Не знаю, как начать эти строки.
Я вроде бы никогда не испытывала такого, чтобы не знать, как начать. Представляешь, мам? Хотя нет, вру. Бывало такое. Но какое сейчас-то дело до этого, верно? Не стоит ворошить прошлое, но я всё же его всколыхну на мгновение.
У меня много слов, мам. Много чего накопилось в душе за эти годы, и оно желает вылезти наружу, прочь из этого бренного тела. Я чувствую, что меня буквально раздирает на части. А может… так оно и есть? Чего одна Аллка стоит, копаясь в моём мозгу, как в собственном, и обличая все мои пороки. Хотя и мозг-то у нас — на двоих. Забавно, да? А ты этого не знаешь. Ты не знаешь, мам, что происходит со мной. Не ведаешь совсем, что твоя дочь потихоньку превращается в конченного шизофреника, даже сидя в соседней комнате и смотря в мой — конечно, мой — кровный инструмент для работы и выхода в сеть. Ты не знаешь… И хочешь ли знать? Да и я не стремлюсь поговорить с тобой по душам: голоса в голове гораздо круче. Правда? Ах да, ты же не знаешь, каково это. И никогда не узнаешь. Счастливая.
Я слабая. Очень. В душе, правда. Но притворяюсь сильной — так же удобно. Может, что-то и проскальзывает наружу в виде горьких слёз обиды от сказанных тобою слов, но разве это — пустяк сущий, что вы, пффф — стоит тёмной и непроглядной тьмы моей души?
Мама, а я выросла, представляешь? Ты не заметила, как я повзрослела, а это случилось уже очень давно, когда четырёхлетняя я увидела своего маленького братика на руках у отца и увидела его чёрные спутанные волосики. С того момента я и узнала, что такое ответственность и взросление. Но даже сейчас, когда мне уже двадцать, ты не хочешь принять такого очевидного факта. Однажды ты уже заявила, что я всегда останусь для тебя ребёнком. Может, для родителей это всегда так, но не для моей бунтующей души, жаждущей равноправия. Как я понимаю Женьку Базарова! Этот извечный конфликт двух поколений: отцов и детей. Мы никогда не поймём друг друга.
Я бы поспорила с тобой. Сильно и горячо, с запалом, как я умею. Но голос разума — один из многих, звучащих в моей голове — говорит мне молчать. И выждать. Как змея подколодная. В тихом омуте черти водятся: вот это как раз про меня. Мне двадцать, и я пока что завишу от тебя с отцом лишь материально — без денег все мы ничто. Квартира с детства завещана мне бабкой, которой уже больше десяти лет нет со мной, она единственная открыто выражала свою любовь ко мне.
Нет, я не спорю, мам, ты любишь меня, конечно. Но твоя любовь губит меня. Однажды я всё выскажу, всё, что накопилось в душе. Но это будет потом. Сейчас же я выжидаю.
Прости, мам, если прочтёшь эти строки. Мне нужно было выговориться, и только серые листы бумаги готовы принять мои извилистые каракули и скудные капли слёз, размывающие строки.
Прости и пойми, пожалуйста.
Мам…
Ты только никому. Но Аллка — та ещё стерва.
Девушка с длинными светлыми волосами отодвинула от себя кипы исписанных листов. Дуновение острого и колючего ветра разбросало их по комнате, но блондинка быстро их поймала и, оглянувшись на дверь, подошла к тихо потрескивающему камину.
— Только ты и ветер будут знать мои мысли, — и девушка медленно, лист за листом, сжигала заветные бумажки. Рыжий огонь с чавканьем лизал их, оставляя лишь посеревшие клочья.
Ветер вновь резко дунул в открытое окно. Занавески задрожали, но мгновенно утихли, когда створки были с грохотом закрыты. Девушка, поёжившись, повернулась к незваной гостье и зажмурилась от яркого света лампы.
— Алиса, что за дела? Двадцать лет в одно место, а ведёт себя, как неразумный ребёнок.
Алиса горько улыбнулась и покорно встала.
Подколодная змея, режим онлайн. Аллка с вожделением потёрла призрачные ладошки.
27.08.2015