В тот ненастный день все: тяжелый сон, пробуждение, утро, осень, дождь, слякоть, в общем, все, что было скучного и серого, слились в один длинный пунктир. Он все убеждал себя: «Ненавижу долгие дожди, когда вода с неба стекает сплошной завесой, отделяя от меня мир и оставляя ощущение пустоты». Казалось, что ему легче от этих пустых и малосодержательных слов. Ничего нельзя было изменить.
Это был конец каких-то очень сложных для жизни страны годков. Меня отправили на решение судьбоносных задач, типа коллективизации, индустриализации, модернизации и прочих –ции. В одно из отдаленных хозяйств, сел, деревень, колхозов, центров, технопарков, в общем-то это было ново и в то же время дико. Дико, потому что все равно было всем известно заранее, что ничего на этом обезлюдевшем просторе изменить невозможно.
Вот так вот, я пошел в командировку в одну из отдаленных точек. Пошел, значит меня направили, погнали, но я не пешком, а поехал на виды видавшем авто, по дребезжащим дорогам и проселкам, навстречь закату и ночному небу с полной луной. На ночевку определили в зависимости от позднего прибытия в большое здание клуба. Рядом с огромным пустым залом, заставленным скамеечками по бокам, вдоль стен, были две-три комнатки. В одной из комнат, выбранных по случаю нахождения в ней кроватки с матрасом и постельными принадлежностями, мне не удавалось поспать из за шума, который с наступлением ночи стали издавать полчища грызунов – постоянные обитатели этого клуба. Они бегали и сновали в поисках пищи. Копошатся. Отбираются друг у друга. Как стаи голодных волков. Вспомнил рассказы, что были случаи нападения на людей. Кусали, разгрызались до боли, до синевы и крови. «Да, уж, жизнь-то какая…», - окончательно сон улетучился от дум, больных и боязливых. Еле пережив ночевку в этом клубе, срочно с утра побежал звонить в одну официальную контору.
На следующий день я выписал по телефону яд. С наступлением вечера и ночи стал подсыпать в щели, которых было полно на деревянном давно не покрашенном полу. Вот первую сунул, напоминающую зерно продолговатой формы ядовитую штучку. Клюнул юркий, хвать и начинает заваливаться, ощетинившись своими зубами и торчащими в разные стороны мехами. Какое-то время продолжалась эта вакханалия ядовитации, но не долго, как говорится, играла музыка. Защитник появился! В виде бледного потомства местных людей. Бледные дети прибежали откуда ни возьмись и один из них намазав на хлеб масло и сверху посыпав этот зерновидный яд, проглотил добрую половину. Несмотря на мои протестные окрики. И ничего! Совершенно спокойно. В его жизни и в температуре тела ничего не изменилось. Лампочка свисающая с потолка горела тускловато, словно ей было жалко источать свет Ильича. Грызунов тем не менее набралось уже куча, «завалившихся». Люди стали собирать и поджигать их во дворе клуба. Так завершилась эпопея борьбы с грызунами в колхоз имени Сталина.