Я и Тихун (его имя напоминало болезнь) тащились по асфальтовой, культурной дороге (даже с деревьями рядом, у которых листы обратной стороной мерцали как серебряные). Дорога воротила в пьяный двор, я его знал, он был моей сценой. Тихун ниже меня на полголовы (мой рост 180 см), топал за мной, башмаками громко и широко бабахая об асфальт. Показывал, что не боится.
-« Тихун, хватит уже!» - сказал я.
-« А чё?» - ответ.
-« Иди нормально, все знают кто ты. Хочешь изменений, в морду дай любителю свободной любви, когда один из них будет тебя трясти. А не смотри на меня просящим взглядом помочь» - зло правду болтал я. Достал он меня, как деньги рубить за свои стихи: «Лун, пошли со мной» (так сокращённо меня называют)
-« А я и так дам» - сказал Тихун, плюнул жвачку, но зашагал тише.
Мы вошли в «мышатник»- кусок района, где я часто читаю стихи за деньги. Тихун тоже читает, но тихо. Читал бы он громко и не сутулился, ему никто бы слова не говорил. Но он боялся, и это было видно. Я сам боялся, но понты – второе счастье. Я одевался в военную куртку Хиппи ( правильно - «м-65» вроде), узкие синие джинсы, как столбы ровно сидевшие на ногах, и говнодавы на лапах( коричневые, короткие говнодавы, с толстющей шнуровкой и подошвой толстющей, хоть по снегу рули). Тихун… ой… видно раздобыл старых книжек про поэтов. Широкие вельветовые штаны, красивое шерстяное в квадраты и полоски полупальто, коричнево-красное, и подтяжки на штанах. Это очень красивый стиль, если ты в нём уверен. Но Тихун сутулился и глядел по сторонам дёргано. Ему бы выпрямиться, руки в карманы сунуть, а голову задрать. Тогда было бы круто.
Ладно, вот и «мышатник» (место пьяной свободной любви, секс на лавке и под лавкой, и море выпивки). Я всегда оттуда пьяный тащился. И всегда боялся в него ходить.
-« Лун, стой!» - девчачий голос, что я знал. Дорогу мне преградила Пеппи, девчонка 16-ти лет, вечно пьяная, всеми ЛюБиМая и красивая. Думала, что она навечно молода.
-« Чё?!» - нагло я. Тут нельзя по-другому.
- « Прочти стих и подари»- промямлила пьяная Пеппи.
-« Мгу,…а деньги есть?»- спросил я в её мутные глаза.
- « Я заплачу» - шепнула Пеппи, якобы сексуально по её мнению. Она расстегнула куртку, а потом кофту на замке. Из кофты вывалились сиськи, красивые, торчащие. Вы подумали - парень врёт, 18 лет, полуголая девчуха… Я смотрел на её сиськи, от холодного ветра соски встали торчком.
-« Ну» - ежившись, сказала Пеппи - «пошли на стройку, ветер».
Тихун вылупил все глаза. У него девчонки ещё ни разу не было. Я свою девственность бросил в пятнадцать, с подругой старшей сестры.
-« Застегнись, застудишь то, что ещё не отросло» - сказал я и пошёл дальше. Тихун поплёлся за мной, и всё оглядывался на Пеппи. Молния вжик, кофта застёгнута.
-« Гандон» - услышал я за спиной. Я резко развернулся и пошёл быстро к Пеппи. Подойдя вплотную, я сказал ей в лицо: « Повтори, чё вякнула».
-« Ничё»- надулась Пеппи и стала смотреть в сторону.
- « Ещё раз рот откроешь, знаешь, чё я тебе туда засуну?» сказал я.
-« Ну, я и говорю, пошли на стройку» - якобы удивлённо расширила и так круглые глаза Пеппи.
Нашёл я, чем Пеппи напугать… Я снова резко развернулся, и мы с Тихуном быстро удалялись от Пеппи. Тихун спросил чего это я. Я молчал. Не хотелось признаваться, что просто кривлялся перед Пеппи: «смотри какой я крутой, мне не до этого».
Мы вошли на пустырь за гаражами. По «мышатнику» всюду сновали крысы, чуть не по ботинкам бегали. На пустыре уже расселась на земле пьяная ребятня. А толстяк Ди-Ди важно вещал свои вонючие стихи с какого-то большого пня. Успел придти раньше нас. В толпе я увидел Пеппи, видимо она знала короткий ход сюда. «Мышатник» - её дом. Толстяк Ди-Ди читал долго, он любил внимание к себе. Наконец-то он объявил, что читает последний стих. Стих был про пустыню, колодец и розу. В этом стихе он тонко намекал что роза – это он. А всякая людская масса приходит пить из колодца, а розу все забывают полить. Во как...Толстяк Ди-Ди очень любил показать какая у него несчастная жизнь, и трагичней его на свете нет. Он закончил читать, я растопырил пальцы на ладонях, и стал ими хлопать как умственно отсталый и говорил: « Браво! Браво! Очень грустно, очень!». Ди-Ди сделал вид, что не замечает таких придурков как я. Он собрал с толпы деньги, выпивку, всем улыбался и говорил спасибо. Потом забрал пару пьяных толстых баб, с которыми мало кто хотел свободной любви, и удалился.
-« Привет!» - заорал я в толпу, и повис на ветке большого дерева.- «Тихун начнёт читать. Тихун, давай!».
Тихун начал читать. Из толпы орали что неслышно. Тихун откашлялся и стал читать погромче. Мы не читали много стихов, чаще всего по три. Тихун закончил, ребятня стала совать ему деньги, выпивку, девчонки (без денег) стали целовать его взасос по очереди. Он мог потребовать от них и больше, хотя бы их потрогать. Ну, Тихун, есть Тихун. А один чувак сказал: « Это не сносит мозги, я платить не буду».
Я разозлился, я видел, как он отдавал Ди-Ди бабки за его выпендрёстые стихи. Тихун стал растерянно смотреть на меня. Теперь меня взбесил и Тихун.
-« Ну, чё ты, Тихун? Разбей ему рожу!» - смотрел я на Тихуна. А он опустил глаза в землю. Тишина росла. Через пару секунд нашлись бы ещё любители халявы, и стали бы требовать плату обратно. Я взял у Тихуна подаренную за стихи бутылку, хлебнул из неё мощный глоток пойла, и резко пошёл к чуваку, таща бутылку за горло. Рожа у чувака была сильно пропита.
-« На рожу свою посмотри. В твоей булькающей башке сносить уже давно нечего» - сказал я –« Если ещё кто считает как он, то мы с Тихуном уходим».
-« Нет, Лун. Тихун сносит нормально. Давай ты читай» - услышал я голос Пеппи. «Читай, Читай…»: присоединились остальные.
Я посмотрел на Пеппи, она улыбалась. Потом расстегнула кофту до груди, и, сквозь кофту, сжала в ладонях свои сиськи. Я засмеялся и стал читать:
«Не досчитав звёзды»
На стене дома написано LOVE.
Я в ботинках заплёлся, звёзды не досчитав.
У пекарни бугай молотит колосья.
Лунатики режут друг другу волосья.
Портняжка сошьёт из них лоскутный мешок.
Полицейский в нём лунатиков в участок поволок.
Я залез на окошко, снова звёзды считать.
Лунатики плачут в участке, заставляют там спать.
Потом я прочёл ещё два стиха, и постоянно хлебал из бутылки Тихуна. Закончилось всё мирно, больше никто не орал, что недоволен. Три девчонки, без денег, дали мне ещё запечатанную бутылку выпивки (знали, что целоваться со мной не прокатит). Остальные дали деньги, по 5 единиц с каждого. А Пеппи подошла и улыбалась.
-« Пошли на стройку» - сказал я Тихуну и Пеппи. По дороге туда, мы по очереди пили из горла и морщились. В башке моей поселился кайф, и там метался. Мне захотелось сотворить чё-нибудь эдакое. Я смотрел на Пеппи, у неё было абсолютно круглое лицо, маленький рот бантиком с губами пухлее моих (тоже был почти круглый). Ещё вздёрнутый нос, рыжие кудрявые волосы, стриженные под короткое каре, и круглые голубые глаза (словно она всегда удивлялась). Кудряхи здорово выручали её круглую от природы физиономию, и торчали в разные стороны. Я схватил Пеппи за кудряшки, пошёл быстрее и тянул её за волосы за собой. Она согнулась и орала: «ААААА, пусти Лун». Я разжал кулак с её волосами. Она надула губы, рот стал совсем круглый, и обиженно сказала: «Чего ты делаешь? Мне больно». Действительно, что я делаю? Мне стало её так жалко. Я поцеловал её в круглый рот (совершенно забыв, сколько мужского мытого и не очень там бывало), достал из кармана мятый лист со стихом, и отдал ей.
- « Это тебе» - сказал я.
Пеппи заулыбалась, я обнял её за хрупкие плечи. То, что у неё морда круглая, не значит что и она вся круглая. Пеппи была стройной. И мы пошли на стройку.