Уходить нужно в точно выбранное время. Не раньше и не позже. Эйфория, равно как и наслаждение состоянием одержанной победы, пролегают по краю пропасти. Поэтому и надо – уходить. Из осторожности. Чтобы не разбиться.
Оглядываясь назад, я точно могу определить момент, когда для меня подошло время. Могилёв я должен был сохранить в памяти как точку отсчета, очень удачного начала долгого путешествия.
"Я хотел ей сказать о том, что она Прелесть. О том, что она самая красивая и совершенная женщина в мире". Какие прекрасные это были слова! И родились они легко, с радостью, которая переполняла весь день. Весь мир. Могилёв сверкал: город казался блистательным и улыбающимся на прощание.
Для меня это была цель. Я решил, тоже в одно радостное мгновение, что найду её в самом деле – и скажу о том, о чём давно собирался, без чего не смогу жить спокойно.
Пришло время, как я решил, сорвать покров таинственности с заурядной истории. Не какая это не сказочная страна, в которую она уехала, а обычная Италия. И жених, который её отсюда увез, тоже далеко не герой, а просто более богатый человек, чем местные люди.
Я не вдумывался в детали. Главное заключалось в самой первооснове – "Я найду её!" Я знал, что всё так и будет и никакие преграды не смогут поколебать мою решительность.
Вот именно в этот момент, в минуту притока в кровь адреналина, мне и желательно было повернуть обратно. Собственно, я и стремился к этому – уйти.
С немногими делами, которые ещё оставались, я разобрался на ясную голову, рано проснувшись.
Фотоальбом Натальи я прихватил с собой, упрятав глубоко в сумку.
Зачем я стащил этот альбом? Затрудняюсь объяснить. Для меня это была реликвия, ни с чем иным несравнимая ценность, возможность видеть её и осязать. С другой стороны, вещь очень необходимая мне, была гораздо менее нужна её родителям, как я подумал (они и так, без сомнений, помнят все фотографии). К тому же, я не "похитил" альбом в полном смысле слова. Я взял его в пользование для изучения и рассмотрения, а после реализации задуманного мной плана (умолчу пока, что за он) я обязательно верну позаимствованную вещь законным её владельцам.
Особенный трепет и необъяснимое волнение вызывали её фотографии в обнаженном виде. Нелепо говорить о таком, смотря на фото ребенка – на уровне разума я это понимал, но на параллели эмоций ничего с собой не мог поделать. Меня мучила этическая проблема. Нат, поясню, никогда не позволяла мне смотреть на её, обнаженную. Точнее, она не дала мне возможности создать необходимую для этого ситуацию. Имел ли я право, в таком случае, рассматривать её в детской незащищенности? Подумав, даже очень обстоятельно, я пришел к решению, что – нет. На соблазнительные фотографии я наклеил сверху большие по величине листы плотной бумаги. Не стало соблазна – снялась и проблема. Что-то от этого я потерял, но многое и осталось. Наташа в платьице со скакалкой, например, впечатляла, по моему мнению, не меньше чем она же на горшочке.
Могилёв, небрежно раскинутый вширь, как отдавшаяся женщина, постепенно утратил для меня силу притяжения.
Покидая жилище, которое стало для меня почти родным, Дуняше я оставил записку. Больше меня ничто не удерживало, ибо за комнату я расплатился заранее.
С дорожной сумкой на плече (терпеть не могу ездить в общественном транспорте) я шёл пешком по направлению к вокзалу. И угораздило же меня встретить Грегориана!.. Ну разве не могли мы, спрашивается, с ним разминуться? Ведь не встретились бы, я уверен в этом абсолютно, в девяносто девяти других случаях из ста.
Из мстительности, в ядовитости затаенной обиды (позже, анализируя, я пришел к такому выводу) он среди прочего, брякнув с пяток отвлекающих фраз, указал мне в направлении кафе на сидевшего под зонтом столика мужчину и сказал: "Вот её муж. Самый первый и самый настоящий. Разве тебе будет не интересно с ним поговорить?"
Я не распознал в его словах скрытого подтекста. Меня охватило чемоданное настроение – и я очень был беспечен, уезжая.
Сентябрь 2016, март 2021
*фото из авторского архива