ПРОКЛЯТИЕ РОГНЕДЫ. Книга 1. Глава 4.
Господин Великий НОВГОРОД.
Дед в оранжевой рубахе и таких же штанах, опоясанный черным поясом с посохом в руках шел по степи к Днепру. Лошадь, уже час, как упала под ним загнанная и теперь от шел пешком. У него был длинный, торчащий клоками волос, который не хотел укладываться на место, даже, если приглаживали его с водой и такая же растрепанная длинная седая борода, челюсти у него шевелились. Потому что он жевал, какую-то траву.
15 дней назад, он стоял с такими же как он старцами и разговаривал с ними.
Ты самый младший среди нас, тебе и идти. Спасать надо русского князя Святослава.
--Я видел, что он сейчас в Константинополе, через несколько дней возьмет его штурмом. Император с войском бежали в Анталию. Думаю, что он надо или задержится в городе, или пойдет войском догонять императора, чтобы прикончить Византию окончательно. В любом случае, ты его встретишь, если пойдешь, через Персию. Предупреди его, что нельзя возвращаться домой по Днепру. Нельзя разъединять войско на две части. Все должны идти вместе по суше, через Болгарию и Дунай. Остальное ты сам прочитал в наших мыслях.
--Да, прочитал—сказал младший из старцев.
--Тогда торопись! Время не ждет!
И старец отправился в дорогу. Персидские горы преодолел методом лунгомпа и вышел на дороги Византии. Как быстро он ни шел, а князя в Царьграде не застал. Все совершилось самым худшим образом. Князь отправил дружину собирать дань с болгар, а сам с трестами боярами из лучших, отправился на ладьях через Русское море. А значит, пойдет по Днепру.
Надо его опередить. Через Болгарию, обгоню войско, потом через Дунай и к Днепру. У устья Днепра его перехватить надо, предупредить об опасности.
Старец пошел на базар, где продавали коней и, когда увидел самую лучшую лошадь, подошел к продавцу, посмотрел ему прямо в глаза не моргая, и продавец коней, кланялся ему. Благодарил за покупку и сам помог стать в стремя. Разумеется потом продавец спрашивал себя: А где же деньги, за которые я коня продал?
Коня загнал ещё до Дуная. Проделал тот же трюк с конем в Яссах и скакал по степи к Днепру, не жалея ни себя, ни коня.
Только все равно опоздал он перенять князя в дороге. И пошел он на север по Днепру к порогам.
Проходя мимо порогов он сел на большом утесе скрестив ноги под собой и закурил диковинную трубку. Он входил в транс и наблюдал ту картину, которая случилась здесь не так давно. А именно. Убийство Святослава.
Он знал, что делать. Надо предупредить об опасности старшего сына князя Ярополка. Против него тоже зреет заговор. Но сначала узнать, что и где происходит.
Перекурив, старец снова отправился в путь. Кода до Киева оставалось не более трех стадий, он увидел плывущее, зацепившись за бревно тело. Святослава и его дружину убили вниз по течению, а этот плывет сверху. Надо посмотреть. Старец подошел к реке, вошел в воду и зацепил посохом проплывающее мимо берега бревно, на котором держалось человеческое тело. Вытащил тело и положил на траве. Голова была вся испачкана в запекшийся крови, но заметно было, едва слышное, дыхание. Старец осмотрел мужика и пошел за водой и глиной в камыши.
Иван Лыков пришел в сознание в каком-то шалаше. У входа в шалаш полыхал огонь. Бородатый старик смотрел на него сверху и брызгал на лицо какую-то жидкость, пахнущую степными травами; и читал странные заклинания.
—Аум мани падме хум. Ом виджам. Ом шри дела ом. Ом виджам.
—Ты кто?—спросил Иван слабым голосом, только сейчас он почувствовал, как болит голова. Старик не обращал на него внимания продолжая читать непонятные заклинания: «Ом шри Будха лайя. Ом шри делла ом».
Лыков пытался приподняться, но резкая боль в голове заставила его снова опуститься на подушку с овечьей шерстью. Руки и ноги вроде целы! Иван стал вспоминать, что же произошло. Мужик из ватаги амбалов позвал его на пристань, сказал, что одна ладья течет. А потом удар по голове. Все! Больге Иван ничего не помнил.
—Где я?—спросил он старика, но старик продолжал бормотать, не обращая на него внимания: «Аум алаум. Ом виджам. Кастонай лапио астерио манта. Ом виджам. Чандай брамбачандра! Ом виджам. Ом шри Будха лайя. Ом виджам. Ом шри делла ом. Ом виджам».
Лыков смотрел на старика и в глазах у него все поплыло. Он увидел ростовщика Хруля. Который смеялся диким смехом. А сзади за ним Добран и Малка прыгали и скакали, показывая ему языки.
Он поднял руку, поднес её к голове и почувствовал, что вся его голова покрыта каким-то твердым слоем, скорее всего застывшей глиной.
—Аум мани падме хум. Ом виджам. Ом шри дела ом. Ом виджам. Аум алаум. Ом виджам. Кастонай лапио астерио манта. Ом виджам. Чандай брамбачандра! Ом виджам. Ом шри Будха лайя. Ом виджам. Ом шри делла ом. Ом виджам. Аум алаум,—продолжал повторять старик.
Старик закончил свои заклинания, опустился на землю и сел, скрестив ноги под собой. Поднял глаза к вверх и стал махать над ним руками, как бы сгребая что-то с поверхности тела Ивана. Потом подошел к костру и выбросил это невидимое в огонь. Костер резко вспыхнул ясным пламенем, откинув старика в шалаш, куда он упал возле больного и не шевелился. Прошло несколько минут, старик поднялся, посмотрел на Лыкова и сказал: «Теперь тебе надо спать». Иван хотел что-то возразить, но губы не шевелились, язык онемел, а веки сами сомкнулись и он уснул.
Проснулся он, когда уже в полдень, когда солнце было в самом зените. Старика не было, а над тлеющим котлом кипел котелок с чем-то вкусным. Но Лыков не торопился вставать, хотя от голода так сосало под ложечкой, что не было сил удержаться. Превозмогая себя, он снова лег и постарался думать о чем-то постороннем, кроме еды. Но это получалось с трудом. На счастье он услышал шаги, это старик подходил к шалашу.
--Вот и хорошо, что проснулся. Пора обедать!— и старик, подойдя к костру, стал помешивать в нем длинной деревянной ложкой. Слабость опять одолела Ивана. Старик налил похлебку из каких-то овощей и кореньев по глиняным мискам, вытащил из костра ляжку антилопы, а потом поднес одну миску больному.
—Ешь, но не увлекайся. Съешь несколько ложек, остальное доешь, когда иволга над рекой прокричит.
—А здесь рядом река? Где я?—спросил лыков и жадно набросился на еду. Но через минуту старик силой отобрал у него миску.
—Я сказал, что остальное доешь потом.
—Сколько же времени я здесь нахожусь?
—Почитай дней десять. А может и больше. Я уже старый. Для меня время ничего не значит. Я за ним не наблюдаю. Это вы, молодые вечно торопитесь, суетитесь и этим ускоряете собственную смерть. Вот и ты, чуть не ускорил её дней десять назад.
—Ты Волхв? Кудесник?
—Нет. Бог не дал мне ума в молодости. Не дал мудрости и в старости. Волхвы мудрые, а я дурак. Шаман я. Все в травах понимаю, в погоде, в звездах и в водах текущих в реках и стоящих в морях. Во многом я разбираюсь, но ума Бог не дал,—старик раскурил трубку от угля из костра, затянулся и долго раскачивался телом, не выпуская воздуха из груди.
—Я десять дней, считай, тебя выхаживал. Могу же и я отдохнуть, в конце концов!—сказал старец скороговоркой выпуская изо рта дым. Потом он снова затянулся и сказал: «А теперь попрошу меня не беспокоить, пока я сам не захочу говорить с тобой».
Старик засмеялся и продолжал хохотать долго, катаясь по траве. Внезапно он подгялся, снова сел на корточки и впал в глубокую задумчивость. Иван решил не беспокоить своего спасителя. Откуда-то раздался крик иволги и напомнил ему о еде. Он ведь, не менее десяти дней не ел. Пока он медленно опустошал глиняную миску с отваром, старик снова пришел в свое нормальное состояние и сказал: «А теперь говори!»
—О чем?
—О чём хочешь. Можешь о себе рассказать, хотя мне это совсем не нужно. Это нужней тебе. А можешь меня о чем либо спросить.
—Я купец новгородский. Ехал с товаром в Византию. В Киеве…
—Не говори дальше, я вижу…
—Что видишь?
—Вижу, как стукнули тебя тяжелым обухом по голове.
—Может быть видишь кто?
—Наемный убийца из Чернигова.
—Знаешь его имя?
—Нет, я не Волхв. Имен читать не умею.
—А кто меня заказал, ты знаешь?
—Ты сам это знаешь. Ты случайно узнал очень важную тайну. Тебе видней.
—Мне в Киев надо, там товары.
—Там твоя смерть.
—Тогда в Новгород.
--Вот это дело говоришь. Я проведу тебя до Новгорода по степи, а дальше лесами. А ты меня крышей над головой и хорошей кормежкой обеспечишь в Новгороде, пока я там буду гостить. Сегодня отдыхай, а я пойду свой тайник с травами прошлогодними откопаю. Без них мне в Новгороде тоска будет.
—А как зовут тебя, старче?
—Не знаю, не помню.
—Значит Незнаем будешь.
—А меня и так все зовут дед Незнай.
Иван с дедом Незнаем отправились в Новгород. Шли долго, в Ростове Лыков узнал о гибели князя Святослава и это заставило его задуматься о сборах купца Хруля. Узнал он и о том, что в Киеве княжит Ярополк, но возвращаться в Киев за товарами не решился, подумал послать за товарами своего управляющего.
ЧЕРЕЗ ШЕСТЬ ЛЕТ.
Прошло 6 лет с того злополучного момента, как Иван Лыков сын родился заново. Товары купца через полгода забрал управляющий и прислал письмо из Киева, что они в целости и сохранности в его амбарах хранятся. Купец оправился от раны в голове окончательно и через месяц сам поехал в Киев за товарами и следующим летом повез их в Византию. Вернулся он только следующей весной с хорошими барышами и товарами из Константинополя. На престоле в Киеве сидел Ярополк, и это успокоило Ивана. Ярополк не мог желать смерти своему отцу и мысль о том, что Святослав стал жертвой какого-то заговора, постепенно покидала сознание Лыкова. Вернее, он сам гнал от себя эту мысль, а покушение на свою жизнь, решил считать нелепой случайностью. Кошелек у него забрал уголовник, а может быть перепутал с кем-то. Лишь иногда он вспоминал те странности, которые происходили на пристани в Киеве, в тот год, и непонятное поведение Хруля. В конце концов, он перестал искать связи между Хрулем и своей проломанной головой.
Старик Незнай жил припеваючи в Новгороде в тереме купца. Управляющим он работать не захотел, а попросился приглядывать за садом. За городом у купца был большой посад, там и обитал Незнай. Расходов на него было мало и хозяин ничего от старика не спрагивал, поинил, что он сам ему жизнью обязан. Часто дед Незнай закуривал свою трубку, потом впадал в глубокий транс и предавался размышлениям. После третьей трубки он смеялся несколько минут, иногда час, а потом вытаскивал из мешочка, который носил на шее маленький музыкальный инструмент, похожий на медную или золотую проволоку, скрученную замысловатым образом, подносил этот инструмент к губам и оттягивая часть проволоки, отпускал её так, чтобы она шлепала его по губам. Инструмент издавал странные звуки, похожие на какую-то таинственную, неведанную доселе музыку и эта музыка звучала часто, наполняя загадочными звуками все пространство в окруше возле посада. В городе Незная все считали дядькой хозяина и думали, что он немного не в себе умом. Раз в два года Незнай просил взять его с собой в поездку в Византию, но у порогов он постоянно отпрашивался в «родную степь», как он сам говорил, а на обратном пути просил его забрать. К возвращению купеческих ладей, а это было обычно осенью, дед Незнай ждал купцов у порогов и садился обратно с двумя-тремя туго набитыми какими-то травами мешками. Это была прихоть Незная и никто никогда не спрашивал, что это за травы и зачем они ему нужны.
И так, прошло 6 лет.
Вспомнил о событиях шестилетней давности Иван только тогда, когда этой зимой Хруль приехал в Новгород. До этого старый ростовщик Новгорода не посещал. Он начал присматриваться к Хрулю и следить за ним. Ничего подозрительного не заметил. Хруль посещал известных уважаемых купцов, некоторых влиятельных бояр-посадников, в этом тоже не было ничего удивительного, ведь Хруль, невзирая на запрет, оставался ростовщиком и мог иметь дела с боярами, привыкшими жить на широкую ногу не по средствам. Совсем нормально считалось то, что он ходил по субботам в синагогу, ведь Хруль не скрывал, что он иудей. Странным было только поведение купцов и посадников, к которым заходил Хруль. На ближайшем вече они требовали прогнать посадника Лучезара, поставленного над городом и Новгородской землей Ярополком, обвиняя их в воровстве, безделии, пьянстве и прочих грехах.
Особенно усердствовал боярин Моргун, который на вече выступил с речью, что де посадник не может быть назначен князем, а должен быть избран всенародным вече.
—Киевский князь хочет ограничить нашу свободу. Забрать волю у свободного города Новгорода. Не вправе князь вмешиваться в наши дела и ущемлять наши права—ораторствовал Мозгун.—В Германии и у фрязей, в Ишпании и Италии все города свободны по «Магдебургскому праву» и Новгород должен жить правами Европы, а не подчиняться единоличной власти Ярополка.
Его поддержали все купцы и бояре, которых посещал Хруль. Это было очень странно, и Лыков решил посоветоваться с Незнаем.
Узнав, что хозяин приехал в посад, Незнай встретил его в своей горнице с трубкой в зубах.
—Странные дела ты рассказал,—сказал Незнай, докурив трубку.—По всей видимости заговор против Ярополка готовится. Не только против Ярополка, а против всей Руси. Чует мое сердце беду, но пока не знаю какую.
—Напрягись, дед Незнай! Ты же мудрый! Скажи, что всё это значит? Что нас ждет? Что ожидает Новгород и народ наш?—умолял старика купец.
Тогда Незнай снова закурил новую трубку и сделал несколько затяжек, он произнес: «Беда! Большая беда идет на Новгород с запада. Нужно усилить посты и дозоры за Ладогой, особенно на Неве. Не знаю, что и кто, но оттуда плохой ветер дует. Возьми меня на вече. Знаю я, сто не рожден я в этом городе и не имею право голоса. Но хоть послушаю и сделаю свои выводы. Ты же, не забудь на вече сказать об усилении дозоров. Может быть нам пригласить Олега из Искростеня или Вышеслава из Ростова с дружинами. Мне кажется, что крестоносцы подбираются к Новгороду. Олег слабоволен, но Вышеслав славный воин и тверд в решениях. Проси вече звать на правление Вышеслава. Ярополк не станет возражать, коли дело идет о спасении всей земли Русской».
Незнай затянулся последний раз, выпустил дым и заговорил быстро-быстро: «В Новгород прибыл Хруль из Чернигова. Он готовит измену. Огромное войско идет со стороны заката Солнца. Идет по морю. Надо готовиться к битве. Если князь не придет, пусть посадник станет воеводой и ведет дружину на Неву. Дружины может быть мало. Надо ополчение собирать!»
Через неделю собралось вече. Моргун, Лопата, Сероок, Гранила и другие купцы и посадники, которых этой зимой посещал Хруль, с пришли на вече первыми. Торговый и мастеровой люд собирался понемногу вокруг них, а они вели беседу между собой.
—Посадника Лучезара надо снимать. Воли народа он не слушает!—выкрикнул Гранила.
—Верно говоришь, Гранила, когда народ хочет собрать вече, он всячески препятствует, а сегодня ни с того ни с сего решил собрать. Другого посадника нам надо! –кричал Лопата.
—Так какого это другого, не тебя ли, Лопата?—со смешком спросил кто-то из мастеровых.
—Не меня. Гранилу, например. А коли меня выберут, то не подведу люд новгородский. Я за нашу волю жисть готов отдать!
—А, в самом деле, для чего сегодня колокол вечевой звонил? Нечего посаднику делать, вот народ и будоражит!—крикнул Сероок.—Снимать его надобно! Не думает он о народе-то.
—Снимать!—поддержал его Гранила.
—Чем вас посадник Лучезар не угодил?—спросил кузнец Черный—Сами к власти хотите? Ишь, какие животы отъели, а в казну города. Когда последний раз взносы делали?
--Не твоего ума дело, какие у нас животы! В здоровом теле—здоровый дух.
—То-то я смотрю ваш дух так и прет, хоть нос затыкай!—крикнул скоморох.
Пока на вече выступали с речами и спорили, Незнай внимательно наблюдал за сторонниками снятия посадника и выбора нового. По его предположению, переходящему в твердую уверенность, за этими заговорщиками стояла огромная и мощная военная сила. Только где она, эта сила?
Пока что, сегодня горожане не дали переизбрать посадника Лучезара. Вмешались Волхвы и пресекли смутьянов. А что нас ожидает завтра?—размышлял дед Незнай, возвращаясь после вече в посад.
ПОХОД ВИКИНГОВ НА НОВГОРОД
После пяти лет скитания по заграницам, Владимир и Добран решили вернуться на Русь. В переговорах с Ватиканом, Добран добился от папы решения о продолжении крестовых походов на Польшу и Русь. Император Священной Римской империи Оттон 2-й обещал, что вскоре захватит все побережье Варяжского моря и вторгнется в Полоцкие земли. Все это было хорошо, но для самого кагана нужно было свое войско наемников. Банкиры в Хелветии и Ломбардии обещали выделить крупные суммы золотом на наемников для кагана.
Владимир же просто бежит с дружиной под защиту к королю Норвегии Хакону II Могучему с отрядом Добрана из хазар, греков, печенегов и прочих наемников. Король Хакон дал ему войско для захвата Новгорода. Добран предлагает королю идти сушей через Чухонию, а сам обращается к шведскому королю Эрику для морского похода на Новгород. А Владимир, тем временем, проходил спецподготовку в Хелветии. Гостя у норвежского короля он, опираясь на своего дядю Добрыню, значительно усиливает свою дружину наемниками-варягами и в 980 году молниеносным броском захватывает Новгород, изгоняя посадников, ограничивает право вече и объявляет, что, якобы по завещанию Святослава он получает Новгородские земли. Посадниками же садит братьев Добрана и своей матери Малки. Последним из посадников был сын Добрана Константин, который и стал первым советником Ярослава, то есть был при Ярославе, как Добран при самом Владимире.
Но шесть лет не прошли даром. Шведский король Эрик давал тридцать тысяч отборных викингов с условием, что Финляндия, земля чуди и северные земли до Ладоги ДОСТАНУТСЯ ШВЕДСКОЙ КОРОНЕ. С таким войском можно было свободно идти на Новгород. И Норвежский король дал 12 тысяч войска, а остальные силы обещал привести по суше, через Чухонию.
977 год. Варяжское море. Нева.
В лето 6453 от С.М.З.Х. отчалили от Ютланда войска кагана Владимира, среди которых было более 30 тысяч шведских рыцарей, данных кагану королем Эриком и около 12 тысяч дружины Добрана и Волчьего Уха, состоящих из крещеных византийских хазар. Столько же (12 тысяч) дал Хакон 2-й норвежский. В дружины также вошло более 15 тысяч наемников из Германии, Австрии и других европейских стран.
Иосиф Мец был сыном главного мясника, поставляющего кошерную говядину самому беку хазарского каганата. Его влияние при дворе кагана было огромным. Многие считали его отца третьим лицом в каганате. Сам же Иосиф вырос на бойне и любимым занятием его было перерезать сухожилия коровам так, чтобы не задеть артерий. Это для того, чтобы они умирали, медленно истекая кровью. В кошерном мясе не должно быть остатков крови, а Иосиф, напротив, любил свежую горячую коровью кровь. Однажды, его отец купил себе десяток рабов, а за покупку бесплатно ему дали маленького мальчика, который для тяжелых работ не годился. Он хотел отдать его раввинам, но до пасхального жертвоприношения было далеко, и он отдал его Иосифу. Мец перерезал ребенку сухожилия на руках и ногах и наслаждался тем, как ребенок плакал и кричал от боли. А потом он взял свою старую чашу из человеческого черепа, которую в детстве подарил ему отец, набрал в неё крови умирающего мальчика и выпил. Кровь человеческая ему пришлась по вкусу больше, чем говяжья. Тогда он стал сам ходить на невольничий рынок и покупать себе детей, которых резал своим обычным способом и напивался кровью вдоволь.
Потом была война с русским князем Святославом, и Мец пошел воевать в Итиль, защищая его от русичей. Когда Святослав взял Итиль, вместе с остатками войска, Мец бежал на Тамань. Там они тоже вскоре были разгромлены и Мец, в числе многих попал в плен и был продан в рабство в Византию.
Вот здесь ему уже пришлось самому на своей шкуре испытать участь раба. Он не мог забыть унижения, когда погонщики гнали его, хлестая бичом, как скот, и возненавидел Русь и всё русское на всю свою жизнь.
Мец имел очень незаметную внешность. Единственное, что его отличало, так это, очень заостренные кверху, уши, почти без мочек. За это его прозвали Волчье Ухо. После разгрома остатков каганата на Тамани, он попал в плен и был продан в рабство. Хозяином его стал грек Петр, который был христианином и очень набожным человеком. К рабам он был очень добр и всячески склонял их к принятию христианства, по вечерам читая им евангелие. Мец смеялся в душе над этим придурком, но когда встретил своего товарища по хазарской тьме Белея. То изменил к этому свое отношение. Белей принял христианство и был освобожден из рабства. По законам Византии нельзя было иметь рабов христиан. Мец стал ходить с хозяином в собор Софии, был крещен и хозяин отпустил его. Но в Меце сидела дикая ненависть ко всему русскому, он ненавидел Святослава, разгромившего каганат и всех русских, за то, что они не хотели быть рабами.
Он собрал таких же головорезов из числа освобожденных хазар и предложил Белею, который был когда-то в каганате тысячником, свести его с представителями синедриона.
—Я и есть представитель синедриона,—ответил Белей.
Мец засмеялся и сказал: «У меня реальная сила! Со мной две сотни крещеных хазар, готовых к войне и походу на Русь. Пока что, мы грабим купчишек, да режем запоздалых прохожих, не успевших к ночи уйти за стены города. Но мы надеемся, что нам найдется достойное применение и хорошая плата за кровь».
Через месяц Белей удовлетворил его просьбу, походатайствовав о зачислении Иосифа и его ватаги в войско базилевса.
Он пошел в легион Константина кесаря и сражался против Святослава, когда тот взял Царьград. Но легион был разбит и Мец, переодевшись в купца, убитого им накануне, ускользнул от расправы.
Бродя по Болгарии он встретил более десятка своих прежних друзей по грабежам и убийствам и они договорились идти на Русь поживиться грабежами и убийствами. Сколько душ он загубил в это время, он не помнил. Наконец, судьба свела его с черниговским ростовщиком Хрулем, который нанял его выбивать долги из должников. Иногда его нанимали и на убийства.
Мец никогда особенно задумывался, в чем смысл и какова цель убийства, которое в очередной раз заказывал Хруль и его друзья. Может устранение конкурентов по торговле или личная месть. Может кто-то имел длинный язык и знал чью-то тайну; а, может быть, за убийством крылись серьезные вопросы с наследством или политические мотивы. Его, прежде всего, манило в его работе само убийство, сам процесс. Он давал ему силы и уверенности в себе, поднимал его в собственных глазах до уровня сверхчеловека. Таков был весь Мец Волчье Ухо.
Убийство двух купцов было для него плёвым делом, а устранить какую-то женщину, ставшую невольной свидетельницей одного из убийств—сущим пустяком. Его руки были не по локоть, а по самые плечи и уши в крови. Вскоре он и вовсе забыл об этом тройном убийстве.
Хруль расплатился с ним. Как и обещал. Более того, он дал ему рекомендательное письмо Малке, которая пристроила его к своему брату Добрану.
—А кроме тебя, есть еще добры молодцы—отчаянные головорезы?—спросил его Добран, принимая к себе на службу.
—Если поискать, то найдется,—осторожно ответил Волчье Ухо.
—А ты не стесняйся,—засмеялся Добран не добрым смехом.—Ты поищи! Мне такие нужны сейчас, а опосля втройне нужны будут. И Мец привел к нему всю свою уголовную компанию.
Потом он увиделся с Владимиром. Сыном малки и раввина Натана, которого все называли каганом. Владимиру он понравился и тот сразу сделал его воеводой, точнее старшим боярином по особым поручениям. Так началась карьера воеводы Волчье Ухо.
Более полутысячи ладей с драконьими головами на носах плыли по Варяжскому морю на Восток. Полосатые паруса надувались попутным ветром, и гребцы не особо утруждали себя. На передней, самой большой, ладье стояли на палубе Добран, Владимир и Мец Волчье Ухо. Они спокойно смотрели вперед на морскую даль, где хмурое северное небо сходится с холодными балтийскими волнами.
—Восемь долгих лет я скитался но западной земле,—сказал Владимир.—И вот мечта моя скоро сбудется. Возьмем Новгород ,и оттуда начнется мой победоносный путь к власти над всей Русью.
—Ты прав, племянник, если падет Господин Великий Новгород, то и Русь склонит перед тобой голову.
—Ха-ха! А я её отрублю. Я отомщу за все роды хазарские, за Итиль, и за то, что я наследник бека должен скитаться по земле и просить гоев о помощи.
—Эти гои, все таки короли и конунги западных государств,—возразил Добран.—Пока наши интересы совпадают, они наши союзники, лучшие союзники. Помни, главное для нас, поставить на колени Русь.
--Я поставлю её на колени. Я сожгу города русичей, я уничтожу всех мужчин русской крови и заселю эти земли нашими вассалами из кочевников-тюрок. Это будет народ рабов и слуг наших.
--Да, каган, сил у нас достаточно, но сейчас главное внезапность,—сказал Волчье Ухо.—Я жил среди русичей и знаю их хорошо. Они не сдадутся без боя. Их нельзя поработить, их можно только уничтожить! Они храбры и отчаянны в сражениях. Я воевал с князем Святославом на Тамани. Они не сдаются в плен и, каждый из них, стоит десятка хазар или отборных викингов. Как говорил их князь Святослав: «Лучше убиенному быть, чем полоненному быти. Мертвые сраму не имут». Золотые слова. Потому он и победил нас тогда. А русские все такие…
Владимир, который стал уже взрослым мужчиной, промолчал. Он долго жил при дворе князя Святослава и знал, что все сказанное— чистая правда. Но он так ненавидел всех русских, что ему была противна всякая похвала в их адрес.
Как будто, прочитав его мысли, Добран похлопал его по плечу и сказал: «Выбрось это из головы. Теперь тебе долго придется быть русским князем, пока мы сможем объявить тебя каганом всея Руси. Мы назовем эту страну «Киевской Русью», на деле это будет наш хазарский каганат. Новое время требует новых форм войны. Мы стравим между собой всю Русь, натравим вятичей на угличей, полян на меря, северян на кривичей. Это будет великая междоусобная война, которая унесет в царство Сета весь русский народ». А пока сыграй роль русского князя и сына Святослава, как бы отвратительно это для тебя ни было бы».
Владимир молчал. Не зря его пять лет обучали в синагоге в Германии. Он должен помнить всю стратегию новой войны, помнить, как заветы Моисея. Даже больше.
А вокруг плескались, вспененные барашками, хмурые холодные волны. За спиной солнце опускалось за горизонт, и холодный ветер пронизывал насквозь будущего кагана. Не спасал от холода и двойной шерстяной плащ, отделанный горностаем, подарок шведской принцессы. Он пошел в свой шалаш на ладье и укутавшись в плащ с головой, предался сладким воспоминаниям. С этой принцессой он стал настоящим мужчиной. Он вспоминал её упругие груди, её белую кожу, которой не обладала ни одна из хазарок, знакомых ему. Он вспомнил, как жарко она его целовала на своем ложе, втайне от отца пригласив его к себе через черный ход подземелья. «Стану каганом—женюсь на ней, и дядя не посмеет ничего сказать против»,—подумал он засыпая.
Великая беда надвигалась на Русь по Варяжскому морю под полосатыми парусами, а также под парусами с черным вороном или двумя золотыми леопардами. Только над главной ладьей был поднят парус с неведомым до сих пор морским простором знаком хазарского каганата. Голубой парус этой ладьи выделялся среди всех остальных и воины с гребцами были не рыжеволосыми и рыжебородыми, а чернявыми.
http://www.proza.ru/2016/09/29/2097