Любовь и ненависть - продолжение 2, гл. I

Дастин Зевинд
Шел теплый июль одна тысяча девятьсот веселого. Навстречу ласковому ветру и неизвестной судьбе шли мы, абитуриенты иняза. По залатанному асфальту Энского пединститута мерно цокала пластмассовыми колодками девушка, обычной земной красоты, на вскид: белобрысая бикса, не по моде одетая. Заговорила с нами о предстоящих экзаменах, о недоученной материи, о чем-то пустяшном, уже и не помню. Помню, что была суббота и я спешил успеть на посошковый рейс в свое родовое гнездо. Вероятно, чей-то более внимательный взгляд заприметил ее пшеничную копну волос и стройность высокого стана, но нетронутое косметикой лицо ни в ком из нас не возбудило особых эмоций. Вот и я прошел мимо, в слепом равнодушии, невзирая на то, что она явно пыталась ко мне подкатить… “Во дает, выпендрежник!”, – подумал ветер и затих. Да на кой ляд мне сдалась прилипала, коль с пелен не терплю приставал?.. А меж тем, неприступный разиня зря торопился: переполненный автобус отъехал от вокзальной платформы раньше, к своим я в тот вечер не попал, зато, попал в переплет, поехав сотоварищи на чьи-то "хлебные" именины в пригород.


Урочище Баламуты - не самый тихий населенный пункт Азиопы. За шумной бетонкой строящегося аэропорта, вросла в небо шиферными крышами серо-зеленая магала… Ну, магала она везде магала: "...ели от пуза корки арбуза, курицы лапки, да кроличьи шапки!", - балагурили, смеялись, чокались, пили за здравие, а в конце безудержного веселья… мне влепили по кумполу бутылкой!.. Кому-то не понравились заумные шутки моих корешей, - пришлось вмешаться… В итоге: порванная на спине рубаха и здоровенная шишка на окровавленной макушке. Были бы трезвые, проломили бы череп. Слава богу, подоспела родня именинника. Разняли, омыли рану, заштопали, уложили спать. Утром - ни наручных часов, ни денег на дорогу! То ли в драке растеряли, то ли сперли - едва ли не киношное дежа вю: "приютили, обогрели, обобрали!". Пешим ходом, в синяках и ссадинах, вернулись в заспанный город, перевирая каждый о своем под залихватскую мантру: "А хорошо мы дали по рогам рогоносцам!" Притом, по своим получили не меньше… “Да, - сказал себе я, - оттянулся, что называется! Если так проводить досуг, не то что студенческой, вольной жизни век не видать!

 
Наконец, вступительные экзамены пройдены и в середине августа, к безбрежной отраде родного клана, узнал, что был зачислен в первую группу первого курса факультета иностранных языков. Чествуемый "студень" не чувствовал под собой ног от упоения, только, "шьёрт побьери!", - маловато знакомых лиц! Выяснилось - из всех шухарных попутчиков большая часть отсеялась, хотя в той же когорте "англичан" оказались: и друг Михач Е., и городской всемсоветодатель Виктор Г., и та самая, неприметная на мой поверхностный взгляд, девушка. Звали ее Люба. Но меня тогда волновала не она, а изящная Аннушка с немецкого отделения русского потока. Облик этой белокурой нимфы завладел моим сердцем хоть и ненадолго, а все ж поранил. Эта была третья Аня в моей жизни. Первая отвергла мои ухаживания в школе, ту, что в армии, отверг я, а к последней попросту не хватило духу подойти - она была чертовски красивой русачкой и даже когда, много лет спустя, то здесь, то там, попадалась мне на пути, было отчего-то не по себе... Да видно права пословица: "Все, что ни делается, - к лучшему!" Уже 19 сентября, в день своего рождения, навестив с товарищем отправленных в колхоз однокурсников (нас деканат оставил в распоряжении коменданта оформлять общагу), я до боли разуверился в своем выборе. Ёкарный бабай! Как обманчива иногда внешность: за красивым фасадом - лишь необоснованный гонор и... пустота! В то же самое время, мимо проходили длинноногие, привлекательные трепетули, которые были не прочь замутить со мной интрижку, дружбу, серьезный роман, секс-рандеву (что приятнее вам я не знаю), - стародавний Энск, со своей студенческой армадой, по сути, был городом невест, сопоставимый побратим российского Иваново.
 

А что же Люба?..  А Любы не было еще. Ни в колхозе, ни в институте, ни в городе, ни на моем горизонте. Это чудо появилось ниоткуда в начале октября. Я не интересовался ею, окромя имени и фамилии ни аза о ней боле не зная, и потом, держалась она, почему-то, особняком, частенько пропускала занятия, - то ли хворала, то ли просто отлынивала, и что особенно странно: одевалась и училась - так себе, не важно. Все это я разглядел со временем, сам едва успевая на утренние пары, после утомительных секций спортивной гимнастики и модного в среде недобитых балбесов каратэ. Уломал же шайтан записаться! В общем, не до девок было: короткий сон, скудная еда, долгие тренинги в лингафонном кабинете, затем, до самого вечера, истязание собственного тела в спортивном зале института - вот и вся моя студенческая жизнь. Это не могло продолжаться бесконечно - к середине семестра мой организм начал сопротивляться. Требовался выход. И он нашелся.

Получив очередную травму в спарринге, послал каратистов на все три главные буквы русского алфавита, а чуточку погодя, и спортивных гимнастов заодно с прагматичным тренером, который уже записывал мою неповинную душу в… пловцы! “Руки, - говорит, - у тебя длинные, до рекорда можешь на раз достать, если немного размяться в бассейне”. Ну уж нет, до рекорда я с вами ноги протяну! Тупо сослался на скоропостижную болезнь любимой бабушки и тихо, колобком, соскочил со спортивной темы. Вы думаете они от меня так легко отстали? Плохо думаете, я еще успел подневольно побыть капитаном волейбольной команды курса и даже, превзойдя самого себя, занял с ней первое место среди спортивных резервов института. И это, нам видится, не оттого, что в моем подсознании прятался какой-то супер волейболист, а благодаря тому, что у остальных руки были кривее моих и короче. О других органах умолчу.

В конце припозднившейся осени комитет комсомола факультета поручил мне (опять мне! за что?) возглавить команду КВН, на предстоящем институтском соревновании эксцентриков. Нужно ли акцентировать, что и в том состязании мы заняли высшую ступень пьедестала не знаю, пахнет, как-то, до перебора хвастливо*... ладно, скажу, - порвали мы всю ботву в клочья! Затем, короткая передышка и, в приказном порядке, отправили покорять вершины городского конкурса… Как сейчас вижу: перед партийной элитой Горсовета, на ярко освещенной сцене… группа недоумков, в семейных до колен трусах, показывающая фас и профиль советской жопы... Видели бы вы это убожество! Тем не менее, смеялись и аплодировали стоя, аки дорогому Леониду Ильичу. Vivat Academia! Vivant professores! Не плох спортсмен, не плох артист, он лишь мозгами неказист! Набрал с два короба единиц и двоек, на носу первые коллоквиумы, а серого вещества - ни убавить ни прибавить, почитай, не было в институтском культзаборе дырки, которую не прикрыли бы мной, какая на хрен учеба! - быть бы в списках активистов, а там, глядишь, срисуется и диплом…
 
 
Наша заоблачная неприхотливая тихоня, Любовь Л., прогуливала не только отдельные лекции, но и все комсомольские мероприятия, каких было вдоволь в то краснозвездное время, когда коллективная принудиловка называлась энтузиазмом, а генеральная уборка - субботником. Куратор группы, молодая преподавательница страноведения, ужасно переживала. И не столько за академическую успеваемость своих подопечных, сколько за их благонадежность. Оказалось, что Любашка никогда не состояла в коммунистическом союзе молодежи!.. Ну разве можно так грубо нарушать спущенные сверху негласные правила?! Куда глядела Приемная Комиссия и зачем её пропустили в советский институт? Наверно, у неё есть покровители… А если это проверка на вшивость?.. Доложить декану? Донести ректору? Кабы чего не вышло... Она кручинилась не напрасно. Под всевидящим оком спецслужб необъятной империи мы были, просто-напросто, отдельными насекомыми, честно исполняющими или имитирующие исполнение определенных государственных ритуалов. Случись что, нашелся бы и стрелочник, и для этой роли, в каждом заштатном техникуме и отдельно взятом вузе, наилучше подходил нерадивый куратор.

По правде говоря, мне в те дни было фиолетово кто кого и в чем покрывал, покуда самого не выбрали комсоргом факультета и я не познал изнутри занимательную механику ленинского комсомола**, но до того карьерного порога предстояло прожить целый год. А пока, автора этих строк никакая Люба не занимала, ни спортсменка, ни комсомолка, ни просто красавица. Даже находясь рядом в одной аудитории, она оставалась для моих глаз посторонней. Дочь деканши, Стелла Ч., наша одногруппница, и та стала ближе, пригласив однажды аз многогрешного на бальные танцы, несмотря на свой дюймовочный рост. Стыдно признать, но я отказал ей не в лучшей словесной форме, по-жлобски сострив, дескать, подруга, найди себе партнера повыше! Доныне каюсь, хоть мамаша её была чистокровной волчарой, дочурка оказалась полной противоположностью: непритворно порядочной, умной и всецело симпатичной девчонкой - любой поэт о такой бы только и мечтал. Думаю, нет, верю, что нашла ты свое счастье, как нашел его я... прости меня, девочка из далекого прошлого, прости за все и за заносчивость тоже...


http://www.proza.ru/2017/03/25/1195


* Для тех, кто не в капцах на босу ногу: сей чистосердечный бред – индуцированная самоирония автора.

** Комсомол – синтез марксизм-ленинизма и агрессивного славянофильства.