- Так, надо переодеться. Опилки и грязь это не для этой одежды.
- Руки начали перебирать одежду на вешалке.
- Так, плащ, дождевик, а это... это..
- Рука коснулась жесткого брезента штормовки.
- Та самая. Висит, с тех пор висит.
Открытую дверь пронесся шепот:
- Что созрел? Готов надеть? Значит, решил проблему?
Я выглянул за дверь. Теплый ветерок собирался вить в кроне яблони гнездо. Яблоня игриво хихикала, как девушка от любовной щекотки. Сорока, сидя на ветке, склонила голову на бок и разглядывала меня любопытным черным глазом:
- Показалось.
- Ш-ш-ш, думаешь п-п-оказалос-с-сь? Не ищ-щ-и. П-п-рост-т-то с-с-слуш-ш-шай. Реш-ш-ил проблему?
- Нет, не решил.
- А, ты примерь. Примерь штормовку. Может быть поможет.
Шепот уже просто звучал в голове голубовато-розовыми всплесками света.
Штормовка налезла с трудом:
- Ну не может так быть. Я уже давно не расту. А, ощущение что руки стали длиннее. А, это плечи стали шире. Пуговицы застегиваются с трудом. И это не грудь стала шире, а то, что чуть ниже груди. Пора снимать. В этом не поработаешь.
- Сдался! Наконец- то. Гордец. Двадцать пять лет размышлял. И что придумал? Пшик!
- Радостно зашептали розово-голубые всполохи.
- Что, думаешь, в этой неудобной одежде, я все-таки смогу найти решение?
- Попробуй!
- А, и попробую.
Я сел на свою бревенчатую лавочку за стол на веранде бани. Сорока перескочила с ветки яблоню на бочку и продолжала меня изучать.
Я посмотрел на нее:
- Контролируешь?
- Ч-ч-т, ч-ч-т, ч-ч-т.
- Сорока возмущенно затрещала.
- Ты смотри, тут коты бродят. Опытные коты, они и не таких птиц ловили.
- Чт-чт-чт, чт-чт, ч-т.
- Сорока насмешливо и раскатисто засмеялась.
- Ладно, мое дело предупредить.
Я закрыл глаза. Картинки закрутились отрывочно.
Утро. Пора на работу. Радио. Передают обращение ГКЧП. Понятно. А, что нам вещает внутренний голос? А он вещает:
- Спокойно, все обойдется, иди брейся.
- А, если не обойдется?
- Ты, когда успел стать паникером?
- Я не паникер.
- Тогда бриться и завтракать.
Скребу лицо. Под лезвием безопасной бритвы скрепит кожа и утренняя щетина. Дверь в ванную открывается, испуганное лицо жены:
- Ты слышал? В стране переворот!
- Слышал.
- Ты что не понимаешь? В стане переворот. Что с нами будет?
- Спокойно! Отставить панику. Сейчас позавтракаем и я в горсовет.
Через зеркало смотрю на жену. Глаза испуганные, лицо расстроенное.
Так, черный галстук, серый пиджак. В нем не страшно. Это моя шкура немейского льва после 87-го.
В горсовете бестолковщина. Все говорят серьезными голосами, ни кто не знает что предпринять. Женька Пашенков, привычно сгорбленный в толстых очках. У него в руках нарисованный плакат "Нет ГКЧП!" Скорбным голосом он завет всех на пикет. Выходим на пикет. Ощущаю бессмысленность происходящего. Но умные мысли смяты и растоптаны, тем, что все всё понимают. К нам почти бежит Сережа Мартьянов:
- Ермаков, кончай заниматься ерундой! Едим туда! Ты что боишься?
- Нет, не боюсь.
- Тогда через час на остановке четырехсотого.
- А, чего не сейчас.
- Иди, переоденься!
- Во что?
- Ты собираешься баррикады строить в костюме? У тебя штормовка есть?
- Есть.
- Переодевайся и через час на остановке. Не забудь депутатское удостоверение с собой взять. А, то оставишь в пиджаке.
- Через час садимся в автобус
Стоп, стоп. А, когда я взял с собой ручной мегафон? 19-того или позже? Не помню.
Народу в автобусе немного. Не доезжая речного вокзала, видим на обочине бронетехнику. Вроде все серьезно, но внутренний голос, как кот на окне, спокойно дрыхнет. Сергей говорит:
- На метро, до Краснопресненской, потом пешком.
- Не тормознут?
- Посмотрим. Проберемся как-нибудь не бойся.
Выходим из метро. Чем ближе к Белому Дому, тем ручеек из людей становится более полнолюдным. Ожидаемых патрулей не видно в помине. Танки недалеко от Белого Дома стоят неподвижно. Народ мирно беседует с сидящими на танках солдатами. Идем к Белому дому. Народ около здания мигрирует около бессмысленно, как рыбки в аквариуме. Сначала мы подумали, что у мигрирующих, все-таки, есть цель. Уж очень они целенаправленно шагали с сосредоточенными лицами. На втором круге поняли, что стадные инстинкты сильная движущая сила и присущи не только рыбам. Светило солнце. Действовало это умиротворяюще. Рядом пробежал Картюшов с ножовкой. Встретились взглядами. В его взгляде сквозило, смотри, как нужно мобилизоваться в трудную минуту. А, может мне просто показалось, ему действительно было не до меня. Сережа голосом опытного и бывалого поучал меня:
- Так все самое интересное уже закончилось. Можно ехать назад.
- Поезжай, я остаюсь.
- Ну как знаешь. Я поехал, Мне домой позвони, скажи, что я остаюсь.
- Нет уж, ты сам позвони. Чтобы лишних вопросов не было. Двушек я тебе дам. Запасся на всякий случай.
- А, откуда позвонить то здесь можно?
- Я оглядывался.
Знакомых раздолбленных стеклянных будок не наблюдалось. Работающий телефон-аппарат нашли только на углу Нового Арбата. У автомата была очередь, Он жрал двушки, не давая толком поговорить. Мне дозвониться удалось. Мартьянов скинул с себя штормовку и кепи из х/б защитного цвета, и дал их мне:
- Это тебе больше подходит. Давай.
Он хлопнул меня по руке и ушел. Я вернулся к Белому Дому. Эйфория схлынула. Народ тащил, какие сломанные доски, камни и что-то еще пригодное для сооружения баррикад. Сел на ступеньки лестницы к Краснопресненской набережной. Там уже сидело несколько очень молодых людей. Один парень сидел, обняв за плечи девушку. Глядя на них, создавалось ощущение, что грядущая опасность их не коснется, а пройдет мимо них легким ветерком. Говорили все тихо, спокойно. Так нас и застала грозная процессия:
- Кто здесь старший?
Я обернулся на голос. Прямо за моей спиной стоял коротышка и погромыхивал пластинами бронежилета. Из-под каски еле проглядывался нос. Но голос у него был уверенный и командирский. За его спиной важно толпилась свита.
- Кто здесь старший?
Девушка, которую обнимал парень, тыкнула в меня пальцем:
- Он!
Я встал и пожал протянутую руку коротышки в бронежилете. Он коротко бросил:
- Через двадцать минут сбор командиров у входа в здание.
Свита дружно заверещала:
- Через двадцать минут. Не опаздывать! Формируются отряды самообороны.
Процессия двинулась дальше.
Рядом со мной зашептались:
- Может оружие дадут
- Мне тогда автомат, я из автомата стрелял.
- Откуда здесь оружие.
- Если дадут то только командирам.
- Эх, надо мне было крикнуть, что я командир. Сейчас бы автомат получил.
Я промолчал, но разговоры про оружие, мне явно не понравилась. Что такое оружие в руках, не знающих армейской дисциплины, молодежи я хорошо представлял. Раненые могут появиться и без всякой атаки ГКЧП. Раздолбайство с оружием в руках хуже любой атаки.
Надо было брать на себя командование:
- Коль скоро я старший. Считаю необходимо достроить баррикаду.
Раздались не стройные голоса:
- Там под лестницей штабель досок и бордюрные камни.
- Я знаю, где раздобыть спираль Бруно.
- Так. Сначала затащить бордюрные камни и спираль Бруно. Потом доски. Доски укладывать так чтобы они торчали в сторону нападающих. С нашей стороны их привалить камнями, а поверку пустить спираль Бруно.
Ребята дружно и с энтузиазмом взялись за дело. Сходил на сбор командиров. Пустые разговоры самоуверенных напыщенных всезнаек. Оружие не дали. У меня отлегло от сердца. Когда баррикада приобрела грозный вид, пошли разговоры:
- Мы из-за нашей баррикады не увидим нападающих, могут подкрасься незаметно.
- Полезут, увидим.
- Наверное, пошлют спецназ.
- Они нас черемухой могут накрыть, и перебить как котят.
- Чем отбиваться будем?
Я в приказном тоне сказал:
- Будет атака, встаем на верху лестницы и сцепляемся руками. Активного сопротивления не оказывать. Пытаться уговорить наступающих, не применять оружие.
Лучшего придумать я не мог. Не хотелось огорчать этих ребятишек, что в случае атаки для нас лучше, если это будет спецназ. Уговорить их, конечно, не удастся, но стрелять они не будут. Будут выбитые зубы, поломанные челюсти и руки. Но не будет пулевых ранений. А, вот если пойдет просто пехота или мотострелки, то не применут потренироваться на нас в стрельбе из автоматов. Но, каждый здесь уже сделал свой выбор.
Темнело. По периметру зажглись первые костры. У меня в отряде тоже нашелся запасливый парнишка. Вскоре на лестнице запылал и наш костер из тарных ящиков. Согреться не согреешься, но с костром веселее. Наблюдатели вглядывались в ночь. Обнаружилась новая проблема. Людям, просто, иногда необходимо оправлять естественные надобности. Пришлось снять спираль Бруно с широких гранитных парапетов лестницы. Народ по очереди потянулся справлять нужду. Остальные вглядывались в ночь. В каждом из моих парней чувствовалось напряжение и гордость за причастность к большому делу. А, в их мыслях может быть самому большому делу их жизни. Ночь пролетела в разговорах для разговора. Рассвет продирал сонные глаза. Небо посветлело. Напряжение оставляло темные круги под глазами моих ребят. За спиной прозвучало:
- Привет Серега. А, я тоже тут, только сейчас тебя узнал.
- На меня смотрел Саша Ионов.
- Привет, а ты где здесь разместился?
- А у самой стены, у окон здания. Там и вздремнуть можно. Тогда я с тобой останусь. Не возражаешь?
- Давай.
Небо просветлело. Зачирикали птички. Кто-то сообщил:
- Метро, наверное, уже работает.
- Не слышишь что ли, автобусы уже пошли.
- Командир мне бы на работу заскочить.
- Заскочи.
- В голове пронеслось, удерживать их здесь не имею никакого права. Мысленно представил себя ораторствующим за победу демократии и свободы. Стало смешно и грустно. Подумалось:
- Они уже герои и настоящие люди, потому что пришли вчера сюда.
Стали сконфуженно подходить другие:
- Мне бы тоже надо отлучиться, я скоро вернусь.
- Да, конечно, идите.
Одним из последних подошел Саша Ионов:
- Серега, мне бы тоже надо на работу заскочить. А, то ПалПалыч ругаться будет.
- Иди Саша, не переживай, все нормально.
Самому подумалось:
- Бояться ПалПалыча и пренебрегать реальной возможностью здесь умереть. Смешно.
Сорока затрещала, переступая по краю бочки. Яблоня весело шелестела листьями. Стряхнул пепел в пепельницу. Подумалось:
- Все это кино пронеслось в голове, а сигарету искурил только на половину.
- Ты, не отлынивай, не отлынивай. Вспоминай, давай
- Как угольки сквозь пепел, на окраине мыслей полыхнули розово-голубые огоньки.
Заморосил мелкий противный дождик. У костра я остался один сидеть на последнем тарном ящике. В других отрядах народу тоже значительно поубавилось. Костер согревал еще ладони и лицо, а спина подрагивала от утреннего холода. Усмехнулся:
- Если бы вот сейчас решили штурмовать Белый Дом, его бы взяли практически голыми руками.
На парапете лестницы обнаружилось движение. В голове мелькнуло:
- Накаркал.
- Тут же отпустило.
- Так мог двигаться только сугубо штатский раздолбай. Не ошибся. Несколько молодых интеллигентов помогало подняться по парапету Ростроповичу. Он подошел ко мне, остановился, посмотрел на меня и молча, двинулся, в сопровождении кудахтающих вокруг него почитателей, дальше. Печально подумалось:
- А его, эти придурки, зачем сюда притащили. А, сам он тоже не мальчик, куда идет? Он что не понимает? Его дело музыка. Там его сила. Наверное, понимает. Значит, иначе не мог.
Нет, это не атака.
А какого числа это было, когда колона грязно-зеленых автобусов остановилась на мосту прямо напротив лестницы? Все молча, прильнули к парапету. Кто-то сказал:
- Ну, сейчас начнется.
Но, ни чего не началось. Автобусы постояли, постояли, развернулись и ушли. Когда это было? Рядом, кажется, стоял Игорь Смирнов. А, может не он. Нет, не помню.
Нет, 20-го хмурое утро тихо переходило в солнечный день. Долг пел:
- Уходить нельзя. Дождись когда вернется достаточное количество людей.
Сомнение вставило свое слово:
- А может они решили, что все закончилось, и идти им ни куда не надо.
Долг рявкнул:
- Ждать и точка!
Они пришли. Народ подтягивался посвежевший, подвижный и полный энтузиазма.
Это было похоже на то, как предвкушение беды начало переходить в пикник, нет, не пикник, но тоже какой-то странный праздник.
Время тянулось медленно. Озноб от бессонной ночи, и холодного утра пробивал тело.
На другой стороне белого дома шли митинги и сообщение последних новостей.
Силы туда идти не было, Да я и не видел в этом необходимости. Человека, которому я готов был передать свои полномочия, не появлялся. И все-таки меня уговорили поехать отдохнуть.
Вернулся к Белому Дому на маленьком автобусе, отходившем от горсовета. В автобусе нас было человек пять. Мы сидели рядом с Вадимом Колосовым, известным на всю страну автором статей в журнале "Радио" и кассетного магнитофона "Электроника 302". Нам довелось работать раньше вместе. Обычно, веселый рассказчик анекдотов, Вадим был серьезен и напряжен. Автобус подъехал к лестнице с моей баррикадой, и я рванул по парапету вверх. Встреча наверху была для меня неожиданностью. На мое:
- Привет, вот я и вернулся.
- Я увидел несколько недоуменных лиц и услышал голос с легкой хрипотцой:
- А, вы кто?
- Я, командир этого отряда.
- Ошибаетесь. Командир этого отряда Я. Назначен штабом.
- Передо мной стоял обладатель голоса с хрипотцой.
Плотный, среднего роста, человек с серьезным лицом и ехидно улыбающимися глазами. Я опешил и стал оправдываться:
- Отъезжал отдохнуть. Вернулся.
- Поздно вернулся. Я новый командир.
Стало стыдно, я готов был, провалится на месте. Что может быть омерзительней, чем беспардонный самозванец, только вернувшийся командир, бросивший своих подчиненных перед лицом опасности. Вид моего возвращения приобретал не радужные, довольно зловещие оттенки. Сзади раздалось несколько робких голосов:
- Он действительно был командиром здесь вчера.
- Мы его знаем.
Хозяин хрипловатого голоса их оборвал:
- Вы сами-то недавно подошли.
Он посмотрел на меня:
- Отойдем?
Когда мы остались с глазу на глаз, он представился:
- Игорь Смирнов. Бывший офицер Советской Армии.
Я показал свое депутатское удостоверение. Похоже, удостоверение вызвало его уважение:
- Славный Зеленоград. Ну, и что делать будем?
- Да ничего, Командуйте, считайте меня рядовым защитником.
- Служил?
- Служил. Рядовой.
- Значит, нет возражений против того, что я командир.
- Нет.
- Значит, инцидент исчерпан.
- Да, нет ни какого инцидента.
Похоже, наши симпатии друг к другу росли, и мы становились друзьями. Спокойствие продолжалась недолго. Им Архангел Гавриил распорядился иначе.
Откуда прилетела весть о том, что готовится атака со стороны садового кольца, я не понял.
Игорь крикнул:
- Нужны добровольцы
- Потом посмотрел на меня:
- Есть данные, что готовится атака со стороны садового кольца, Поведешь туда людей?
- Поведу!
- Давай, только надо быстро. Надо успеть.
Новый отряд организовался за считанные минуты, и мы пробежали к новому месту. Я бежал впереди и держал над собою поднятую руку как ориентир.
Стряхнул пепел в пепельницу. На яблоне хозяйничало несколько синичек. Сорока осторожно на них поглядывала. Я стряхнул случайно упавший на рукав штормовки пепел:
- А, сейчас, наверное, я бы, задохнулся после ста метров бега. А пошел бы снова? Пошел! Ты же уже, вроде, набрался ума. А,.... сколько бы пешка не набиралась ума, сколько бы раз она не пробивалась в ферзи, в новой партии ее поставят в первую линию пешкой. Такая судьба и от нее не убежишь. Но, ладно...
Когда мы прибежали, баррикада была уже готова. Вернее строительство ее завершалось. Большие бетонные фундаментные блоки перегораживали Новый Арбат, За ними стояло несколько грузовиков со спущенными шинами. Около одного из них в отчаянии мужчина, хозяин грузовика, уговаривал тех, кто был на баррикаде вернуть ему этот грузовик. За ним в растерянности стояло несколько его спутников. Мне пришлось дать ему категорический отказ, мотивируя его чрезвычайностью ситуации. Пришлось ему пообещать, что его потери будут компенсированы. Он уныло возражал:
- Это, если вы победите. А если нет? Директор мне голову снимет за грузовик. Ты сам-то веришь, что нам убытки возместят?
- Верю!
- Ответил я, полностью разделяя опасения мужчины.
У него за спиной робко бормотали его спутники
- Да отремонтируем мы машину, в случае чего.
- Кто-то сообщил
- Тут в переулке наши готовят бутылки с зажигательной смесью.
Меня это почти взбесило:
- Какие бутылки? Вы, что кино насмотрелись. Вы из-за угла бутылки бросите, а всех остальных безоружных здесь просто передавят как котят. Прекратить! Чтобы духа этих бутылок здесь не было.
Энтузиазм и эйфория от предыдущего успеха делали свое дело. Для себя я решил, что буду договариваться с силовиками сам, без присутствия возбужденных людей. Опыт такого общения был. Главное не передать своего волнения противостоящим тебе людям. Понять, что они тоже поставлены в вынужденное положение, и большого желания вступать в драку, у них нет. Они тоже мысленно молят бога, чтобы все обошлось. Предельная корректность и дружелюбие. Они сами несколько раз указывали, на вполне приемлемый способ, как избежать столкновения. Один раз даже предлагали мне воспользоваться громкоговорителем. Тогда все проходило идеально. Начальство не могло предъявить претензии подчиненным им силовикам в невыполнении приказа, а скорее ставило их в пример. Моим же товарищам вполне удавалось то, к чему мы стремились. Замечу, что силы в обоих случаях были не равны. Силовикам ничего не стоило наш немногочисленный отряд смять и положить на землю. Волновало другое. С кем придется, столкнутся в этот раз. Мое второе Я, возбужденно нашептывало о присутствии мотивированно атакующей опасности, которая не будет церемониться. Пришлось выслать разведку, из бойцов не вызывающих подозрений, в направлении центра. Вскоре доложили. Что да, есть скопление омоновских автобусов во дворах. Отдал команду, занять места на баррикаде. Второе Я шепнуло, если не пойдут в течение часа, можешь давать отбой. На баррикаде все насторожились и притихли. Команда "Отбой" вызвала общий вздох облегчения. Местные жительницы, пожилые тетеньки, подносили еду большими кастрюлями. Проголодавшаяся молодежь восполняла силы отобранные напряжением и временем. Второе Я сообщило:
- Опасность исчезла.
- А куда они делись?
- Не знаю, растворились.
- Там больше никого нет?
- Нет.
Кто-то из моих подчиненных сообщил:
- Здесь во дворе поливалок стоит немерено.
- Каких поливалок?
- Ну, поливальных машин.
- С водой?
- Воды в них под завязку.
- Завести сможем в случае чего?
- А, чего там заводить, заведем на раз-два.
- Надо будет технике путь перекрыть, используем. Пока не трогайте, пусть стоят, но, приглядывайте за ними.
Щелкнул зажигалкой, прикурил новую сигарету. Сорока возмущенно застрекотала. Синички дружно сорвались с места и полетели подальше от подозрительных звуков. Розово-голубые всполохи поинтересовались:
- Ну что подводит память? Раньше надо было мемуары писать. А, ты зачем да зачем. Кто я такой, чтобы мемуары писать? Теперь понял?
- Шалишь. Я все помню.
- Все ли?
А, когда же мы на Манежную тогда ходили? Как шли, хорошо помню. Андрей Головин пришел с другими депутатами верховного совета. С Андреем нас познакомил Валера Икищели как с руководителем "Смена - Новая политика". Знакомство было быстрое, прямо скажем, шапочное. Узнал он меня или нет, не знаю, скорее всего, я подходил для похода к Кремлю, из-за наличия у меня ручного громкоговорителя - мегафона. А, вот еще. Американец с нами был. Журналист. Его тоже, похоже, взяли потому, что у него был радиотелефон. Сейчас бы его с его радиотелефоном на смех подняли. Размером как настольный телефон и весом килограмма два-три. Но тогда это был последний писк мобильной, автономной связи. Шли прямо посередине Воздвиженки, машин практически нет, народ жмется к стенкам домов. Чувствуется, что на улицу их вытащило не любопытство, а житейская необходимость. Вышли к Манежу, прямо к БТРам. Навстречу нам ломанулось несколько солдат с автоматами:
- Куда идете? Сюда нельзя. Давайте назад.
Остановились, пробовали представиться солдатам. Похоже, что такое депутатские удостоверения им было невдомек. Они напирали на нас, пытаясь выпихнуть обратно туда, откуда мы пришли. Хорошо еще, что силу они не применяли. Но уверенности в правильности своих действий им было не занимать. Из-под отложных воротничков гимнастерок выглядывали тельняшки. Прекратил их наступление на нас их командир. Офицер отдавал приказы:
- Отставить, Вернуться на свои места.
Дисциплина в этом подразделении была железная. Два раза приказы офицер не повторял.
Офицер козырнул и представился:
- Командир подразделения..... Кто вы такие? С кем имею дело?
А, вот звания и фамилии этого офицера я не помню. Пусть будет капитан. Я бы ему это звание дал не глядя.
Учтивость офицера тоже была выше всяческих похвал. Настал наш черед, Мы передавали свои удостоверения в руки офицера. Он их быстро просматривал и возвращал. Потом поинтересовался:
- Какова цель вашего визита?
- Мы наперегонки начали ему объяснять. Он терпеливо слушал. Наконец, до нас дошло, что лучше переговоры вести кому то одному:
- Понимаете товарищ, капитан, мы хотим избежать, ненужного кровопролития. Вот лично вы будете стрелять в безоружных людей?
- Мне бы очень не хотелось получить подобный приказ. И желания стрелять ни в вас, ни в других граждан у меня нет. Поверьте, мне бы очень не хотелось, применять оружие. Но буду честен. Я советский офицер, и присягу не нарушу.
Кто-то горячо возразил:
- Да, но ведь присяга не обязывает вас стрелять в свой народ.
Горячившегося остановили:
- Подожди. Подожди. Товарищ капитан, а вы не могли бы нас связать со своим командованием?
- Я не могу вам предоставить возможность воспользоваться моими штатными средствами связи. У меня нет такого права.
- А, проводить к вашему руководству?
- Мое руководство в Кремле, боюсь проводить вас к нему, не получится,
- А доложить о нашем прибытии можете?
- Сейчас доложу.
Офицер отошел.
Я рассматривал его подчиненных. Большинство, сбившись кучками у бронетранспортеров, о чем-то тихо беседовали и курили. Двое сидевших на броне, рассматривали нас. И, похоже, рассматривали нас в качестве потенциальных мишеней. Вспомнил свою армейскую юность, и их азарт мне стал вполне понятен. Настоящее дело с оружием в руках. Есть возможность, и пострелять и отличится в бою. Вернулся капитан:
- Доложил. Сказал, что вы хотите его видеть.
- И что?
- Не знаю. Я ему приказывать не могу. Но поверьте, я сделал все что могу, чтобы он с вами встретился.
Шло время, и ничего не происходило. Капитан стоял рядом с нами. Кто-то спросил:
- Может еще раз связаться с вашим командиром?
Капитан, молча, пошел к бронетранспортеру и вскоре вернулся:
- Похоже, командующий дал указание, чтобы его не подзывали к телефону.
- А может, вы дадите его номер телефона? Мы ему сами позвоним.
- Дернули за рукав американца с радиотелефоном.
- Вы же понимаете, что я с ним связываюсь не по городскому телефону. Его городской телефон я не знаю.
Американец, начавший разворачивать свое чудо техники, остановился и вернул телефон в исходное состояние. Капитан предложил сам:
- Пишите ему записку. Пошлю с посыльным.
Вскоре посыльный вернулся, пожимая плечами, о чем-то доложил капитану.
Капитан подошел к нам:
- Простите, все, что мог я сделал. Но командир, похоже, к вам не придет.
Возвращались, осуждая результаты нашего похода. Результаты были не утешительными, но всем хотелось верить в лучшее.
Еще один окурок познакомился со своим новым жилищем, торопливо нырнув в пепельницу. Сорока потеряла ко мне интерес и переместилась на соседний участок. Только яблоня неугомонно и весело шепталась сама с собой. Розово-голубые всполохи ругнулись:
- Хватит тянуть кота за хвост. Что до сих пор боишься вспоминать о главном, что тогда случилось?
- Чего мне бояться?
- Себя естественно. Себя бояться.
- Ладно, поехали.
Перед глазами снова встали подслеповатые фонари перед баррикадой на Новом Арбате и безразличные ко всему происходящему фонари на Садовом кольце. Казалось за спиной, с другой стороны баррикады, наплывала сгущающаяся тьма. Улицы вымерли. Стали одна за другой подъезжать скорые помощи и парковаться во дворике справа от баррикады. Второе Я подняло голову и подытожило:
- Вот и все скоро начнется. Жди слева от баррикады со стороны Садового. И точно оттуда ползла и клубилась опасность. Подошел к группке моих бойцов:
- Так, я на разведку, Алексей, остаешься за старшего.
- Я с тобой.
- Нет, я сам. Ты за старшего остаешься.
- Не дури, я с тобой.
Посмотрел в лицо Алексея, в его глаза за толстыми стеклами очков. В голове мелькнуло:
- Времени торговаться нет. Придется взять. Вроде Алексей спокойный и уравновешенный. Не должен дров наломать.
Я согласился:
- Ладно, идем. За старшего ты останешься.
- Я посмотрел на ближайшего ко мне парня.
Пошли по Садовому. Опасность наползала, и, чем дальше мы шли, тем она становилась плотнее. Дошли до убогой баррикады из уличных лавочек, которая могла быть преградой только одноногих инвалидов. Рядом с ней пикет из пяти шести человек проверял документы у подъезжавших к ним машин скорой помощи. Я дежурно поинтересовался:
- А что вы у них проверяете?
- Что, что, документы проверяем. Может, они десант ГКЧП везут.
- Вы думаете, они сюда поедут с поддельными документами?
- А что такого? Запросто.
- А вы знаете, как должны выглядеть нас настоящие документы?
- Нет, конечно. Но, проверять-то надо. Надо проявлять бдительность.
Спорить было бесполезно. Пошли дальше по Садовому. Прошли еще метров двести. Опасность сгустилась и стала преградой. Казалось, она гипнотизировала меня жесткими темно- красными глазами. Алексей, похоже, ничего этого не чувствовал. Там, где я уже не мог двигаться вперед, он передвигался без усилий. Но, видя, что я остановился, он поинтересовался:
- Ну что назад?
- Да пойдем назад.
- Опасность меня сдавила, я реально начал чувствовать ее физически.
Чем ближе мы подходили к нашей баррикаде, тем меньше давила опасность. Поднялись мост через тоннель. И тут началось. Сзади тихим сухим треском ломающихся палочек раздались выстрелы, Оглянулись. Темные силуэты бронетехники двигались по Садовому в нашу сторону. Различить , что это за бронетехника была конкретно, было трудно. Алексей тихо проговорил:
- Кажется танки.
А темные силуэты, не сбавляя хода, раздавили садовые скамейки псевдо баррикаду, как яичную скорлупу. Метрах в двух-трех, над нашими головами распустился веер трассирующих пуль. К нам уже бежали с баррикады. Несколько парней и какие-то безумные женщины с плакатами. Женщины с фанатичной уверенностью кричали:
- Мы их сейчас остановим, в женщин они стрелять не будут. Мы им объясним, что они идут против безоружных людей.
- Как?
- У нас транспарант, они прочитают и остановятся, а мы им все объясним.
- Он могут не прочитать ваш транспарант и раздавить вас как мух.
- Почему? Написано крупными буквами.
- Во-первых, они могут быть узбеками и плохо читать, по-русски. Во вторых им может быть плевать на ваши надписи и на вас. Так, женщин увести за баррикаду и контролировать, чтобы они оттуда не вылезли перед баррикадами. Парни подхватили женщин под руки и силой увели. Один задержался:
- А, может у них получится.
- Мужики, прикрывающиеся женщинами уже не мужики, а тряпки.
Позади меня прозвучало:
- Верни парней, мы эту колонну остановим. Они стреляют холостыми.
Оглянулся. Передо мной стоял человек в форме морского офицера. Я усмехнулся:
- Посмотрите вверх. Может вы объясните, как могут быть трассеры от холостых патронов?
Я двинулся к баррикаде. На баррикаде парни возбужденно суетились. Спросил тех, кто был рядом:
- Наши в тоннеле есть?
Парень пожал плечами:
- Кто его знает.
- Так, двое, ты и ты быстро в тоннель, пока танки еще не подошли. Если в тоннеле кто-то есть, гоните их сюда. Кто там у нас занимался водовозками, пусть заводят. Как танки войдут в тоннель, заехать в тоннель у них на хвосте, блокировать их там и сматываться из тоннеля. Не получится, не рисковать, бросить эти водовозки. Бронетехника начала входить в тоннель. Водовозы двинулись. Вернулись парни, которых посылал в тоннель:
- Они отказались сюда идти, сказали, что сами с усами.
Было ясно, что перекрыть тоннель с обеих сторон не получится. Рисковать было нельзя.
Посмотрел на сидящих, на баррикаде людей:
- Баррикаду покинуть и построиться в шеренгу сзади ее на десять шагов.
- Почему командир?
- Если танку начнут штурмовать баррикаду, всех на ней передавят, народ не успеет ее покинуть. Пусть штурмуют пустую баррикаду. Есть вероятность, что они порвут гусеницы. Нужны наблюдатели два человека.
- Я
- Я.
- Наблюдать за выходами из тоннеля.
Шло время, наблюдатели время от времени прибегали сообщить, что в тоннеле что-то происходит. Что происходит не ясно. Плохой обзор. Но бронетехника из тоннеля не выходила.
Шеренга на дороге стояла в несколько рядов. Первая шеренга стояла, сцепившись руками в локтях. В лицах было уверенность. Начал накрапывать мелкий дождь. Природа начала нас уже оплакивать. Женщина из соседнего дома принесла кастрюлю с каким-то питьем. Прохаживаюсь перед шеренгой, размышляю:
- Танки пропускать нельзя, но и народ гнать под гусеницы нельзя. Сумею, или нет, их спасти?
Отхожу чуть в сторону, прикидываю, не подавят ли людей, если придется пропускать танки. Оглядываюсь на Белый Дом. Он светится белым в ночи.
Появляется Олег Румянцев:
- Громкоговоритель дай.
Отдаю ему мегафон:
- Я с тобой.
Он отрицательно мотает головой:
- Нет, все оставайтесь тут.
Снова ждем. Кто-то спрашивает:
- Есть водка, командир. Может по чуть-чуть? Мандраж сбить надо.
- Давай, но только по чуть-чуть.
Снова ждем. Возвратился Олег. Темно, но, похоже, его серьезно там помяли. Протянул мне мегафон:
- Сейчас пойдут бронетранспортеры, не трогайте их, они сдались. Пусть идут к Белому Дому.
Действительно, через некоторое время крадучись выползли бронетранспортеры и, прижимаясь к стене, медленно поползли к Белому Дому. Напряжение начало спадать. Парни пошли в тоннель. Картина удручающая. На земле кровь и свечи. Покидаем нашу баррикаду, где прошли боевое крещение. У Белого дома встречаюсь с Игорем Смирновым:
- Ну, чего там?
Скорбно отвечаю:
- Трое погибли.
- Знаю, уже рассказали
- Хрипит Игорь.
Даю интервью CNN. Потом это интервью показывали несколько раз по телевизору. Его видели все мои знакомые и рассказывали мне о нем. Я это интервью так и не увидел. Потом я участвовал в депутатской следственной комиссии по делу ГКЧП.
Через год я пришел на встречу со своим 51-ым отрядом. Фото моего портфеля с приклеенным на нем листком "51 отряд" и зонтиком над ним появилось то ли в "Известиях", то ли в "Правде". Я принес с собой транспарант "Виват Россия! Тебя опять надули!" С этим транспарантом мы и пришли на митинг, где выступал Гайдар. На нас шипели, обещали упечь в кутузку, но не тронули.
Розово-голубые всполохи прошелестели:
- Оправдаться хочешь? Вину чувствуешь?
- Чувствую, оправдаться хочу. Но больше всего хочу понять, что мы не так сделали? Почему к власти пришли далеко не лучшие люди?
- Посмотри на бабочку.
- Пропели розово-голубые всполохи.
На раму окна присела бабочка павлиний глаз
- Нет, ты посмотри внимательней.
Бабочка сложила, и снова расправила крылья.
- Ну, бабочка.
- Красивая?
- Видел и красивей
- Где?
- На жестяной коробке из-под конфет. В детстве глаз отвести не мог. Там была изображена, то ли Урания, то ли Парусник.
- Ладно, а этот павлиний глаз, что не нравится?
- Красивая.
- А теперь подумай, что о ней думает вон та сорока, которая тебя пасла?
- Ну, наверное, что это не плохой завтрак или ужин.
- Значит, каждый видит то, что хочет увидеть. Это первое. А, ты видел то, из чего эта бабочка вылупилась?
- Не доводилось.
- А хочешь посмотреть?
- Да, как то, не жажду.
- Правильно, смотреть особо неначто. Так, шелуха невзрачная. А, вот личинка, то есть гусеница может быть тоже привлекательной. Ну, ты видел.
- Ну и что?
- Вот ты, двадцать пять лет не влезал в эту штормовку. Это твой кокон, остатки от той куколки, из которой ты вырос.
- Что я тоже стал хуже, после того как снял штормовку?
- Ты стал другим. Ты изменился. Все люди после испытаний становятся другими. И государства после событий, в которые вовлечен весь народ, меняются. Они стремятся перейти в стадию имаго. Но имаго у каждого человека и государства свое. У государства меняется экономика и социальная парадигма. У человека меняется под влиянием социальной парадигмы сознание и образ жизни. Одни превращаются в остатки скорлупы куколки, другие в красивую пыльцу на крыльях бабочки. Каждому уготована своя роль в этом процессе. Как бы ни обещали тем, кто выполнял роль защиты отечества, что они станут красивыми крылышками новой бабочки, они в силу естественных процессов отведена роль остатков куколки.
- Не убедительно. Возвращаясь к биологической аналогии, напомню, что существуют и другая форма развития - неотении. Они развиваются без прохождения всех этих стадий.
- Хорошо. Пусть будет так. Но ты ведь знаешь, что такое цикл Кребса.
- В общем, знаю.
- А вследствие чего функционирует цикл Кребса?
- Ну, такова генетическая особенность живого.
- Правильно. ДНК. Так вот и государство имеет свой аналог ДНК. Цикл Кребса это всего лишь аналог экономики для государства. Экономика может меняться и от внешней среды и от состояния внутренних ресурсов. А, вот генотип, генотип так просто не изменишь.
- Хочешь сказать, что этот, типа, генотип совпадает с предыдущими фазами истории России.
- Конечно. Все верхушка теперешней России это выходцы из КПСС. Они все вышли из ее недр. Да и после семнадцатого года Россия представляла из себя скрытую монархию. Ленин, Троцкий, Сталин прекрасно поняли, что народ подсознательно жаждет царя. Такой вот аналог генотипа.
- Что? И изменить ничего нельзя?
- Почему нельзя? Теоретически можно. Заметь, теоретически. Ну, ты же знаешь, как происходят мутации. Но, мутации это процесс случайного изменения ДНК. Кстати, этот генотип государства описан в его конституции. Для целенаправленного изменения нужен селекционер-генетик. А его пока не наблюдается.