- Раздевайтесь! - проворковал он чуть глуховатым голосом.
- Мы ведь даже еще не познакомились! - глупо пошутил я.
- Давайте, давайте!
Я нарочито медленно снял пиджак, стянул удавку, расстегнул рубашку и остался голым по пояс. Он зашел сзади, прижался всем телом и нежно положил руку на правую сторону моего чуть вспухшего живота.
- Что? Что...!?- задышал я взволнованно.
- Оно самое! - убрал руку доктор. - ...Грыжа! И приличная уже!
- Что же ... резать...!? Прямо уже...!?
- Можно и подождать! Но тянуть не стоит! Тяжести не поднимайте, желудок не нагружаете, освобождайте регулярно..., клизмы там, отвары, таблеточки..., я Вам выпишу. Ну и через пару месяцев..., а хотите, прямо сейчас положим?
- Нет! Нет! - подался я к дверям. - Подумаю еще, понаблюдаюсь...!
- Подумайте!
Я выскочил из кабинета и почти побежал по длинному коридору к выходу.
- И бандажик! - понеслось мне вслед. Доктор стоял в дверях, строго поблескивая модными с голубыми стеклами очками:
- Бандаж обязательно! Прямо с сегодняшнего дня...
Придя домой позвонил маме. Рассказал,что и как.
- Не спеши! - посоветовала мудрая мама. - Чего пузо зря резать. Может само рассосется.
Вот так мы всегда и во всем:"...может само рассосется!"
- А бандаж не покупай! Тыщи две сейчас стоит. Приезжай, свой отдам! Помнишь...тот еще!
Помню ли я...!?
1975 год. Далекий и прекрасный. Мне 20 лет. Стою навытяжку в кабинете директора дворца культуры, принадлежащего крупному станкостроительному заводу.
- ... и будет конкурс! - гундосит директор, уткнувшись в бумаги. - И комиссия тоже,профессиональная!
- Зачем комиссия? - больше из вредности спрашиваю я. - Это же просто танцы! Мы играем, ребята танцует, вы... платите...!
- Здесь дворец культуры, а не.. танцы! - вперил в меня тяжелый взгляд директор.
- И не я здесь плачу, а государство! Вы понимаете молодой человек... ГОСУДАРСТВО! И по 4,70 рубликов за вечер, и обратитесь внимание - это каждому! И за каждый вечер! ... Репертуар мне на подпись, только советский. Никаких там, этих ... патлатых, не наших..., чтобы никаких. И пару народных...! Ну... идите уже!
4,70 помножить на 15 вечеров да еще стипендия в институте 45 - можно жить уже! В 1975-то!
- Николай Петрович! - закинул я на удачу. - Во дворце вроде композитор профессиональный работает, нельзя ли его к нам в ансамбль?
- Петр Иванович? Зачем? Стар он уже по сцене скакать!
- Как зачем? Поможет, подскажет, аранжировки... там. Композитор же! И ему интересно! И зачем по сцене..., руководитель, наставник! И мы под приглядом. Опять же ...4,70, ему тоже не повредят.
- Это не главное...! - приподнялся директор. - А так, что же, дело хорошее! Профессионалы везде нужны! Он сейчас зайдет как раз. Не знаю, согласится ли...! Поговорю, поговорю...!
Бухали они по вечерам вместе, это все здесь знали! Хитрющий я в молодости был, не то что сейчас!
Лысый был вовсе не лысый, просто стригся коротко.
- Значит так! - открыл он потертую тетрадку. - "Облади-облада"... Название непереводимое, идиоматика, ити ее. Вообще ни о чём, дурь полная...! Ну пацан там, Десмонд, что ли, торгует на рынке, думает про мочалку свою - Молли зовут, мол пора уже ей и колечко..., типа подарить! Да денег нет... . И не будет!
- А вторая? - перегнулся я через стол, заглядывая в тетрадку. - На две договаривались!
- Та-ак! - окунул в рот палец Лысый. - Вроде ... "Вечер после трудного дня". Тоже хрень, еле перевел..., набор слов дебильный! Пацан идет домой с работы: устал, злой, жрать охота! Короче - супу бы, да и в койку. Рабочий класс, короче!
- И все! - изумился я припомнив задорную битловскую мелодию.
- Все! Эти битлы твои, бурлаки что ли!? Текста такие...!
- Молодец Лысый! - хлопнул я его по спине и протянул огромную бутыль портвейна, известную тогда в народе как "огнетушитель".
- ...Трояк обещал! - закозлился полиглот.
- ... Это и есть трояк! Только жидкий!
Изьял эксклюзивные переводы и ушел.
Композитор оказался худощавым, плотно потертым мужичком, с бесцветными слезящимися глазами, которые он поминутно утирал грязноватый платком. Одет он был в форму прапорщика. На ногах поношенные сапоги, под мышкой видавшая наверное и лучшие времена кожаная папка.
- ...Изюминка! - шепелявил он трясущимися губами. - Изюминка должна быть! Без этого никак...!
За рюмочкой выяснилось, что в далекой молодости он действительно написал несколько серьезных вещей. Закончил консерваторию по специальности "Теория музыки..."! Служил в военном оркестре, владел несколькими инструментами. Член союза композиторов, и это - в СССР! Но выдохнулся мужик, не выдержал угара творческого, спился слегка. Вот и пристроили его в культуру.
Надо сказать, что буквально за пару недель Петр Иванович вылизал до блеска весь наш репертуар, все заново аранжировал, напридумывал оригинальные вступления, проигрыши и концовки, вставил везде любимые свои "изюминки". И еще так, играючи... обучил нас петь на три голоса.
Лично я, израненный четырьмя годами музыкальной школы по классу фортепиано, с искренним удивлением узнал, что каждый из 12 аккордов имеет еще пару десятков обращений...! Талантливый оказался прапор. Сколько у нас таких на Руси...!
- ...Это что? - ткнул пальцем в список директор. - Я же говорил! Без патлатых..., "Облади...!" Хорошо, что не матом. А это - ...Хард... ! Издеваетесь!
- Николай Петрович! Там же написано... шуточная песня английских докеров! А...Хард ... паренек идет с фабрики, и думает только - скорее бы в койку! Там рабочий день... знаете сколько у них...!? Мы обязаны об этом говорить... или петь...!
- Ну хватит уже! Я до этого в райкоме партии ..., понимаешь, шесть лет...! Учить меня будете! Если про рабочих...ладно! И вообще... поскромнее, поскромнее. С людьми работаете, с молодежью тем более. Они на вас снизу вверх смотрят. Подстригитесь там, брючки погладьте, галстучки не помешают. Так вот...темный низ - белый верх, скромненько, с людьми....! И идите уже...! Петр Иванович как там, сработались, помогает?
- Да без него мы бы и репертуар не слепили! - развел я руками. - Так что спасибо Вам огромное!
- Ладно, ладно..., "слепили". Комиссия в среду, в 15 ..., и не "часика в три", а ровно в 15.00. Готовьтесь!
Отыграли как на Красной площади. Три дня до того - сухой закон, два раза в день репетиции. Рубашки новые купили. Флейтистке нашей целоваться запретили, чтоб губы сберегла для главного. Композитор даже сапоги вычистил, хотя и стоял все время сбоку.
Пугачиха, Антонов, гитары всякие - "голубые", "поющие", пару штук - тех битловских, несколько танцевальных мелодий, и в конце - ударную: русскую плясовую с прихлопами-притопами! У меня даже трусы взмокли от напряжения! Пальцы сами по клавишам отплясывали, как у эпилептика.
Комиссия состояла из шести человек, из которых к музыке имел отношение всего один - препод из местного музучилища. Да и то хоровик! Остальные - бойцы идеологического фронта.
Кроме нас просматривались еще две группы. Самый страшный конкурент звался "Гармония" и состоял, что было опаснее всего, целиком из рабочих этого завода. Музыканты они были никакие, репертуар примитивный, пару раз даже сбивались и начинали сначала..., но рабочий класс, гегемон, так сказать...!
В конце просмотра поднялся главный, всех поблагодарил и сообщил, что после обсуждения коллектив-победитель будем объявлен директором. Завтра...!
- Изюминка! - орал вечером в кафе Петр Иванови. - Я всегда говорю... изюминка. Без нее никак...!
Мы праздновали победу. Искренне, без малейших сомнений. С такой изюминкой - то...!
На следующее утро я опять стоял в кабинете директора. В правой руке моей плясала навороченная финская шариковая ручка для подписания договора. А в авоське колыхался завернутый в газетку наш, но тоже хороший коньячок.
- Не прошли вы! - прохрипел глядя в окно директор. - И не только вы! Никто не прошел!
- Как же так! - побледнел я. Все эти деньги были мною давно распланированы,я даже занял кое у кого под них.
Я чуть не расплакался от неожиданности. Мы были так уверены в победе. Это был очень чувствительный удар!
- По музыке у вас все нормально. Вы по идеологии не прошли!
- Николай Петрович! Мы согласны! На английском - все выкидываем! На хрена они нам нужны! Патлатые эти...! Чуждо все это нам!
- Не в них дело! Это...проглотили!
- А чего ж тогда? Рубахи новые, галстуки, все путем...!
- А как ты себя вел!? - подошел к окну директор. - Вот они написали в акте: "....органист вел себя развязано, амплитудно раскачивался в такт музыке, расставив при этом ноги гораздо шире плеч, демонстрируя пренебрежение к другим коллективам и членам комиссии...!
Я не мог сказать ни слово. В горло будто раскаленный скрипичный ключ воткнули и прокрутили пару раз.
- Ты понял! Идеология здесь! Поэтому, извини - никак! Петр Иванович тоже расстроился! ... На больничном человек! Из-за тебя!И все... иди уже!...Авоську оставь..., Петру Ивановичу. Заболел человек!
Я был настолько ошарашен, что даже поведал все маме.
- А ты скажи, что спина болела! С позвоночником проблемы. Вот и раскачивался, боль превозмогая! - посоветовала мудрая мама.
- Да кто мне поверит? Позвоночник в 20 лет! Да и не похож я на больного.
- А ты на идеологию надави, скажи... на субботнике, мол... бревно тащил! И вот еще..., бандажик одень, после операции остался. Вон там..., в комоде!
Я уже мало чего соображая залез по пояс в комод. Бандаж пришелся в пору, как прямо на меня пошитый.
- Ну вот..., пригодился! А я выбросить хотела! - мягко улыбнулась мама. И успела крикнуть вслед:
- Сынок...! Про бревно не надо лучше...!
И опять тот же кабинет. И снова я навытяжку..., что уже нетрудно, мамин бандаж подровнял.
- Ну е-мае! - аж подскочил директор, выслушав мою короткую, но слезливую историю. - Что же ты сразу-то!?
- Да когда мне было! - оправдывался я. - Да и неудобно..., молодой парень, комсомолец, а тут вон ... бандаж!
- Неудобно ему...!Иди, иди! - схватил директор трубку. - Петр Иваныч! Все нормально! Пройдете вы! Считай, уже прошли! Поправляется быстрее...! На работу выходи... уже!
По дороге от врача зашел к маме. Бандажик, тот самый, висел на спинке стула. Опять пригодился, через сорок с лишним лет. Ему - что грыжа, что битлы! Всё ему по фигу! И все как новый...!