Уехали мы с Олей не с одиннадцатого, а с десятого шлюза, самого верхнего на всем канале, потому, что караван успел быстро и без задержек до него дойти, минуя еще одно, длинное Береславское водохранилище. День разгулялся своим теплом, солнышко поднялось в самый зенит, а на десятом шлюзе немного разыгрался ветерок, канал поднялся на пик своей высоты, через которую он переваливал и перекачивал свою воду из Волги в Дон большими мощными насосами.
Мы вышли на камере шлюзе и, получив направление от вахтенного матроса шлюза, пошли на выход из поселка до остановки. Ждать пришлось немного, вскоре мы с жарким знойным южным ветерком, задуваемым в распахнутые окна автобуса, мчались вдоль того самого канала. Асфальтовое полотно то пряталось в высоких зарослях зеленого болотного камыша, то выскакивало в чистое поле с убранным зерновым урожаем, где трактор перепахивал землю, поднимая за собой непроницаемый столб пыли и любопытных ворон. Канал остался где-то слева, а мы, проехав час с небольшим, проскочив несколько проселочных ответвлений и придорожных селений, высаживая и собирая новых пассажиров, стали подниматься на высокую насыпь. С нее нам открылся красивый ландшафт зеленых, коричневых и желтых квадратов и прямоугольников полей, садов, огородов и непаханых лугов, между которыми ровной прямой стрелой пролегал наш канал, зажатый по обоим берегам все тем же бутовым гранитным камнем и путевыми знаками солдатами. А насыпь ни что иное, как высокий «горбатый» автодорожный мост, перекинутый через него. Несколько минут, и канал оказался уже справа, снова спрятавшись за лугами и тополями, а в салоне начал чувствоваться тяжелый воздух приближающегося города с выхлопными газами автомобилей и дымящими трубами промышленных предприятий…
Душный парящий жаром плавящегося асфальта, центр города-героя принял нас в свои цепкие объятия ближе к четырем часам после полудня, мы сдали Олину сумку в камеру хранения и не торопились уезжать на окраину, в аэропорт, у нас еще была масса времени до семи утра, просто вагон времени, как нам казалось. Мы гуляли по улицам города, держась за руки, и я вспоминал восемьдесят пятый год, мою практику здесь с проживанием всего в двух домах от панорамы «Сталинградская битва», на шумной, с трамвайными путями, Советской улице, где располагалось общежитие речного порта. Мы вспоминали наши школьные годы и компанию друзей одноклассников, весело смеялись и наслаждались уходящей в ночь жаре, красивому красному закату и блеску могучей реки. Бетонная набережная и памятники войны, огни вокзала и гул машин, мчащихся мимо нас, звуки танцевальной музыки и сирены теплоходов, отправляющихся от пассажирского причала вверх и вниз Волги, моргание знаков плавучей обстановки и яркие вспышки светосигнальных судовых отмашек – все говорило о том, что скоро, на рассвете, мы расстанемся на долгие полгода, тягостные и грустные полгода. Теперь мы единая семья и должны быть вместе, только моя работа и ее учеба этого не понимали тогда, не хотели понимать, а вагон времени, тот самый вагон, почему-то оказался на деле всего лишь маленькой тележкой…
- Я тебя сильно сильно Люблю, - прижавшись ко мне, тихо и ласково прошептала мне на ушко моя Любимая Ольгунька, стоя перед входом на досмотр, - я буду ждать зимы, приезжай скорее.
- Я тебя тоже очень сильно Люблю, пиши мне письма, я буду отвечать тебе в стихах и ждать окончания навигации, учись хорошо, - так же нежно прошептал ей я, - беги, заканчивается досмотр, я скоро приеду.
Мы поцеловались на прощание, и она упорхнула, улетела, моя маленькая Ольгунька. Наш медовый месяц промчался так быстро, что мы и не поняли, а был ли он…
Самолет взмыл в чистое синее небо точно по расписанию, на рассвете следующего дня, не предоставив нам ни одной минуты задержки своего вылета. Я остался один на один со своей работой и нашим будущим, со своими проблемами и стихами, мыслями и…