Джоан и Гарри

Юрий Яесс
Чтобы доказать свою талантливость, надо быть очень способным.

Владилен Прудовский

Талант - вопрос количества. Талант не в том, чтобы написать одну страницу, а в том, чтобы написать их триста.

Жюль Ренар

Талант - это как похоть. Трудно утаить. Ещё труднее симулировать.

Сергей Довлатов







ДЖОАН И ГАРРИ










Ленинград – Санкт-Петербург
                1998 - 2016   


Не знаю, осознанно или инстиктивно, но людям  явно свойственно  кучковаться по интересам. Для этого они создают разнообразные общества, клубы, товарищества, союзы, братства, ордена, объединения и всякие другие организации с разнообразными названиями. Иногда они просто собираются группками где-нибудь в известном всем заинтересованным лицам месте, чтобы познакомиться, обменяться мнениями или какими-либо предметами своего культа, например, марками, книгами, открытками, монетами, значками.  В Ленинграде книголюбы, или правильнее будет сказать «библиофилы»,  когда-то, сначала, собирались в садике на Литейном с задней стороны магазина «Академкнига», бегали от милиции, которая преследовала их как спекулянтов на знаменитой «трубе», затем  в помещении ДК «Водоканала», а после уже обосновались на «Крупе», то есть в ДК им Крупской в Невском районе.  Были, правда, и другие, менее известные места; например, был книжный развал рядом с Кировским универмагом.

 В уже практически уничтоженном на сегодня саду Карла Маркса когда-то, до того, как через него проложили трамвайные рельсы, собирались фалеристы, то есть те, кто собирал значки, знаки и награды. Несмотря на постоянные домогательства родной советской милиции, там можно было приобрести практически любые  памятные знаки  и знаки отличия. Начиная от значка участника того или иного партийного съезда или победителя первой летней спартакиады, почетного железнодорожника, учителя, донора и тому подобного до ордена Ленина, Красного Знамени республики Тува  обоих типов и даже звездочек Героя. Вопрос был исключительно в двух вещах: во-первых, ты должен был быть «принят» обществом, то есть тебе должны были доверять, так как торговля наградами почему-то была категорически запрещена. Она запрещена и сейчас, но это не мешает тем, кому это нужно приобретать интересующие их предметы. Во-вторых, вопрос был материальным, так как стоимость таких неординарных вещей по тем временам была весьма и весьма велика. Это сейчас цифра двести пятьдесят рублей, которую называли за орден Ленина в хорошем состоянии, не вызывает эмоций, а тогда это была месячная зарплата весьма высококлассного специалиста: ведущего инженера, руководителя сектора, отдела или рабочего высших разрядов на оборонном предприятии. Кстати, примерно такую же зарплату получали и партийные работники районного масштаба, например, инструкторы райкома партии. Другое дело, что у этого контингента были и другие возможности облегчить свое существование и повысить уровень достатка, как, например, спецстоловые и спецбуфеты, спец распределители продуктов и промтоваров. А еще у них были практически в подчинении предприятия района, которые реально не могли отказать им ни в одной просьбе. А уж просить они не стеснялись никогда.

Помню, как в бытность мою начальником ЦЗЛ на одном из заводов в Октябрьском районе меня  вызвал директор завода  и попросил, а правильнее будет сказать – приказал, отправить одного из моих рабочих экспериментального участка в такую-то комнату районного комитете КПСС нашего района к товарищу N ( я честно не помню фамилию, да и не важно это уже теперь). Поскольку в тот момент этот мой слесарь был занят срочной работой по изготовлению опытного образца нового прибора, который через несколько дней должен был быть представлен в Министерство и Главк на межведомственную комиссию, то я решил: прежде чем срывать человека с работы, пойти по указанным координатам сам, чтобы уяснить, в чем же, собственно говоря, состоит проблема, которую предстояло решить высококвалифицированному рабочему. При этом я надеялся определить фронт работ, необходимые инструменты и материалы, которые могут понадобиться, чтобы слесарю не пришлось, потом десять раз бегать туда - обратно за молотком, напильником  или плоскогубцами. Поскольку здание райкома находилось практически напротив завода, то уже через пять минут я входил в указанный директором кабинет. В кабинете стояли три обычных канцелярских стола. Два из них пустовали, а за третьим друг напротив друга сидели двое молодых людей, лет по тридцать с небольшим и играли в шахматы. Я поздоровался и спросил,
–Где я могу видеть товарища N?
–Это я, - откликнулся один из парней, сидевший ближе к окну.– А  вы, по какому вопросу?
–Я с завода. Меня директор попросил сходить к вам; сказал? что вы нуждаетесь в какой-то помощи, – объяснил я.
–А-а, интерес в голосе молодого человека сменился откровенной скукой. – Он махнул рукой в сторону одного из пустующих столов, ближе к двери и продолжил: – Там, посмотри, должен быть молоток и там же лежит плакат. Надо его повесить между окнами, в простенок. Только аккуратно, не порви.
Надо признаться, что я несколько оторопел  и продолжал стоять посреди кабинета как громом пораженный. С такой наглостью я, честно говоря, до этого никогда не сталкивался. Но, вероятно, чтобы вывести меня из ступора, райкомовец поднял глаза и сердито продолжил:
– Поторопись, не стой столбом! У нас через полчаса обед. Мы не можем ждать, когда ты соблаговолишь начать работать! – и уже под нос себе пробурчал:
–Присылают всяких бездельников…

Тут я уже не выдержал и выдал по полной программе. Подошел к столу, взял молоток и гвозди, лежавшие там же, отнес все это к столу, за которым шла игра. Затем принес еще и плакат. Аккуратно положил его поверх игровой доски, сверху водрузил молоток и гвозди. Разумеется, фигуры при этом попадали.
–Ты что творишь, мать твою?! – вскричал партийный деятель, но мне было все равно.
– А в глаз за мат в адрес моей матери не хочешь? А сейчас встал, взял молоток и пошел вешать свой плакат! Потом пойдем к секретарю райкома и спросим его, насколько это правильно с партийной точки зрения срывать с работы людей, чтобы у тебя, – я сделал упор на обращении на «ты», – в кабинете вешать плакат, в то время, как ты сидишь и за государственные деньги играешь в шахматы.  Я, между прочим, получаю за руководство лабораторией и выполнение плана заводом больше, чем ты: мой час значительно дороже, чем твое безделье здесь в кабинете. Я думаю, что товарищ Дунаев с этим согласится.
–Ты… Вы знакомы с секретарем?  В голосе товарища из партии послышалась неуверенность. Если быть честным, то назвать нашу единственную встречу с секретарем райкома на торжественном вечере на заводе в честь какого-то юбилея нашего коллектива знакомством было бы большим преувеличением. На самом деле я был в числе других руководителей представлен пред светлые очи партбосса, удостоился нескольких вежливых слов, долженствовавших нацелить меня на еще большее рвение в выполнении решений очередного съезда и неожиданно крепкого рукопожатия. Коллеги еще долго издевались надо мной и советовали первые полгода руку не мыть, чтобы сохранить партийную ауру.
–Ну, как можно не знать своего секретаря, он же к нам на завод  регулярно заглядывает – и на собрания и по другим поводам. – Вероятно, такая постановка вопроса и  такое разъяснение знакомства с первым секретарем были достаточно убедительными, чтобы еще больше испортить настроение плакатовешателю. Он неожиданно стал извиняться за грубость, не забывая, правда, каждый раз добавлять: –Ну–, я полагаю, что товарищу Дунаеву об этом не стоит говорить.
Я - человек не слишком вредный, поэтому согласно кивал – мол, действительно не стоит. Выслушав весь этот поток словесной чепухи, я вдруг вспомнил, что ребятки что-то говорили насчет обеда.
–Вы, кажется, на обед собирались. - Мысль в голове проскочила прямиком из желудка. - Так я не прочь вместе с вами и пообедать, если, конечно, проведете.
–О чем речь! Нет проблем!
И действительно, слов: «Товарищ с нами» было достаточно, чтобы стоявший на входе в партзал старший сержант вежливо взял под козырек, доброжелательно кивнул и сделал шажок в сторону, освобождая проход, а затем снова сдвинулся обратно, когда мы его миновали.  Вот тогда-то я в первый раз понял, что не окладом единым. Эти ребята получали меньше, чем я, но им это с лихвой компенсировали. Прекрасная, вкусная, качественная еда: отличная солянка, полная натуральным мясом, маслинами, невиданными в других местах каперсами, натуральная отбивная из вырезки – такую не во всяком ресторане подавали. Время было зимнее, но это не мешало наличию в буфете нескольких видов салатов со свежими помидорами и огурцами. А какая селедочка там была!.. И еще ананасы кружочками. Из банок, разумеется, но где вы эти банки видели в те времена?  И сметанка в стаканчиках – похоже, прямо из совхоза, свежайшая, вкусная. Каюсь, я съел две порции, присовокупив к этому невероятно свежую булочку с маком, похоже, из ресторана «Тройка» на Загородном. Именно там,  а точнее в магазине при этом ресторане я покупал такие булочки не один раз. В довершение был очень вкусный, почти домашний клюквенный морс и чай с лимоном и еще одной булочкой.
 Чтобы стало до конца ясно мое чревоугодное восхищение нашей родной партией, умом и совестью нашей эпохи,  остается только добавить, что все это безобразие – тьфу, великолепие стоило ровно шестьдесят копеек плюс еще двадцать за вторую порцию сметаны и вторую булочку. А на Загородном одна такая булочка стоила полтора рубля!

 Ну, да это лишь отступление от генеральной линии.   О чем это я? Ах, да, о кучковании. Подобное ищет подобное. Отсюда возникают разные общества: автомобилистов, бывших чекистов (хотя, говорят, что они бывшими не бывают, Союзы писателей, журналистов, кинематографистов, театральных деятелей, работников цирка, архитекторов. А также слепых, глухих. Кроме таких более или менее известных   объединений, разумеется, существуют и не столь афишируемые и даже не слишком респектабельные, но тем не менее, вполне себе влиятельные тусовки, как, например, воровские малины, сборы профессиональных нищих, профсоюзы проституток и карманных воров, а также воров-домушников. Я не удивлюсь, если вдруг окажется, что где-то кого-то торжественно принимают во всероссийский союз киллеров, причем для вступления необходимо предъявить доказательства профессиональной пригодности в виде рекомендаций не менее чем от двух убиенных лично, ну, или от членов общества, которые сей факт могут подтвердить.

 Ни в коем случае не хочу проводить какие-либо параллели с вышесказанным, но как большой и искренний поклонник научной фантастики я тоже оказался втянутым в орбиту таких тусовок, которые назывались, да, собственно говоря, и продолжают называться «Фэндом».
Тусовок, на которые съезжались со всей нашей необъятной такие же влюбленные в фантастику люди разных возрастов, разного социального статуса, разного достатка. Главное качество, каковым должен был или должна была обладать кандидатура для участия в мероприятиях, которые обычно именовались конвентами, было наличие денег на билет до места сборища и на проживание в гостинице или пансионате и способность в течение нескольких дней не спать, вести умные – и не очень – разговоры, вращающиеся вокруг фантастики, запивая все это неограниченным количеством водки, пива и прочих напитков, каковые пошлет в этот  день кто-нибудь, кто окажется на этот раз кредитоспособным - бог или кто-то из тусующихся. По городам и весям нашей родины в разных ее регионах собирались и собираются люди на очередной «кон» Названия у этих мероприятий были весьма броские:  «Аэлита» в Екатеринбурге, «Чумацкий шлях» в Киеве, «Белое пятно» в Новосибирске, «Басткон» в Подмосковье, «Звездный мост» в Харькове, «Интерпресскон» под Питером, «Созвездие Аю-Даг» в поселке Партенит в Крыму под Алуштой., «Новокон» в Михайловке на Кубани, «Волгокон» в Волгограде, «Петербургская фантастическая ассамблея» в Рощино под Питером, «Комариная плешь» на Средней  (Тузлинской) косе между Азовским и Черным морями
Все я сейчас и не упомню, пожалуй.
 А кроме того еще были конвенты международные, например, мне довелось побывать на «Неохроне» в Пловдиве и Софии, на «Евроконах» в Гренобле,  Брюсселе и Любляне, а еще в Москве.
 Но чаще всего я, разумеется, бывал на нашем, доморощенном, спасибо Шуре Сидоровичу и его супруге Татьяне,  конвенте «Интерпресскон», проводившемся ежегодно за редчайшими исключениями в пансионатах на Карельском перешейке: в Разливе, в Репино, в Смолячково.
Как правило, задачей максимум на всех таких встречах было пригласить «ударного» гостя, в идеале кого-то из известных, желательно зарубежных писателей-фантастов. Пожалуй, с этой точки зрения, наибольшей удачей следует признать приезд на «Интерпресскон» в 1998 году  одного из самых прославленных фантастов современности американского писателя Гарри Гаррисона с женой Джоан. Каким-то образом их организовал один из харьковских переводчиков Саша Корженевский. Кажется, он был литагентом Гаррисона в России. Поскольку Гаррисон был человеком по натуре легким на подъем и не любившим долго сидеть на одном месте ( он и страны постоянного жительства менял регулярно: (Штаты,  Мексика,  Норвегия. Дания,  Ирландия – это еще не все), то  Саша  сумел все организовать,  и этот Интерпресскон запомнился мне, прежде всего, общением с этим удивительно приятным во всех отношениях человеком. Он  прожил интересную и полную впечатлений жизнь, служил в военно-воздушных силах США, после чего, как он говорил, возненавидел армию в принципе. Его эрудиции можно было позавидовать: он владел семью языками, не считая эсперанто. А кроме того он сам  признался, что может сказать на двадцати языках: «Принесите мне, пожалуйста, пинту пива».  Пил он  тоже много и серьезно, запивая водку пивом, что не могло остаться без последствий.На третий, кажется, или на четвертый день этой пьянки, прошу прощения, –«конвента» пришлось даже вызывать для Гарри бригаду «скорой помощи»  - выводить из запоя –снимать похмельный синдром. После этого Гарри слегка умерил аппетиты, заявив, что «сколько водки ни пей – русским не станешь!» Не менее приятной в общении была и Джоан. Маленькая бойкая, острая на язык, легко поддающаяся на провокации и не обижающаяся на розыгрыши, чрезвычайно контактная, как, впрочем, и сам Гарри.
Они были все время на виду, можно сказать, точкой кристаллизации.

 Мне в тот раз крепко повезло. Поскольку я оказался единственным, кто приехал в Разлив на конвент на своей машине, то именно моему «жигуленку» и было поручено везти чету Гаррисонов в Мариинку на непременное «Лебединое озеро». Гарри сразу заявил, что этот «долбаный» балет он терпеть не может, но, поскольку в молодости Джоан была балериной и даже танцевала где-то на сцене, – я правда, так и не понял, где, но вроде бы, в Венгрии, откуда родом был кто-то из ее родителей, – то ей очень хотелось посмотреть этот балет именно в Петербурге. У Гарри вообще самым любимым словом, кажется, было слово «fucking». Этим эпитетом он сопровождал все подряд – и то, что ему не нравилось: fucking балет, fucking мой старенький «жигуленок», трясшийся на ухабах, fucking дождь и так далее и то что, наоборот приводило его в восторг: fucking пиво, fucking водка, fucking фэны, fucking уха из рыбы с курицей, которую сварганили на берегу Финского залива. Тогда я впервые понял, что очевидно не адекватно переводил прежде это слово на русский. Его совершенно не обязательно надо передавать матерными словами – экспрессия в английском  у этого слова иная, менее грубая. Так что вполне можно обойтись, не нарушая смысла, чем-то вроде долбаный, хренов, чертов и т.п. Мы вчетвером – не забудем и Сашу Корженевского – приехали на Театральную площадь, где Гарри тут же объявил, что в этот fucking театр он не пойдет – пусть Джоан идет сама. Но жена строго посмотрела, и Гарри потопал, спрашивая на ходу:
– А в этом fucking театре продают fucking водка?
 Мы с Сашей его уверили, что непременно будет водка. Тогда он наконец смирился с судьбой и согласился войти в зал. 
Говорят, что у дураков мысли одинаковые – может, и так, может, нет, но в преддверии встречи с Гаррисоном и я и Саша Корженевский запаслись изданными у нас экземплярами его книг. У меня было одно из изданий «Крысы из нержавеющей стали» и «Неукротимая планета» из серии об Язоне  дин-Альте, а у Саши, кажется, «Месть Монтесумы», «Кольца Анаконды» и что-то из серии «Билл, герой галактики». Весь первый акт Гарри сидел, откровенно зевая и все время повторяя:
–Ну, где же fucking водка, которую вы мне обещали? Здесь только fucking балет и fucking  девки на сцене, а я  уже стар, чтобы иметь к ним fucking интерес. Вероятно, в последнем случае традиционный перевод мог бы быть вполне уместным!.. Джоан, которая с неослабевающим интересом, откинувшись в кресле, смотрела представление, отреагировала на последние слова мужа в его стиле:
–Молчал бы , fucking old  fart –  старый пердун!

 Кажется, Гарри обиделся и уже настойчиво стал требовать водки или хотя бы пива. К его радости, закончилось первое отделение и мы с Сашей повели нашего  fucking гостя в fucking буфет, где Гарри сразу обнаружил радующую глаз бутылку.
 Он  тут же повеселел и уже с  б;льшим  оптимизмом смотрел на мир. Мы взяли бутылку водки, а Гарри настоял еще на пиве. Я пить не мог, так как был за рулем этой fucking  развалюхи, заодно досталось и fucking русской полиции, а Саше пришлось туго. Так что практически почти все второе отделение – третий и четвертый акты мы провели в буфете. Пока Саша с Гарри уминали спиртное,  у меня родился любопытный план.
 Вместе с нами в буфете сидели еще несколько человек, которые тоже не сильно, видимо, интересовались балетом, в частности, там была молодая студенческого вида парочка, напоминавшая внешним видом и одеждой прежних хиппи. У девушки были крашеные в фиолетовый цвет лохмы на голове, мешкообразный балахон какого-то непонятного цвета и перекинутая через плечо холщовая сумка на длинной веревке ручного плетения с принтом, изображавшим абрис какого-то знакомого собора, кажется Кельнского.
 Я незаметно отдалился от столика, где Гарри вопреки собственным словам все-таки пытался стать русским, путем поглощения этанола, и, извинившись, подсел к этой парочке. Парень был  не менее колоритен, чем его подруга: на нем были ярко-зеленые узкие брючки, облегавшие тонкие, как у девушки, ноги, ядовито-желтая в мелкую серую клеточку рубашка-апаш,  из-под которой выглядывал зеленый под цвет брюк, но немного темнее, шейный платок.  Все это разноцветье дополняли темно-фиолетовые замшевые ботинки до середины голени на высоченной, сантиметров, наверное, десять платформе, причем с желтыми в тон рубашке шнурками. А на голове красовался замечательный  ирокез, причем тоже в цвет брюк. Типажи были что надо! Я быстренько объяснил ребятам свой план, сообщил, что вот за тем столиком сидит всемирно известный писатель Гарри Гаррисон. К моему глубокому удивлению, имя для них оказалось знакомым: они даже вспомнили пару романов Гарри. Тогда я вручил им одну из приготовленных книг и попросил подойти к Гарри не в буфете, а в зале, объяснив, где мы сидим.

 Несмотря на свой внешний  дегенератизм,  дети оказались вполне толковыми и, как только мы вернулись в зал к Джоан и с трудом усадили Гарри в кресло, так как он уже нетвердо стоял на ногах и норовил усесться к кому-нибудь на руки, в основном, к дамам, мимо которых мы проходили на пути к своим местам, паренек подскочил и на приличном английском сообщил, что он узнал великого американского писателя, что они с его подругой  являются его страстными поклонниками и почитателями, что абсолютно случайно – вот как они его любят и уважают, что даже на балет они пришли с его книжками, чтобы почитать в перерывах между актами.
 В общем, они будут счастливы, если мистер Гаррисон соблаговолит оставить свой автограф  на их книжке, а если мистер Гаррисон еще и сделает им посвящение, то это будет верх их мечтаний и об этом они будут рассказывать своим детям и внукам. Они надеются, что когда-нибудь паче чаяния у них таковые появятся. Девочка, правда, тихонько из-за спины по-русски добавила:
–Надеюсь, что это не  будут наши с тобой общие  дети,  придурок!
Надо было видеть физиономию Гарри. Пожалуй, единственным его недостатком, если, конечно, можно это считать недостатком, кроме алкоголизма, являлось гипертрофированное чувство собственного величия. На мой вопрос на пресс-конференции в первый день конвента «Кто, на ваш взгляд. Является лучшим писателем-фантастом в современном мире? он не задумываясь, ответил:
–Харри Харрисон.
– А кто самый великий писатель за всю историю фантастики? Ответ был уже ожидаем:
–Харри Харрисон
 Именно так звучит его имя и фамилия на английском языке, хотя это на самом деле не есть его настоящее имя. На самом деле он  Ге;нри Ма;ксвелл Де;мпси. Именно так записал его отец, который сам после рождения сына сменил фамилию на Харрисон.
 Представляете счастье Гарри? Где-то, в далеком fucking Петербурге, в fucking России, в fucking театре, русский пацан узнал его; у него с собой была его книга. Его здесь знают, читают и любят! Это ли не доказательство, что он действительно великий писатель. А в это время, видимо, услышав происходяшее действо, подошел мужчина интеллигентного вида и тоже протянул Гаррисону книгу :
–Можно и мне?
 Тут уже Гарри готов был вообще выпрыгнуть из штанов. Ему уже начал нравиться и театр, и балет, и девки на сцене. Он уже рвался туда, где еще поднимался и опускался занавес, где приветствовали Одиллию, Одетту, Зигфрида и  рыцаря Ротбарта. По-моему, он уже не понимал, почему его туда не зовут. Ведь многочисленная публика была бы, несомненно, счастлива, бросить букеты и к его ногам, приветствуя лучшего в мире писателя, которого знают и любят везде, во всех странах! Откуда взялся второй ценитель гаррисоновского творчества, я понял только позже, когда заметил, как он тихонько, незаметно передал подписанную автором книгу Саше Корженевскому. Я же сказал, что у дураков мысли одинаковые!
 Прошло уже много лет с тех пор. Устав бороться с раком, в 2002 году  ушла из жизни улыбчивая неунывающая Джоан, а после ее смерти, потеряв самого близкого друга и спутницу почти всей жизни,  Гарри сильно сдал и  был вынужден переехать в дом престарелых близ города Льюис в графстве Восточный Суссекс, где и умер через десять лет после смерти жены.
 Я должен поблагодарить судьбу и «Интерпресскон» за то, что мне довелось провести несколько замечательных дней в обществе этих чудных людей. 
 Ах, fucking Hurry!!! Друзья, этот рассказ – самое малое, что я могу сделать в благодарность за наше знакомство и в память о нашей встрече.