Как я провёл путч

Константин Крюгер
  В  25-летнюю дату неудавшегося путча ГКЧП непосредственные участники произошедшего, и не только они, живо описывали события  августа 91-г с экранов телевизоров. Все, кому не лень, превозносили героизм защитников Белого Дома и прогнозировали развитие событий в России, если бы переворот удался. Этот медийный всплеск и извлёк из памяти яркие и  хорошо сохранившиеся кадры о последних летних днях того года.
 
         Страна разваливалась.  Даже в столице на продажу наиболее востребованных продуктов - алкоголя и курева - наложили жёсткие ограничения. Я дорабатывал на самом крупном во всём Советском Союзе заводе « ЗиЛ»  последние денёчки.  Срок, необходимый  для снятия с меня «секретной формы допуска» после обучения в закрытом МАИ и последующей службе в НИИ – «почтовом ящике», уже закончился. Все предпринятые попытки найти новое перспективное и интересное место работы завершились неудачей.  Государственные организации лихорадило, а работа в «юных» набирающих силу коммерческих структурах ввиду присущей мне консервативности совершенно  не прельщала.
         Когда рухнул и последний вариант – трудоустройство в строящийся отель «Балчуг Кемпински» совместного советско-австрийского предприятия, я не расстроился, но почему-то озлобился. Собеседование, на мой взгляд, прошло вполне успешно:  с меня даже сняли мерки для пошива форменного костюма в корпоративном стиле.  Но через две недели в присланном  домой письме на гостиничном бланке и в красивом  фирменном конверте  меня поставили в известность, что хотя по уровню знания  иностранного языка и остальным данным я вполне профпригоден, однако в силу неясной перспективы дальнейшего развития бизнеса меня с удовольствием оставляют в резерве до открытия второго корпуса гостиницы. Я позвонил приятелю, который, минуя три кадровых кордона с отечественной стороны, и «воткнул» меня в эту авантюру. От него я с изумлением узнал:  проводившая собеседование троица австрийцев  осталась в целом удовлетворена показанными мною результатами, но при этом  «я совершенно не произвёл на них впечатления доброго и отзывчивого человека». Проорав в трубку абсолютно неповинному другу, что  «не в детский сад воспитательницей нанимаюсь!», я сгоряча решил, что больше в этой стране мне ловить нечего.
          Группа «моих» литовцев, старинных друзей по совместному  отдыху в замечательном крымском посёлке Гурзуфе, ещё во второй половине 80-х уехала в Европу. Наша дружба к тому моменту насчитывала более 15 лет, и на неё не повлияли ни всплеск национализма в Литве, ни трагедия 13-го января 1991 года, когда в Вильнюсе под гусеницами советских танков погибли невинные жители. И вот три «лепших корня» Ричардас, Таутвидас и Йонас, осевшие в Берлине,  прислали мне приглашение.
          Сразу после Вильнюсского Кровавого Воскресенья Папа Римский для своих подданных  католиков, в основном, литовцев, учредил Ватиканские паспорта, по образу и подобию «Нансеновских», введённых для русских беженцев после Гражданской войны. По этим документам, действительным в большинстве стран ООН, мои друзья свободно перемещались по всей Европе, а ещё один наш приятель Аудрис добрался аж до Зимбабве.
         В течение двух месяцев  отмечаясь раз в неделю в очереди отъезжающих в банке на Смоленке, единственном официальном пункте обмена валюты, нам с моим другом и напарником по поездке Костей «Малышом» в конце концов обменяли рубли на положенные каждому двести долларов по курсу 37 рублей в пересчёте на «бундесовые» марки.
         Будучи полностью готовым к отъезду: паспорт с визой на руках, авиабилет на 25-е августа имеется, валюта выкуплена,  я начал объезжать друзей – прощаться!
          К  Виктору Ильичу я заехал за две недели до отлёта, зная, что общение может затянуться. И как в воду глядел: Ильич неожиданно получил гонорар. Тогда ещё не признанный мастер перевода, он, тем не менее, жил исключительно литературным трудом. От посадки по статье за тунеядство его неоднократно спасала мама – «Заслуженный Юрист СССР», специализировавшаяся, как раз, на Советском КЗОТе.
         Начав свой трудовой путь достаточно стандартно: инженером НИИ после окончания технического ВУЗа, дальше Витька сошёл с правильной дорожки и занялся фарцовкой джинсами и спекуляцией виниловыми дисками рок-групп. Отдав дань «стриту» и «сейшенам», он окончательно сбился с пути и увлёкся «расширяющими сознание» препаратами. Это привело его сначала на скамью подсудимых, а затем и в места «не столь отдалённые». Именно там, стремясь «соскочить» - избавиться от пагубной зависимости, Ильич начал переводить Берроуза. К моменту освобождения он уже осознал своё призвание и твёрдо встал на писательскую стезю. В полном соответствии с судьбоносной фразой «Нет пророка в своём отечестве!», первыми признали талант Ильича на родине его авторов. Для начала Виктора официально приняли в престижный международный клуб переводчиков, затем потихоньку стали издавать на Западе его переводы в низкобюджетных изданиях и присылать с оказией невеликие деньги. Любые деньги лучше, чем ничего, особенно, если это твёрдая валюта.
         Я «удачно зашёл» - сразу из двух источников Виктору подвезли вознаграждение. Пожилая гражданка США, для которой передача денег являлась ещё одним рискованным предприятием во время её и без того  «опасной турпоездки в Советский Союз», с большим интересом озирала жилище «подпольного» писателя и его самого в компании друзей, очевидно, таких же диссидентов.  Особенно мне запомнились дотоле невиданные маленькие тубусы с растворимыми таблетками – витаминами, которыми она одарила Ильича со словами «Вам необходимо поддерживать здоровье!». Оранжевый шипучий витаминный напиток отлично подошёл для запивки всех видов элитного алкоголя, немедленно закупленного в циклопических количествах в валютном магазине, расположенном на первом этаже Витькиного дома. На невиданные иностранные напитки и необычайные закуски немедленно слетелась  «группа товарищей», как будто «благая весть» разнеслась по Москве со скоростью света. Самыми яркими персонажами являлись две венценосные особы – «Король Секса» и «Король Металла» с примкнувшим к ним «Соколом Жириновского», а также старинный приятель Ильича по «стриту» - Серёга «Солдат», автор текста небезызвестной песни «Доктор Ватсон».  Всего набралось человек десять, не считая дам. Курултай шёл круглосуточно: литературные диспуты перемежались дискуссиями присутствующих меломанов о судьбах современной музыки, танцы сменялись интимным досугом в кабинете будущего литературного мэтра.  Возникающие из-за чрезмерного употребления напитков бытовые споры мгновенно разрешались путём «товарищеских недоразумений». Неугодным немедленно устраивалась «лестница» - так гостеприимный хозяин именовал выкидывание упирающегося гостя из квартиры с принудительным спуском его по ступеням высокого пролёта. В роли вышибал чаще всего выступали мы с «Солдатом», как самые крепкие и бесстрастные.
       Через тройку дней после «американской бабушки» из Питера прибыл литературный агент, сумевший разместить перевод в толстом ленинградском журнале. Приехал он чуть живой с похмелья, и хозяину пришлось идти встречать его к Маяковке. На заграничные напитки агент опоздал, и привезённый им гонорар был срочно вложен в покупку отечественного алкоголя  и «импортных» китайских пельменей в  открывшейся неподалёку харчевне. Желая поразить присутствующих дев питерским  шармом и соответствовуя высоким культурным стандартам, «слегка» похмелившись, агент отправился в ванную бриться и приводить себя в порядок. Вернулся он с недобритой физиономией и уже с заметно начинающим расцветать синяком под глазом – не смог совладать с управлением  газовой колонкой невиданной конструкции, поскользнулся и что есть силы шарахнулся об  угол замысловатого агрегата. На горестях он добавил «пшеничного вина» и практически сразу выбыл из соревнований.
         Телевидения Ильич не признавал категорически, поэтому на кухне вползвука бормотала радиоточка, которую, в основном, и слышно-то не было за шумом дискуссий и роком, доносящимся из магнитофона.  Когда рано утром 19-го мы с Витькой сели на кухне провести калькуляцию, а именно посчитать наличность, то не сразу, но, заподозрили неладное - по радио непрерывно передавали классическую музыку вместо привычных «вестей с полей». С деньгами оказалось неважно, и мы решили съездить на Таганку к другу перехватить взаймы. Таксист довёз нас  только до Колхозной, а дальше отказался наотрез, сославшись на перекрытые танками дороги.  Нас это почему-то не удивило, в состоянии тяжёлого похмелья любые  события воспринимались совершенно естественно. Позвонив из телефона-автомата Вовке «Афанасию», на тот момент промышлявшему изготовлением «экологически чистой лимонной мурцовки» крепостью 50 градусов, и заказав литруху с отсрочкой платежа, мы потянулись обратно к дому  уже пешком, с интересом озирая пустующие окрестности.  Около зала Чайковского к бетонной тумбе канатом был привязан большой воздушный шар с надписью «Первый Всемирный Конгресс  Соотечественников», который мне очень понравился. Ильич успел ухватиться за трос в последний момент, когда я уже отпускал пузырь в свободный полёт. Дождавшись около метро «Афанасия», мы проследовали к Виктору определиться с ситуацией на «трезвую голову».
        Под окнами в направлении Белого Дома уже вовсю шествовали демонстранты, правда, пока небольшими разрозненными группами. Весть о путче принёс юный Александр, один из учеников Ильича, проходивших у него «курс молодого литератора».  Большая часть собравшейся в квартире «творческой интеллигенции» была настроена аполитично, и всё происходящее за окнами её не очень интересовало, но неожиданно возбудился сам хозяин. Высунувшись половиной туловища из окна, разогретый экологически чистым напитком Ильич стал громогласно требовать подать ему немедленно Пуго для осуществления над незадачливым министром внутренних дел различных мероприятий сексуального характера. От проходящих внизу граждан слышались одобрительные возгласы, полностью поддерживающие притязания Виктора. Вслед за хозяином проявил свою активную гражданскую позицию только один гость – всё тот же Александр, обуреваемый юношеским максимализмом. С трудом удержав Сашку от немедленного выступления на баррикады, мы продолжили празднование жизни.
        Один вопросец  висел Дамокловым мечом – не повлияют ли народные волнения на продажу спиртного? Взявшийся провентилировать тему Ильич вернулся из своего магазина в полном безумии, но радостный: продавщица Света без всяких денег в долг выдала ему бутылку дорогущего коньяка. Естественно, общим резюме стало: «Надо было брать больше!», но «на халяву и хлорка – творог!», поэтому элитный напиток тут же выпили за здоровье хозяина и щедрой Светланы.
         Утром 20-го объявился мой друг Андрей, работник Шереметьевской Таможни. Едучи с ночной смены, он специально зарулил к Ильичу, чтобы забрать меня к себе в Переделкино. Сразу же включившись в обсуждение текущих событий, Андрюха, имеющий определённый боевой опыт, приобретённый на срочной службе в Сирии в конце 70-х в составе очень ограниченного контингента Советской Армии, начал объяснять  юному активисту, как останавливать гусеничную бронетехнику. Внимательно выслушав наставления старшего товарища, Александр, не откладывая,  приступил к осуществлению намеченного плана: за две бутылки водки найденные им местные сантехники нарезали арматурный прут нужного сечения на отрезки необходимой длины, намертво стопорящие движение гусеничной техники, если правильно загнать их в траки. Заготовленного количества хватило бы на пару дивизионов бронетранспортёров. Подготовившись к отражению атаки, мы продолжили посиделки. Уставшего после смены Андрея начало клонить в сон, поэтому выпив «на посошок», мы с ним быстро и без проблем поймали такси и убыли в ближнее Подмосковье.
         Ночью я проснулся от непонятного гула. Решив сначала, что таким образом проявляется перегрузка организма алкоголем, я вышел продышаться свежим незагрязнённым воздухом и  оздоровиться, но на улице гул усилился, и к нему добавился скрежет. Только утром из новостей стало ясно, что это по Минскому шоссе на Москву шли танки. После того, как по ТВ Шевчук спел: «А она мне нравится, хоть и не красавица!» - стало понятно, что наша взяла. Переживая за оставшихся у Ильича «бойцов», я двинул в Москву на провед. Вместе со мной поехала на службу жена Андрея, работавшая горничной в семье египетского дипломата в доме УПДК в начале Кутузовского проспекта. При прощании на Киевском вокзале Лилька, выяснив, что я стеснён в средствах, достала объёмный кошелёк и предложила мне на выбор рубли и египетские фунты.  Никогда не виданные красивые бумажки меня заинтересовали, и я взял парочку в дополнение к рублям.
         На квартире у Виктора царило затишье, присутствовали только самые близкие – юный Александр и Зойка, текущая подруга хозяина. Атмосфера напомнила  описанный моим любимым Паустовским  катарсис – нравственное очищение после состоявшегося катаклизма. Но причина была существенно прозаичней – полное отсутствие денег. К нашему удивлению валютный продуктовый магазин на первом этаже Витькиного дома функционировал. Несмотря на то, что предъявленные египетские купюры озадачили дежурного менеджера, бутылку «Smirnoff» он нам отпустил. Неторопливым шагом с периодическим употреблением  «смирновки»,  мы прошли по местам прошедших боёв.  Сашка  умудрился где-то по пути нарвать цветов, и мы присовокупили  их к уже лежащим на присыпанным песком пятнам  крови на мостовой.
 
         Возвернувшись домой к Ильичу и выпив «стремянную»,  мы  окончательно распрощались, и я отбыл навстречу своей новой немецкой жизни.