили никаких шансов унынию в своих попытках заполнить бифуркационные дыры прошлого бесконечными разговорами.
– Мечтаю открыть кондитерскую и небольшое кафе с летней площадкой, – начал он, – чтобы площадка открывалась только в часы заката, а столики были расставлены таким образом, чтобы можно было наблюдать за игрой света на тротуарной плитке. Ух!
– А я хочу варить кофе, потом пить его сидя на полу под славный фолк, – я поделился своим спонтанным воспоминанием.
– Так ты и так это делаешь, дурила, – запротестовал Кос. – В ту ночь, когда ты въехал в квартиру и спал на газетах, помнишь? Я вот помню.
– Да-а! Славное было время.
– Славные были мы.
Наше веселье прервали женские голоса, раздавшиеся позади.
– Мак в той стороне, – махнув на них рукой ответил Кос.
– Хах! Подожди, – направляясь к нам сказала одна из девушек. – Как дела, Костя? Столько не виделись.
– Ч-Ч-ЧЕРТ! – тихо прошипел он в ответ, затем громче добавил. – Здравствуй!
Я повел себя, как настоящий друг. Я засмеялся. В голос…
– Так как у тебя дела? – повторила свой вопрос довольно приятная девушка.
– Все хорошо. Как жаль, что мы так сильно опаздываем. Давай словимся на неделе?
– Да… Обязательно… – в ее голосе прозвучала досада.
– Да! Обязательно! – в его голосе прозвучал восторг.
Я немного прошел вперед, но достаточно хорошо слышал часть их диалога.
– Ты такой славный. Как дела у твоей девушки? У тебя наверняка ведь есть девушка? – промурлыкала вторая.
– Если ты просто хочешь удовлетворить свое любопытство, то я отвечу на твой вопрос – у меня нет девушки, но если ты хочешь чего-то большего, то, пожалуйста, не надо.
– Да пошел ты!
И он пошел.
А я вел себя, как настоящий друг. Я смеялся. В голос…


Глава двадцать восьмая

– Не буду о них расспрашивать, – успокоившись, выдохнул я.
– Уж да. Было время, когда разговорчивая слишком дешево пыталась строить из себя нечто большее, и я трансформировал отношения в ничто и оставил ее на обочине своей жизни, – весело отозвался Кос. – Ничего интересного, впрочем.
Мы прошли мимо моего любимого бара и свернули на небольшую улицу и прошли мимо больших желтых домов, на которых висели мемориальные доски с именами ученых, прославивших город.
– А ты знаешь почему пик назван в честь Тяпкина? – спросил Кос.
– Да я как-то и не задумывался об этом. Просто принял, как данность, – ответил я.
– Зря. Забавная это история, – хитро прищурившись произнес он. – Почти как легенда о Ходже и дубе. Вот.
– Расскажи, – промечтал я.
– Хорошо. Слушай. Однажды жил на свете ученый, который до жути любил горнолыжный спорт или что-то подобное, но в связи с постоянной занятостью, редко мог позволить себе поездки за город. Зато он мог позволить себе прикольные идеи. И как раз-таки одной из таких бессонных идей оказалась гора, насыпь, подобие спуска для лыж недалеко от дома. И он ее воплотил. Ты представляешь? –  Кос поднял руки, соединив пальцы над головой и изобразил ими гору. – Он просто решил сделать гору в лесу! Не один, конечно. Да. Но пик носит его фамилию. Лично я люблю этот пик за дикий разброс сосен. Единственная холмистая местность в линейной Дубне. Ха!
– А что за Ходжа и дуб? – поинтересовался я.
– Да тот деревья сажал возле дома, – захохотал Кос.
– Наверное, чтобы после там затеряться.
– Так и было, дружище, так там и было, – произнес он, – а еще для того, чтобы поглазеть на людей, заметивших его отсутствие. Потом он восторженно смеялся, скрываясь за толстыми кронами над теми, кто чувствовал пустоту, которую он за собой оставил. Ходжа был очень хитер и знал, что искренне любит не зря. В общем, береги тех, кто замечает твое отсутствие. И люби не зря. Люби не зря.
– Да!
Я видел, как безумие его души выпорхнуло из клетки сознания. Теперь он громко и как всегда искренне смеялся, размахивая руками, словно находился на импровизированной сцене, где ликующим амфитеатром служил хаос сосен, ветра и песка под ногами.
Мы забрались на пик.
Просто думай свои мысли, перебирая ногами песок всех вещей. И тебе непременно станет лучше.


Глава двадцать девятая

Постепенно яркие краски дня начали расплываться в полутонах сумерек. Мы отгоняли комаров сигаретным дымом и сидели на пике, зарывшись босыми ногами в остывающий песок, но наши слова продолжали нагреваться спонтанными разговорами.
– Время от времени я испытываю потребность в разочаровании, – сказал я.
– Продолжай…
– Иногда мне нужно разочароваться, чтобы понять, что в мире все идет своим чередом, обыденно. Разочарование как бы приземляет меня в хорошем проявлении. Я говорю себе: «Ага, парень, получи по носу своими лучшими представлениями». Понимаешь?
– Чувствую, – задумчиво ответил Кос.
– Да. Так намного лучше.
– Я вот думаю, что все-таки тебе стоит писать. В тебе живут славные идеи, которые ждут своего часа. Пиши о них, рассказывай, веди диалог. Пытайся. Не бойся. Дорога поможет высказаться в своих мыслях. Попробуй, ну.
– Есть столько людей, которые делают это в разы лучше, – и в своих словах я почувствовал дух слабого человека.
– Не сравнивай. Ты прекрасен в своей индивидуальности.
– Да, спасибо. Как раз этим я и планирую дороге заняться. Понять себя.
– Только знай, что слова требуют колоссальной времяуделимости. Ах! Но у тебя в башке и так достаточно запала для взрыва, поверь мне. Сверни крыши тысячам заплутавших и покажи им путь к звездам.
– В моей голове сумасшествие.
– В этом деле я придерживаюсь одного правила: если человек говорит, что он сумасшедший, не стоит убеждать его в обратном.
И он не убеждал меня. Он всего лишь просил высказаться в себе, за что я ему крайне благодарен. До сих пор вспоминаю те ночи, после хаотичного бултыхания в супе букв и крепкий сон, следовавший за всем этим.
– В тебе я вижу себя, – он взглянул на меня, – а все, что у меня есть – это слова, понимаешь? Это единственная опора на которой держится моя пустая душа. И я чувствую, что у тебя то же самое. Не кисти, не краски, не холст, а фразы, фразы, фразы… Меня спасает то, что я пишу. Если бы не это, то я бы пропал. Нам с тобой нужны фразы.
– Фразы-дикобразы.
– Ага. И такие, как мы, созданы для грусти, – он посмотрел на меня, сверкнув зелеными глазами.
– И хорошо, что мы созданы для чего-то и постоянно ищем свое блаженное место.
– Только не выходит его найти, – сказал он, закуривая. И передал вторую сигарету мне.
– И в этом вся прелесть, – я взял сигарету.
– Но что с нами происходит теперь? – наверное, из таких, как он, Господь создал искренность.
– Жизнь, – ответил я. – С нами происходит жизнь.


Глава тридцатая

Первые звезды просачивались сквозь раскрытую ладонь редких облаков. Несколько часов взрывом вспорхнули вверх на крыльях истории, которая есть читая правда, и скрылись за темными кронами, оставляя нас в суете молодости.
Вот бы развить иммунитет к привыканию. Потому что так лучше. Потому что так безопаснее.
– Когда твой поезд? – тихо спросил Кос после затянувшегося молчания.
– Утром, – ответил я.
– Когда ты приедешь, то первым делом собери, пожалуйста, разбитое сердце Коса.
– Конечно, старина, – положив руку на его плечо ответил я.
Он поднялся и стряхнул с себя привыкший к ногам песок. Взглянул на фонарь, который возвышался на пике, курил и о чем-то думал.
– Я постараюсь запомнить это, чтобы потом вспоминать, – я проговорил свои мысли.
Улыбка коснулась его губ, и он посмотрел на меня глазами предстоящего откровения.
– Не вспоминай, – начал он почти шепотом. – Прошу тебя, не вспоминай. Посвяти себя равнодушию. Сделайся безразличным. Отвернись. Сверь стрелки часов своей памяти с настоящим и больше на них не смотри. Пусть эта ночь станет страницей восторга и тишины. И в этом будет хоть какой-то смысл, – в свете фонаря его фигура возвышалась надо мной, и контуры сияли ослепительным золотом. – Твои попытки стать счастливее еще никогда не приводили тебя к счастью. Так к чему они? Иногда мне кажется, что мы живем во всех синонимах одиночества, и осознание этого – и есть путь к счастью. Но, подумай, ведь твое счастье сегодня – это удел других. Зачем тебе быть зависимым? Завтра утром все, что тебе достанется в наследство от сегодняшней ночи, да и всей твоей жизни до этого момента – это сожаление. Ты сожалеешь о том, что не решился. Ты сожалеешь об упущенных шансах. Ты сожалеешь о людях, которым не раскрыл себя настоящего. Погуби недосказанность, иначе она погубит тебя! Не становись тем, чей удел – немая повседневность! Загляни в себя со взрывоопасной смесью надежды в руках, и разыщи в кромешной тьме сомнений одну ничтожную искорку смелости! Да! Пусть она осветит тебе путь, – он засмеялся. – Наверняка, ты сейчас хотел бы сделать ставку на заведомый проигрыш, обосновав свой ход трафаретными фразами, но есть еще столько слов, которые тебе предстоит произнести не вовремя и столько моментов, которые предстоит испортить! Не стоит с этим спешить… Встречай девушек, что проецируют все слова на себя. Встречай парней, что готовят тебе кофе в полупустой квартире. Находи великое в ничтожно неинтересном. Полагайся на меньшинство. Тебя ждет удивительная жизнь! Ах! И все, что от тебя требуется – это замечать детали, которые на первый взгляд кажутся незначительными, но именно в незначительном кроется прекрасная перспектива, – повернув голову к небу, он тихо продолжил на выдохе. – И помни: как бы ты не поступил, ты поступаешь правильно. Будь счастлив. Будь счастлив присутствием.
Я монолитно застыл на песке в поисках выражения своих мыслей. Как же глупо я выглядел в тот момент! Глупо и счастливо, борясь со своим замешательством. Эта речь была лучшей из тех, что я когда-либо слышал.
– Теперь иди к ней, – он протянул мне руку и помог подняться. – Она тоже чувствует. Вам надо поговорить.
Мое согласие растворилось в молчании.
– Когда-нибудь, поверь мне, дружище, ты встретишь ту, ради которой будешь готов вывернуть душу наизнанку, но самое интересное, что она посчитает это занятие скучным и пойдет смотреть сериал, а не на звезды. И это к лучшему. Ты должен тысячу раз разочароваться перед тем, как встретишь её настоящую. Ты должен пройти этот чертов путь и не отступить. Только так можно понять вкус настоящего счастья. Ты должен пройти его.
– Да-а!
Мы спустились с горы под светом единственного фонаря, сматывая свои мысли в катушку порядка и отчаянно желали друг другу интересного продолжения ночи.
– Посмотри, друг, какая ночь! – он сделал глубокий вдох. –  Эта ночь перемешивает чайной ложкой все чувства на блюдце души! Ах… Да! – Кос носился по тротуару, размахивая сигаретой, которая давно потухла, но он продолжал делать затяжки, не замечая этого. Сигарета была его талисманом. А я просто-напросто плелся рядом, смотрел и радовался тому, как он посвящает себя каждому сантиметру дороги. В пепельной футболке и шортах он сам казался мне пеплом, что когда-то развеяли по ветру. Я видел, как сильно он любит жизнь, как фанатично он хватается за каждый миг, как пытается удержать его, а когда понимает, что это невозможно, он огромными шагами скачет вперед, пытаясь обогнать его, при этом широко улыбаясь каждому встречному.
– И сейчас, прощаясь с тобой, я понял, как сильно буду скучать, – я отвел взгляд в безлюдную сторону.
– Ночь благословляет тебя на скитания в поисках, а я лишь говорю ее голосом. Иди же, – ответил он.
В моих глазах слезилась фраза: «Разговоры с тобой были самыми значимыми», но губы прошептали всего лишь «Прощай!»
Прости жизнь за бесконечность слов. И мы обязательно увидимся снова...
Тишина. Это всё, что мне сейчас нужно. Всего пару мгновений наедине с собой.
Маленький камешек уединения на грунтовой дороге моей жизни.


Глава тридцать первая

Когда человеку немного за двадцать, ему становится все равно на время после того, как солнце заходит за горизонт. Вот и мне сейчас все равно. Я иду по городу, смотрю под ноги и думаю о своем в истинных недрах. Это куда интереснее обычного разговора. Вот так копаться в себе, открывая то, чего ты раньше не находил и удивляться. Я бы вслух покопался в себе рядом с Ли. Счастье – это найти человека, с которым можно делиться мыслями, как с собой. С тобой...
Интересно, что бы она ответила? Она бы посмеялась надо мной, или продолжила мою мысль, сказав, что сама любит вот так пройтись по городу и разобраться в себе, ведь это необходимость. А мне сейчас просто необходимо ее присутствие.
Вот бы сделать напиток покрепче из мыслей о ней и навсегда с этим покончить одним огромным глотком.
Память. Я так часто оглядываюсь, но не могу с этим ничего поделать. Город опустел. Сопровождаемый криками чаек, словно горсткой ревущих душ, я, захлебываясь реками воспоминаний, брел в тишину по проспекту. И пусть. Пусть жизнь состоит из напоминаний о смерти. Пусть мы ничтожны. Но этот миг, все-таки, есть лучшее явление нас. И лучше того, что сейчас есть, просто быть не может. Жизнь периодически дарит нам удивительных людей, но часто мы теряем их из-за того, что не до конца осознаем их необходимость. Но существует ли эта необходимость помимо наших представлений об этом? Живет ли она самостоятельной жизнью взрослых вне нашего воображения?
За мной увязался кот, который шел следом для того, чтобы меня полюбить. Теперь он трется об ногу пушистой мордочкой. А я стараюсь пропустить через себя полночь. 
Остановившись у ее дома, я тихо проклинал все тротуары, ведущие к ней. Я чувствовал свой голос вибрирующих нервов. Я говорил себе: «Ты прост. Ты пуст. Ты нужен, но не здесь». Я говорил себе: «Однажды люди вымоют руки в твоем сострадании». И я отвечал: «Пусть. Пусть это разрушит меня, разобьет, и осколки разбросает по миру. Пусть. Так я буду повсюду. И каждый сможет коснуться меня. Каждый сможет коснуться меня. Каждый сможет коснуться меня, но больше не сможет задеть. Лишь слушай. Ты открыт. Ты – спонтанно вывернутая наизнанку душа без инстинкта самозащиты и не требующая взаимной любви. Ты был. Ты будешь. Но сейчас ты забыт. Иди же. Ночь проводит тебя до подъезда блаженного сна». И я, стиснув воспоминания, поплелся по тропам вечного одиночества жить дальше то, что люди называют своей жизнью, сопровождаемый душной ночью обещаний на завтра. 
Но она ждала меня у дверей и тихо обронила фразу:         
– Сегодня осколки вернутся. Осколки одной кометы…


Глава тридцать вторая

Ее присутствие накрыло окружающий мир волной второстепенности. Рядом с ней не нужно было притворяться и выдумывать что-то невероятное. Невероятным было наше знакомство и то, что она понимала меня. Она понимала, что время – это единственная по-настоящему ценная вещь, и нет необходимости тратить его на объяснения. Мы просто смотрели друг другу в глаза, а мир за нашими спинами в этот момент сбрасывал с себя ширму лести, неправды и многословности, оставляя нас наслаждаться подлинными красками взаимопонимания и любви. Любви, которой прежде я никогда не испытывал. Любви, которой требовалось молчание.
– Идем, – она взяла меня за руку и пальцы наши сплелись в вечный узел касания, – я знаю, что ты сегодня уедешь.
– Да, утром, – с  тревогой и сожалением произнес я.
– Осколки сегодня вернутся. Хм! Смотри! Уже началось, – Ли поднесла ладонь к небу. – Идем, скорее!
Я задрал голову, осматривая дом, и ускорил шаг, стиснув ее кисть в своей руке.
Она завела меня в подъезд, затем затолкала поцелуями в лифт и нажала на кнопку последнего этажа.
– Надеюсь, ты высоты не боишься, – заговорчески сказала она пока лифт поднимал нас все выше и выше.
– Да…Как бы…
– У тебя выбора нет, мой Тихий берег.
– Люблю тебя за то, что ты перебиваешь в нужный момент, – внезапно выпалил я. Она протиснула руку под футболку и больно ущипнула меня.
– Теперь по ступенькам.
Освещая себе путь экранами телефонов, мы аккуратно преодолели два пролета и толкнули дверь в небо.
Теперь позволь мне быть счастливым.


Глава тридцать третья

– Знаешь, я люблю слушать людей, – осматривая крышу отвлеченно произнесла она, – особенно, когда они что-то объясняют. Например, сегодня я слушала женщину, которая читала стихотворение Гумилёва «Жираф», а потом рассказывала немного про автора, историю написания, про какие-то идеи этого произведения, нюансы и т.п., и я в очередной раз была восхищена, поражена, удивлена тем, какой смысл может вложить человек в обычные вещи, и то, как мало мы понимаем, как поверхностно воспринимаем многое.
– Мы не так смотрим на многие вещи, обращая свое внимание на то, о чем даже думать не надо и не замечаем прекрасного в неинтересном, – я вспомнил слова Коса.
– Почему так? – сонорно спросила она.
На миг я был отвлечен ее голосом, но затем снова взял себя в руки.
– Думаю, из-за большого количества информации. Нет места для того, чтобы ты остановился и перестал замечать рекламу, машины, суету, шум. Просто остановился и начал смотреть на мир глазами своей души. Этого сегодня нам жутко недостает.
– Это необыкновенно.
– В том и дело, что обыкновенно, – ответил я. – Мы предписываем необыкновенность всему обыкновенному, и это ослепляет нас. К людям это тоже относится. Это заставляет думать, что свет некоторых людей, который так манит сегодня, будет так же манить нас завтра. А еще, – я заметил, как ее глаза вспыхнули интересом, – человек может изменить свой внутренний мир за полгода до неузнаваемости, но при этом оставаясь для нас таким же простым, балансируя каждый день над пропастью прошлого, чувствуя его холодок кожей своих лопаток. Именно поэтому я каждый день стараюсь узнать человека снова. Мало ли, вдруг он изменился, но решил не показывать это, а я, как и все остальные, буду говорить с ним о том же, о чем говорил все эти дни, когда сегодня он уже совсем не тот, каким был вчера. С людьми часто такое случается, но они предпочитают это скрывать. Для человека куда важнее перемены во внешнем облике. Мало кого волнует изменчивость внутреннего мира, ведь она незрима, оттого и не интересна для большинства.
– Мне очень интересно тебя слушать, – прошептала она, прильнув к моей руке.
Эта ночь пропитана странной магией, – подумал я. – Кажется, что её силуэт в темноте притягивает луч света, что исходит от меня. Как же я хочу остаться с ней. – Мысли эхом звенели в голове. Но голос Ли начал вытеснять их, заполняя собой вакуум нежности.
Обнимая её, я ощущал себя сахаром. И если бы на меня попала хоть капля воды – я непременно растворился бы.
Мы удобно расположились на прохладной горизонтали крыши, говорили свои слова и, затаив дыхание, смотрели на сгорающие в атмосфере осколки. Они появлялись внезапно и так же внезапно гасли. Они оставляли за собой полосы воспоминаний. Они были неожиданными, но меня не покидало чувство, будто они на небе – намного уместнее нас на земле. И тут меня осенило!
Теперь я понял.... Теперь я понял, что мы – осколки той самой кометы! Я понял это потому, что чувствую как мы сгораем. Мы сгораем, пытаясь чего-то достичь. Мы сгораем, пытаясь дойти до края земли и всех морей своего сознания. Мы сгораем, потому что жизнь несет нас с невероятной скоростью, а нам не за что ухватиться! Мы цепляемся друг за друга, но от этого сгораем еще быстрее. Почему другие не чувствуют этого? Мы смотрим в прошлое и видим лишь пепел, который покрывает наши воспоминания. С каждым днем эта пелена становится гуще, плотнее, и настанет день, поверь мне, настанет день, когда обернувшись мы ничего не увидим. И настанет день, когда это перестанет быть важным.
Я зарылся лицом в свежесть ее волос, плавно пробираясь поближе к бархату кожи и шепотом произнес:
– Обещай меня помнить.
Она провела ладонью по моей руке и слегка наклонилась. В ее глазах заблестел жемчуг слез, а губы застыли в ожидании поцелуя. Я провел по ним пальцами и аккуратно приподнял подбородок. Совершенство, виртуозно стискивающее кольцами присутствия мою обомлевшую душу. Какой ювелир способен выковать такую нежность линий? Я погружался в него, представляя себя отражением взаимности. Ли улыбнулась, почувствовав тепло незримых прикосновений. Затем пустила корни своих прохладных пальцев на сгиб моей шеи и прижала меня к себе в страстном поцелуе.
Кит моей слабости выбросился на берег. Волонтеры давно ушли по домам.
Она потянула меня за собой на пульсирующую поверхность крыши. Я провел ладонью по радуге ее ребер. Дыхание нас стало глубже. Ночь стала глубже. Мы тонули в обоюдности вдохов.
И осколки, завидуя, царапали спину неба.
Я чувствовал.


Глава тридцать четвертая

Крепко сжав ремни портфеля в кулаке, я два раза повернул ключ в замочной скважине, затем убрал связку в один из карманов. Сделал глубокий вдох и спустился к ожидавшей машине такси.
– На вокзал, пожалуйста, – я не узнал собственный голос.
Поставив портфель на соседнее сиденье, распутал узел наушников и включил музыку.

The 1975 – Robbers

Воспоминания хлынули водопадом. Затянули меня в водоворот образов. Силуэт. Касание руки. Событие. Часть чего-то значимого. Ночь одиночества. Рассвет моих чувств. Слова. Слова. Слова. Взаимность. Спасение. Правда. Дружба. Поцелуи. Крыша. Небо. Осколки одной кометы. Я… Она… Мы.
Я откинул голову и посмотрел в заднее стекло. Свет фонарных столбов монотонно обводил линии моего лица своими мягкими пальцами, я тихо прошептал последние фразы песни из начала чего-то большего в моей жизни.

you look so cool,
you look so cool,
you look so cool.

Все снова начало перемешиваться и сливаться в одну картину, на которой я оказался лишним. Вдруг вспомнил ее слова: «Мне абсолютно не важно, чем ты занимаешься. Улыбаешься, радуешься или грустишь – без разницы. Ты – мой тихий берег. Помни об этом и просто будь со мной. Будь со мной хотя бы мысленно. Я почувствую это, поверь». И я поверил. Теперь мне предстоит объяснить свою жизнь. Объяснить жизнь самому себе. Мне предстоит спасти себя путешествием. Ведь совсем неважно куда мы идем. В конечном итоге, любая дорога спасает. И однажды я вернусь сюда снова. Мы ведь всегда возвращаемся, верно?



Глава тридцать пятая

Я никогда тебя не покину… Я покинул тебя. Многоточие хранит в себе целую жизнь. Или ничего. Если и существует что-то более непостоянное, чем мы, то это наше совместное будущее. Та жизнь, в которой мы вместе, рядом и в любой момент можем коснуться друг друга.
Жизнь, события которой измеряются не километрами, преодоленными навстречу, а часами, минутами и секундами, проведенными рядом. Сложно себе представить ее. Сложно себе представить нас. Сложно поделиться сомнениями с другими. Другие не видят в нас волшебства. Другие ищут себя, только себя в нас. Себя одинаковых. А я просто пытаюсь сохранить что-то особенное для будущих поражений. Потому что чувствую сырую необходимость идти дальше. Не останавливаться. Вспоминать образ девушки, объятый золотом восходящего солнца на перекрестках вторжения мыслей.
Вспоминать. Вспоминать. Вспоминать…

Covenhoven – See You In The Spring





…всё.






Послесловие

Мое стремление, как автора, состояло в том, чтобы читатель узнал себя в этой книге. Чтобы читатель почувствовал то, что он не одинок. И я буду по-настоящему счастлив, если время покажет, что мне это удалось.
Я не знал, чем закончится эта история, как не знал, закончится ли она вообще. Мне пришлось много раз прерывать диктант языка, делать паузы, отвлекаться на жизнь. Ведь в определенный момент книга так сильно поглощает сознание, что наступает такой момент, когда перестаешь понимать, где реальная жизнь, а где вымысел. Со мной подобное происходило несколько раз. Странное чувство. Прежде совсем незнакомое. Новое. Но с ним я понял себя.
Я понял, что люди, которые меня окружают оказались намного интереснее вымышленных персонажей. Я понял, что в простых вещах всегда можно найти что-то особенное. Нужно лишь научиться всматриваться повнимательнее.
То обещание «замечать окружающий мир», которое главный герой повествования дал себе в первых главах книги я стараюсь сдерживать по сей день. Я стараюсь находить великое в ничтожно-неинтересном, полагаться на меньшинство. И я уверен, что каждого из нас ждет удивительная жизнь. Нужно лишь научиться замечать, видеть, чувствовать каждый момент. Ведь он особенный.
Живи и чувствуй.





Если вам понравилась книга, можете помочь мне ее издать, вот реквизиты:

Сбербанк России: 4276 4000 1883 7626
WebMoney: R175032213213
Киви-кошелек: +79269689950

Спасибо!