Шиманский В.И.
Главы из автобиографического романа "Вехи и вёрсты" (Скопировано с сайта "Свободная газета +": http://www.svob-gazeta.ru/)
Глава 125. Летние каникулы и щука
Летом, под предлогом помочь бабушке с огородом, а фактически для подкрепления здоровья, мама решила меня отправить в деревню. Я обрадовался, что снова прокачусь на телеге, но меня огорчили: «Васёк, не знаю, как ты выдержишь, но семнадцать километров нам придётся топать пешком. Жалко тебя, но другого выхода у нас нет». Я заверил маму в том, что уже большой и дойду сам.
Мы пошли по той самой дороге, по которой зимой ехали с дедом на лошади в санях. На лугу паслись коровы, росло много полевых цветов. Мама сказала: «Сюда летом я хожу доить корову». Когда я увидел много красивых грибов, спросил маму: «Почему никто не рвёт эти грибы?» Мама пояснила: «Этот гриб несъедобен, его зовут мухомором и им можно моментально отравиться. Запомни это и его никогда не рви».
Когда проходили мимо озера, на котором весной мы с отцом рыбачили, я сказал маме: «Это место мне знакомо». До моста через реку Пёру путь зимой показался мне близким, а теперь был таким длинным, каким я не мог себе представить. Ноги не хотели идти, но я крепился и шёл.
В одном километре за мостом через реку Пёра дорога разделялась на две. Мама сказала: «Направо – зимник. Раньше её называли луговой дорогой. Если идти по ней, до деревни будет ближе, но через речку Ракуша сейчас в двух местах нам не перейти потому, что прошли дожди, и она сильно разлилась.
Раньше там были мосты, но их в половодье снесло. Идти через холодную глубокую воду опасно — нас снесёт течением, и мы можем простудиться. Пойдём лучше через кладки, тут дальше, но надёжнее. Прямо летают только птицы, а мы с тобой люди». В деревню мы пришли поздно вечером.
На другой день Катя познакомила меня с детьми деда Петрака Павлом и Раей. Павел был с того года, как и я, а Рая на три года младше меня. Я был удивлён, когда узнал, что Павел мне приходится дядей, а Рая тётей. Я говорил Кате:
«Разве такое бывает, чтобы тётя была младше племянника?» «Бывает» — ответила Катя. Это у меня плохо укладывалось в голове, но раз так бывает, то пусть будет, согласился я. С Павлом и Раей мы ходили за полевым луком в район озера «Листвяное».
Когда-то папа на рыбалке рассказывал мне об этом озере так: «Во времена моего детства на берегу этого озера стояла громадная лиственница. Два человека, взявшись за руки, не могли её обхватить. Когда эту лиственницу спилили, на том месте, остался пень, на котором можно было плясать. Со временем и пень исчез потому, что на нём рыбаки жгли костры, но озеро в честь той лиственницы люди стали называть Листвяным».
Речка Ракуша берёт своё начало из подземных, холодных ключей, которые вытекают из-под горы. Она небольшая, тихая являлась нерестилищем для многих пород рыб. В ней разводились и плавали миллионы мальков рыб всякой породы.
Эту мелочь ребятишки ловили марлей, но только для кошек. Для ухи она не годилась. Павел этих мальков называл лещиками. Чешуя этих лещиков на солнце переливалась всеми цветами радуги. Мне их было жалко ловить эту мелочь. Если она мне попадались, я тут же отпускал её обратно в речку Ракуша. Иногда мы рыбачили на удочки. Попадались караси, чебаки и другая рыба. Из крупных рыбёшек люди варили уху.
Однажды, по совету Павла, я наживил на крючок не червяка, а лещика. Через некоторое время поплавок моей удочки мгновенно скрылся под водой, леска натянулась, я едва удерживая в руках удилище, закричал: «Помогите!» Павлик подскочил ко мне, и мы вдвоём вытянули на берег громадную щуку. Лески тогда делали из крепкого конского волоса, который выдёргивали у коней из хвоста. Этот волос скручивали и связывали особым морским узлом.
Лески не намокали, были прочные и лёгкие. Щука не могла перекусить эту леску, зато наживку с крючком заглотила так далеко, что быстро достать его я не мог, а крючки тогда были на вес золота. Я мог бы дома вытащить из пасти щуки крючок, но во мне проявился азарт рыбака. Я стал вытаскивать крючок из пасти щуки, но у меня ничего не получалось. Рыбина не шевелилась, я решил, что она мертва и долго не думая, руками разжал ей пасть и полез в неё за крючком, который хорошо был виден далеко в горле.
В самый ответственный момент, когда я взялся за крючок, щука закрыла свою пасть, и её острые зубы вонзились мне в руку. От дикой боли я заорал не своим голосом. Пашка помог мне освободиться, но щучьи зубы я запомнил на всю жизнь. Так на некоторое время я оказался щучьей добычей.
Уха из той красавицы получилась отменная. Бабушка накормила ей меня, Павла, Раю и дедушку, который долго смеялся надо мной, говоря почти стихами: «Не суй руки в пасть щуке! Откусит руку и вспоминай щуку!»
Глава 126. Рассказы бабушки о прошлой жизни
В деревне Черниговка в то время не было электрического света, люди жгли керосиновые лампы, а когда не было керосина, бабушка зажигала тряпочку, смоченную в масле, которая называлась каганцом. Каганец сильно коптил, и зажигали его только по необходимости.
Иногда в хате горела длинная сухая лучина. Я, при всяком удобном случае, расспрашивал дедушку и бабушку об их прошлой жизни. Эти рассказы я старался запомнить, надеясь на свою хорошую память, а даты рождения и отдельные рассказы записывал в тетрадь. Я верил в то, что когда-то вырасту, напишу книгу, в которой расскажу о прошлой жизни моих предков.
Когда мы ложились спать, бабушка рассказывала мне о своём детстве так: «Васятка, вся наша жизнь построена на божьем писании. Когда я была маленькой, моя бабушка мне говорила, что придёт такое время, когда всю землю люди опутают паутиной, а в небе появятся железные птицы, которые будут летать и клевать людей.
Вот и пришло то время. Землю опутали проводами, а в небе летают аэропланы. Я была малая, ничего не понимала и не слушала бабушку, а теперь об этом жалею. Не надо забывать прошлое и тех людей, кому мы обязаны своей жизнью и мудростью! Время – вечность, у которого нет начала и конца. Без прошлого нет будущего, поэтому люди должны сохранить память о нём» - так говорила мне бабушка.
У бабушки Марии была феноменальная память. Не смотря на то, что она была неграмотная, бабушка на память знала не только всю свою родню поимённо и даты их жизни, но много такого, что заслуживает внимание.
Глава 127. Дедушка Степан и божественные книги
В один из воскресных дней дедушка при мне достал божественные книги и стал их читать. Я интересовался: «Дедушка, про что вы читаете?» Он мне сказал: «Васятка, я читаю о житии святого Ильи». Не успел он мне сказать всего, как вмешалась бабушка:
«Дурень ты безмозглый! Зачем забиваешь дитю голову!» Дедушка немного недослышал, поэтому, повернувшись к бабушке, переспросил: «Чаго ты сказала?» «Чаго! Чаго!» — передразнила его бабушка и тут же добавила: «Да, ни чаго, глухой пень! Ты выжил из ума, что ли? Зачем дитю голову забиваешь? Нужно немного думать своей дырявой башкой о том, что делаешь!»
Во времена моего детства церковь была отделена от государства и считалась вне закона, а пропаганда религии была строго запрещена. Бабушка боялась в дом накликать беды. После летних каникул я загорел, набрался сил и вернулся домой.
Глава 129. Любовь Ивановна Денисенко и Евдокия Кондратьевна Шуваева
Стоит рассказать о Любови Ивановне Денисенко. Она была на фамилии мужа, который погиб на фронте, а её девичья фамилия Мехедова-Каторжных. Она была внучкой старшей сестры маминого отца – дедушки Степана. Той самой Екатерины Ивановной, которая первой приехала на Дальний Восток к мужу Илье. Любовь Ивановна — дочь её старшего сына Ивана.
Она работала директором школы номер четыре и жила недалеко от этой школы в небольшом, но светлом деревянном доме по улице «Вторая Вокзальная». Этот дом находился в районе старой суражевской милиции. Сейчас это улица Екимова.
Любовь Ивановна, как и её бабушка, была гостеприимной хозяйкой, молодой и очень красивой женщиной. Я часто бывал у неё, она всегда угощала меня сладким чаем с пряниками и вареньем, что в те времена было для меня праздником.
Наша соседка, тётя Дуся Шуваева, работала в воинской части портнихой, где для военных шила шинели. При прострочке многослойного намыленного сукна, требовалась мощная швейная машинка, которой в воинской части не было. Моим родителям предложили произвести обмен. За наш «Зингер», который прострачивал не только намыленное сукно, но и толстую кожу, обещали ножную машинку Подольского завода и, в придачу к ней, двадцать метров байки и столько же бязи.
Маме было жалко расставаться с «Зингером», но после некоторых колебаний сделка состоялась.
Материю покрасили в синий и малиновый цвет, потом из неё сшили мне и Геннадию рубашки и штаны. Теперь мы выглядели не хуже детей управленческого начальства.
(Продолжение следует)