Circus Maximus Оссиан
Не спешащие выходить персонажи готовятся устроить цирк – пусть даже только на словах. При происходящих или кажущихся пятерым персонажам видоизменениях пространства они , безостановочно двигаясь , будут разговаривать и , возможно , совершать поступки: приседать , обниматься , ломать декорации , обмениваться одеждой , передавать другому при помощи грима свое обличье , подходить к краю , прятаться за оживающим предметами, экспрессивно заламывать руки, залезать на стальные тросы , заползать в образующиеся щели , заваливаться на ускользающий пол , срывать и поджигать бумажные цветы , подпрыгивать , сшибаться и так далее без ограничений.
Появляется атлет-гиревик Брудов.
Брудов. Вы сидите там , а я выхожу на сцену! Похожу по ней и подумаю , не уйти ли мне отсюда куда-нибудь вдаль! О шансе , который я , вероятно , и упущу , я тоже подумаю , но о чем тут думать , если нам ничего не обещали? Я из всех вас самый большой , и по идее должен быть самым спокойным – раз так , я попробую сдерживаться. Рассуждать здраво. С горькой усмешкой и жалкой верой в наши перспективы в этом балагане , куда нам сказали прибыть и показать все , на что мы способны. За сценой нас не кормили. Стол там есть , однако на нем лежат философские книги , и мы их читали , убивали за чтением время , практически не двигались… берегли энергию для выступлений , ведь за нами , видимо , наблюдают. И чем мы себя проявили? Ранняя бездарная апатия. Утомительное разглядывание друг друга. Свое превосходство я вам не показывал! На окружающих я действую позитивно! Я не знаю , что говорю. У меня ни малейшего своеобразия речи.
Выходит клоун-дрессировщик Дячин.
Дячин. Благодаря твоей заурядности для тебя вскоре пойдет светлая полоса. Твоя лодка спущена на воду , и тебя с нее смоет в море.
Брудов. В море чего?
Дячин. Ха-ха. Но ты прав. Большой и заслуженной удачи нам эта авантюра не сулит. Мы здесь по приглашению одной обеспеченной дамы , чьи деньги мы не щупали , и их у нее вполне может не быть. Пусть в моих измышлениях и имеется некоторая доля преувеличения.
Брудов. Ты преувеличиваешь отсутствие?
Дячин. Я поднимаюсь наверх. Мне знакомо отсутствие денег , и осуждать за это нехорошо , взгляды голодных животных терзали мне душу… позабудь я накормить моих зверей , они бы меня порвали. Ну , а тебя раздавили бы твои гири.
Брудов. Я-то в чем перед ними виноват?
Дячин. У каждого из нас своя цирковая профессия. Я – клоун-дрессировщик , ты – атлет-гиревик , и тебя предстоит по всей программе ответить за выбор. Сославшись на усталость , от возмездия ты побежишь , но тебя быстро догонят.
Брудов. С усталости не побегаешь… ты не о том?
Дячин. Мне доводилось заниматься и смешанной дрессировкой – с волками я объединял свиней , с тиграми у меня трудились косули… тигров, если честно, мне не доверяли. Боялись за тигров.
Брудов. Свиней тебе не жалко?
Дячин. Я же клоун.
Брудов. Клоуну полагается смешить.
Дячин. Таковы правила. Не я их придумываю.
Брудов. Ты намекал , что твои волки пожирали твоих свиней. Что же здесь смешного?
Дячин. Никто никого не пожирал. Со временем ты во всем разберешься и поймешь состояние человека , разобравшегося в ситуации раньше тебя. У тебя , кстати , богатый репертуар? Помимо гирь , на что ты способен?
Брудов. Когда-то я работал нижним.
Дячин. Где?
Брудов. В пирамиде. Она зачастую рассыпалась , но развал начинался не с меня: я твердо стоял и держал. Как вкопанный , как проклятый… дергались те, кто стоял выше меня. Нередко даже коллективно – не выдержав давление высоты. Неусыпное покачивание превращалось в падение , и вину сваливали на меня. Я по привычке оказывался крайним.
Дячин. Нижние всегда крайние.
Брудов. Мое нынешнее прозябание не подрывает мою незадавшуюся жизнь с моральной стороны.
Дячин. Душу ты не загубил. Нищету заслужил. Как же это ужасно… тебе остались только гири.
Брудов. Мой номер непопулярен. Я не умею договариваться с устроителями , и они меня не то , что бы обирают , а просто не зовут. Гуляй , гуляй , ты же любишь гулять… в предчувствии двойного удовлетворения ты проявишь свой талант , не притрагиваясь к гирям.
Дячин. Рэс юдиката… «решенное дело» на латыни.
Брудов. Собравшая нас дама позвонила мне и сказала: приезжай. Я внесу тебя в список. Я наслышана о тебе от Виктора Латтуса…
Дячин. Виктора?
Брудов. Знаменитого циркового предпринимателя.
Дячин. Да я в курсе. Года три назад у меня с ним все складывалось , но затем я неожиданно выдвинул ряд требований , и он прервал наше сотрудничество , и половины от оговоренного мне не заплатив.
Брудов. Сейчас он банкрот.
Дячин. Он и в те дни едва концы с концами сводил. И я ему не сопереживаю! Нанимая людей , подобных мне , он сам прямым ходом к разорению шел. Мы ему навредили – его буквально прогнали сквозь строй бездарностей нашего типа… ты ведь считаешь себя одаренным.
Брудов. Пустая бравада мне не близка. Скудная оплата моего дарования приучила меня к адекватности. Непосредственно лично для меня будущее видится довольно смутным.
Дячин. И тебе не жаль?
Брудов. А чего мне жалеть?
Дячин. Тебе не жаль , что ты ничтожество?
Брудов. Все не столь бесповоротно. От явных недостатков я избавлен , да и репутация у меня не подорвана , и , если дорога сворачивает не туда , я продолжу идти по бездорожью. Слушая стук посоха по камням. Взбалтывая грязь подгибающимися ногами.
Дячин. С растопыренными пальцами.
Брудов. Как деревья с ветвями.
Дячин. И где же деревья? Деревья , посаженные тобой в результате облучения! Я окончил отделение клоунады и мне проще изрыгать фразы , а не огненные языки – это иной профиль. Никому со стороны не вынудить меня резко сменить амплуа.
Брудов. Ты очень умен.
Дячин. Не очень , а специфически. Специфически умные люди вздрагивают по утрам от расплывающейся перед ними мебели и не отличают шкаф от стула, становясь неразговорчивыми с рослыми собутыльницами из околачивающегося возле кровати женского батальона. Эй! Выносите кровать!
Брудов. Они не надорвутся?
Дячин. Эти дамочки знают , кто я такой.
Брудов. Но и они не из последних.
Дячин. Недаром та из них , что с хорошей фигурой , зацепила пятками вертолет.
Брудов. При всех?
Дячин. При мне. Она делала сальто назад , и так распорядился рок… чего вы застряли? Вы думаете выходить?
Брудов. Зачем ты на них давишь?
Дячин. А зачем при входе на современный круизный лайнер пассажирам раздают по веслу?
Брудов. О веслах я чего-то…
Дячин. Похорони логику! И научись делать различия.
Брудов. Между чем?
Дячин. Между дуреть и дурить. Между шутить и оставаться без крыши… а вот и женщины.
Вышедшие на сцену Нубова и Панина выносят кровать.
Дячин. Вам не тяжело? Вы не принижаете роль восприятия?
Нубова. Кровать мы поставим здесь. Мы ее донесли… опускай!
Пажина. А кто на нее ляжет?
Нубова. Я на нее сяду , и меня с нее не поднять. Меня придавит ответственность.
Брудов. Тебя позвала та же самая дама?
Нубова. Разве ты не помнишь? Когда мы все знакомились , ты о ней заговорил , и мы закивали - со всей мощью и широтой твоей натуры за компанию кивал и ты. Ты – атлет-гиревик. Имя я подзабыла.
Брудов. Ты его не спрашивала.
Нубова. Имена не важны. Мы тут из-за наших профессиональных навыков , и дилетантства , насколько я понимаю , мы не потерпим. А выспрашивание имен отдает неким общением на бульваре , куда бесцельно слоняющийся народ от одиночества сбежать пытается. Нас одиночество не пугает. Мы принимаем его , как должное. Правда , клоун? Клоун-дрессировщик.
Дячин. Твоя извивающаяся рука не кажется мне змеей.
Нубова. Моя рука прижата к бедру.
Дячин. Обе прижаты! Ну , и что получается? Обман или дефект?
Нубова. Я тебе отвечу. Таким , как ты , нельзя давать почувствовать безнаказанность. Но мы не чужие , и тебя это спасет… у нас похожие номера. С животными. С юмором.
Брудов. Ты вроде бы наездница.
Нубова. Наездница в стиле гротеск. Если вкратце , я бурно кривляюсь на скачущей лошади. Моя новая подруга с лошадьми не связывается.
Панина. Мой удел - балетная пантомима.
Брудов. На полном серьезе?
Панина. Я стараюсь , но в цирке без веселья не обойтись , и с приглашениями у меня туго. До нынешнего случая мною никто не интересовался около полутора лет.
Дячин. Это не простой… так – мелочь.
Панина. Для меня это долго.
Дячин. Ты не та , за которую себя выдаешь.
Панина. А я себя за кого-то выдаю?
Дячин. У тебя не все дома. Ты выглядишь вконец затравленной , однако ты пришла и рассчитываешь на фиесту , на работу , на оплату – чей же пример тебя вдохновляет? Мой?
Панина. А вам платят?
Дячин. Со мной составлен отдельный договор.
Брудов. Договор? С гарантиями?
Дячин. По устной договоренности вкалывать я не стану. У меня письменный контракт! Мне полагается и аванс , и доля в прибыли… вы успокоились? Порадовались , что я тоже никто? Но я на мели без услужливости , а вы страстно ищете кому бы услужить , перед кем бы начать выделываться… эта дама что вам сказала? Мне она сказала , что мне следует проявить не только цирковое , но и драматическое мастерство , и я осуществляю тут согласованные с самим собой действия , выплескивая на вас эмоциональную дрянь , под шум которой вас не прельщает заснуть , какой там! вы жадно вслушиваетесь в мое шипение , навеянное положением участника ее мерзких игр.
Нубова. Стало быть , ты в минусе.
Дячин. Выгоды не видно. Прильнув к тебе , я бы отдышался.
Нубова. Мое лицо тебя не останавливает?
Дячин. Я бы прижимался не к лицу. Если убрать лицо , твое тело заслуживает всяческих похвал. А что у тебя с лицом? С рождения с ним это?
Нубова. С периода полового созревания.
Брудов. В этом кто-нибудь виноват? Лицо у тебя любопытное… за один раз не изучишь.
Нубова. Ты чрезмерно не всматривайся. А то и тебя коснется.
Брудов. Говоришь ты отчетливо , не шепелявишь… неразборчивой в сношениях ты мне не кажешься. На кровать к тебе я бы подсел. Ты меня не ударишь?
Нубова. А куда ты сядешь? Между мной и балериной?
Панина. Я не балерина. Фуэте я крутить не умею , но душу , если надо , я дам , и публика на меня обозлится: они же билеты купили. Заявились в цирк развлекаться , а здесь я , и юбку я не задираю , нарочно взметнув ноги , не падаю , от меня сквозит ненужной печалью , и полученные от моего выступления раны аплодисментами не залечишь. Криками «позор!» тоску не изгонишь.
Дячин. У тебя были любовники?
Панина. Полагаешь , не было? Отчего же ты меня обижаешь… с какой стати?
Дячин. И до чего ты их доводила?
Панина. До приступов… до приступов ликования. Я дарила им возбуждение , и они использовали его не всегда со мной , чему я не поражалась и , почти не колеблясь , дотрагивалась до себя , чтобы подзарядиться положительной энергией. По заповедному краю разъезжал ритуальный автобус. Пожарная машина уезжала заправляться водой на минеральные источники. Летчики и пловцы валили ко мне валом и не торопились приходить в то состояние сознания, когда без разницы жив ты или мертв.
Брудов. Я жив. Больше для вида. Я переживу свое тело , локальные неудачи у критической черты мне нипочем , из бани я выбегаю в туман и мне выпадает возможность заработать на укладке асфальта. С моей природной силой мне ли опасаться честного физического труда?
Нубова. Ты , братец , подгнил. Ты – ренегат. Если ты планируешь завязать с цирком , я брезгливо хмыкну и решу , что ты заболел психически. Будь осторожен! Фантазия – не лошадь , разгонишься – не остановишь.
Брудов. В лошадях ты разбираешься.
Нубова. Не закрывай глаза! Тебя хлестнет по ним еловая лапа , которую я для тебя отпущу. Это крайне жутко! Приятней копытом получить.
Дячин. А ты получала?
Нубова. Не реже , чем доярка.
Панина. Доярки умеют за себя постоять.
Дячин. Сейчас доят техникой. Поющие пески с песнями заглатывают города , и под жужжание мух врубается Бетховен , слабые умы пополняются поверхностными знаниями , у самого горизонта я чуть не зарыдал. Это можно понимать по-разному. Вы идите подремите , смысла в жизни не ищите… откуда в нас такие амбиции?
Брудов. Мы в полной безопасности. У нас общие интересы , а кругом одни минусы , гири у меня за сценой , и я за ними точно не вернусь – тот , кто придет за ними , придет за мной. Меня им не заломать.
Дячин. Твоя голова у них на крючке. За определенную сумму ты запросто изменишь своим принципам. Нажатием на спину тебя не сдвинуть – вперед ты не направишься , и наши девушки возлягут отнюдь не под тебя.
Панина. Секс без чувств меня не влечет , и я мягко бы попросила…
Дячин. Император ее взял!
Панина. Кого?
Дячин. Через ворох одеял! Пробив барьеры между мужским желанием и женской фригидностью. После грубого контакта тебе позволяется засвидетельствовать ему презрение. Раскинулась бы ты на кровати – было бы трогательно.
Нубова. Сознайся в расчленении трупа. Убил не ты – подобное обвинение не выдвигается. В камеру просовываются липкие ладони полуденной жары , которые сюрреалистично ощупывают твое разгоряченное тело. На свободу , если нет настроения , не выходи. Потрескавшаяся пелена обнажает заросший хребет. Вспыхнувшие дорожки по стенам забираются на потолок , и ценой разума ты спасаешься.
Дячин. Итак! С кем же , с кем… с тобой. Однозначно с тобой.
Нубова. Ты? Со мной?
Дячин. С кем что-то не то? С тобой?
Нубова. Меня обработали. Я раздавила хрустального таракана и залила его остатки клеем , как соусом. Восстановлению он не подлежит. Блестящими частичками с заостренными краями я не пообедаю. Сидела без денег , поддерживала себя метафизическим значением оборвавшейся карьеры – напрягала память. Обвиняла тебя.
Дячин. Я принимаю упреки.
Нубова. Ты пропах грехом. За кулисами суздальского шапито ты подговаривал против меня лояльного ко мне директора.
Дячин. Я боялся , что он будет до тебя домогаться. Неспроста же он тебя практически раздел.
Нубова. Так совпало.
Дячин. Я не тебя не сержусь. С моими доходами мне нечего рассчитывать на приличных женщин.
Нубова. К порядочным женщинам я не примыкаю.
Дячин. А кто говорит о порядочных?
Панина. Говоря о порядочных женщинах , не забудьте меня. Вы о них не говорите , и меня ваш разговор не касается даже боком , ну и что? Где же мое возмущение? За невнимание ко мне я не возьмусь осуждать вас за черствость. Людское равнодушие для меня не в новинку. Боевое крещение относительно него в далекой юности я прошла.
Брудов. На тебя все плевали?
Панина. Не бери в голову. Тебе мой горький опыт не пригодится.
Брудов. Отталкивая меня , ты ошибаешься. Если ты думаешь , что мне незнакомо бескрайнее одиночество , я вынужден тебя… приободрить. Длительный вояж в человеческое общество окончился для меня полным разочарованием. Ты попросила меня не сдаваться?
Панина. Об этом надо просить?
Брудов. Уговаривать. Находить доводы , приводить позитивные примеры , дружески лупить по плечу… не лупить – похлопывать. Я оговорился.
Панина. У тебя симпатичная улыбка.
Брудов. Да и ты хорошо улыбаешься.
Нубова. Вы улыбаетесь? Частично вы отошли?
Брудов. От искусавшей нас безнадежности рывком не отойдешь. Зрелым людям свойственна аккуратность действий в перескакивании с трапеции на трапецию , так как случается всякое. Левой рукой я бы держался , а правой бы продолжал тягать гирю , накатывающей депрессии сопротивляясь. Наблюдающая за мной аналитическая группа заявила бы , что во мне не ощущается солидности , и прочных взаимоотношений с женщиной мне не выстроить - я и не подозревал… меня не исправить. Набрав мощь , с собственными проблемами я разберусь.
Нубова. Тебе опротивело быть одному.
Брудов. Раньше я помнил , почему же припекающее солнце меня угнетает.
Нубова. Почему?
Брудов. Не помню. Ступеньки ведут к краю. И я не сильнейший… без срывов мне не добраться. В дискуссию о причинах моих неудач я не ввязываюсь.
Дячин. У тех , кто один , свои возможности.
Брудов. Гигантские…
Дячин. Примерно. Чтобы теоретически поймать одну вымышленную стрекозу мне понадобилось с полсотни вымышленных дроздов.
Нубова. И что они с нею сделали?
Дячин. А ты угадай.
Нубова. Съели?
Дячин. Отпустили.
Нубова. Я поплыла… поднимаемые мною волны идут к берегу и лезут к тебе , к мужчине с глазами , вместившими вожделение и страх , оно тебя не задержит. Ты унесешься от волн , не покачиваясь и остро соображая – в этом твое преимущество. Ты его реализуешь?
Дячин. Я уйду , имея.
Брудов. С твоим умом тебе незачем молить о тепле. Ты спросишь у себя: «где здесь катаются на лыжах?» , и сам же ответишь: «да где угодно». Под рокот водопада я бы попил с тобой чаю , настороженно вдыхая зловонные пары в День Всех Усопших , когда мне подтвердят недействительность действительности и объединят в божественную мудрость выцветшие разрозненные элементы. Желание постигать обозначено. Я смотрю на тебя в упор , но мы далеки друг от друга.
Дячин. Это вздор. Я не собираюсь что-либо делать.
Панина. До каких пор?
Дячин. До изменений. За приземистым кустом виднеются очертания могучего дуба , который некому почесать , а у него зуд от корней до верхушки , вам верится с трудом , и я начинаю заводиться , допускать неточность за неточностью: в обычном режиме. Отвергая претензии. Я уже с вами – я уже спустился. О разгонах демонстраций я , друзья , могу вам многое рассказать. Тебе особо… девушка-балерина , бесправное доверчивое создание. Если бы я к тебе что-то чувствовал , я бы принял тебя и такой.
Панина. Спасибо… не за что.
Дячин. Я не сторонник невоздержанности. Зарплату мне выплатят , прессинг властей ослабнет , вот тогда я и пойду выгуливать моего вепря.
Панина. С клыками?
Дячин. Он ненормальный. Я дрессировал его около пяти месяцев , и он дерзко подставил меня на премьере , запоров простейший номер с числовыми ребусами.
Брудов. Ты называл ему число? Ему надлежало хрюкнуть столько раз , сколько нужно?
Дячин. Хрюкнуть… это не хряк – это вепрь. Хрюкать он и не думал , а на зрителей понесся: первые ряды мгновенно отскочили к задним , возникло социальное равенство… на разборе полетов дирекция задергала меня обвинениями в умышленной провокации. Повинного в членовредительстве вепря предлагалось незамедлительно усыпить , но я его отстоял. Моих подопечных я в беде не бросаю.
Нубова. Твой вепрь живет.
Дячин. На слабоумие не жалуется.
Нубова. Какого он пола?
Дячин. Мужчина.
Нубова. За мужчину ты вступился , а женщину можно на мясо пустить? Котлетой из той женщины ты бы не подавился?
Дячин. Из животных , которых усыпили , котлет не делают. А если ты спрашиваешь не конкретно , а в принципе , то я не скажу о вас свысока. Почтение к женщинам у меня в подсознание , ну а сознание у меня подпорчено.
Панина. Женщинам сознания мало.
Дячин. Не ровняй!
Панина. Нас?
Дячин. Подсознание меньше сознания!
Брудов. Ты не зришь в корень. Сознание – существенно , но подсознание – краеугольно , и здесь вернее рассуждать не о масштабах , а о значимости , чья бренность понуждает нас настаивать на приоритете величины над невесомостью… испарений…
Появляется мотоциклист по кругу Федосов.
Панина. Он…
Дячин. С ним заговорю я. Примолкнувшие женщины освободят для него место на кровати.
Панина. Мы подвинемся. Он нас разденет?
Нубова. Он мотоциклист по кругу.
Дячин. И он вас не видит.
Панина. Ему бы стоило прозреть…
Дячин. Харизматичный брат! Ты вышел к нам без объявления войны! Под закрытым шлемом у тебя опухшее от пьяной жизни лицо , и после цепочки грубых ошибок ты замедлил шаг , максимум из существования ты не выжал , сохранил ли ты общительность? Справедливо ли обиженным тебя называть?
Федосов. Я с погнутым копьем. Взбежал по лестнице без мотоцикла. Мне не думается , что наша коллективная смерть станет трагедией.
Дячин. Сырое воззрение. Ключ не подошел , отмычка застряла и не вылезает , но кувалда при мне , и я приостановлю наш окончательный разгром , работая над мыслью – над тем , чтобы она пришла. Тебе насчет меня не звонили?
Федосов. Я увиливал от комбайнов.
Панина. Ты столкнулся с насилием?
Федосов. За сценой носятся комбайны , которые могли меня сбить. На меня напускались стихийные бедствия , заходящиеся в крике вельзевулы метанием диких дынь пытались расколоть мой шлем , какая-то часть меня просаживалась и смирилась. Я задумывался о том , кого же они высматривают со спутников и неосознанно производил ротацию принципов , почувствовав внезапную страсть к мертвой тишине. Потусторонняя сила выказывала мне все свое могущество , но у мотогонщиков по кругу сильная аура. Пахучая. Бензиновая. Ведя полемику со злом , не помоешься – вода не идет. Из зашипевшего крана вываливается змея.
Дячин. Летучая или простая? Ну?! Летучая или простая?
Нубова. Мышь?
Дячин. Угу. С какой из них ты бы поделилась последним куском хлеба?
Брудов. Он говорит , что какая-то часть меня , летучая или простая… или дух, или плоть. Дух бесплотен , но чаша с ним во мне перевешивает.
Дячин. Молодец! Дожить до этого тебе удалось! Решительно покончив с прошлым и отвернувшись от настоящего , ты находишься на положении бесчувственного мужчины , потягивающего коньяк в охваченной паникой толпе. Чем они напуганы? Не налетом дирижаблей.
Брудов. Нет… не дирижаблями.
Дячин. А чем? Твоим…
Брудов. Моим…
Дячин. Твоим отшлифованным хладнокровием , не идущим на убыль из-за растоптанной шляпы.
Брудов. Моей шляпы?
Дячин. Ты настроен мстить?
Брудов. Кровь во мне не кипит. Тягая гири , я не макаю их в мед и не отношу мои тренировки к периоду подготовки к восстанию. В местах , где можно отдохнуть , мне не возомнить себя наблюдательным подрывником , и в тысячелетнем соборе временное помещение видящим. Вам сказать , как я определяю скорость света?
Нубова. Люди не должны это знать.
Панина. Мы отработаем все версии и волей-неволей выйдем на правильный ответ.
Нубова. Будь терпелив. Ты же не откажешься от хорошего контракта в неплохом цирке?
Брудов. Цифрами на листе меня не купишь. Стало быть , я чист. Подобно незапятнанному листу бумаги , чья белизна есть производное от ненужности… не самому же мне его заполнять. Текст договора я бы напечатал и себя не обидел , от вбитых мною крупным шрифтом размеров оплаты вы бы недоверчиво пошатнулись , но неужели это жадность? На первый взгляд не она? Вы вдумайтесь и вы не пострадаете – то , что вы надумаете , в обосновании нуждаться не будет.
Дячин. Я не приемлю твой подход. Мне бы сделать выпад и что-нибудь добавить , но ты наготове , и эффектом неожиданности мне тебя не подломить. Отступая , я присоединюсь к мотогонщику.
Нубова. Бродить за ним по кругу ты не побоишься?
Дячин. Если я встану впереди него , ему придется идти за мной. Или остановиться и идти к вам – к кровати. Оба варианта поражают бесцельностью , и он , опешив , вознамериться днями простаивать между вами и мной без уверенности в том , что он выдержит напряжение.
Федосов. Дама за сценой до меня домогалась.
Дячин. Наша дама? Та самая женщина-распорядитель?
Федосов. Она приказала мне слезть с мотоцикла и положить ладони ей на грудь. Я смущенно подчинился , но она завизжала и нахлестала мне по щекам, прикрытым от нее шлемом. Боли я не ощутил , а унижение осознал. Она со мной играла , и я ей не подыграл , о чем не жалею.
Дячин. О вознаграждении она не упоминала?
Федосов. Вознаграждение за позор я не беру. Сейчас я сниму шлем , и вы на меня посмотрите , чтобы сказать мне в глаза , достоин ли я быть любимым.
Панина. Снимай… поскорей.
Дячин. Ты-то чего? Тебе больше всех надо?
Нубова. Она истосковалась без мужика.
Панина. Не без мужика! Без любимого! Он , кажется , об этом говорил?
Брудов. Я не вслушивался.
Федосов. Я снимаю шлем. Мотоцикл у меня недалеко - бензин из него подтекает , коробок спичек из кармана так и выпрыгивает , шлем я снял. Теперь вы меня узнаете?
Нубова. Ты неразгаданный принц циркового трека Западной Сибири и Приуралья. Без шлема я тебя прежде не видела.
Федосов. А как ты меня узнала?
Нубова. По усам.
Федосов. Усы я мог и наклеить.
Нубова. Ты их и наклеил. Мне описывали твою внешность: редкие светлые волосы и огромные , неприкрыто наклеенные черные усы – ты… по всем признакам ты.
Федосов. Обычно ко мне относятся с уважением , и я воспринимаю это , как должное. Не унывать для меня – дело принципа. В кассу я не захожу. Суть не там.
Брудов. Значительных сумм нам не начислят. Что до меня , то я бы растерялся , получив на руки пачку хрустящих купюр. От вероломного нападения на мой статус бедного , но вольного атлета-гиревика , я бы в темпе засобирался , на сборы у меня было бы пять минут – суета опасна для душевного покоя , но кем-то медлящим , я от них не оторвусь , и они отберут у меня деньги. От этого я и отталкиваюсь.
Дячин. Твои измышления не учитываются. У тебя имелся выбор и ты выбрал обочину. Они тебя придавят… проведут для тебя мастер-класс.
Панина. Все утрясется?
Дячин. Более чем! Нами пользуются , за нас радуются, в снежную бурю мы покрываемся копотью и дорожим шансом впустить в себя навязанное нам извне , подтверждая правило , гласящее , что топор умнее полена.
Панина. Незыблемое правило.
Дячин. Поглядим…
Панина. Правил я знаю мало , но на красный точно ехать нельзя.
Дячин. Сопротивление! Вызов! Обет послушания я не давал. По последним данным я угомонился и отложил бунтарские выходки на потом. Никому не сказав ни слова , я осуществляю нападение на гниение с фантастически волевой физиономией. Мой путь клоуна-дрессировщика простым никак не назовешь.
Нубова. Пожара еще нет , но пожарные уже съезжаются. Такая прыть им зачтется.
Дячин. Других соображений у тебя нет?
Нубова. Не хочется вспоминать. В кроне стоящего в воде кипариса запутался подлетевший корабль – от трения моих дрыгающихся ног дерево загорелось , как фитиль , и корабль оказался на воде , распространяя вокруг себя невообразимую легкость. Ситуация осложняется тем , что важен каждый момент. Каждое мгновение каждого момента.
Брудов. Корабль не утонул?
Нубова. Это у него врожденное. Их столько потонуло , что сейчас и не скажешь , кто был флагманом перехода… в подводную устойчивость.
Дячин. Под воду… под землю. Сентиментальный стиль для меня невыносим. Вы не спускались в шахту?
Нубова. В подземный клуб извращенцев?
Дячин. Ты не смейся. Не зондируй эту почву. Все вали на судьбу и , засыпая, вздрагивай , с неизменным успехом трясись в конвульсиях - подобно неспокойным людям , достойным лучшей участи… что-то не дышится… могильный смрад. Апельсиновый освежитель воздуха… краски жизни тускнеют и пламенеют , проходящие маски уговаривают не выбегать за флажки - за торчащие из воды флаги погрузившихся кораблей. Значит , вода замерзла… и я хожу по льду. Откуда куда , непонятно… в Тверь?
Нубова. В Златоуст. С двоюродными братьями Сыровым и Быровым , чьи взаимные обиды сопровождались пинками и оплеухами.
Панина. Они не двоюродные. И не родные. Редкие мужчины - эквилибристы на проволоке. Назло администрации они вытворяли без страховки такие номера , что зрители требовали через суд возмещение издержек на лечение пошатнувшейся нервной системы. Не говоря об инфарктах , случавшихся и у тех , у кого сердце не было слабым местом – развлекать они не умели. Желание доводить до больницы подкреплялось выдающимися техническими способностями. Старший из них меня щупал.
Дячин. Значительный эпизод.
Панина. А?
Дячин. В истории цивилизации. Инициативу он не упускал , и ты заклинала его действовать , от тебя исходили винные пары и ароматы разомлевшего тела , с тобой он нескоро управился. Посреди ночи ты его не отпустила.
Панина. Силой я его не удерживала. Уговаривала , просила , унижалась , и мой темперамент на него повлиял – отчуждение разлучило нас лишь на восходе солнца…
Федосов. Так оно и есть.
Брудов. Но тебя там не было.
Федосов. Сверху донизу. Ослепительная действительность. Извилистыми маршрутами я по проволоке не гоняю. В траурном кортеже за плывущим в воздухе гробом я бы проехал. Кроме меня ни один мотоциклист на заманчивое предложение не откликнется , и мне отведено носиться по кругу , втрое превышая предельную скорость.
Брудов. Сквозь сон?
Федосов. К лицу она не прилипает , и я смываю ее… не грязь… не с лица – со шлема. Вы же не пошлете меня переучиваться?
Нубова. Ты нравишься нам и таким. Усы у тебя крепко приклеены? Если долго их не снимать , под ними вырастут настоящие – пусть жидкие , но ты постараешься ими гордиться. Тебе не полагается причитать об утраченном навсегда.
Федосов. Самомнении?
Нубова. Истинно. Ты не заглохнешь? Бензина хватит?
Федосов. На мотоцикле с бензином я ускоряюсь , не цепляясь ногами за асфальт , а мотоцикл без бензина я качу руками… передвигая ногами. Наблюдая за ними глазами. Я смотрю не перед собой – смотрю вниз. От того , что я сник. Не окончательно , не насквозь , но я не рассчитал. Как меня это характеризует?
Дячин. Неслабо. С перепадами. Поколебать устои тебе не суметь. Искоренение безумия не по твоей части. Я бы за тобой не потянулся. Была бы у меня борода, я бы собрал ее в кулак и не вырвал.
Брудов. По моим понятиям ты находишься на спаде. Подумав еще немного , я понял , что тебя сгибали , но не подчинили , и ты упал лицом в торт со свечами - волосы у тебя не оплавились. На домашнем торжестве счастьем ты не светился. Без семьи , без родни и без горя ты одинок и этим всемогущ , физически чувствуя , как уходит жизнь и насколько все скоротечно.
Дячин. Машина не заводится. Водитель толкает ее к пропасти.
Федосов. Мотоцикл бы я докатил , а немалый вес автомобиля создаст препоны , будоражащие мое воображение – с тигром бы я поборолся… сколько он весит?
Дячин. Килограммов двести.
Федосов. Это все-таки не слон. Со слоном я бы не стал , я бы на нем обжегся , стычка с ним не обогатила бы меня и духовно , я высказываю сомнения , хребет которых слон не сломает , а мой он легко… обсуждая возникший между нами конфликт , вы бы уловили чутким слухом необыкновенные вещи: крики о помощи. А-ааа , а-ааа!… что-нибудь скажешь?
Дячин. Я не болтун.
Нубова. Какое самообладание! Тебя бросила женщина?
Дячин. Она не признавала мои достижения. К ее совести я не взывал. Держался с ней непочтительно , командовал , пока удавалось , в кровати , обновлял свои представления о некоторых позах… довел до ребенка. От ее прежних у нее были одни выкидыши. От меня она родила.
Панина. Здорового?
Дячин. Да не совсем…
Панина. Тогда лучше бы и не рожала.
Дячин. Наверное. Наши распри повлекли за собой мой демарш , и мы разбежались… навстречу будущим удачам. Связь не поддерживаем , денежную помощь друг другу не оказываем – мне помогать ей нечем , я , вы знаете , тотально беден , но она женщина со средствами… под подушкой у нее пачка дорогих сигарет. Живя в едином пространстве , мы не срослись.
Брудов. Уйти от нее – исключительно твое решение.
Дячин. Я обучаем. Симпатичная девушка у лифта крикнула мне: «подождите!» , и я не стал ее ждать. А та… вот она. Вопит из окна. Ее окна не выходят на эту сторону – она у кого-то в гостях. Вероятно , у Круглого Федора , под чьим руководством мы в неописуемых шараханиях по Орловской области гастролировали. В состав нашего коллектива входили работоспособные эксцентрики и партерные акробаты, ну а с животными выступал я , представивший на суд публики сногсшибательный номер «Козел-невидимка». Исполнение его как-то не задалось. Провинция была недовольна.
Нубова. Круглый Федор не буйствовал? В нервной горячке он оригинален.
Дячин. Сдирает кожу со своего лба. Грозит пожилой уборщице , утверждая , что ее отымеют в VIP-сауне , порежут на куски в академии моды , он эмоционален: встает со стула , а сидение еще часа полтора остается горячим.
Федосов. А что ты про лоб говорил?
Дячин. Ты лежишь , и тебе думается , что бьют в барабан - редко , сильно , бам, бам , бам. Это капает с потолка. На твой лоб.
Федосов. Фонарь не рухнул. Ударил светом.
Дячин. Ну , парень… ты прорвал завесу. Теперь у тебя на руках все козыри.
Панина. Ты желанный мужчина!
Федосов. Без моего согласия вы мне такое не говорите. Аргументов вы не выдвигаете , а иллюзию напускаете , и она , поддайся я ей , сделает мне больно и поставит крест на моих стремлениях не вылезать под обстрел… обрывками женских тел! Я крикнул и устыдился.
Дячин. Оно тебя тащило. Оно же и оттащило.
Федосов. Либидо?
Дячин. Ты не кури. Соблюдай светомаскировку. Если это тебе подойдет , ты можешь до полного выздоровления нигде не объявляться. Твоя изобретательность удержит их в повиновении.
Федосов. Разговор о призраках. Я с ними обедал , не оправдываясь – нам подавали рис. Чтобы его опробовать , я нагибался к тарелке и вставал над искушением прижечь губы и нос , дефицит культуры демонстрируя…
Дячин. Культуры!
Федосов. Ну…
Дячин. Не контркультуры! Твой щенячий взгляд на тарелку не исходил от того , что они поменялись ролями и расхождение упрочено затвердевшей пайкой риса и нашими внеочередными сетованиями о заканчивающихся сбережениях. Между чем и чем… чем и чем?! Нас подталкивают провести грань между чем и чем? С обожженной физиономией в собственную искренность я бы поверил , но вражеские дуновения остудили мой рис , и , упав в него мордой, я выйду из-за стола без ожогов.
Брудов. Я говорил о торте со свечами.
Дячин. А я бы подрисовал , наложил толстый , отнюдь не клоунский грим , вплотную за мной на приступ и вы бы ринулись - нам бы сказали , что мы перестарались. В способности меняться нам отказано! Сформированная из нас бригада поленилась сходить в центр и взять в осаду опорный правительственный пункт. И мы застываем в цирке. В естественных границах нашего бытия. А как нам развиваться? Разве облеченных властью господ занимает наше творческое развитие?
Брудов. Касательно нашего развития , как цирковых индивидуальностей , от них ничего не зависит. Это заявляет вам атлет-гиревик , поднимавший над головой тонны молчаливого железа , которое , вырвавшись из моих рук , могло бы свалиться на помост и сотрясти жутким звуком все заведение. Что цирк , что пивную. В пивной я с гирями не появлялся , однако кружку ронял. Вышибалу вышвыривал.
Нубова. С переизбытка доброй воли. Натыкаясь на стулья и по-свойски опрокидывая сидящих на них созерцателей , потерпевших катастрофу с обретением просветления. Ты сбил их не вовремя?
Брудов. Я стоял на балконе и вот меня нет.
Панина. Тебя сдуло в волшебную страну. Сам ты не спрыгнул , поостерегся бы ты , самоубийство не оставило бы в твоей душе камня на камне…
Брудов. В будущем я себя не вижу. По-вашему , это моя проблема?
Дячин. Твой окончательный имидж еще не сложился. Когда , предполагая феерию , ты чего-то хочешь , тебе надлежит равняться на меня , ушедшего с головой в несмешную клоунаду. Я на ходу… измордован шаблонами – нечто разглядел и целенаправленно пошел. У меня есть секреты.
Федосов. Мне трудно тебе возразить. Мое становление вершилось за распитием бутылки на вечеринке гнусных недругов , чьи завывания отогнали меня назад к мотоциклу , и я присел возле него , задумавшись: какие же я подаю признаки жизни? Во-первых , я размышляю. Думаю.
Нубова. Это незаметно.
Федосов. Неявный признак , да… кроме того , я дышу, шмыгаю , поглаживаю наклеенные усы , волосы из носа у меня с ними не срастутся. Уместно поразмышлять… и прийти к обратному…
Дячин. Умственный труд искажает лицо.
Федосов. Я не собирался вас шокировать.
Дячин. Красивых женщин на твоих похоронах не будет. Прими без объяснений! Если вздумаешь оспаривать , с тобой в другом месте поговорят. Настраивая нас против себя , ты навлечешь затруднения высшей категории сложности – тебе этого не перенести. Команда единомышленников тебя отторгнет и затуманит твой мозг обвинениями в причастности к сексуальному терроризму. Пострадавшими признаны восковые фигуры супружеской пары космонавтов – ты их не мял , а драл.
Федосов. В парке?
Дячин. Это не парк. Это лес! Там валяются разные мужчины и делается открытие за открытием , отбеленные зубы оказываются желтыми разбежавшимися жуками , социальное равноправие не соблюдается , поющий колыбельную робот баюкает детишек , вдалбливая им: платная услуга , малыши , ваши родители мне не заплатили , но бесплатно я не пою , вы опустошили для меня ваши копилки , и результат придет , осознав всю естественность полученного вами урока , вы повзрослеете и безболезненно смешаетесь с угрюмой толпой набравших фантастическую форму людей. Вы чахнете на глазах… я требую мой гонорар. Или я сведу вас со смертью. В исступленном добродушии по телефону ее вызову.
Брудов. По какому номеру? 02 или 03?
Дячин. Убивают и те , и те. Атлеты избирают службу в милиции , а клоуны разъезжают на скорой , расценивая цирк лишь как запасной вариант. Мотоциклистам по кругу приказано не вылезать.
Федосов. Я езжу по кругу , но я не унижен , по кругу меня не пускали… колесом коляски мне в грудь!
Нубова. Коляски для мотоцикла?
Федосов. Для ребенка. Чей-то отец нес ее на руках – он спускался в подземный переход , а я поднимался: в драной куртке на широких плечах. И он в меня воткнулся.
Панина. Дерево об дерево.
Федосов. Не дерево…
Панина. Звучание пощечины. Зная , что снежинки в снеговик сами не сложатся , я выходила из дома , и в поисках своего единственного заигрывала со всякими мужчинами , необходимыми мне для одной цели - семьи и любви.
Брудов. Две. Семья и любовь. Две.
Панина. Я по наивности объединяла их в одну.
Брудов. Тебя обижали?
Панины. Некоторых мужчин пощечиной не оттолкнешь. Я втолковывала им , что я не шлюха , не нужно со мной так… они мне и не платили. На следующее утро они пытались от меня избавиться , но я не уходила , из кровати меня было не выкинуть , мягкотелые парни сталкивались с размороженной взлохмаченной львицей , и то обожание , с которым я на них смотрела , они истолковывали себе во вред и вызывали подмогу – пришедшие им на выручку мужчины меня… не хотели.
Нубова. Когда тебя выносили , ты отбивалась?
Панина. Ты – женщина. Ты все понимаешь.
Нубова. Столь бы развратно я ни выглядела , на поводу у похоти я в твоей степени не хожу. И ходить не стану.
Панина. Ты бы пошла , но лицо…
Нубова. Лицо?!
Панина. С закрытым лицом ты бы смогла вызвать желание. А если оно выставляется всем напоказ…
Нубова. Мне оно не мешает!
Панина. Спросим у мужчин. У кого будем спрашивать?
Нубова. Спроси у клоуна.
Панина. Я спрошу у него.
Нубова. Не у него! Спроси у атлета.
Панина. Спрошу у мотогонщика. Ты прятал твое лицо под шлемом , хотя оно у тебя обыкновенное , поклонниц у тебя не отнимающее , а у нее лицо в кризисе… и косметика не спасает.
Нубова. Я без косметики!
Дячин. Вижу! И что же с ним такое?
Нубова. До него дотронулся странник.
Брудов. Всей пятерней?
Нубова. Неказистый бродяга Хроп… это вымышленное имя. Впервые мы пересеклись в Курске , затем виделись в Иркутске и Белгороде , касание он произвел в Ростове. В присутствии выманившей меня из цирка матери-настоятельницы тамошнего монастыря. Она, запинаясь , поведала мне , что я в сущности никакая не наездница , и мне , пойди я за ней , дозволено рассчитывать на многое: от зла она меня оградит , вслед за обработкой поверхности наступит черед внутренних перестановок… я ради смеха пошла. Последствия наводят на размышления.
Дячин. Тебя изуродовали специально.
Брудов. Чтобы она осталась в монастыре?
Дячин. И спала со странником! Тут что-то не сходится… какая ему охота делить ложе с женщиной , чье лицо столь ужасно?
Брудов. А тело прекрасно. Проводя сопоставление выгод и неудобств , я бы выказал пагубное пристрастие к схемам , и поэтому в противостоянии тела и лица я без подсчетов импульсивно выберу…
Панина. Импульсивно?
Брудов. Затягиваю , виноват… тело. Тело! Ну , а лицо… на фотографии оно бы смотрелось гораздо страшнее. В жизни люди выглядят лучше , чем на фотографиях.
Федосов. Кинозвезды и супермодели хуже.
Брудов. Ты разве с ними знаешься?
Федосов. Не с кинозвездами.
Брудов. Разумеется…
Федосов. С популярной супермоделью – у меня с ней родственные узы. Но мы не настолько родственники , чтобы я не мог ощупывать ее выпирающие ребра , вдыхая расточаемый ею запах сырости. На моем мотоцикле мы отрабатывали придуманный мною номер , который я назвал «Сведенные роком или половой акт на скорости». Его публичная демонстрация нанесла бы по ее репутации плотный удар , и я все отменил: слез с мотоцикла , подвернул ногу и лежал дома. Она за мной ухаживала. Потеряла на этом три года… говоря точнее , полтора дня. Выйдя во двор , я вернулся весь скособоченный , и она с тревогой спросила: «опять нога?». Не нога , ответил я – деформация во мне от того , что я принял во дворе с приятелями водочки и , закрутив , не раскрутил… нога в порядке.
Нубова. Заразу не занес?
Федосов. В кого? В родственницу?
Дячин. Тебя чуть не съели!
Федосов. Нет… я не проиграл.
Нубова. Я терлась бедрами. С бесхребетным комедиантом , не вписавшимся , конечно , в систему. Ногу я оцарапала, но зараза попала в кровь не тогда , а позже - когда я обрабатывала ногу слюной.
Панина. Ты лизала свою ногу?
Нубова. До бедра я языком дотянусь.
Дячин. Заражение тебя не прикончило. Прикосновение странника одарило тебя иммунитетом и непохожестью на симпатичных девушек , не обладающих твоими достоинствами. Ты не ухватила , о чем я вещаю? Требуется подсказка?
Нубова. Меня взволновала наша встреча. В зыбком балагане , словно в трущобном квартале , я намереваюсь возлечь с тобой до наступления тьмы.
Дячин. В твоем предложении журчит витиеватость , заставляющая меня ерзать под ворохом догадок , на меня навалившихся. Вечная тьма – отключенное электричество – ревнивые демоны и неоплаченные счета. Мою нерешительность можно объяснить тем , что ты не в моем вкусе.
Нубова. Я - женщина-изгой.
Федосов. Перегаром от тебя не несет.
Нубова. Пить я начинала и я пила , меня и к лошадям поэтому не подпускали , лошадям-то , главное , плевать , а зашитый директор на меня напрыгивал , читал мне мораль и резво лапал – у него была секунда до того , как я ему врежу , и он ее не упускал , успевал охватить меня всю: часть пальцев шурует сверху , часть действует внизу…. виртуоз. Алексей Емельянов. Кличка «Боксер».
Брудов. Кажется , помню…
Нубова. Работал с ним?
Брудов. Не с ним , а под началом… я пришел к нему за расчетом , и он меня обсчитал , ну я и бросил гирю ему на стол.
Панина. Не расколол?
Брудов. Даже стекло на столе не разбил. Под стеклом у него лежали рисунки – некий арт… кубическое порно.
Панина. Это я ему позировала.
Брудов. Треугольники , ромбы… правда , ты? Тебя заносило в Ангарск?
Федосов. А в Ангарске есть цирк?
Брудов. Погоди! Ты в Ангарске перед ним раздевалась?
Панина. Точнее , не перед ним – тот руководитель задумал запечатлеть меня на огромном холсте , однако краски не принес и в кабинете меня… часа два…
Нубова. В Ангарске я выступала.
Панина. Удача.
Нубова. В Ангарске я вконец запила. В Новокузнецке бросила.
Панина. Тебе помогла любовь?
Нубова. К искусствоведу. Валентин писал глубокие статьи и на досуге слагал песни о каратистах , которых топтали , пинали , забрасывали стульями и сшибали дуновением поднесенного вентилятора. Эти песни мы пели. Сначала под бутылку , а потом на выпивку стало не хватать , и мы с ним расстались – после нашего разрыва я ощутила себя рожденной заново. Обрадовалась , как безумная… какой меня увидят окружающие , меня не заботит , но пьяной в хлам меня больше не видели. Привязанность к Валентину я преодолела , ну а алкоголизм отпустил меня сам по себе – без лечения. Не нанеся мне непоправимого вреда.
Дячин. Ты не темнишь?
Нубова. У меня не все ладилось. Удивительно , не так ли? Смотреть на меня невыносимо , лилии невыносимо воняют… Валентин дарил мне лилии – самые вонючие цветы. Я учила его поведению… не манерам , а принципам. На тот случай , если ты пьяным едешь в метро. Не пытайся стоять , говорила я – сядь и поспи , доехай до конечной и припомни , есть ли вообще метро в твоем городе: вдруг ты в самолете? Волосы на твоем затылке ты заплел в косу… не расколоть ли тебе иллюминатор? Не выйти ли танцевать на крыло? Твои идеи пока не оформились , и ты жаждешь крови , засыпаешь горстями таблетки , выплевываешь! Это тоже не дело – они денег стоят. Мой гордый , мой родной… знать бы наперед твои последующие шаги.
Федосов. Полагаю , он перешел границы дозволенного.
Нубова. Схватив меня за нос , он меня предостерег.
Федосов. Ты закрыла глаза и попала под огненный ливень сомнительного свойства , продолжающий влиять на тебя не меньше шепота , проходящего сквозь стены , стимулируя твое сердце ласковой интонацией. Будь внимательней. Как я на мотоцикле , когда меня никто не звал , и я , портя осанку , сгибался к рулю в попытке что-либо изменить и стать явлением в общественной жизни. В укромном уголке… ее бы и ее , и тех студенток… я уже о личном.
Брудов. Ты в порядке?
Федосов. Это вы в порядке или нет. Я всегда в порядке. Мой телевизор унесли херувимы.
Дячин. Они представляли реальную силу?
Федосов. Крепкие , лоснящиеся - на биодобавках. Кольчугу они носят навыпуск – не заправляют в штаны. Накануне моего выступления они нередко ко мне заходят , чтобы завести и настроить. Трясут за плечи , бьют по щекам , заклинают не отвлекаться на телевидение , утверждая , что если я его смотрю , я упорствую в потреблении маразма , выражаю согласие наслаждаться любой дрянью… мое доброе имя вам не очернить. Я проживу без него: да заберите вы его! – крикнул я. Без телевизора я скорее выдвинусь на передний край истинной действительности. Здесь и только здесь!
Дячин. Мы художники. Крупные художники , что выгоду , друзья , нам сулит – отрадный факт , друзья. Я к чему-то клоню и к дальнейшим отступлениям от правил вас побуждаю , но и мотоциклист отнюдь не пуст. Порывшись в мешке , съедобные отходы он оттуда вытаскивает.
Брудов. Я вот что собираюсь сказать.
Панина. Да. Да. Послушаем , что ты скажешь.
Брудов. В этом есть резон.
Панина. Я не сомневаюсь! С глазу на глаз в невыносимую стужу мы бы говорили и слушали , вбивая в грунт несгибаемые саженцы , пронесенные нами сквозь пустоту отчуждения. Рыхлая почва задубела , и на мне порванный платок , а на тебе высокая меховая шапка…
Брудов. Папаха , что ли?
Панина. Дождь. Потеплело , и полил дождь , расцвела влюбленность , наступила нищета… ты голый. Почему под дождем ты голый?
Брудов. Не хотел промокнуть.
Панина. А что со мной? Ты не отвел от меня взгляд? Заупокойная служба не началась?
Дячин. Мухи ночью не летают. Отчаявшийся самолет спрятался в облаке – он его пробил , и полил ваш дождь.
Панина. Обожаю дождь! Мне легко угодить!
Дячин. Я прошел через это. Повзрослев , стал безутешен , и меня подхватило течение. Я за лопатой.
Нубова. Могилу рыть?
Дячин. Взлетную полосу расчищать. Мне надо отсюда сматываться , данный цирк , балаган , рассадник паранойи потенциально неплох , однако меня зажало в нем между беззаботностью и трагизмом , а в чем первопричина , я не определил – вечно терпеть я не буду , подыскивать оплачиваемую работу и приносить в жертву творчество мне претит , измена самому себе обходится мне недешево. У меня не то призвание , чтобы сидеть в конторе или за прилавком стоять. Этот вариант не пройдет. Неспроста же я кажусь себе вменяемым.
Брудов. Среди нас ты единственный клоун.
Дячин. Давайте помолчим…
Брудов. Ты все берешь на себя?
Дячин. Не мучайте вы меня. Считайте , что сегодня я встал и рано ушел , с непростой задачей справившись бесподобно. Разум тянул меня вниз , но остаток моих дней я проживу на вершине.
Нубова. На разнообразных вершинах.
Дячин. Как так?
Нубова. Меняя клиники. Как я меняла лошадей , и на лошадь не вернулась , поскольку своей у меня нет , а от принадлежащих другим меня из-за всеобщего заговора отстранили. Обращаться с петициями мне не к кому. Вердикт утвержден судьями верховного суда.
Брудов. Настоящими?
Нубова. Заседающими в карнавальных костюмах и бубном по ушам всех просителей лупящих. Приди я к ним с мольбой , они бы дали мне умереть.
Федосов. Тут нечему поражаться. Так положено… у них собственные трюковые комбинации , и они четко распределяют – это тебе , а это не тебе. Не высовывайся из окна! Сверху что-то бросают , и всего тебе хорошего , мы тебя нисколько не отговариваем , к кладбищу мы пустили дополнительные автобусы , вдалеке ты увидишь себя в кольце пламени , не все же тебе глотать цементную пыль. Разгонись , и тебя отпустит – я о моей персоне… на примере мотоциклиста.
Дячин. Печальная участь тебя не минует. Твоей мечты тебя не лишить , но твои мечтания похожи на болезнь , и с овладением техникой мечтаний ты всплеснешь руками и пожалуешься на слабость головы , неверные приказы тебе отдающей. Учиненный в ней разгром тебя еще потревожит.
Федосов. Детали механизма притерлись. Во весь голос я не ору. Привилегию сумасбродства отстаиваю , гипнотизирующее воздействие не оказываю , укрепления возвожу , а вам невдомек , без пояснений вы меня не поймете , у меня мотоцикл , и я бы , изыскав метод , его бы одухотворил , чтобы он возносил меня к звездам на постоянной основе.
Дячин. Вознесением на мотоцикле прорву подражателей не породить.
Брудов. Для вознесения нужно неземное топливо.
Федосов. Уважающий себя гонщик не кивает на плохой бензин. Наскребя на ресторан , не кричит всем подряд: «за мой столик не присаживайтесь! Ничего позитивного со мной не происходит , а о негативном я не говорю!». В Нижнекамске , в прокуренном вертепе , была драка. Наслушавшись передаваемых по радио блатных песен , нетрезвый парень завопил: «джаз! Все прочая музыка – дерьмо!»… извинениями тут не обойдешься.
Нубова. Ты с ним сцепился?
Федосов. Я за него заступился. На него набросились остальные - ситуация потребовала моего вмешательства , и я ввязался в схватку , даже не думая ценить человеческую жизнь. Убийства я не совершил , но нервы людям попортил. События из этого я не делаю. Процедура выяснения отношений длилась добрых четверть часа.
Панина. Сексом не прерывалась?
Федосов. Я не озабочен. Ты , девушка , во мне не разочаруешься. Интересно , ты бы пошла за мной с узелком за спиной?
Панина. А куда ты уходишь?
Федосов. Уходят клоуны. Мотоциклисты уезжают. И клоуны , и мотоциклисты желают воспарить над равниной , где хозяйничают шныряющие крысы , чья волчья прожорливость подпихивает нас к нырянию в забытье… небытие… обе возможности увлекают меня одинаково – в туманной плотности высот и болот , которая чаще всего рядом. Внутренним взором она окидывается беспроблемно. Себя я не высмеиваю. Я не клоун… не атлет-гиревик.
Нубова. Он о тебе.
Брудов. Не обо мне , но предельно откровенно. Прежняя наивность не вернется , и атлеты-гиревики рыскают в степи , болтая сами с собой: малышка… я в вожделении… разве я не красивая? Я тебе не нравлюсь? Ты очень красивая , но тебе нет пятнадцати лет , и меня за тебя могут посадить… что вас удивляет? Простейшая звукотерапия , не преследующая цели выплескивать эмоции в сношениях призрачных – я выдохнул и освободился! Словно и не было.
Нубова. А у тебя было?
Брудов. С той девочкой в степи я разминулся. Степь простиралась от моих шлепанцев до ее сношенных туфель , но я за ней не погнался и постиг природу переменчивых сновидений , откуда я выбирался в страшных мучениях , сопровождающих большинство отведенных мне пробуждений… я столько перенес!
Нубова. Тем поразительней твой нынешний оптимизм.
Брудов. Кураж я поймал , этого у меня не отнимешь, я сдуваюсь… память сработала , как враг. Помню я его , явственно помню…
Панина. Кого?
Брудов. Он завещал мне свою библиотеку на венгерском. С ним мы тянули портвейн и отвергали насаждаемые скопом мнения… трудолюбивый мужик. Нескладный гиревик.
Панина. Венгр?
Брудов. То венгр , то кореец. Гормоны радости в нем не вырабатывались , и он вводил их химически , покрываясь ледяной коркой и поджариваясь на ускользающей плите. В ненастную погоду он диагностировал у себя искривление позвоночника , безоблачными вечерами бурлил протестом и бесчинствовал с девушками из администрации - впечатляющая насыщенность. Первоклассный товар. Дурман он доставал без меня , и меня им не угощал , я у него и не выпрашивал , у нас непохожая манера поднятия гирь: он , поднимая, стонал , а я кряхтел и матерился. Сохраняя контроль. Отстаивая свое понимание.
Дячин. Достаточно весомое. Как и полагается атлету-гиревику , пережившему тяжелую утрату. Завещавший тебе библиотеку погиб?
Брудов. Она на венгерском – пятьдесят два тома. А что в них , какие в них затронуты проблемы…
Дячин. Он погиб?
Брудов. Гибель настигла его на манеже. Он и к гирям-то тогда не притрагивался – появился , раскланялся , схватился за горло… за голову… за сердце. Перед самым концом он впал в безнадежную неадекватность. Крался за кулисами , носился по арене , просил иллюзиониста Емелина , чтобы тот реально отпилил ему ногу…
Панина. Можно , я спрошу?
Брудов. Конечно , можно.
Панина. Ваша дружба ему как-нибудь помогала?
Брудов. Да я с ним и не дружил… в одном шоу мы не выступали , а переписываться друг с другом или звонить нас не прельщало , предпосылок же нет , мы с ним никакие не близкие люди – мы и знакомы-то были понаслышке. Но библиотеку он завещал мне. В завещании твердо указал , чтобы я ее не продавал , а оставил. У меня дурные предчувствия.
Федосов. Напирают , да?
Брудов. Изводят. Чего он погиб… этого не должно было случится.
Дячин. Теперь тебе не отвертеться. В основе моей жизни лежит злорадный смех , и я посмеюсь… я восхитительно ироничен. Ты набычился?
Брудов. Я?
Дячин. Неодобрительно. Ты себя выдал – у тебя колоссальное самомнение. Из-за того , что озаренность беспредельным фатализмом тебя не прожгла , тебя заедают мысли о собственной несостоятельности.
Брудов. Пару раз мне прилично досталось. Я не сориентировался , и меня нокаутировало нечто определяющее , чей поздний визит облегчил мне проведение эксперимента со снотворным... до крайности я не довел – за мной погнался темный вихрь , и я , трижды прокричав «банзай!» , исторгнул наружу убивающую меня массу. Наделал шуму… у клеток со львами.
Панина. Львы на тебя не зарычали?
Брудов. Они не рычат. Они же не львы – макаки… макаки белые , как снег , облепили колючую елку.
Дячин. Ну , у тебя и образы.
Брудов. Я увидел изнанку метели.
Дячин. С узорами?
Брудов. Увидел с узорами.
Дячин. А ведь ты моложе меня. С тобой тяжело конкурировать , и я бы не советовал тебе так жить , если ты еще намереваешься послужить делу эффективного атлетизма и гиревой беготни – на экране во всю стену.
Брудов. Без вас? Не откладывая?
Дячин. Под музыку. Гитарное сопровождение я закажу у ребят из Нижнего Новгорода , неунывающих людей моего круга , объединившихся в ансамбль «Блэк Фокс Хагэ-Магэ Уолкс».
Федосов. Я у них был. С этой группой суровых наркоманов мы бродили по проторенным дорожкам в зоне риска , откуда мы заглядывали за угол и в протекающих водолазных костюмах достигали небес , простивших нам наши худшие качества. Возвращаясь из Нижнего на мотоцикле , я изменил своим правилам. Перестроился под фуру. Со мной не успели попрощаться , но я уцелел и должен быть доволен , хотя в больнице меня искололи так , что сидящим на игле и не снилось – на меня обрушивались лавины , мне притупляли жало и сменяли прическу , слипшиеся из-за крови волосы срезали вместе со скальпом , ну и я перенервничал , раскрепощенно переносить лишения не смог – когда меня выписали , я встал плечом к плечу с невысоким домом, и на вопрос проходившей девочки: «как дела?» ответил «приемлемо». Девочка… лет семнадцать. На мотоцикле бы я ее прокатил.
Панина. Фура его не расплющила? Извини , я не хотела – тебе горько вспоминать об ужасном , и ты не вспоминай , попробуй что-нибудь еще… проснувшись, продолжай машинально храпеть. Запрещай себе думать , что это серьезно , и , если вздумаешь поплакать , плачь сдержанно , бормоча: «у меня впереди ночь , в темноте я закричу врагам – выходите на свет, как мужчины! Настенные часы с церковными символами отобьют мой последний час , и день не придет , из окружения мне не вырваться». Кружащие на мотоцикле , балетной пантомимой редких зрителей развлекающие , мы стремились к самопожертвованию , и нам не отказали… с нами свели счеты. Я не удивляюсь.
Дячин. Удивление перед жизнью переросло в смирение перед смертью. Вы не в курсе того , что это значит.
Брудов. Что значит…
Дячин. Значит то , что мы становимся все мельче и мельче. Разве я не прав?
Нубова. Я разделяю твое мнение.
Дячин. Разделяй , но без поспешности! Ты выпивала , а сгореть могла не ты – кусты и животные.
Нубова. Я в кустах… с кем? И кто животное?
Брудов. Мои симпатии на стороне животных.
Нубова. А к чему он о животных?
Панина. К тому , что и мы , и они – живые. Моим возлюбленным я говорили: называй меня зверушкой , но не игрушкой! Я живая!
Нубова. Ты-то ладно , но он-то о чем? Я пила , сгорела не я , завтра мы пойдем на оперу…
Дячин. Об опере речь не заходила. Я гипотетически предположил ситуацию – ты накачиваешься в заповеднике и бросаешь бутылку. Ты бросала бутылки?
Нубова. Я забирала их с собой. Ну , допустим , бросила.
Дячин. В заповеднике? Скажем , в заповеднике. Ты ее не унесла , и возникла такая цепочка: заповедник – бутылка – стекло – линза – солнце – пожар. Ты осознала?
Нубова. Меня перекрутило…
Дячин. А ты не пей.
Нубова. Я не пью. В старые времена от меня пахло вермутом и коньяком , а после бесед с тобой от меня запахнет валокордином. Ты резко меня прогибаешь… от ножа! Заканчивал бы ты меня донимать… умыл бы руки.
Дячин. Я бы так и поступил , но , когда я пускаю воду , трубы начинают недовольно гудеть , и я прислушиваюсь , я не устраняюсь… не моюсь , за чистотой не слежу – короче , пользуйтесь моей добротой. Будучи душой нашей компании , я пытаюсь вас просветить и наставить , уподобляясь святым отшельникам , которые преимущественно жили в грязи.
Брудов. Ты противоречишь фактам.
Дячин. Угу. Отшельники в чащобе регулярно принимали ароматные ванны и натирались благоуханным мылом…
Брудов. Отшельники никого не просвещали.
Дячин. Да…
Брудов. Они отошли от мира , чтобы никого не видеть.
Дячин. В жеваных лаптях… в начищенных туфлях с блестящими пряжками – моде они следовали. От изъянов не избавлены… народ с червоточиной. Хлынули бы они к нам в балаган , я бы не закачался от эйфории и поинтересовался бы у них , каково это – быть в розыске.
Панина. Отшельники не прятались от правосудия! О чем ты думал , когда это говорил?! У тебя точные данные?
Дячин. Корень моей мысли в голове , а куда она уходит , мне неведомо , да и неважно , я все равно не раскисаю и провожу обобщения. На кривой поверхности непролазных отклонений , дающихся узко мыслящим соплеменникам слишком тяжелым трудом. Закономерно?
Панина. Сногсшибательно…
Брудов. Клинически. Если мы вздумаем тебя бить , нам придется защищаться.
Дячин. В твоей реплике просматривается элемент разочарования. Заказы на просчитывание вероятностей я брать прекратил , однако вас я , наверное , одолею , количество вам меня не взять - я владею спецтехникой , позволяющей мне вырубать вас поочередно…
Нубова. А одновременно?
Дячин. Ну , соберитесь , обнимитесь , образуйте единую форму , и я ее опрокину. Слыша самолет , ты не думаешь , что сейчас бомбить начнут?
Нубова. Впустую я не рискую. Выданная рассудку вольная сперва бы его возбудила , но потом привела бы в коматозное состояние , переводящее меня в низшую лигу человеческих типов. Что с тобой , клоун? Ты мне просигналил?
Дячин. Я и не….
Нубова. Клоун!
Дячин. Чего?
Нубова. Ты здесь…
Дячин. Я здесь… не тронь меня! Я наступил на змею, и она моментально! Вертикально! Встала от боли. Ощетинившись в ответ , я сел на мотоцикл и…
Федосов. На мотоцикл?
Дячин. На велосипед! В резиновых сапогах.
Федосов. Сапоги тебя позорят. Ты вознамерился ехать по озеру , ну и ехай , для вдохновения стони , а искать мелководье , чтобы выжить и не промочить ноги , весьма постыдно – наложи на это запрет. Вырви клок волос и зарекись упрощать. Нас позвала сюда дама.
Дячин. Дама…
Федосов. Помнишь?
Дячин. Относительно.
Федосов. Беда у тебя с памятью. Не покуриваешь ли ты ненароком дурь?
Дячин. Я глуховат и прилипчив. По телефону я ее расслышал , посочувствовать моему безутешному виду она не могла , по голосу она меня не раскусила , ведь я беседовал с ней менторским тоном - указывал не на себя , а на необходимость поддержки талантов, идущих по обочине , но , подустав , ложащихся на шоссе , спокойно дожидаясь вашего дорогого автомобиля. Я не преувеличиваю. Имею наготове примеры. При личной встрече я прыгну вам на шею и погляжу , сумеете ли вы устоять.
Нубова. Она свалится.
Брудов. Клоун свалится на нее. Стараясь ради всех нас.
Дячин. Ради цирка. Ничего более святого у меня нет. В глазах Господа – это полная лажа , но Он тоже скомпрометирован… достаточно оглянуться вокруг и посмотреть хотя бы друг на друга.
Нубова. На меня не смотрите.
Брудов. Да что там… что ты , что я… что она.
Панина. Я , как все. Без всякой благости.
Федосов. Мускулистый механик из мастерской на Ленинском проспекте был лучше нас. Он и скончался тихо , во сне , как праведник. Заключение врача меня оскорбило.
Дячин. Тебе не понравился диагноз?
Федосов. Не диагноз , а обстоятельства. Врач сказал , что мой приятель умер от того , что перед сном чересчур яростно занимался мастурбацией. Мол , обнаружены следы , да и положение отдельных частей тела к определенным выводам подталкивает… медицине нельзя доверять.
Брудов. Они преследуют личную выгоду , что незамеченным не проходит. По моему рассуждению… не здравому , но моему… наше подсознание им не освободить , а о том , какой нам прок его освобождать, после приема успокоительных средств разумно не скажешь , и срыв картинки перед нашими глазами ни в коей мере не говорит о мыслительной беспомощности , прикрепляющей нас кожаными ремешками к верстаку искушенного экспериментатора, внушающего нам неуверенность в аспекте прорыва занавеса , отделяющего меня от такого же , как я, однако со свободой действий – мы с ним находимся в одном помещении , и нас бы не различила даже родная мать.
Панина. Ваша мама. В императорских одеждах ухаживающая за манекенами под напором оккупационных сил. Под манекенами я подразумевала тебя и твоего близнеца , поставившего для тебя лестницу , чтобы ты забрался и уже в вышине придвинулся к нему для объятия и слияния. Ваша мама вас любит. Вас обоих.
Дячин. У меня нет слов.
Нубова. Ты ковыляешь под задворкам бетонного мегаполиса и кричишь: Ау! Ау!
Дячин. Не кричу. Это шелестят листья.
Нубова. Поздней осенью. Когда на деревьях по три-четыре листа.
Дячин. О , да… пора меня прикончить. Принести пропуск , и согласно этому пропуску , дозволяющему пересечь предел , вышвырнуть меня за борт , не продлив мне кредит доверия. На отходной вечеринке у меня бы засвербило и женщин я бы распихивал. К напиткам бы продрался и выпил. О , «Агдам»… как утонченно… о , мадам… вы - секс-бомба… я в остолбенении. Стою столбом , в намек вы врубились , ко подскочили , и я продемонстрирую вам , что значит мужчина , на непрофессиональном уровне я почти во всем ас , вы зачем-то сняли туфельку , и , помимо коротких ног , я вижу вами растопыренные пальцы - ссора с вами меня от вас не отдалит , разойдясь краями , мы ими же и сойдемся , вы уже ощутили. Крайним оказался не я.
Панина. Эта девушка считала вас своим женихом?
Дячин. Ей мечталось мне отплатить , но при упоминании перспективы свадьбы я отторгающе вытягивал лицо – не ей в упрек. Мне и самому больно от того, что я еще не сдался.
Брудов. Когда сдашься , тогда и женишься.
Дячин. Не раньше.
Федосов. Я требую не называть брак болотом. Разумеется , это болото , однако я из него вылез и словно демон ринулся во мгле к твердой почве , достигнув которой , я принялся жить в режиме прежней неуживчивости. Я говорю об этом в открытую. На скатывание с той женщины меня благословили небеса.
Дячин. Ненасытная кошка?
Федосов. С тарантулами в холеной шерстке.
Дячин. Кошка… белая?
Федосов. Не белая , но с белым. С белым и рыжим.
Дячин. Без серого?
Федосов. И серый , и бордовый… ее хвост залезает в мое окно , а я на десятом , на четырнадцатом этаже , я в аду , и ко мне приглядываются черти-содомиты… с ней я стал параноиком. От переизбытка чувств , от их давления на рассудок - в приступе удушья я крошил на ладонь шоколадные конфеты из подаренной ей коробки. Дорогой и громадной. С сотней ячеек… «не мой сорт , сказала она. И бензином смердит! На мотоцикле вез? На распродаже купил?». А я нормально купил , без скидок… за счет распродаж я не выгадываю.
Дячин. Женитьба тебя потоптала.
Федосов. Как петух топчет курицу , как курица затаптывает петуха… у меня был такой опыт. Я не любитель шутить. Во вражеских землях меня осыпало холодной пылью , и я барахтался в уносящей меня реке , догадываясь , что у меня есть право на ошибку. Вот и вся история. От своих слов я не откажусь, как бы вы меня ни упрашивали.
Панина. С твоей бывшей ты еще помиришься.
Дячин. Отстань от него! Сумей протрезветь , и сегодня ночью для тебя пропоют цикады. Прохрипят , как астматики. Осветительные ракеты запущены , неоновое освещение вырублено , объявленный вне закона мотоциклист вламывается в стоящих перед ним людей , не разбирая , кто из них женщины , и проносясь сквозь явь скитающимся рабом бессонницы с сомкнутыми губами и распираемой головой. Наклонил ее влево – камни в ней покатились влево. А если вправо?
Федосов. Ты не гипнотизер.
Дячин. Я - птица-переросток.
Федосов. Ты участвовал в сотворении мира…
Дячин. Я его соправитель. А к чему ты о гипнотизере? В чем тут содержательность?
Федосов. Ты меня спросил , а ответа не получил. Это потому что ты не гипнотизер. Они могут заставить разговориться – в Волгограде я приходил к гипнотизеру , и он накачивал меня алкоголем и говорил: вы пейте… пить вам вредно , но для проявления откровенности полезно , пейте , вы пейте , после литра вы мне расскажите все , и я отдам вам магнитофонную запись нашего разговора , чтобы вы сами попробовали разобраться в потоке ваших излияний , вы пейте , пейте , истраченную на вас водку я включу в счет , вы пейте и больше ко мне не приходите , вы и не придете , больше одного раза ко мне никто не приходит , вы пейте , вы безвольны и податливы , по вам разливается тепло , вы пейте , пейте , и вам станет еще теплее , вы потеряли веру в женщин и пьете у меня , вы пейте , реальные масштабы ваших бедствий вы пока не представляете , вы пейте , не кляните себя за промахи , пейте… я и пил. В упадочном ритме. Девять часов подряд.
Брудов. Гипнотизер компанию не составил?
Федосов. Не притронулся. Вручил мне кассеты с моим бредом и уложил спать на улице. Вывел меня из здания , опустошив мой кошелек. Наверно , прихватил лишнее , но я знал , на что шел.
Нубова. А если бы денег у тебя не оказалось?
Федосов. Я пришел к нему не с пустым кошельком. Он удостоверился в этом до начала сеанса и работал со спокойной душой. Свой бред я так и не прослушал – в себе я уверен , однако я побоялся не справиться с истерикой , случившейся бы со мной из-за попранного самолюбия… мне без него не подняться. Не вылить из чаши яд и не причислить себя к избранникам судьбы , гордо смотрящим за горизонт. Кое-что в планах уже имеется…
Нубова. Твои планы связаны с мотоциклом?
Федосов. Или со съемками в порно.
Нубова. С мотоциклом , скачущим от нижнего к верхнему благодаря твоим внутренним пружинам. Такие , как ты , наперечет , и твоя жесткость решит все вопросы , но тебе ведь неприятно , когда жестко. И что же ты под себя подкладываешь?
Федосов. Тебя бы я не подложил. Не воспользовался бы тобой и в иносказательном смысле – застенчиво ты бы не держалась… принудительным путем ты бы добивалась понимания и не отпускала меня поваляться в саду – у нашего дома мы бы разбили сад , и вокруг него маячили бы клоуны и атлеты. Пришли бы! Прознав о моем богатстве , заявились бы зачерпнуть из закромов по горсти опилок и заглянули бы в окно. Узрели бы самую дубовую эротику. Без сантиментов – мои ладони на ее бедрах и на плечах , во мне ярость и сила , и мой вываливающийся язык на ее груди. Она меня возбудила , и я ее добивал… я ли ее? Кто кого добивает?
Дячин. У нее некрасивое лицо. В молодости у меня был приятель , чья физиономия проиграет в сравнении и с этим лицом , и с лицом побитого оспой дрессировщика Короленко , вытворявшего в пятидесятых годах потрясающие штуки с бешеным тигром. С тем неунывающим приятелем Димой мы ходили на танцы , гудели в кафе , и я нередко оставался у него ночевать , укладываясь на полу в его комнате. К себе на квартиру меня из-за моего мрачного папы не тянуло, а Дима жил с бабушкой , и однажды она непосредственно мне в глаза высказала свои опасения. «Я , пробормотала она , тревожусь – в комнате моего внука проводит время не девушка , а парень , потенциально настроенный на мысль об извращениях моего Диму навести. И мой Дима станет извращенцем. Если еще не стал». Отойдя от потрясения , я принялся ее разубеждать – он не стал , со мной и не станет , вы , бабушка , видели его лицо? С таким омерзительным лицом ему не грозит , что я его возжелаю и , извиняюсь , возьму… «не ты его!» - перебила она меня. – Мой внук тебя возьмет , а ты стерпишь. Не пожалуешься мне на него из-за вашей мужской солидарности». Гнусная старуха… перевернула все с ног на голову.
Панина. Она не ошиблась.
Дячин. Иными словами , ты подразумеваешь , что меня… и не кто-нибудь , а урод?
Панина. Как бы сказать поделикатнее… он – урод , и ты его не желал. А ты ничего , и он тебя… не обязательно , но чем ты симпатичнее , тем чаще тебя желают. Тебя , меня… если тебе неудобно об этом говорить , то меня. Пребывающую ныне в спячке. Бездельничая и маясь в ознаменование оконченного романа с деспотичным неврастеником Аркадием , выделывавшимся передо мной с величественной самокруткой – любовь к траве Аркадия сгубила , любовь ко мне его не воскресила. Я варила ему постный суп , и он бросал в кастрюлю зажигалки , сбивал себя с пути взрывами , до сознания Аркадия они не доходили , в этом весь он. Занимающий особое место в моем сердце. Несусветный Аркадий…
Нубова. Он понимал , в чем ты нуждаешься.
Панина. Периодически в нем просыпался добрый и приветливый друг , смотревший на меня , как на примадонну житейской пантомимы , кульминацией которой были плотские наслаждения с аварийной остановкой для раскуривания косячка. Аркадий , мой Аркадий… сейчас ты уже вне игры.
Брудов. Звезда Аркадия закатилась.
Панина. В сезон цветения шансы мы не упускали , и нас повело по наклонной липкости… мы поднажмем, дремотный столбняк не задержит разгорание пылкости , в безудержность вовлечена и я , зачуханный лох стиснул мне грудь и положение этим исправил. Хранить девственность меня достало. Проявленная им симпатия при взгляде через задымленную комнату безупречна. Неужели я от тебя так далеко - ты пробиваешься ко мне сбоку , но ты меня не выискивай , все у нас скомкано… в ботинках у тебя хлюпает , и лоск ты утратил , не клеится у нас , дорогой , тебе бы выкарабкаться , но кто тебя примет? меня ты схватил за волосы , отодвинул меня от себя… ну , ты и наглец. Умри же , уцелей , не мешкай!
Дячин. Выбор не за нами.
Нубова. При таком выборе ему вовек не определиться.
Брудов. Ему бы гирей , и он бы лег. Если гирей , то можно и на нее – не знающую толк в распаде личности. Получив гирей , он бы тебя не осквернил, и ты бы стояла перед нами непорочной циркачкой с балетным уклоном – служа идее. Не отдаваясь до гроба.
Панина. Я бы прославилась…
Брудов. Твой опыт бы изучали , и взрастили на нем свежую поросль юношей и девушек , ощущающих всем телом недостачу входов и проникновений в организмы противоположного пола. По вам я не сужу , а по себе я скажу – гири заменили мне немногое. Я тренировался , сживался с апатией , за машинами с красотками без продыху я не бегал , за убогим жалованьем к окошечку кассы наведывался исправно , на инициативу администрации обновить комплект гирь реагировал уклончиво – власть тайной женщины повернула во мне ключ и не привела меня в чувство. Доклад я не делаю. Я не о купюрах. Вы на них помешаны , смешаны-перемешаны , я весь изолгался , и вы перебьете и заявите , что вы неспроста стали нищими. У вас тоже приоритеты. Я говорю вам не о вас. Даю вам подробную информацию.
Дячин. Ты ее добыл. От срыва нам тебя не удержать. Твой собственный вымысел посылает тебя за границы нашей досягаемости , из-за чего я на тебя слегка зол. Ночью стук – не ремонт – это ты долбишься головой об стену , и ты убедителен , вызванные разбуженными соседями медики долго оказывали тебе помощь , сваливая ответственность не на тебя , а на наследственные патологии , т-ссс… у нас тут тихо. Мысли без предела , мысли беспредела , духовная активность и философские распри , у нас есть чему поучиться. Вы уловили мою позицию?
Нубова. Мы будем вдумываться. Пока в глазах не потемнеет.
Федосов. Мы сдвинулись… и стронулись…
Дячин. «И ходили посреди пламени , воспевая Бога и благословляя Господа». Пророк Даниил.
Нубова. «Идущими большими шагами далеко не уйти». Дао дэ цзин.
Панина. Раскаты грома! Подрывы! Музыка Бетховена!
Федосов. Его девятая симфония считается довольно известной.
Нубова. Бетховена я наслушалась.
Дячин. В чьем исполнении?
Нубова. В моем. Вы перемигнулись? В ваших ужимках проглядывает пренебрежение , но моя чувствительность не задета – не перегружая вас подробностями , я скажу , что в музыкальной школе я занималась и Бетховена мои пальцы нащупывали , ну а возле здания школы росла груша , и ее разбивающая стекло ветка пролезала ко мне , чтобы я могла поесть груш. Но груш на ветке не было. А школа стояла , и я в ней играла… Бетховена.
Дячин. Созвучия рождались , носились , испарялись , я еду так же – от конечной до конечной. И никаких остановок.
Брудов. Да ты , братец , экспресс. Пыхтящий и теряющийся в догадках – не задержаться ли мне у костра , не прихватить ли с собой греющихся у него бомжей… людей. Они же люди.
Дячин. К ним стягиваются подкрепления. Экономика развивается и лишает крова не успевающих перекрашивать душу в черный цвет , ха-ха… черный цвет – мажорный цвет. Воистину мрачные личности выглядят посветлее.
Панина. И верят в победу добра?
Дячин. Верят. Впрочем , этот вопрос с повестки дня уже снят. Принятая здесь норма не предполагает таких отвлечений… я никого не сужу! Я клоун и я вам расскажу о том , как мне приснилось , что мне захотелось стать космонавтом и меня приняли в отряд , укрепили для тренировок на центрифуге , но ее от чего-то заклинило , и я вращался. После пяти часов вращений быть космонавтом мне расхотелось. Больше пяти часов я не сплю. Превысить мой лимит на несколько минут у меня иногда получается , и мне снятся женщины , зовущие меня к себе… иди ко мне , я созрела , скорей… я еще не готов!… ты всегда не готов – вчера , сегодня , мне надоело… не галди! – кричал я. – Не на базаре! Торговцы находят по прилавком алмазные россыпи , генералы хватают из коробки съедобных солдат , мои сны печальней. На зеленой траве не разбросанный мусор , а желтые листья.
Нубова. Безумие.
Дячин. Ты о желтом… да я случайно – я говорил об осени. Трава еще зеленая , и кажется , что ее чем-то загадили , но это листья. Желтые. Желтый посветлее серого.
Панина. Безумие лучше жадности или ненависти. Карьеризма , черствости , подлости , обмана… любовь уходит в песок и делает его радиоактивным. Утопая в нем , мы идем неблизким путем до причудливых гробниц , где нам уже постелили.
Дячин. На этом мы и попрощаемся. Во всех тонкостях я не разбираюсь , и рекомендаций , как нам осилить дорогу , вы от меня не ждите. Я говорил – меня не услышали. А про себя подумали: пора бы с ним покончить. Вопрос о казни клоуна-дрессировщика будет решаться прилюдно – в день борьбы с дееспособными индивидами , чей непокорный нрав водил нас взад и вперед в иной плоскости… для перевоспитания. Под завалом найден мотоциклист.
Федосов. Ему обязательно надо где-то пропадать. Умеревшие для бизнеса ходят по миру призраками с разодранными ногтями лицами – после прямых атак на женщин , не ответивших им взаимностью и отбивающихся по естественному праву сестер и матерей в сияющем квадрате за плотно закрытыми воротами. Из предосторожности. Я должен так думать?
Брудов. В землю воткнуты факелы. Спички к ним не подносили , и темнота абсолютная. Спина исполосована плетьми , грудь набухает , жировые складки дрожат – девушка…
Панина. Наказанная?
Брудов. Широко образованная. Побуждаемая идиотизмом. Ей бы кавалера , и он у нее появился , но , чтобы он не смеялся над ее телом , она плясала для него обнаженной не при свете. Выделывала в запале балетные фигуры , отбросив стыд , ведь тьма! но он разглядел , звезды-то мерцают , с кем же я , задумался он , я психологически сломаюсь и на излете ее отхлестаю , один я грущу , с ней мне веселее… наша подушка в моей крови и ее помаде , ее кровь я не пролил , плетью к себе прикладывался , застоявшаяся кровь выливалась , упорное нежелание жить , как остальные , повышало продуктивность наносимых ударов… поедем в бордель? А что там ловить? Там все те же… две толстые девки.
Панина. Я и Оленька?
Нубова. Ты работала в борделе? Для твоей карьеры это было важно? Но ты же враг карьеризма… черствости , секса…
Панина. Твой ум острее моего , и ты вершишь им изощренные предположения , отдающие подражательной ложностью. Секс я испробовала… вкусила. Как бы мне ни досталось , я встану на его защиту.
Нубова. А Оленька?
Панина. Она матерая проститутка. На дискотеке в Уфе она на меня ядовито взглянула , подумав , что я здесь за тем же , но я зашла не за клиентами , а децибелами , врубайте же сильнее , увеличьте громкость и забейте мои переживания из-за разрушенных надежд – на просмотр я приехала , и меня просмотрели , глядели и , как я хороша , просмотрели: в движениях я показываю пример истинной глубины , а при существующем положении дел подобное не замечается , ну а если замечается , то преследуется – у меня не заметили. Гонений я не ощутила.
Дячин. Тех , кто относит себя к бездарностям , это не украшает. Судьба к ним не благоволит. Отсутствие у них незаурядного дара следует перепроверить с педантичной основательностью – чтобы ты сделала шаг к примирению с собой , я попрошу тебя передо мной покружиться. Угу… амплитудно , славно , не споткнись… у нас не дискотека , а балаган , за нами смотрят через секретные окна , орел сушит крылья над заревом и невеста уже скачет на женихе , ревниво поглядывая на его захлопнутый фотоальбом со снимками незабвенных шлюх , повстречавшихся ему в канун нынешней чистоты. Какие лица , какие формы… какой разброс. От семнадцати до пятидесяти двух.
Брудов. Ты о возрасте?
Дячин. Пятьдесят два для меня – предел. Дальше я не забирался. С хитрой обольстительницей преклонных лет я сошелся в Астрахани , куда я приехал без животных , а она с кабаном. С ее импресарио… женщина-клоун выходит к зрителям не везде , и народу полагалось бы поразиться , но ее освистали , Забавную Коломбину… или еще как-то там , имя что-то вылетело. Рядовая публика ее не приняла. Накричала и попрошайкой обозвала. Грубо и неправильно. На хлеб она у зрителей не вымаливала , со шляпой выступала не для милостыни , а наоборот – доставая из нее и отдавая. Голубей , лягушек… разные пахучие смердящие катышки. Здравый импресарио ее бы предостерег , но она же работала с дегенератом… наши говорили , что он из клиники , что он беглый – я не думаю. Обыкновенный дурак… дебил. В постели , по ее словам , неподражаем.
Нубова. Она сравнивала его с тобой?
Дячин. Она вела яркую жизнь. Когда она оседлала меня где-то на опилках , я невозмутимо усмехался и приветствовал проходящих жонглеров , витиевато говоря , что она и я… здесь… не задержимся. Вы , если хотите смотреть , смотрите , но никого не зовите и нас не выдавайте , держите реквизитора! Он идет нас закладывать! Зачем же ты мне подвернулась , твой недоразвитый друг нас застанет и убьет… меня он пожалеет , прошептала она. Что она прошептала?! – вскричала жонглеры. Ее он пожалеет , сказал я , а меня , содрав ее с меня , расплющит броском своей тяжести – прыгни он на меня в истеричном самозабвении, я бы под ним затих. С вами бы не беседовал.
Нубова. Многословные беседы , за редким исключением , пусты. Мы смотрит друг на друга невидящими глазами , изрекаем схематичные байки о похождениях… в неурочный час. По ручью плывут маски. Агентов , дон-жуанов , хищников , докторов , шутов , должников… меня знобит. Согласно моему личному свидетельству. Меня убили рыбы – забили меня хвостами. Разодрали меня когтями.
Федосов. Когтями за асфальт цепляясь…
Нубова. Высекая искры , они пытались удержаться , но их смывало , искры заливались водой , вода – заменитель огня , огонь – заменитель воды , это соответствует идее мирного сосуществования , но мы топчемся на месте.
Дячин. Располагая собой , как придется. Гав-гав-гав… я слышал лай бездомных псов. Орава неслась не за тобой?
Нубова. Едва ли.
Брудов. А от кого ты бы хотела ребенка?
Нубова. От всемирной величины. От кого-то крупнейшего и не задающего лишних вопросов. Но о детях я пока не помышляю , абсолютно не завидуя тому , кто ими уже обзавелся. И уговаривать меня бесполезно. Мысленно я свою жизнь изменяла неоднократно. Представляла себя с ребенком , которого я произвела , чтобы он не выпал из седла – выпадет. Не сдюжит. Пойдет в мать , еще как выпадавшую…
Панина. На арене?
Нубова. Я же выпивала…
Дячин. Колено не отбила?
Нубова. Да я больше боком… плечом.
Дячин. У меня болит правое колено – на коленях я ни перед кем не стою , а оно болит.
Федосов. Артрит.
Дячин. Ну , а почему правое?
Федосов. Будет и левое. Я бы вообще не сомневался, что будет. Старые афиши заклеят новыми , заслуженных ветеранов цирка , не затягивая , вытолкают взашей , и облака… облака-ступеньки. По ним поднимаются вверх мои мысли, некогда бывшие приземленными. Я не дремучий мотоциклист – у меня всего в меру. Меня можно смело назвать Воинственно Спящим и не особо почитаемым. Познание себя идет туго , но страх я унял , я до себя докопаюсь , в моей внутренней мифологии я – эмоционально уязвимый полубог , не снижающий уровень духовных запросов. В кино я бы играл настоящих мужчин.
Панина. Тебя не приглашали?
Федосов. Каскадером я участвовал.
Панина. Часто?
Федосов. Однажды. Значительный риск , полет над… о-ооо… мне сказали , что заплатят потом , но потом у того фильма урезали бюджет , и продюсер на мне сэкономил. Что он там сэкономил… за один съемочный день по минимальной ставке я бы получил совсем чуть-чуть , а так не получил ничего , и это , полагаю , справедливо.
Дячин. Почему?
Федосов. Мне они не заплатили , но и сцену со мной они в фильм не вставили – на что же мне жаловаться? Не спать по ночам , подыскивать слова для наезда… для искового заявления. Мне не спать?
Дячин. Спи. Тебе нет доверия.
Федосов. Завоевание твоего доверия приоритетной задачей для меня не является. Мне известно , какая у тебя репутация.
Дячин. Я весь превратился в слух.
Федосов. Если я прошепчу , ты оглохнешь.
Панина. Не ругайтесь , мужчины , пожалуйста. Вы оба меня завораживаете… и ты , атлет , третьим – вы трое кажетесь мне эталоном сильной половины человечества , и на отдельные личности я вас не разделяю. В постели с каждым из вас я бы , едва дыша , простонала: «достойная работа» , а было ли слияние или я все придумала , пусть вас не тревожит , шуметь по этому поводу вам не нужно , интуиция подсказывает мне , что я с вами не лягу , но преклоняюсь я перед вами открыто и падения вашего авторитета я в моем сердце не допущу. К освобождению я ринусь через преодоление. Меня к вам влечет.
Брудов. По твоему виду не скажешь. Мне тоже как-то заявили: «по твоему лицу о тебе объективно не скажешь – оно у тебя очень тупое либо крайне вдумчивое». Я услышал это в полумраке театрального зала , где мое восхищение от умного спектакля боролось со сном , в который я погружался из-за того же спектакля. Я начинаю повторять – сон… спектакль… основательность… сон…
Дячин. Спектакль.
Нубова. Спор!
Федосов. Сон. Непрерывность. Лесбийский салон. Дальше вы знаете.
Дячин. Не знаем.
Федосов. Рассказывать не стану. При просвещении народа возможны неприятные неожиданности. Дебилам весело , сытым и одиноким маета , да воскреснет бог!
Панина. Сын?
Федосов. Отец! Это бы меня заинтересовало. У меня свисает слюна , координация движений слабая , и какие там гонки - на протяжении заканчивающегося дня я держал в голове прибрежную часть классической красоты с пасторальной мягкостью ясности цели. Общественно значимо? Пролог? Эпилог?
Дячин. Ты применяешь необычные приемы. В цирке я с юности , и твоя красота… с пасторальной… чем? Ясностью?
Панина. С побудительной изящностью.
Дячин. Но не в цирке же. У нас же не говорят , что я нырял в лохань с морскими котиками , чтобы узреть купола затонувших церквей. Однако идеально разработанный образ не всегда напоминаем того , кого подразумевали , и я , углубляя оборонительный ров , вероятно , смогу обратить в бегство марширующих во мне карателей… они наняты пригласившей нас дамой.
Брудов. Если это организовала она , я не устыжусь поднять на нее руку. Я не из тех мужчин , кто побоится вломить женщине.
Панина. Ты? Женщину?
Нубова. Он – подонок. В любовных играх он фантазер и мучитель… такие парни будят во мне желание.
Брудов. Лидерские задатки у меня имеются , но в бой я пока не рвусь. Ты меня не соблазняй. Тебя я в упор не вижу! Моя сдержанность не будет напрасной! Провести консультацию на тему , почему же к нам не выходит пригласившая нас дама , я рекомендую , выступая не консультантом , а вопрошающим , и я вопрошаю. Кто мне ответит?
Дячин. Для честного ответа необходим характер. Поэтому у женщин не спрашивай.
Панина. Женщины , что , бесхарактерны?
Дячин. Уклончивы. В Набережных Челнах скользкая преподавательница акробатики подарила мне танец , и я ее повел и смекнул , что она… эх-хх… я поинтересовался у нее , не покуривает ли она травку , но она мне не улыбнулась , угрюмо пробурчав: «это секрет». В разговор я ее не втянул. Горя она хлебнула , и денег я ей одолжил , а план побега не составил , лекцию о вреде дури не прочел , моя надоедливость ее бы подточила.
Брудов. В наступательном стиле ты бы на нее наорал , но твои распоряжения она бы не выполнила , не исполнила , не поняла , в мешанине устраиваемых вечеринок я из чистого любопытства высказывался за сохранение традиций , и отказом мне не отвечали , говоря про себя: «как же нам без него? Кто его разберет… кто его привел? Мы влегкую дымим марихуаной , а он тяжко надирается в дым – глушит по-черному , и гири свои притащил… попер на нее с гирями. Завязывается осязаемая битва , и ее первооснова в злоупотреблении, от которого мы обмираем и отваживаемся ему сопротивляться , поскольку он, как видно , буйный хроник – мы провели опрос и пришли к единому заключению. На нас он наваливается не святостью. Не моргнув глазом , он нас изуродует и заслужит нашу любовь – он так решил. Разубеждать его нам неловко , мы же культурные и тактичные… он - щетинистый бугай , и он нам досаждает , пришел наш черед… ход мысли у него затруднен. И это его подстегивает. В метании гирь он выказывает всю свою неустроенность – помыкает он нами. Мы притихли и сносим».
Панина. С теплым чувством?
Нубова. Не сбивай! Ты не пила , а он пил , и у него есть право протестовать. Я пристрастна… излишне нетребовательна к друзьям-алкоголикам. Я не берусь заклинать тебя не останавливаться. Сползая в канаву, оттуда надлежит поднять восстание. Ты отоспишься и не пойдешь.
Брудов. А меня звали?
Федосов. Она говорит о политике. Она не смолчала. Она – наездница.
Брудов. Она пила. А я не пил – я ставил себя в воображаемую ситуацию , подумывая об облегчении моей участи: не о бунте или революции. Запоем мне мою участь не облегчить. Бревенчатую избу я бы ударами гирь раскурочил.
Дячин. Ты живешь в каменном доме.
Брудов. О переделе собственности я не помышляю.
Дячин. Ты обескровлен низким положением в социуме , восторгающемся внешним лоском и капиталами – в отместку нам. Не носителям истины , но… что ты на меня пялишься? Я парень , а не девка.
Брудов. О тебе кто-нибудь заботится?
Дячин. У мультяшных царевен смертельный недуг. С их дефектами телосложения перья не распушишь. В приличном обществе с ними не появишься. Поизмываться надо мной они горазды – мне нездоровится , однако они обступают меня с разинутыми ртами и вопрошают , из какого я анимационного кино? на попечение какого художника передали развитие моего образа? Безмозглые дивы! Вы меня не дразните! Я потешный клоун , и вы засекли меня теряющим физическую субстанцию , ноги , плечи , да , я не уперся - все раздал. Стечение обстоятельств! Улюлюканье на галерке. На хороших местах сидят солидные граждане - из-за увлеченности своими проектами им совершенно параллельно , в кого я превратился , а голытьбе , дешевые билеты скупившей, не безразлично. Чуть сбившись , я вновь оказался с ногами – стал ногами… лишь ими. Манеж я покидал под проклятия.
Федосов. Ты все спланировал. Я утверждаю и обостряю наши отношения , не идеализируемые мною – кем? Отвязным мотоциклистом , не пижонившим в период становления , когда интервалы между падениями и подъемами были и без того сокращенными. До минуты… до вас… до вас не доходит. Заявись к нам пригласившая нас дама , и крикни она: «я пришла! за ваше бессмысленное шатание по моего балагану у меня для вас деньги!» , вы бы на нее среагировали. Сжались и поинтересовались: а сколько? а-ааа... несерьезно. Оставьте себе.
Брудов. Я бы свою долю взял. Ведь я добытчик! что добуду , тем и поделюсь – не с семьей , а с нуждающимися стариками и нищими , с егерями , с пчеловодами… пчелы справа!
Панина. Где они?! Разве?! Летят?
Нубова. Атлет грезит о меде. Полагается на выдумку , упрямится и выискивает сладковатый запах. От тебя.
Панина. От меня…
Нубова. Вскрывать улей в одиночку он бы тебя не отпустил. Поставил бы тебя на место заявлением , что он мужчина и он пойдет с тобой , чтобы разнести улей гирей. Меда вы , конечно , не соберете. В скорости улепетывания от взбесившихся пчел посоревнуетесь – такие кавалеры сплошь и рядом. Так или иначе они тебя подведут.
Дячин. Я заметил , что тут травля мужчин начинается. Изрыгается клевета , и я с улыбкой думаю о пляжах , о романтических отпусках , о ночном ворковании целующихся в губы женщин – я весь испереживался. Женщин от нас уводят , и что же мне… выступать против?
Брудов. Осуждай их безмолвно.
Федосов. Будь начеку.
Панина. Если бы мне предстояло поваляться на чем-нибудь мягком , то я бы и с женщиной , а на жестком исключительно с мужчиной. Его авторитет и касания скрасят для меня неудобство покрытия - и при отсутствии фантазии, и при том , что он на меня бы не смотрел , но трогал… влезал… втирался в доверие.
Нубова. По воде расходятся круги. Некто утонул , а в моей жизни ничего не поменялось. Схему я начертила и нерешенные проблемы меня особо не продергивают , но без лишних движений мне до преклонных лет не продержаться. Мужчину я обязана выловить.
Федосов. Ты под мужчин подлаживайся , согласовывай с ними планы и не пеняй им за досадные осечки , вызванные опьяняющими средствами под крысиный шашлык – из нее , из крысы. Это неправда. Я давлю вам на психику , смотря на вас не насквозь , не заинтересованно , у меня к вам сдержанная симпатия , и я бы не сказал , что все мы большая семья. Собственных семей мы не имеем – у атлета нет , клоун живет в прозябании и жену он материально не потянет , я бы до женитьбы снизошел , сверхсложности для меня бы это не представляло , в моей откровенности вы уже усомнились , и ваше уважение мне не вернуть , все прошло абсолютно естественно. И никакой боязни. Я шел венчаться , но меня застопорила групповуха.
Нубова. И кто же участвовал?
Федосов. Бизнесмен , шофер , бухгалтерша , уборщица , налоговик , пожарный инспектор , девица из рекламного агенства , парень из доставки пиццы , аппетитная финансистка из загадочного Первоуральска…
Панина. А ты?
Федосов. А я сидел и играл им на балалайке. Вопрос «замерз я или как?» является риторическим – зимой. Когда я прихожу с улицы. Отторгнутым удачей и совершенствующим печаль. Пробудив интеллект , я бы создал цикл поэм о роковых случайностях и придурочных возлюбленных , таскающих меня на веревке в изнурительную жару - с нарастающим чувством безнаказанности. Милые , прыткие , бойкие… я поминаю вас недобрым словом. Вскакиваю на мотоцикл и отваливаю.
Дячин. Варианты продолжения знакомства тривиальны. Программа заложена , и выбирать не приходится , мы ни на что не годны и мы доверяемся случаю , ставим серьезные цели… себя мы не предаем. В этом нас не обвинить. И кем же нас признают?
Брудов. Антигероями.
Федосов. Никак не медийными фигурами.
Нубова. Но и не банковскими отродьями.
Панина. Мы - терзающиеся… поймавшие ритм.
Дячин. Принюхавшиеся к дыханию жизни.
Брудов. Прекратившие угождать и не побежавшие за легким успехом. Утомившиеся ждать пригласившую нас даму.
Дячин. Да пропади она… мотоцикл у тебя рядом?
Федосов. Он тут.
Дячин. Это актуально. Развезешь нас по домам?
Федосов. По одному , но всех. Мы здесь сдружились , стали друг другу своими…
Дячин. Очень трогательно! Иди и заводи! И мы пойдем - потолкаемся на воздухе , поглядим на небо. Не останемся в балагане. Вы идете?
Нубова. Я иду.
Панина. И я иду… и мужчины. Мы пришли и уходим , тянемся к выходу , и чего мы приходили? И сюда , и в наш мир… зачем?
Все удаляются.
Дячин. (из-за сцены). Что ты там спрашивала? Зачем… зачем… давай не будем уходить! Пойдемте все обратно! Назад , за мной , смело.
Все возвращаются.
Дячин. Предлагаю постоять и подождать. Что-нибудь происходит? Вот… жди , не жди – вот так. Вот. Вы думаете , нам похлопают? Ха… надеюсь , похлопают.
@