Глава 16 Полёт «майского жука»
Конец июня. Душная ночь.
Чёрный прямоугольник ночного неба в распахнутом окне. Воздух недвижим. Мерцающий свет монитора. На письменном столе настольная лампа со стеклянным колпаком матового стекла. Тишина.
Чёрный бархат ночного неба то и дело вбрасывает в комнату дрожащие нити пунктиров. Ночная летучая мелочь устремляется к источнику света, сулящему тепло. Комарики, какие-то крылатые козявки, мелкие и не очень, ночные бабочки - все летят на световое пятно.
Ползают, трепеща крылышками по тёплому абажуру. Но, им этого мало, под матовым стеклом главный источник тепла и света и, они устремляются к нему.
Более крупные и сильные, обжигая усики, лапки и крылышки, находят силы, успевают выбраться из-под колпака, и в панике бросаются назад - к открытому окну. Значительная часть жаждавших большего тепла и света, осыпается на стол. И, дрогнув в последних конвульсиях, затихают.
Но вот раздаётся солидное жужжание, и в комнату уверенно влетает майский жук. Без тени сомнения, он мчится к источнику света и со всего маху врезается головой в колпак лампы. Отлетает и падает спиной на полированную поверхность стола. Мгновение он лежит оглушённый, ошарашенный случившемся, затем начинает сучить лапками, пытаясь встать на них.
Ничего не получается!
Жук разламывает два маленьких, жёстких крыла, из-под них, веером, раскрываются большие полупрозрачные. Он начинает отчаянно жужжать, пытаясь взлететь, но ничего, кроме быстрого вращения, как у маленького детского волчка на полировке стола, у него не получается.
Я протягиваю к нему руку и подставляю палец. Шершавыми, колючими лапками, он цепляется за него. Встаю и несу его к окну, пока он, сложив крылья, ползёт к ногтю. На кончике пальца, жук вновь расправляет веер крыльев, «заводит мотор» и, бросается в ночь.
«Лети дурашка, надеюсь, ты усвоил урок?!» – думаю, следя какое-то время за светлой точкой, растворяющейся в темноте.
А разве у нас – людей всё не так?
После череды серых будней, после чёрной полосы в жизни, мы тоже ждём, надеемся, ищем света и тепла в человеческих отношениях. Зачастую принимаем ложный искусственный свет за то, чего мы так жаждали – любви, тепла в отношениях и понимания. Летим на него, разбиваем лбы, опаляем крылья и души. Кому-то везёт, им протягивают руку, подставляют плечо, и они летят дальше по жизни. Но, всем ли выпадает такая удача?
Я восстановился в институте и устроился на работу в сочинском «Торгмортрансе». Морской порт - место детства и юности не отпускал нас с братом, а мы и не сопротивлялись. Он работал матросом на прогулочных катерах, я на складах базы. Брату было проще, он мог выбирать работу, а у меня, студента-вечерника, была обязаловка – работать по будущему профилю.
Перед тем, как приступить к работе, я забежал к Светкиной матери. Передал ей конверт с письмом для Светки, новый адрес и зачем-то, домашний телефон. Моё очередное появление она встретила спокойно, вернее – равнодушно. Взяла конверт, сунула его в карман халата, сказав только:
- Хорошо, перешлю, - и, поспешила захлопнуть дверь квартиры.
Потянулись дни и недели ожидания ответного письма.
Утром я вскакивал по звону будильника, умывался, надевал свежевыглаженную рубашку, быстро завтракал, спрашивал маму о почте. Первое время она отвечала, что почта была, а письма для меня нет. Потом, через какое-то время, просто молчала в ответ на мой вопрос.
Затем, если мне везло, я дремал в душном автобусе минут сорок, пока ехал от Адлера до центра города. Если не удавалось сесть, то вцепившись в поручень, дремал стоя, раскачиваясь из стороны в сторону на поворотах старого серпантина сочинской дороги.
Работа в портовых складах имела свою специфику. База «Торгмортранса» снабжала круизные суда продуктами. И можно сказать: «Тогда, в те годы – это вам не сейчас».
В советское время, в курортный сезон, морской порт был всегда забит круизниками. От двух до трёх судов стояли в порту ежедневно. Тут тебе и новейший «Иван Франко», старый и огромный «Адмирал Нахимов», не менее старая «Победа», «Россия» и прочие пассажирские суда. Частенько заходили и «иностранцы» из Греции, Италии. Все они пополняли запасы продуктов, выпивки и прочего. У нас – грузчиков базы, работы было очень много.
Заканчивали погрузку продуктов на одном судне и шеф-повар по не писанным, но неукоснительно исполняемым законам выставлял на стол бутылку, нарезал колбасу, открывал «Боржоми». Нас четверо, и только мне после работы, надо мчаться на другой конец города в институт. Просил плеснуть мне в стакан не более пятидесяти грамм.
Специфика? Да, она проклятая, да ещё замешанная на нашем российском менталитете, который гласит: «Открытая бутылка на столе – должна быть прикончена до последней капли!». Ни тогда, ни сейчас, я этого не понимаю. Точно так же, как и не понимали многие в этом вопросе меня.
Мы грузили следующий пароход, и опять всё повторялось. И так изо дня в день. Отказываясь выпить со всеми, или выпивая чуть-чуть, я постепенно становился «белой вороной» на работе, а в институте на меня косились. На занятиях я выдерживал первую пару, а ближе к концу второй, просто засыпал от усталости и выпитой граммульки.
Дома, наблюдая за мной утром, мама всё больше и больше каменела лицом. Отец пока молчал, но я понимал, что терпение родителей на исходе. И всё это на фоне общей серости и безысходности.
Солнечный, любимый город, работа, учёба, всё представало в моих глазах серым, невзрачным и не важным. Шли месяцы, а Светка молчала, ни весточки! Почему?! За что?! Душила обида и всё остальное отходило на второй план.
В тот день мы закончили работу на час раньше, и я решил до занятий вновь заехать к Светкиной матери.
Когда открылась дверь, я даже слегка опешил - так сильно изменилась женщина всего за несколько месяцев. Одутловатое, лицо, всклокоченные волосы, засаленный халат, а когда она начала кричать на меня, пахнуло застарелым перегаром, как от мужика забулдыги.
- Что тебе ещё надо?! – Что ты шастаешь сюда? Что тебе ещё не понятно? – кричала она на меня, обдавая удушающим амбре, не давая мне и рта открыть. Выплеснув всё, она с грохотом захлопнула дверь.
- А что я должен понять?! – Что? – глупо конечно, но помнится, я тоже кричал в закрытую дверь.
С большим трудом, но я сдал экзамены и зачёты за семестр в институте, а на следующий день на работе, положил на стол начальнику заявление об увольнении по собственному желанию. Отработал две недели и уже из института забрал документы.
- Зачем же мучились, сдавали экзамены, - удивлённо спросила меня женщина в учебной части, протягивая бумаги.
- Дурак потому что, - ответил я ей, направляясь к выходу.
Когда дома поставил родителей перед свершившимся фактом, мать даже просияла, всплеснула руками.
- Слава тебе Господи! – Я уж и не чаяла, как тебя оттянуть от этой работы, так и спиться можно. – Посмотри на себя, одна кожа да кости остались.
Отец был проще.
- Ни работы, ни учёбы толком. – Полгода псу под хвост. – Аэропорт рядом, большой коллектив, будешь среди людей, устраивайся и работай. - У них и институты свои есть. – Всё лучше, чем среди торгашей отираться.
Не знаю, вспоминал ли отец потом про свои слова о полугоде, но это был мизер по сравнению с тем сроком, что я пустил по тому же адресу чуть позже.
До освобождения Светки оставалось менее двух лет.
Аэропорт, большой коллектив, тяжёлая, но хорошо оплачиваемая робота, которая мне очень нравилась. Нравилась до такой степени, что я через несколько месяцев поступил на заочное отделение профильного института. Всё складывалось хорошо.
Обида на молчание Светки затухала – жизнь брала своё. Вот в этот момент мне и показалось, что в конце «тёмного тоннеля» забрезжил свет. И я, как тот майский жук, полетел на него.
Неожиданно для всех - я женился.
Так бывает. Разве я одинок в подобном полёте? Уверен, что нет. Подобных «жуков» и «бабочек» полно среди нас. Далеко ходить за примерами не надо.
Родители, как правило, не лезли с поучениями в мою взрослую личную жизнь, но слова матери, а вернее – вопрос, врезался мне в память на всю жизнь: «На тебя что, затмение нашло?»
Полёт к свету, теплу в отношениях и пониманию, был очень короток - менее года. До рождения дочери. А потом «майский жук» со всего маху врезался в «абажур» холодного расчёта, эгоизма и совершенного непонимания. Слишком разными людьми мы оказались. Невольно вспоминались слова матери про «затмение».
Но был ребёнок – дочка. И «майский жук» работал, учился, молотил и молотил лапками, пытаясь всё же создать семью, жить хотя бы ради дочери. Так прошло целых шесть лет. Всё тщетно.
Потом пелена, или затмение, спала. Я вспомнил и понял, что мне, как и всем - жизнь даётся один раз, а дочь вырастет, сама разберётся и поймёт, кто прав, а кто виноват.
«Майскому жуку» повезло, ему протянули руку, подставили плечо, даже предложили переводом равнозначную работу в аэропорту «Пулково» города Ленинграда.
Оставляя всё, в том числе и любимый с детства город, в котором меня уже ничего, кроме близких мне людей, ни держало, я сделал резкий поворот в своей жизни.
Я не искал оправдания себе ни тогда, не ищу и сейчас. Часто доводилось вспоминать наш разговор со стариком-грузином, и мысленно продолжая его, я говорил: «Да, Гиви, я не выдержал экзамена устроенного мне Светкой, но ни тебе старче, и даже мне, не могло прийти в голову, что в этом «экзамене» её доля участия, была так мала. И, от этого запоздалого знания, во сто крат становилось обидней. Обидно было от бессилия, что-либо исправить, изменить».
Ведь мы с ней встретились, пусть и не через два года, но встретились.