В дверь входит женщина лет сорока, довольно высокая, с седеющими волосами и легкой улыбкой на покрытом веснушками лице. Она будто бы вселяет что-то новое, что-то хорошее в эту плохо освещённую комнату.
-Представляешь,Абрамчик, совсем ничего нету на рынке. Одна картошка лежит, да и та завалялась совсем. А они говорят:будет вам и еда, и всё... Заелись они там, одним словом.Ты, кстати,примус зажёг?
Он вопросительно посмотрел на жену.
-Ты чего смотришь, я говорю: примус зажёг?
Он начал будто бы отходить от неё подальше, в дальний угол комнаты. Она взяла веник и тут же замахнулась на него. "Абрамчик" упал на колени и закрыл голову руками.
-Не бей,Аннушка, не бей. Как угодно, не бей только!
Тотчас же вы, сидя под шкафом, наверное, задумались, зачем он так унижается, падает на колени перед женой, просит у неё пощады? Но тут же жена перестаёт его бить и, повозившись немного с примусом, вновь уходит на рынок.Поднявшись с колен,
он вновь даёт вам знак вылезти из-под шкафа.
-Чего ты на меня так смотришь, товарищ? Да если бы она меня в самом деле так ненавидела, как кажется, то я б давно уже лежал бы где-нибудь в подворотне, я ведь ничего делать не умею, кроме как стричь да плохо на пианино играть, а то мне денег не принесёт; это же всё еённое здесь, и шкаф, и стол, и стулья... Моего ничего здесь нет. Живу так каждый день, привык уже. И к голоду привык, и к холоду привык, к чему только не привыкнешь!
Он подползает к зажженному примусу, пытаясь тщетно обогреть об него руки, наблюдая за его пламенем.А вы, ещё раз рассмотрев его, всю его жалкую натуру помышляете: может, все люди здесь такие? И в ужасе, выбежав поскорее отсюда, мчитесь на центральную площадь, только бы подальше отсюда.