I.4.4. Монтень
Это раздел из книги, на которую получены авторские права:
Говсиевич Е.Р. "ФИЛОСОФОВЕДЕНИЕ (краткий курс)".
УДК 1(091)
ББК 87.3
Г 57
ISBN 978-5-91146-663-3
© Говсиевич Е. Р., 2011
Монтень (Франция, 1533-1592 гг.). Первооткрыватель жанра Эссе (Эссе – это попытка, проба, очерк, прозаическое сочинение небольшого объема и свободной композиции, выражающее индивидуальные впечатления и соображения по конкретному поводу или вопросу и заведомо не претендующее на определяющую или исчерпывающую трактовку предмета).
Монтень имел богатейший жизненный опыт: участвовал в военных походах, 12 лет был советником парламента города Бордо, четыре года был мэром Бордо, часто посещал Париж и бывал при королевском дворе, испытал превратности далеких путешествий, был ограблен, обманут, пережил пожар, чуму, смерть детей, а на склоне лет даже попал (в качестве заложника) в Бастилию. Последние 20 лет его терзала каменно-почечная болезнь, которая и явилась причиной его смерти.
Основное внимание Монтень уделяет проблеме поведения человека. Главной причиной человеческих действий он называет эгоизм, а основной чертой морали человека – стремление к счастью. Также как Эпикур, Сенека и Плутарх Монтень убежден, что человек существует не для того, чтобы создавать себе нравственные идеалы и стараться к ним приблизиться, а для того, чтобы быть счастливым.
Воспитание должно способствовать развитию всех сторон личности. Цель воспитания не в том, чтобы сделать из ребенка специалиста – юриста, доктора и пр., а прежде всего человека вообще, с развитым умом, твердой волей и благородным характером.
Исходный пункт мировоззрения – скептицизм. Монтень считал, что философствовать – значит сомневаться. Подвергал сомнению средневековую схоластику, догматы католической церкви. В борьбе против Отцов церкви Августина, Аквинского и др. провозглашал право человека на сомнение. Постоянный вопрос Монтеня: «Что я знаю?»
Его отношение к познанию: «В начале всяческой философии лежит удивление, ее развитием является исследование, ее концом – незнание».
Счастье и смысл жизни Монтень находил в поисках истины. Отвергал учение о бессмертии души и выступал за антирелигиозную мораль Эпикура. Воззрение Монтеня оказало огромное влияние на Вольтера и энциклопедистов. Разоблачал суетность людей и бесполезность человеческого разума, опираясь в этих вопросах на стоицизм.
Основное сочинение Монтеня – «Опыты» (1580 г.), которое он создавал более 20 лет, состоит из трех книг, включающих 107 глав (в некоторых изданиях представлено всего лишь 24 главы).
В XVII в. влияние его идей было таким, что Людовик XIV в 1670 г. запретил печатание «Опытов», а Папа в 1676 г. проклял их.
Предметом своих писаний он избрал самого себя. Книга поражает хаотичностью, смысловой разбросанностью, количеством цитат. Монтень никогда не исправлял написанного ранее, не вводил в текст позже появившиеся мысли. Ему было легче заново написать какой-либо раздел.
Идеи Монтеня, изложенные им в «Опытах», являются крайне интересными и не утратили свою актуальность и по сей день.
Книга I. Глава «О педантизме»: «Надо стараться выяснить – не кто знает больше (вширь), а кто знает лучше (вглубь). Наша ученость состоит только в том, что мы знаем в это мгновение, наши прошлые знания, а тем более будущие, тут не причем. Мы берем на хранение чужие мысли и знания, и наша задача состоит в том, чтобы сделать их собственными».
Книга I. Глава «О воспитании детей»: «Учитель должен спрашивать с ученика смысл, самую суть урока. Знать наизусть еще вовсе не значит знать: это – только держать в памяти то, что ей дали на хранение. А тем, что знаешь по-настоящему, ты вправе распорядиться, не оглядываясь на хозяина, не заглядывая в книгу. Ученость чисто книжного происхождения – жалкая ученость! Она украшение, но не фундамент».
Книга I. Глава «Об уединении»: «Сократ говорил, что юношам подобает учиться, взрослым – упражняться в добрых делах, старикам отстраняться от всяких дел и жить по своему усмотрению».
Книга I. Глава «О Демокрите и Гераклите»: «Демокрит и Гераклит – два философа, из коих первый, считая судьбу человека ничтожной и смешной, появлялся на людях не иначе как с насмешливым и смеющимся лицом. Напротив, Гераклит, у которого тот же удел человеческий вызывал жалость и сострадание, постоянно ходил с печальным лицом и полными слез глазами. Настроение первого мне нравится больше не потому, что смеяться приятнее, чем плакать, а потому, что в нем больше презрения к людям, и оно сильнее осуждает нас, чем настроение второго, а мне кажется, что нет такого презрения, которого бы мы не заслуживали. Жалость и сострадание всегда связаны с некоторым уважением к тому, что вызывает их. К тому же, над чем смеются, не придают никакой цены. Диоген также не ставил нас ни во что, презирал общество, считая нас не способными ни к добру, ни ко злу».
Книга I. Глава «О возрасте»: «К двадцати годам душа человека созревает и раскрывает все свои возможности. Если до этого возраста душа человеческая не выказала своих сил, то она никогда этого не сделает. Гораздо больше прекрасных деяний человечества совершалось до тридцатилетнего возраста, чем позднее».
Книга II. Глава «О пьянстве»: «В состязании на то, кто больше выпьет, пальма первенства досталась Сократу. Платон запрещал детям пить вино до восемнадцатилетнего возраста и запрещал напиваться ранее сорока лет. Тем, кому исполнилось сорок лет, он предписывал наслаждаться вином вволю, т. к. это возвращает старцам юность и веселье».
Книга II. Глава «Об упражнении»: «Нет описания более трудного, чем описание самого себя, но в то же время нет описания более полезного. Надо быть точным в показаниях о себе. Говорить о себе хуже, чем ты есть на деле, – не скромность, а глупость и малодушие. Истина никогда не покоится на лжи. Говорить о себе лучше, чем ты есть на деле, – тщеславие, глупость, самодовольство и себялюбие».
Книга II. Глава «О родительской любви»: «Обратная любовь детей не так сильна. Кто делает добро, совершает прекрасный и благородный поступок, а тот, кто принимает добро, делает только нечто полезное, полезное же гораздо менее достойно любви, чем благородное. Мы больше ценим те вещи, которые достались нам дорогой ценой, и давать труднее, чем брать. Любовь к детям должна появляться и расти по мере того, как мы узнаем их и тогда, если они этого заслуживают, развивается настоящая родительская любовь. Если же они не заслуживают этого, то мы должны судить о них, всегда обращаясь к разуму и подавлять естественное влечение.
Мы должны урезывать наши блага в их пользу, ибо для этого мы породили их на свет. Но жалок отец, если любовь детей к нему зависит, лишь от того, что они нуждаются в его помощи. Следует внушать уважение своими добродетелями и рассудительностью. А любовь – добротой и мягкостью. Если мы хотим, чтобы наши дети нас любили, то нам надо сделать для них все, что в нашей власти. Поэтому не следует рано жениться, дабы не получилось, что наш возраст близок к возрасту наших детей. Платон требует, чтобы женились не ранее тридцати лет.
Считаю, что если дети дадут повод, то можно взять назад уступленные детям права. Я предоставил бы детям пользоваться моим домом и поместьями, но с правом отказать им в этом, если они дадут повод.
Я бы попытался в сердечных беседах внушить моим детям искреннюю дружбу и неподдельную любовь к себе, чего не трудно добиться, когда имеешь дело с добрым существом, если же они подобны диким зверям, их надо ненавидеть и бежать от них. Я скорее предпочел бы, чтобы меня любили, чем боялись».
Книга II. Глава «О книгах»: «Если при чтении я натыкаюсь на какие-нибудь трудности, я не бьюсь над разрешением их, а, попытавшись разок-другой с ними справиться, прохожу мимо. Если какая-нибудь книга меня раздражает, я выбираю другую. К числу книг просто занимательных я отношу «Декамерон» Бокаччо и Рабле. В поэзии на первых местах Вергилий, Лукреций, Катулл и Гораций. Теренций выше Плавта. Среди прозаиков выделю Плутарха и Сенеку. Плутарх более единообразен и постоянен. Сенека более изменчив и гибок. Первый придерживается взглядов Платона, терпимых и подходящих для гражданского общества. Второй – сторонник стоических и эпикурейских воззрений, значительно менее удобных для общества, но более пригодных для отдельного человека. Писания Сенеки пленяют живостью и остроумием, писания Плутарха – содержательностью. И если мои склонности влекут меня к воспроизведению стиля Сенеки, то это не препятствует мне гораздо выше ценить стиль Плутарха. Что касается Цицерона, то я держусь мнения, что, кроме учености, в нем не было ничего особенно выдающегося. Нет большой беды в том, чтобы писать плохие стихи, но то, что он не понимал, насколько они недостойны славы его имени, свидетельствует о недостатке ума».
Книга II. Глава «О жестокости»: «Эпикур питался только черным хлебом с водой и просил прислать немного сыра на случай, если он захочет устроить роскошный обед».
Книга II. Глава «О самомнении»: «Я немного ниже среднего роста. Этот недостаток не только вредит красоте человека, но и создает неудобства для тех, кому суждено быть военачальниками и вообще занимать высокие должности. Аристотель считал, что люди низкого роста могут быть очень миловидными, но красивыми они никогда не бывают, в человеке большого роста мы видим большую душу, как в большом, рослом теле – настоящую красоту».
Книга II. Глава «Об изобличении во лжи»: «Отцовская одежда и кольцо тем дороже детям, чем сильнее они любили своего отца (Августин)».
Книга II. Глава «В защиту Сенеки и Плутарха»: «Согласно понятиям спартанцев, ничто не могло затронуть их честь в большей степени, чем воровство. Плутарх рассказывает об одном спартанском мальчике, который, спрятав у себя под платьем украденную лисичку, предпочел, чтобы она прогрызла ему живот, лишь бы не сознаться в краже».
Французский историк Боден считал, что Плутарх добросовестен, когда сравнивает греков с греками, а римлян с римлянами. При сравнении греков с римлянами он симпатизирует грекам. Монтень отрицал этот упрек.
Книга II. Глава «О трех истинно хороших женщинах»:
1. У Плиния-мл. был сосед, который страдал от гнойных язв. Его жена поняла, что надежды на выздоровление нет и лучшее средство – покончить с собой. У мужа не хватало духу, и жена сказала, что она уйдет из жизни вместе с ним. Она решила, что они выбросятся в море из окна своего дома. Она захотела, чтобы он умер в ее объятьях. Однако боясь, чтобы руки его не ослабели и не разомкнулись, она привязала себя к нему и рассталась с жизнью ради того, чтобы положить конец страданиям своего мужа.
2. Мужа Аррии – римского консула Цецина Пета – император Клавдий за участие в заговоре приговорил к смерти. Он должен был лишить сам себя жизни, но ему не хватало мужества. Аррия выхватила кинжал, который носил при себе муж, и сказала: «Сделай вот так». В тот же миг она нанесла себе смертельный удар в живот и, выдернув кинжал из раны, подала его мужу со словами: «Пет, это вовсе не больно, и я страдаю не от этой раны, а от той, которую ты нанесешь себе». Пет, не раздумывая, убил себя тем же кинжалом.
3. Император Нерон приговорил своего учителя Сенеку к смерти. Помпея Паулина, принадлежавшая к знатному римскому роду, вышла замуж за Сенеку, когда он был уже очень стар. Она очень его любила и решила окончить жизнь вместе с мужем. Они одновременно вскрыли вены на руках, но у Сенеки они были сужены из-за возраста и он приказал, чтобы ему перерезали вены на ногах. Так как это тоже не принесло ему немедленной смерти, он попросил своего врача дать ему яд. Однако тело его до такой степени окоченело, что яд не подействовал. Его погрузили в горячую ванну, где он почувствовал, что конец близок. Нерон, опасаясь гибели Паулины, приказал срочно перевязать ей раны. Она в это время была наполовину мертва и вопреки своему намерению она осталась жива и в дальнейшем вела жизнь, достойную ее добродетели».
Книга II. Глава «О трех самых выдающихся людях»: Тремя самыми выдающимися людьми Монтень считал: Гомера, А.Македонского и Эпаминонда (418-362 гг. до н. э., фиванского полководца, государственного деятеля и освободителя Фив от спартанского владычества (принадлежал к пифагорейской школе).
Книга II. Глава «О сходстве детей с родителями»: «В Египте существовал закон, по которому врач брался за лечение больного с условием, что в течение первых трех дней болезни сам больной отвечал за все, что могло с ним приключиться, по происшествии же трех дней за все отвечал уже врач».
Книга III. Глава «О трех видах общения»: «Существует три вида общения: с другом, женщиной и книгой. Последнее уступает двум первым видам общения в ряде преимуществ, но за него говорит его постоянство и легкость, с которой можно его поддерживать. Я общаюсь с ними всегда и везде. Они утешают меня в мои старые годы и в моем уединенном существовании, дают возможность избавляться от неприятного общества, смягчают приступы физической боли. Я наслаждаюсь книгами, как скупцы своими сокровищами. Я никогда не пускаюсь в путь, не захватив с собою книг. Нет слов, чтобы высказать, насколько я отдыхаю и успокаиваюсь при мысли о том, что книги всегда со мной, чтобы доставить мне удовольствие и сознавать насколько они помогают мне жить. В моей библиотеке расставлены пятиярусные книжные полки и куда бы я ни взглянул, отовсюду смотрят на меня мои книги. Это мое пристанище. Но не бывает добра без худа – у книг есть свои недостатки: читая, мы упражняем душу, но не тело, которое во время чтения пребывает в бездействии, расслабляется и поникает».
Книга III. Глава «О стихах Вергилия»: «Удачный брак, если он вообще существует, отвергает любовь и все ей сопутствующее, он старается возместить ее дружбой. Это – не что иное, как приятное совместное проживание в течение всей жизни, полное устойчивости, доверия, взаимных услуг и обязанностей. Ни одна женщина, которой брак пришелся по вкусу, не пожелала бы поменяться с любовницей или подругою своего мужа. Если он привязан к ней как к жене, то чувство это гораздо почетнее и гораздо прочнее.
Платон говорил, что, если женщины сдаются с легкостью и поспешностью, не оказывая сопротивления, – это свидетельствует об их жадности к наслаждению. Распределяя свои дары умеренно и последовательно, они гораздо успешнее распаляют наши желания и прячут свои.
Самое большое уродство – это красота поддельная и достигнутая насилием над природой. Откровенное уродство не так уродливо и откровенная старость не так стара, как они же, нарумяненные и молодящиеся».
Книга III. Глава «О суетности»: «Узнав, до чего я ленив и своенравен, всякий легко поверит, что я охотнее продиктую еще столько же опытов, лишь бы не закабалять себя пересмотром этих ради внесения в них мелочных исправлений.
Постоянное пребывание вместе не доставляет того удовольствия, какое испытываешь, то разлучаясь, то снова встречаясь. Эти перерывы наполняют меня обновленной любовью».
Книга III. Глава «Об опыте»: «Нет стремления более естественного, чем стремление к знанию. Когда нам недостает способности мыслить, мы используем жизненный Опыт. Пытливости нашей нет конца: конец на том свете. Удовлетворенность ума – признак его ограниченности или усталости. Пища его – изумление перед миром, погоня за неизвестным.
Платон считал, что злоупотребление сном более пагубно, чем злоупотребление вином, а также что звать на пиры певцов и музыкантов – обычай простонародья, не способного вести занимательной беседы.
Эпикур считал, что важно не столько то, какую пищу ты вкушаешь, сколько то, с кем ты ее вкушаешь.
Один из семи мудрецов Хилон не обещал, что придет на пир, пока ему не становилось известно, кто будут другие сотрапезники.
Считалось, что подлинный пир предполагает общество людей привлекательной внешности, умеющих приятно побеседовать, не молчаливых, но и не болтливых, отменно приготовленную вкусную пищу, красивое убранство помещения, погожее время.
Древние не обедали среди дня и тем не прерывали его, а основательно принимали пищу под вечер, когда наступало время отдыха.
Аристипп (ученик Сократа, основатель киренской школы) выступал лишь в защиту плоти, словно у нас нет души, Зенон (основатель школы стоиков) считался только с душой, словно мы бестелесны. И оба ошиблись.
Говорят, что Пифагор предавался лишь созерцательной философии, Сократ учил только о нравственности и поведении человека, Платон нашел некий средний путь между этими крайностями. Истинный путь обрел Сократ, Платон же в гораздо большей степени последователь Сократа, чем Пифагора».
"Существует три вида общения: с другом, женщиной и книгой. Последнее уступает двум первым видам общения в ряде преимуществ, но за него говорит его постоянство и легкость, с которой можно его поддерживать. Я общаюсь с ними всегда и везде. Они утешают меня в мои старые годы и в моем уединенном существовании, дают возможность избавляться от неприятного общества, смягчают приступы физической боли. Я наслаждаюсь книгами, как скупцы своими сокровищами. Я никогда не пускаюсь в путь, не захватив с собою книг. Нет слов, чтобы высказать, насколько я отдыхаю и успокаиваюсь при мысли о том, что книги всегда со мной, чтобы доставить мне удовольствие и сознавать насколько, они помогают мне жить. У книг есть свои недостатки: читая, мы упражняем душу, но не тело, которое во время чтения пребывает в бездействии, расслабляется и поникает".
"Воспитание должно способствовать развитию всех сторон личности. Цель воспитания не в том, чтобы сделать из ребенка специалиста – юриста, доктора и прочее, а прежде всего, человека вообще, с развитым умом, твердой волей и благородным характером".
"Если при чтении я натыкаюсь на какие-нибудь трудности, я не бьюсь над разрешением их, а, попытавшись разок-другой с ними справиться, прохожу мимо. Если какая-нибудь книга меня раздражает, я выбираю другую".
"Нет стремления более естественного, чем стремление к знанию. Когда нам недостает способности мыслить, мы используем жизненный опыт. Пытливости нашей нет конца: конец на том свете. Удовлетворенность ума – признак его ограниченности или усталости. Пища его – изумление перед миром, погоня за неизвестным".
Учитель должен спрашивать с ученика смысл, самую суть урока. Знать наизусть еще вовсе не значит знать. Это – только держать в памяти то, что ей дали на хранение. А тем, что знаешь по-настоящему, ты вправе распорядиться, не оглядываясь на хозяина, не заглядывая в книгу. Ученость чисто книжного происхождения – жалкая ученость! Она украшение, но не фундамент.
"Надо стараться выяснить – не кто знает больше (вширь), а кто знает лучше (вглубь). Наша ученость состоит только в том, что мы знаем в это мгновение; наши прошлые знания, а тем более будущие, тут не причем. Мы берем на хранение чужие мысли и знания, и наша задача состоит в том, чтобы сделать их собственными".
"Если можно быть ученым чужою ученостью, то мудрыми мы можем быть лишь собственной мудростью".
"К двадцати годам душа человека созревает и раскрывает все свои возможности. Если до этого возраста душа человеческая не выказала своих сил, то она никогда этого не сделает. Гораздо больше прекрасных деяний человечества совершалось до тридцатилетнего возраста, чем позднее".
Нищете материальной нетрудно помочь, нищете духовной – невозможно.
"В начале всяческой философии лежит удивление, ее развитием является исследование, ее концом – незнание".
"Сила сильна, но доброта сильнее".
"Жалок отец, если любовь детей к нему зависит, лишь от того, что они нуждаются в его помощи".
"Любовь к детям должна появляться и расти по мере того, как мы узнаем их и тогда, если они этого заслуживают, развивается настоящая родительская любовь. Если же они не заслуживают этого, то мы должны судить о них, всегда обращаясь к разуму и подавлять естественное влечение".
"Я предоставил бы детям пользоваться моим домом и поместьями, но с правом отказать им в этом, если они дадут повод.
"Я бы попытался в сердечных беседах внушить моим детям искреннюю дружбу и неподдельную любовь к себе, чего не трудно добиться, когда имеешь дело с добрым существом. Если же они подобны диким зверям, их надо ненавидеть и бежать от них.
Я скорее предпочел бы, чтобы меня любили, чем боялись".
"Ни одна женщина, которой брак пришелся по вкусу, не пожелала бы поменяться с любовницей или подругою своего мужа. Если он привязан к ней как к жене, то чувство это гораздо почетнее и гораздо прочнее".
"Я ценю дружбу, не боящуюся резких и решительных слов, так же как и любовь, которая может кусаться и царапаться до крови".
Фото из интернета