Тот, полный грусти, взор...

Галина Михалева
Закружила осень золотая. Заворожила последним танцем листьев расписных и тихою рекой, с водою потемневшей, в которую те листья опускались и  плыли, подгоняемые легким ветерком в неведомые дали. Куда спешили и зачем? Быть может, в море- океан стремились, а, может, просто к берегу другому? Да разве важно это? Важно, что осень наступила – печальная, нарядная пора, и Машенька – девица юная, гуляя в парке, остановилась  на мосту ажурном , листочками любуясь , загадав, какой листок прибьется к берегу, какой же дальше поплывет. Вот это важно было, ведь , если дальше поплывет, то все слова старушки…той, что из музея значенья не имеют, а если… Тут вздрогнула Мария. Нет! Не должно так быть! Скорее , сказанное- слова  лишь только …слова… Слова одни… Заинтриговать, иль напугать хотела. Или… Да, нет же это ерунда, чушь, невежество одно!  И все-таки запали они в душу. Грустила Машенька.
А было так. Сегодня зашла она в музей. Картины посмотреть вдруг захотелось. Удивляясь себе самой, из зала в зал ходила и вдруг…  Портрет девицы юной перед ней. «Портрет М.И Лопухиной. В. Боровиковский»– читает. Взглянув, хотела отойти, но что это? Не может… Как будто ноги приросли. А взгляд графини молодой такой чарующий, полуулыбка на устах румяных… Весь облик  излучает покой и нежность, счастье и легкую грустинку…
–Мария,– услышала Машуня и, удивившись, резко повернулась. Седая хрупкая старушка, с камеей у ворота белейшей блузки, с прической, что носили дамы во времена далекие.
–Вы мне?– спросила тихо.
–Ее ,– кивнув на нежный лик, старушка отвечала,– ее Марией звали. Была красива и мила… Ведь правда хороша?
–Да,– Машуня от портрета не отрывала глаз. Казалось ей , что девушка сказать ей что-то хочет. – Ну, надо же,– подумала,– её уж нет давно. Давно ушла, а вот лицо ее, взгляд  с тихою печалью, с улыбкой мимолетною лицо останется  среди живых уж навсегда… Как странно это всё-таки… Как странно…И … Её Марией тоже звали…
–Замужем была, была здорова,  а  умерла, когда ей было двадцать три… Сгорела от чахотки,– старушка помолчала,– портрет –то этот дурную славу приобрел. В те времена ходили слухи, будто отец ее Иван Толстой был мистиком известным, и вот сумел он душу дочки  после смерти поместить в портрет сей. А коли так, то говорили, что юным девам смотреть  нельзя, а если взглянет, ей смерть грозит. Графиня молодая их души забирает.  И  будто  много девушек погибло, взглянув всего разок… Не знаю, правда или нет, но ты побереглась бы…
–Ах, ведь суеверье это,– Машуня отмахнулась. Старушка же , обидевшись ,ушла.
 И , постояв немного, Мария загрустила. Ей стало  одиноко вдруг.
На улице, вдохнув прозрачный воздух, решила любимому звонить.
–В музее я была,– сказала тихо.
–В музее? Ты?!- расхохотался Юрий.
–Я.А что такого-то?– сердиться стала Маша.
–Да не похоже на тебя…
–А я была. Вдруг захотелось что-то… Портрет увидела один…
-И что?
–Да, ничего. Вот только говорят, что умереть могу …Теперь…
–Ты шутишь?! Двадцать первый век уж на дворе. Забудь все предрассудки и приезжай ко мне. ОК?
–Да. Я приеду… Ты правда так считаешь?
–Как?- не понял Юрий.
-Как говоришь… Про предрассудки…
–Конечно, глупая! Я жду… Люблю тебя…
–И я тебя люблю… Всегда любить я буду…
Повеселела Маша и в путь отправилась. За угол завернула… Не знала, что ждет ее … Раздался стук глухой… И кончилось всё быстро… Остался холмик над землей, портрет , где Маша юная , прелестная, живая…
Поверить долго не мог тогда в то Юрий. Страдал, переживал и думать не хотел… И голос слышался, то вдруг услышит каблучков веселый стук… Весь дернется и обратится в слух, но нет…То  не она была… другая…
–Её не будет больше…,– подумалось ,– и надо дальше жить, но как? Как  без нее я ? Совсем один…
И девять дней прошло с тех пор.  В тот вечер ветер злился за окном, в окно стучали капли… То осень… капризничала осень… А Юрий у окна стоял. Вдруг телефон проснулся будто…  Не вспоминал никто его,  и вдруг… там сообщение…  от Маши…
–Не верил ты… Но так  случилось…Старушка правду говорила…. И вот я здесь… одна… Совсем одна… Кругом чужое всё… Никак я не привыкну… Хочу, чтоб  был ты рядом…,– читает он, глазам своим не веря… ,-приходи…я жду…
 Протер он очи. Нет… Текст на месте, но … тут он таять стал и вот совсем исчез как будто не бывало…
–Наверное, уснул я…Переутомился…И мне пригрезилось… А, может, пошутил кто просто? Да-да! Скорее, так! Но шутка очень злая…
Он лег, не раздеваясь, а ночью снова звук и снова СМС…
–Ну, что же ты молчишь? Иль не любил меня? Я жду тебя, мой медвежонок…
–Не может быть! Но как не верить, ведь медвежонком только Машенька звала…
И снова повторилось всё… Исчезла надпись, словно не было ее… Под утро сигнал другой:
-Ну, где же ты, родной? Я много  не могу писать… Или не веришь?! Я понимаю, в это трудно верить… Включи компьютер … Немедленно включи!
И он включил… Раздался легкий шум и вдруг на фоне потемневшем сквозь дымку мутную увидел прелестный облик Машеньки своей. Одно мгновение лишь видел, но разглядел печальную улыбку  и две дрожащие  слезинки на щечках нежных, и взмах руки прозрачной, зовущей за собой…
Отпрянул Юрий…
Всё погрузилось в тьму… И он не слышал больше ничего… Был длинный темный коридор, в конце его виднелся  свет  и Маша в одежде белой была так близко… Он поспешил за ней…