Circus Maximus Оссиан

                Circus  Maximus  Оссиан



 Не  спешащие  выходить  персонажи  готовятся  устроить  цирк – пусть  даже  только  на  словах. При  происходящих  или  кажущихся  пятерым  персонажам  видоизменениях  пространства  они , безостановочно  двигаясь , будут  разговаривать и , возможно , совершать  поступки: приседать , обниматься , ломать  декорации , обмениваться  одеждой , передавать  другому  при  помощи  грима  свое  обличье , подходить  к  краю , прятаться  за  оживающим  предметами, экспрессивно  заламывать  руки, залезать  на  стальные  тросы , заползать  в  образующиеся  щели , заваливаться  на  ускользающий  пол , срывать  и  поджигать  бумажные  цветы , подпрыгивать , сшибаться  и  так  далее  без  ограничений. 
   Появляется  атлет-гиревик  Брудов.

Брудов. Вы  сидите  там , а  я  выхожу  на  сцену! Похожу  по  ней  и  подумаю , не  уйти  ли  мне  отсюда  куда-нибудь  вдаль! О  шансе , который  я , вероятно , и  упущу , я  тоже  подумаю , но  о  чем  тут  думать , если  нам  ничего  не  обещали? Я  из  всех  вас  самый  большой , и  по  идее  должен  быть  самым  спокойным – раз  так , я  попробую  сдерживаться. Рассуждать  здраво. С  горькой  усмешкой  и  жалкой  верой  в  наши  перспективы  в  этом  балагане , куда  нам  сказали  прибыть  и  показать  все , на  что  мы  способны. За  сценой  нас  не  кормили. Стол  там  есть , однако  на  нем  лежат  философские  книги , и  мы  их  читали , убивали  за  чтением  время , практически  не  двигались… берегли  энергию  для  выступлений , ведь  за  нами , видимо , наблюдают. И  чем  мы  себя  проявили? Ранняя  бездарная  апатия. Утомительное  разглядывание  друг  друга. Свое  превосходство  я  вам  не  показывал! На  окружающих  я  действую  позитивно! Я  не  знаю , что  говорю. У  меня  ни  малейшего  своеобразия  речи.

    Выходит  клоун-дрессировщик  Дячин.

Дячин. Благодаря  твоей  заурядности  для  тебя  вскоре  пойдет  светлая  полоса. Твоя  лодка  спущена  на  воду , и  тебя  с  нее  смоет  в  море.
Брудов. В  море  чего?
Дячин. Ха-ха. Но  ты  прав. Большой  и  заслуженной  удачи  нам  эта  авантюра  не  сулит. Мы  здесь  по  приглашению  одной  обеспеченной  дамы , чьи  деньги  мы  не  щупали , и  их  у  нее  вполне  может  не  быть. Пусть  в  моих  измышлениях  и  имеется  некоторая  доля  преувеличения.
Брудов. Ты  преувеличиваешь  отсутствие?
Дячин. Я  поднимаюсь  наверх. Мне  знакомо  отсутствие  денег , и  осуждать  за  это  нехорошо , взгляды  голодных  животных  терзали  мне  душу… позабудь  я  накормить  моих  зверей , они  бы  меня  порвали. Ну , а  тебя  раздавили  бы  твои  гири.
Брудов. Я-то  в  чем  перед  ними  виноват?
Дячин. У  каждого  из  нас  своя  цирковая  профессия. Я – клоун-дрессировщик , ты – атлет-гиревик , и  тебя  предстоит  по  всей  программе  ответить  за  выбор. Сославшись  на  усталость , от  возмездия  ты  побежишь , но  тебя  быстро  догонят.
Брудов. С  усталости  не  побегаешь… ты  не  о  том?
Дячин. Мне  доводилось  заниматься  и  смешанной  дрессировкой – с  волками  я  объединял  свиней , с  тиграми  у  меня  трудились  косули… тигров, если  честно, мне  не  доверяли. Боялись  за  тигров.
Брудов. Свиней  тебе  не  жалко?
Дячин. Я  же  клоун.
Брудов. Клоуну  полагается  смешить.
Дячин. Таковы  правила. Не  я  их  придумываю.

Брудов. Ты  намекал , что  твои  волки  пожирали  твоих  свиней. Что  же  здесь  смешного?
Дячин. Никто  никого  не  пожирал. Со  временем  ты  во  всем  разберешься  и  поймешь  состояние  человека , разобравшегося  в  ситуации  раньше  тебя. У  тебя , кстати , богатый  репертуар? Помимо  гирь , на  что  ты  способен?
Брудов. Когда-то  я  работал  нижним.
Дячин. Где?
Брудов. В  пирамиде. Она  зачастую  рассыпалась , но  развал  начинался  не  с  меня: я  твердо  стоял  и  держал. Как  вкопанный , как  проклятый… дергались  те, кто  стоял  выше  меня. Нередко  даже  коллективно – не  выдержав  давление  высоты. Неусыпное  покачивание  превращалось  в  падение , и  вину  сваливали  на  меня. Я  по  привычке  оказывался  крайним.
Дячин. Нижние  всегда  крайние.
Брудов. Мое  нынешнее  прозябание  не  подрывает  мою  незадавшуюся  жизнь  с  моральной  стороны.
Дячин. Душу  ты  не  загубил. Нищету  заслужил. Как  же  это  ужасно… тебе  остались  только  гири.
Брудов. Мой  номер  непопулярен. Я  не  умею  договариваться  с  устроителями , и  они  меня  не  то , что  бы  обирают , а  просто  не  зовут. Гуляй , гуляй , ты  же  любишь  гулять… в  предчувствии  двойного  удовлетворения  ты  проявишь  свой  талант , не  притрагиваясь  к  гирям.
Дячин. Рэс  юдиката… «решенное  дело»  на  латыни.
Брудов. Собравшая  нас  дама  позвонила  мне  и  сказала: приезжай. Я  внесу  тебя  в  список. Я  наслышана  о  тебе  от  Виктора  Латтуса…
Дячин. Виктора?
Брудов. Знаменитого  циркового  предпринимателя.
Дячин. Да  я  в  курсе. Года  три  назад  у  меня  с  ним  все  складывалось , но  затем  я  неожиданно  выдвинул  ряд  требований , и  он  прервал  наше  сотрудничество , и  половины  от  оговоренного  мне  не  заплатив.
Брудов. Сейчас  он  банкрот.
Дячин. Он  и  в  те  дни  едва  концы  с  концами  сводил. И  я  ему  не  сопереживаю! Нанимая  людей , подобных  мне , он  сам  прямым  ходом  к  разорению  шел. Мы  ему  навредили – его  буквально  прогнали  сквозь  строй  бездарностей  нашего  типа… ты  ведь  считаешь  себя  одаренным.
Брудов. Пустая  бравада  мне  не  близка. Скудная  оплата  моего  дарования  приучила  меня  к  адекватности. Непосредственно  лично  для  меня  будущее  видится  довольно  смутным.
Дячин. И  тебе  не  жаль?
Брудов. А  чего  мне  жалеть?
Дячин. Тебе  не  жаль , что  ты  ничтожество?
Брудов. Все  не  столь  бесповоротно. От  явных  недостатков  я  избавлен , да  и  репутация  у  меня  не  подорвана , и , если  дорога  сворачивает  не  туда , я  продолжу  идти  по  бездорожью. Слушая  стук  посоха  по  камням. Взбалтывая  грязь  подгибающимися  ногами.
Дячин. С  растопыренными  пальцами.
Брудов. Как  деревья  с  ветвями.
Дячин. И  где  же  деревья? Деревья , посаженные  тобой  в  результате  облучения! Я  окончил  отделение  клоунады  и  мне проще  изрыгать  фразы , а  не  огненные  языки – это  иной  профиль. Никому  со  стороны  не  вынудить  меня  резко  сменить  амплуа.

Брудов. Ты  очень  умен.
Дячин. Не  очень , а  специфически. Специфически  умные  люди  вздрагивают  по  утрам  от  расплывающейся  перед  ними  мебели  и  не  отличают  шкаф  от  стула, становясь  неразговорчивыми  с  рослыми  собутыльницами  из  околачивающегося  возле  кровати  женского  батальона. Эй! Выносите  кровать! 
Брудов. Они  не  надорвутся?
Дячин. Эти  дамочки  знают , кто  я  такой.
Брудов. Но  и  они  не  из  последних.
Дячин. Недаром  та  из  них , что  с  хорошей  фигурой , зацепила  пятками  вертолет.
Брудов. При  всех?
Дячин. При  мне. Она  делала  сальто  назад , и  так  распорядился  рок… чего  вы  застряли? Вы  думаете  выходить?
Брудов. Зачем  ты  на  них  давишь?
Дячин. А  зачем  при  входе  на  современный  круизный  лайнер  пассажирам  раздают  по  веслу?
Брудов. О  веслах  я  чего-то…
Дячин. Похорони  логику! И  научись  делать  различия.
Брудов. Между  чем?
Дячин. Между  дуреть  и  дурить. Между  шутить  и  оставаться  без  крыши… а  вот  и  женщины.

  Вышедшие  на  сцену  Нубова  и  Панина  выносят  кровать.   

Дячин. Вам  не  тяжело? Вы  не  принижаете  роль  восприятия?
Нубова. Кровать  мы  поставим  здесь. Мы  ее  донесли… опускай!
Пажина. А  кто  на  нее  ляжет?
Нубова. Я  на  нее  сяду , и  меня  с  нее  не  поднять. Меня  придавит  ответственность.
Брудов. Тебя  позвала  та  же  самая  дама?
Нубова. Разве  ты  не  помнишь? Когда  мы  все  знакомились , ты  о  ней  заговорил , и  мы  закивали - со  всей  мощью  и  широтой  твоей  натуры  за  компанию  кивал  и  ты. Ты – атлет-гиревик. Имя  я  подзабыла.
Брудов. Ты  его  не  спрашивала.
Нубова. Имена  не  важны. Мы  тут  из-за  наших  профессиональных  навыков , и  дилетантства , насколько  я  понимаю , мы  не  потерпим. А  выспрашивание  имен  отдает  неким  общением  на  бульваре , куда  бесцельно  слоняющийся  народ  от  одиночества  сбежать  пытается. Нас  одиночество  не  пугает. Мы  принимаем  его , как  должное. Правда , клоун? Клоун-дрессировщик.
Дячин. Твоя  извивающаяся  рука  не  кажется  мне  змеей.
Нубова. Моя  рука  прижата  к  бедру.
Дячин. Обе  прижаты! Ну , и  что  получается? Обман  или  дефект?
Нубова. Я  тебе  отвечу. Таким , как  ты , нельзя  давать  почувствовать  безнаказанность. Но  мы  не  чужие , и  тебя  это  спасет… у  нас  похожие  номера. С  животными. С  юмором.
Брудов. Ты  вроде  бы  наездница.
Нубова. Наездница  в  стиле  гротеск. Если  вкратце , я  бурно  кривляюсь  на  скачущей  лошади. Моя  новая  подруга  с  лошадьми  не  связывается.
Панина. Мой  удел - балетная  пантомима.
Брудов. На  полном  серьезе?
Панина. Я  стараюсь , но  в  цирке  без  веселья  не  обойтись , и  с  приглашениями  у  меня  туго. До  нынешнего  случая  мною  никто  не  интересовался  около  полутора  лет.
Дячин. Это  не  простой… так – мелочь.
Панина. Для  меня  это  долго.
Дячин. Ты  не  та , за  которую  себя  выдаешь.
Панина. А  я  себя  за  кого-то  выдаю?
Дячин. У  тебя  не  все  дома. Ты  выглядишь  вконец  затравленной , однако  ты  пришла  и  рассчитываешь  на  фиесту , на  работу , на  оплату – чей  же  пример  тебя  вдохновляет? Мой?
Панина. А  вам  платят?
Дячин. Со  мной  составлен  отдельный  договор.
Брудов. Договор? С  гарантиями?
Дячин. По  устной  договоренности  вкалывать  я  не  стану. У  меня  письменный  контракт! Мне  полагается  и  аванс , и  доля  в  прибыли… вы  успокоились? Порадовались , что  я  тоже  никто? Но  я  на  мели  без  услужливости , а  вы  страстно  ищете  кому  бы  услужить , перед  кем  бы  начать  выделываться… эта  дама  что  вам  сказала? Мне  она  сказала , что  мне  следует  проявить  не  только  цирковое , но  и  драматическое  мастерство , и  я  осуществляю  тут  согласованные  с  самим  собой  действия , выплескивая  на  вас  эмоциональную  дрянь , под  шум  которой  вас  не  прельщает  заснуть , какой  там! вы  жадно  вслушиваетесь  в  мое  шипение , навеянное  положением  участника  ее  мерзких  игр.
Нубова. Стало  быть , ты  в  минусе.
Дячин. Выгоды  не  видно. Прильнув  к  тебе , я  бы  отдышался.
Нубова. Мое  лицо  тебя  не  останавливает?
Дячин. Я  бы  прижимался  не  к  лицу. Если  убрать  лицо , твое  тело  заслуживает  всяческих  похвал. А  что  у  тебя  с  лицом? С  рождения  с  ним  это?
Нубова. С  периода  полового  созревания.
Брудов. В  этом  кто-нибудь  виноват? Лицо  у  тебя  любопытное… за  один  раз  не  изучишь.
Нубова. Ты  чрезмерно  не  всматривайся. А  то  и  тебя  коснется.
Брудов. Говоришь  ты  отчетливо , не  шепелявишь… неразборчивой  в  сношениях  ты  мне  не  кажешься. На  кровать  к  тебе  я  бы  подсел. Ты  меня  не  ударишь?
Нубова. А  куда  ты  сядешь? Между  мной  и  балериной?
Панина. Я  не  балерина. Фуэте  я  крутить  не  умею , но  душу , если  надо , я  дам , и  публика  на  меня  обозлится: они  же  билеты  купили. Заявились  в  цирк  развлекаться , а  здесь  я , и  юбку  я  не  задираю , нарочно  взметнув  ноги , не  падаю , от  меня  сквозит  ненужной  печалью , и  полученные  от  моего  выступления  раны  аплодисментами  не  залечишь. Криками «позор!» тоску  не  изгонишь.

Дячин. У  тебя  были  любовники?
Панина. Полагаешь , не  было? Отчего  же  ты  меня  обижаешь… с  какой  стати?
Дячин. И  до  чего  ты  их  доводила?
Панина. До  приступов… до  приступов  ликования. Я  дарила  им  возбуждение , и  они  использовали  его  не  всегда  со  мной , чему  я  не  поражалась  и , почти  не  колеблясь , дотрагивалась  до  себя , чтобы  подзарядиться  положительной  энергией. По  заповедному  краю  разъезжал  ритуальный  автобус. Пожарная  машина  уезжала  заправляться  водой  на  минеральные  источники. Летчики  и  пловцы  валили  ко  мне  валом  и  не  торопились  приходить  в  то  состояние  сознания, когда  без  разницы  жив  ты  или  мертв.
Брудов. Я  жив. Больше  для  вида. Я  переживу  свое  тело , локальные  неудачи  у  критической  черты  мне  нипочем , из  бани  я  выбегаю  в  туман  и  мне  выпадает  возможность  заработать  на  укладке  асфальта. С  моей  природной  силой  мне  ли  опасаться  честного  физического  труда?
Нубова. Ты , братец , подгнил. Ты – ренегат. Если  ты  планируешь  завязать  с  цирком , я  брезгливо  хмыкну  и  решу , что  ты  заболел  психически. Будь  осторожен! Фантазия – не  лошадь , разгонишься – не  остановишь.
Брудов. В  лошадях  ты  разбираешься.
Нубова. Не  закрывай  глаза! Тебя  хлестнет  по  ним  еловая  лапа , которую  я  для  тебя  отпущу. Это  крайне  жутко! Приятней  копытом  получить.
Дячин. А  ты  получала?
Нубова. Не  реже , чем  доярка.
Панина. Доярки  умеют  за  себя  постоять.
Дячин. Сейчас  доят  техникой. Поющие  пески  с  песнями  заглатывают  города , и  под  жужжание  мух  врубается  Бетховен , слабые  умы  пополняются  поверхностными  знаниями , у  самого  горизонта  я  чуть  не  зарыдал. Это  можно  понимать  по-разному. Вы  идите  подремите , смысла  в  жизни  не  ищите… откуда  в  нас  такие  амбиции?
Брудов. Мы  в  полной  безопасности. У  нас  общие  интересы , а  кругом  одни  минусы , гири  у  меня  за  сценой , и  я  за  ними  точно  не  вернусь – тот , кто  придет  за  ними , придет  за  мной. Меня  им  не  заломать.
Дячин. Твоя  голова  у  них  на  крючке. За  определенную  сумму  ты  запросто  изменишь  своим  принципам. Нажатием  на  спину  тебя  не  сдвинуть – вперед  ты  не  направишься , и  наши  девушки  возлягут  отнюдь  не  под  тебя.
Панина. Секс  без  чувств  меня  не  влечет , и  я  мягко  бы  попросила…
Дячин. Император  ее  взял!
Панина. Кого?
Дячин. Через  ворох  одеял! Пробив  барьеры  между  мужским  желанием  и  женской  фригидностью. После  грубого  контакта  тебе  позволяется  засвидетельствовать  ему  презрение. Раскинулась  бы  ты  на  кровати – было  бы  трогательно.

Нубова. Сознайся  в  расчленении  трупа. Убил  не  ты – подобное  обвинение  не  выдвигается. В  камеру  просовываются  липкие  ладони  полуденной  жары , которые  сюрреалистично  ощупывают  твое  разгоряченное  тело. На  свободу , если  нет  настроения , не  выходи. Потрескавшаяся  пелена  обнажает  заросший  хребет. Вспыхнувшие  дорожки  по  стенам  забираются  на  потолок , и  ценой  разума  ты  спасаешься.
Дячин. Итак! С  кем  же , с  кем… с  тобой. Однозначно  с  тобой.
Нубова. Ты? Со  мной?
Дячин. С  кем  что-то  не  то? С  тобой?
Нубова. Меня  обработали. Я  раздавила  хрустального  таракана  и  залила  его  остатки  клеем , как  соусом. Восстановлению  он  не  подлежит. Блестящими  частичками  с  заостренными  краями  я  не  пообедаю. Сидела  без  денег , поддерживала  себя  метафизическим  значением  оборвавшейся  карьеры – напрягала  память. Обвиняла  тебя.
Дячин. Я  принимаю  упреки.
Нубова. Ты  пропах  грехом. За  кулисами  суздальского  шапито  ты  подговаривал  против  меня  лояльного  ко  мне  директора.
Дячин. Я  боялся , что  он  будет  до  тебя  домогаться. Неспроста  же  он  тебя  практически  раздел.
Нубова. Так  совпало.
Дячин. Я  не  тебя  не  сержусь. С  моими  доходами  мне  нечего  рассчитывать  на  приличных  женщин.
Нубова. К  порядочным  женщинам  я  не  примыкаю.
Дячин. А  кто  говорит  о  порядочных?
Панина. Говоря  о  порядочных  женщинах , не  забудьте  меня. Вы  о  них  не  говорите , и  меня  ваш  разговор  не  касается  даже  боком , ну  и  что? Где  же  мое  возмущение? За  невнимание  ко  мне  я  не  возьмусь  осуждать  вас  за  черствость. Людское  равнодушие  для  меня  не  в  новинку. Боевое  крещение  относительно  него  в  далекой  юности  я  прошла.
Брудов. На  тебя  все  плевали?
Панина. Не  бери  в  голову. Тебе  мой  горький  опыт  не  пригодится.
Брудов. Отталкивая  меня , ты  ошибаешься. Если  ты  думаешь , что  мне  незнакомо  бескрайнее  одиночество , я  вынужден  тебя… приободрить. Длительный  вояж  в  человеческое  общество  окончился  для  меня  полным  разочарованием. Ты  попросила  меня  не  сдаваться?
Панина. Об  этом  надо  просить? 
Брудов. Уговаривать. Находить  доводы , приводить  позитивные  примеры , дружески  лупить  по  плечу… не  лупить – похлопывать. Я  оговорился.
Панина. У  тебя  симпатичная  улыбка.
Брудов. Да  и  ты  хорошо  улыбаешься.
Нубова. Вы  улыбаетесь? Частично  вы  отошли?
Брудов. От  искусавшей  нас  безнадежности  рывком  не  отойдешь. Зрелым  людям  свойственна  аккуратность  действий  в  перескакивании  с  трапеции  на  трапецию , так  как  случается  всякое. Левой  рукой  я  бы  держался , а  правой  бы  продолжал  тягать  гирю , накатывающей  депрессии  сопротивляясь. Наблюдающая  за  мной  аналитическая  группа  заявила  бы , что  во  мне  не  ощущается  солидности , и  прочных  взаимоотношений  с  женщиной  мне  не  выстроить - я  и  не  подозревал… меня  не  исправить. Набрав  мощь , с  собственными  проблемами  я  разберусь.

Нубова. Тебе  опротивело  быть  одному.
Брудов. Раньше  я  помнил , почему  же  припекающее  солнце  меня  угнетает.
Нубова. Почему?
Брудов. Не  помню. Ступеньки  ведут  к  краю. И  я  не  сильнейший… без  срывов  мне  не  добраться. В  дискуссию  о  причинах  моих  неудач  я  не  ввязываюсь.
Дячин. У  тех , кто  один , свои  возможности.
Брудов. Гигантские…
Дячин. Примерно. Чтобы  теоретически  поймать  одну  вымышленную  стрекозу  мне  понадобилось  с  полсотни  вымышленных  дроздов.
Нубова. И  что  они  с  нею  сделали?
Дячин. А  ты  угадай.
Нубова. Съели?
Дячин. Отпустили.
Нубова. Я  поплыла… поднимаемые  мною  волны  идут  к  берегу  и  лезут  к  тебе , к  мужчине  с  глазами , вместившими  вожделение  и  страх , оно  тебя  не  задержит. Ты  унесешься  от  волн , не  покачиваясь  и  остро  соображая – в  этом  твое  преимущество. Ты  его  реализуешь?
Дячин. Я  уйду , имея.
Брудов. С  твоим  умом  тебе  незачем  молить  о  тепле. Ты  спросишь  у  себя: «где  здесь  катаются  на  лыжах?» , и  сам  же  ответишь: «да  где  угодно». Под  рокот  водопада  я  бы  попил  с  тобой  чаю , настороженно  вдыхая  зловонные  пары  в  День  Всех  Усопших , когда  мне  подтвердят  недействительность  действительности  и  объединят  в  божественную  мудрость  выцветшие  разрозненные  элементы. Желание  постигать  обозначено. Я  смотрю  на  тебя  в  упор , но  мы  далеки  друг  от  друга. 

Дячин. Это  вздор. Я  не  собираюсь  что-либо  делать.
Панина. До  каких  пор?
Дячин. До  изменений. За  приземистым  кустом  виднеются  очертания  могучего  дуба , который  некому  почесать , а  у  него  зуд  от  корней  до  верхушки , вам  верится  с  трудом , и  я  начинаю  заводиться , допускать  неточность  за  неточностью: в  обычном  режиме. Отвергая  претензии. Я  уже  с  вами – я  уже  спустился. О  разгонах  демонстраций  я , друзья , могу  вам  многое  рассказать. Тебе  особо… девушка-балерина , бесправное  доверчивое  создание. Если  бы  я  к  тебе  что-то  чувствовал , я  бы  принял  тебя  и  такой.
Панина. Спасибо… не  за  что.
Дячин. Я  не  сторонник  невоздержанности. Зарплату  мне  выплатят , прессинг  властей  ослабнет , вот  тогда  я  и  пойду  выгуливать  моего  вепря.
Панина. С  клыками?
Дячин. Он  ненормальный. Я  дрессировал  его  около  пяти  месяцев , и  он  дерзко  подставил  меня  на  премьере , запоров  простейший  номер  с  числовыми  ребусами.
Брудов. Ты  называл  ему  число? Ему  надлежало  хрюкнуть  столько  раз , сколько  нужно?
Дячин. Хрюкнуть… это  не  хряк – это  вепрь. Хрюкать  он  и  не  думал , а  на  зрителей  понесся: первые  ряды  мгновенно  отскочили  к  задним , возникло  социальное  равенство… на  разборе  полетов  дирекция  задергала  меня  обвинениями  в  умышленной  провокации. Повинного  в  членовредительстве  вепря  предлагалось  незамедлительно  усыпить , но  я  его  отстоял. Моих  подопечных  я  в  беде  не  бросаю.
Нубова. Твой  вепрь  живет.
Дячин. На  слабоумие  не  жалуется.
Нубова. Какого  он  пола?
Дячин. Мужчина.
Нубова. За  мужчину  ты  вступился , а  женщину  можно  на  мясо  пустить? Котлетой  из  той  женщины  ты  бы  не  подавился? 
Дячин. Из  животных , которых  усыпили , котлет  не  делают. А  если  ты  спрашиваешь  не  конкретно , а  в  принципе , то  я  не  скажу  о  вас  свысока. Почтение  к  женщинам  у  меня  в  подсознание , ну  а  сознание  у  меня  подпорчено.
Панина. Женщинам  сознания  мало.
Дячин. Не  ровняй!
Панина. Нас?
Дячин. Подсознание  меньше  сознания!
Брудов. Ты  не  зришь  в  корень. Сознание – существенно , но  подсознание – краеугольно , и  здесь  вернее  рассуждать  не  о  масштабах , а  о  значимости , чья  бренность  понуждает  нас  настаивать  на  приоритете  величины  над  невесомостью… испарений…

  Появляется  мотоциклист  по  кругу  Федосов.

Панина. Он…
Дячин. С  ним  заговорю  я. Примолкнувшие  женщины  освободят  для  него  место  на  кровати.
Панина. Мы  подвинемся. Он  нас  разденет?
Нубова. Он  мотоциклист  по  кругу.
Дячин. И  он  вас  не  видит.
Панина. Ему  бы  стоило  прозреть…
Дячин. Харизматичный  брат! Ты  вышел  к  нам  без  объявления  войны! Под  закрытым  шлемом  у  тебя  опухшее  от  пьяной  жизни  лицо , и  после  цепочки  грубых  ошибок  ты  замедлил  шаг , максимум  из  существования  ты  не  выжал , сохранил  ли  ты  общительность? Справедливо  ли  обиженным  тебя  называть?
Федосов. Я  с  погнутым  копьем. Взбежал  по  лестнице  без  мотоцикла. Мне  не  думается , что  наша  коллективная  смерть  станет  трагедией.
Дячин. Сырое  воззрение. Ключ  не  подошел , отмычка  застряла  и  не  вылезает , но  кувалда  при  мне , и  я  приостановлю  наш  окончательный  разгром , работая  над  мыслью – над  тем , чтобы  она  пришла. Тебе  насчет  меня  не  звонили?
Федосов. Я  увиливал  от  комбайнов.
Панина. Ты  столкнулся  с  насилием?
Федосов. За  сценой  носятся  комбайны , которые  могли  меня  сбить. На  меня  напускались  стихийные   бедствия , заходящиеся  в  крике  вельзевулы  метанием  диких  дынь  пытались  расколоть  мой  шлем , какая-то  часть  меня  просаживалась  и  смирилась. Я  задумывался  о  том , кого  же  они  высматривают  со  спутников  и  неосознанно  производил  ротацию  принципов , почувствовав  внезапную  страсть  к  мертвой  тишине. Потусторонняя  сила  выказывала  мне  все  свое  могущество , но  у  мотогонщиков  по  кругу  сильная  аура. Пахучая. Бензиновая. Ведя  полемику  со  злом , не  помоешься – вода  не  идет. Из  зашипевшего  крана  вываливается  змея.
Дячин. Летучая  или   простая? Ну?! Летучая  или  простая?
Нубова. Мышь?
Дячин. Угу. С  какой  из  них  ты  бы  поделилась  последним  куском  хлеба?

Брудов. Он  говорит , что  какая-то  часть  меня , летучая  или  простая… или  дух, или  плоть. Дух  бесплотен , но  чаша  с  ним  во  мне  перевешивает.
Дячин. Молодец! Дожить  до  этого  тебе  удалось! Решительно  покончив  с  прошлым  и  отвернувшись  от  настоящего , ты  находишься  на  положении  бесчувственного  мужчины , потягивающего  коньяк  в  охваченной  паникой  толпе. Чем  они  напуганы? Не  налетом  дирижаблей.
Брудов. Нет… не  дирижаблями.
Дячин. А  чем? Твоим…
Брудов. Моим…
Дячин. Твоим  отшлифованным  хладнокровием , не  идущим  на  убыль  из-за  растоптанной  шляпы.
Брудов. Моей  шляпы?
Дячин. Ты  настроен  мстить?
Брудов. Кровь  во  мне  не  кипит. Тягая  гири , я  не  макаю  их  в  мед  и  не  отношу  мои  тренировки  к  периоду  подготовки  к  восстанию. В  местах , где  можно  отдохнуть , мне  не  возомнить  себя  наблюдательным  подрывником , и  в  тысячелетнем  соборе  временное  помещение  видящим. Вам  сказать , как  я  определяю  скорость  света?
Нубова. Люди  не  должны  это  знать.
Панина. Мы  отработаем  все  версии  и  волей-неволей  выйдем  на  правильный  ответ.

Нубова. Будь  терпелив. Ты  же  не  откажешься  от  хорошего  контракта  в  неплохом  цирке? 
Брудов. Цифрами  на  листе  меня  не  купишь. Стало  быть , я  чист. Подобно  незапятнанному  листу  бумаги , чья  белизна  есть  производное  от  ненужности… не  самому  же  мне  его  заполнять. Текст  договора  я  бы  напечатал  и  себя  не  обидел , от  вбитых  мною  крупным  шрифтом  размеров  оплаты  вы  бы  недоверчиво  пошатнулись , но  неужели  это  жадность? На  первый  взгляд  не  она? Вы  вдумайтесь  и  вы  не  пострадаете – то , что  вы  надумаете , в  обосновании  нуждаться  не  будет.
Дячин. Я  не  приемлю  твой  подход. Мне  бы  сделать  выпад  и  что-нибудь  добавить , но  ты  наготове , и  эффектом  неожиданности  мне  тебя  не  подломить. Отступая , я  присоединюсь  к  мотогонщику.
Нубова. Бродить  за  ним  по  кругу  ты  не  побоишься?
Дячин. Если  я  встану  впереди  него , ему  придется  идти  за  мной. Или  остановиться  и  идти  к  вам – к  кровати. Оба  варианта  поражают  бесцельностью , и  он , опешив , вознамериться  днями  простаивать  между  вами  и  мной  без  уверенности  в  том , что  он  выдержит  напряжение.
Федосов. Дама  за  сценой  до  меня  домогалась.
Дячин. Наша  дама? Та  самая  женщина-распорядитель?
Федосов. Она  приказала  мне  слезть  с  мотоцикла  и  положить  ладони  ей  на  грудь. Я  смущенно  подчинился , но  она  завизжала  и  нахлестала  мне  по  щекам, прикрытым  от  нее  шлемом. Боли  я  не  ощутил , а  унижение  осознал. Она  со  мной  играла , и  я  ей  не  подыграл , о  чем  не  жалею.
Дячин. О  вознаграждении  она  не  упоминала?
Федосов. Вознаграждение  за  позор  я  не  беру. Сейчас  я  сниму  шлем , и  вы  на  меня  посмотрите , чтобы  сказать  мне  в  глаза , достоин  ли  я  быть  любимым.
Панина. Снимай… поскорей.
Дячин. Ты-то  чего? Тебе  больше  всех  надо?
Нубова. Она  истосковалась  без  мужика.
Панина. Не  без  мужика! Без  любимого! Он , кажется , об  этом  говорил?
Брудов. Я  не  вслушивался.

Федосов. Я  снимаю  шлем. Мотоцикл  у  меня  недалеко - бензин  из  него  подтекает , коробок  спичек  из  кармана  так  и  выпрыгивает , шлем  я  снял. Теперь  вы  меня  узнаете?
Нубова. Ты  неразгаданный   принц  циркового  трека  Западной  Сибири  и  Приуралья. Без  шлема  я  тебя  прежде  не  видела.
Федосов. А  как  ты  меня  узнала?
Нубова. По  усам.
Федосов. Усы  я  мог  и  наклеить.
Нубова. Ты  их  и  наклеил. Мне  описывали  твою  внешность: редкие  светлые  волосы  и  огромные , неприкрыто  наклеенные  черные  усы – ты… по  всем  признакам  ты.
Федосов. Обычно  ко  мне  относятся  с  уважением , и  я  воспринимаю  это , как  должное. Не  унывать  для  меня – дело  принципа. В  кассу  я  не  захожу. Суть  не  там.
Брудов. Значительных  сумм  нам  не  начислят. Что  до  меня , то  я  бы  растерялся , получив  на  руки  пачку  хрустящих  купюр. От  вероломного  нападения  на  мой  статус  бедного , но  вольного  атлета-гиревика , я  бы  в  темпе  засобирался , на  сборы  у  меня  было  бы  пять  минут – суета  опасна  для  душевного  покоя , но  кем-то  медлящим , я  от  них  не  оторвусь , и  они  отберут  у  меня  деньги. От  этого  я  и  отталкиваюсь.   

Дячин. Твои  измышления  не  учитываются. У  тебя  имелся  выбор  и  ты  выбрал  обочину. Они  тебя  придавят… проведут  для  тебя  мастер-класс.
Панина. Все  утрясется?
Дячин. Более  чем! Нами  пользуются , за  нас  радуются, в  снежную  бурю  мы  покрываемся  копотью  и  дорожим  шансом  впустить  в  себя  навязанное  нам  извне , подтверждая  правило , гласящее , что  топор  умнее  полена.
Панина. Незыблемое  правило.
Дячин. Поглядим… 
Панина. Правил  я  знаю  мало , но  на  красный  точно  ехать  нельзя.
Дячин. Сопротивление! Вызов! Обет  послушания  я  не  давал. По  последним  данным  я  угомонился  и  отложил  бунтарские  выходки  на  потом. Никому  не  сказав  ни  слова , я  осуществляю  нападение  на  гниение  с  фантастически  волевой  физиономией. Мой  путь  клоуна-дрессировщика  простым  никак  не  назовешь.
Нубова. Пожара  еще  нет , но  пожарные  уже  съезжаются. Такая  прыть  им  зачтется.
Дячин. Других  соображений  у  тебя  нет?
Нубова. Не  хочется  вспоминать. В  кроне  стоящего  в  воде  кипариса  запутался  подлетевший  корабль – от  трения  моих  дрыгающихся  ног  дерево  загорелось , как  фитиль , и  корабль  оказался  на  воде , распространяя  вокруг  себя  невообразимую  легкость. Ситуация  осложняется  тем , что  важен  каждый  момент. Каждое  мгновение  каждого  момента.
Брудов. Корабль  не  утонул?
Нубова. Это  у  него  врожденное. Их  столько  потонуло , что  сейчас  и  не  скажешь , кто  был  флагманом  перехода… в  подводную  устойчивость.
Дячин. Под  воду… под  землю. Сентиментальный  стиль  для  меня  невыносим. Вы  не  спускались  в  шахту?
Нубова. В  подземный  клуб  извращенцев?
Дячин. Ты  не  смейся. Не  зондируй  эту  почву. Все  вали  на  судьбу  и , засыпая, вздрагивай , с  неизменным  успехом  трясись  в  конвульсиях - подобно  неспокойным  людям , достойным  лучшей  участи… что-то  не  дышится… могильный  смрад. Апельсиновый  освежитель  воздуха… краски  жизни  тускнеют  и  пламенеют , проходящие  маски  уговаривают  не  выбегать  за  флажки - за  торчащие  из  воды  флаги  погрузившихся  кораблей. Значит , вода  замерзла… и  я  хожу  по  льду. Откуда  куда , непонятно… в  Тверь?
Нубова. В  Златоуст. С  двоюродными  братьями  Сыровым  и  Быровым , чьи  взаимные  обиды  сопровождались  пинками  и  оплеухами.
Панина. Они  не  двоюродные. И  не  родные. Редкие  мужчины - эквилибристы  на  проволоке. Назло  администрации  они  вытворяли  без  страховки  такие  номера , что  зрители  требовали  через  суд  возмещение  издержек  на  лечение  пошатнувшейся  нервной  системы. Не  говоря  об  инфарктах , случавшихся  и  у  тех , у  кого  сердце  не  было  слабым  местом – развлекать  они  не  умели. Желание  доводить  до  больницы  подкреплялось  выдающимися  техническими  способностями. Старший  из  них  меня  щупал.
Дячин. Значительный  эпизод.
Панина. А?
Дячин. В  истории  цивилизации. Инициативу  он  не  упускал , и  ты  заклинала  его  действовать , от  тебя  исходили  винные  пары  и  ароматы  разомлевшего  тела , с  тобой  он  нескоро  управился. Посреди  ночи  ты  его  не  отпустила.
Панина. Силой  я  его  не  удерживала. Уговаривала , просила , унижалась , и  мой  темперамент  на  него  повлиял – отчуждение  разлучило  нас  лишь  на  восходе  солнца…

Федосов. Так  оно  и  есть.
Брудов. Но  тебя  там  не  было.
Федосов. Сверху  донизу. Ослепительная  действительность. Извилистыми  маршрутами  я  по  проволоке  не  гоняю. В  траурном  кортеже  за  плывущим  в  воздухе  гробом  я  бы  проехал. Кроме  меня  ни  один  мотоциклист  на  заманчивое  предложение  не  откликнется , и  мне  отведено  носиться  по  кругу , втрое  превышая  предельную  скорость. 
Брудов. Сквозь  сон?
Федосов. К  лицу  она  не  прилипает , и  я  смываю  ее… не  грязь… не  с  лица – со  шлема. Вы  же  не  пошлете  меня  переучиваться?
Нубова. Ты  нравишься  нам  и  таким. Усы  у  тебя  крепко  приклеены? Если  долго  их  не  снимать , под  ними  вырастут  настоящие – пусть  жидкие , но  ты   постараешься  ими  гордиться. Тебе  не  полагается  причитать  об  утраченном  навсегда.
Федосов. Самомнении?
Нубова. Истинно. Ты  не  заглохнешь? Бензина  хватит?
Федосов. На  мотоцикле  с  бензином  я  ускоряюсь , не  цепляясь  ногами  за  асфальт , а  мотоцикл  без  бензина  я  качу  руками… передвигая  ногами. Наблюдая  за  ними  глазами. Я  смотрю  не  перед  собой – смотрю  вниз. От  того , что  я  сник. Не  окончательно , не  насквозь , но  я  не  рассчитал. Как  меня  это  характеризует?
Дячин. Неслабо. С  перепадами. Поколебать  устои  тебе  не  суметь. Искоренение  безумия  не по  твоей части. Я  бы  за  тобой  не  потянулся. Была  бы  у  меня  борода, я  бы  собрал  ее  в  кулак  и  не  вырвал. 
Брудов. По  моим  понятиям  ты  находишься  на  спаде. Подумав  еще  немного , я  понял , что  тебя  сгибали , но  не  подчинили , и  ты  упал  лицом  в  торт  со  свечами - волосы  у  тебя  не  оплавились. На  домашнем  торжестве  счастьем  ты  не  светился. Без  семьи , без  родни  и  без  горя  ты  одинок  и  этим  всемогущ , физически  чувствуя , как  уходит  жизнь  и  насколько  все  скоротечно.
Дячин. Машина  не  заводится. Водитель  толкает  ее  к  пропасти.      
Федосов. Мотоцикл  бы  я  докатил , а  немалый  вес  автомобиля  создаст  препоны , будоражащие  мое  воображение – с  тигром  бы  я  поборолся… сколько  он  весит?
Дячин. Килограммов  двести.
Федосов. Это  все-таки  не  слон. Со  слоном  я  бы  не  стал , я  бы  на  нем  обжегся , стычка  с  ним  не  обогатила  бы  меня  и  духовно , я  высказываю  сомнения , хребет  которых  слон  не  сломает , а  мой  он  легко… обсуждая  возникший  между  нами  конфликт , вы  бы  уловили  чутким  слухом  необыкновенные  вещи: крики  о  помощи. А-ааа , а-ааа!… что-нибудь  скажешь?
Дячин. Я  не  болтун.
Нубова. Какое  самообладание! Тебя  бросила  женщина?
Дячин. Она  не  признавала  мои  достижения. К  ее  совести  я  не  взывал. Держался  с  ней  непочтительно , командовал , пока  удавалось , в  кровати , обновлял  свои  представления  о  некоторых  позах… довел  до  ребенка. От  ее  прежних  у  нее  были  одни  выкидыши. От  меня  она  родила.
Панина. Здорового?
Дячин. Да  не  совсем…
Панина. Тогда  лучше  бы  и  не  рожала.
Дячин. Наверное. Наши  распри  повлекли  за  собой  мой  демарш , и  мы  разбежались… навстречу  будущим  удачам. Связь  не  поддерживаем , денежную  помощь  друг  другу  не  оказываем – мне  помогать  ей  нечем , я , вы  знаете , тотально  беден , но  она  женщина  со  средствами… под  подушкой  у  нее  пачка  дорогих  сигарет. Живя  в  едином  пространстве , мы  не  срослись.
Брудов. Уйти  от  нее – исключительно  твое  решение.
Дячин. Я  обучаем. Симпатичная  девушка  у  лифта  крикнула  мне: «подождите!» , и  я  не  стал  ее  ждать. А  та… вот  она. Вопит  из  окна. Ее  окна  не  выходят  на  эту  сторону – она  у  кого-то  в  гостях. Вероятно , у  Круглого  Федора , под  чьим  руководством  мы  в  неописуемых  шараханиях  по  Орловской  области  гастролировали. В  состав  нашего  коллектива  входили  работоспособные  эксцентрики  и  партерные  акробаты, ну  а  с  животными  выступал  я , представивший  на  суд  публики  сногсшибательный  номер «Козел-невидимка». Исполнение  его  как-то  не  задалось. Провинция  была  недовольна.
Нубова. Круглый  Федор  не  буйствовал? В  нервной  горячке  он  оригинален.
Дячин. Сдирает  кожу  со  своего  лба. Грозит  пожилой  уборщице , утверждая , что  ее  отымеют  в  VIP-сауне , порежут  на  куски  в  академии  моды , он  эмоционален: встает  со  стула , а  сидение  еще  часа  полтора  остается  горячим.
Федосов. А  что  ты  про  лоб  говорил?
Дячин. Ты  лежишь , и  тебе  думается , что  бьют  в  барабан - редко , сильно , бам, бам , бам. Это  капает  с  потолка. На  твой  лоб.

Федосов. Фонарь  не  рухнул. Ударил  светом. 
Дячин. Ну , парень… ты  прорвал  завесу. Теперь  у   тебя  на  руках  все  козыри.
Панина. Ты  желанный  мужчина!
Федосов. Без  моего  согласия  вы  мне  такое  не  говорите. Аргументов  вы  не  выдвигаете , а  иллюзию  напускаете , и  она , поддайся  я  ей , сделает  мне  больно  и  поставит  крест  на  моих  стремлениях  не  вылезать  под  обстрел… обрывками  женских  тел! Я  крикнул  и  устыдился.
Дячин. Оно  тебя  тащило. Оно  же  и  оттащило.
Федосов. Либидо?
Дячин. Ты  не  кури. Соблюдай  светомаскировку. Если  это  тебе  подойдет , ты  можешь  до  полного  выздоровления  нигде  не  объявляться. Твоя  изобретательность  удержит  их  в  повиновении.
Федосов. Разговор  о  призраках. Я  с  ними  обедал , не  оправдываясь – нам  подавали  рис. Чтобы  его  опробовать , я  нагибался  к  тарелке  и  вставал  над  искушением  прижечь  губы  и  нос ,  дефицит  культуры  демонстрируя…
Дячин. Культуры!
Федосов. Ну…
Дячин. Не  контркультуры! Твой  щенячий  взгляд  на  тарелку  не  исходил  от  того , что  они  поменялись  ролями  и  расхождение  упрочено  затвердевшей  пайкой  риса  и  нашими  внеочередными  сетованиями  о  заканчивающихся  сбережениях. Между  чем  и  чем… чем  и  чем?! Нас  подталкивают  провести  грань  между  чем  и  чем? С  обожженной  физиономией  в  собственную  искренность  я  бы  поверил , но  вражеские  дуновения  остудили  мой  рис , и , упав  в  него  мордой, я  выйду  из-за  стола  без  ожогов.
Брудов. Я  говорил  о  торте  со  свечами.
Дячин. А  я  бы  подрисовал , наложил  толстый , отнюдь  не  клоунский  грим , вплотную  за  мной  на  приступ  и  вы  бы  ринулись - нам  бы  сказали , что  мы  перестарались. В  способности  меняться  нам  отказано! Сформированная  из  нас  бригада  поленилась  сходить  в  центр  и  взять  в  осаду  опорный  правительственный  пункт. И  мы  застываем  в  цирке. В  естественных  границах  нашего  бытия. А  как  нам  развиваться? Разве  облеченных  властью  господ  занимает  наше  творческое  развитие?
Брудов. Касательно  нашего  развития , как  цирковых  индивидуальностей , от  них  ничего  не  зависит. Это  заявляет  вам  атлет-гиревик , поднимавший  над  головой  тонны  молчаливого  железа , которое , вырвавшись  из  моих  рук , могло  бы  свалиться  на  помост  и  сотрясти  жутким  звуком  все  заведение. Что  цирк , что  пивную. В  пивной  я  с  гирями  не  появлялся , однако  кружку  ронял. Вышибалу  вышвыривал.
Нубова. С  переизбытка  доброй  воли. Натыкаясь  на  стулья  и  по-свойски  опрокидывая  сидящих  на  них  созерцателей , потерпевших  катастрофу  с  обретением  просветления. Ты  сбил  их  не  вовремя?
Брудов. Я  стоял  на  балконе  и  вот  меня  нет. 
Панина. Тебя  сдуло  в  волшебную  страну. Сам  ты  не  спрыгнул , поостерегся  бы  ты  , самоубийство  не  оставило  бы  в  твоей  душе  камня  на  камне… 
Брудов. В  будущем  я  себя  не  вижу. По-вашему , это  моя  проблема?
Дячин. Твой  окончательный  имидж  еще  не  сложился. Когда , предполагая  феерию , ты  чего-то  хочешь , тебе  надлежит  равняться  на  меня , ушедшего  с  головой  в  несмешную  клоунаду. Я  на  ходу… измордован  шаблонами – нечто  разглядел  и  целенаправленно  пошел. У  меня  есть  секреты.
Федосов. Мне  трудно  тебе  возразить. Мое  становление  вершилось  за  распитием  бутылки  на  вечеринке  гнусных  недругов , чьи  завывания  отогнали  меня  назад  к  мотоциклу , и  я  присел  возле  него , задумавшись: какие  же  я  подаю  признаки  жизни? Во-первых , я  размышляю. Думаю.
Нубова. Это  незаметно.   
Федосов. Неявный  признак , да… кроме  того , я  дышу, шмыгаю , поглаживаю  наклеенные  усы , волосы  из  носа  у  меня  с  ними  не  срастутся. Уместно  поразмышлять… и  прийти  к  обратному…
Дячин. Умственный  труд  искажает  лицо.
Федосов. Я  не  собирался  вас  шокировать.
Дячин. Красивых  женщин  на  твоих  похоронах  не  будет. Прими  без  объяснений! Если  вздумаешь  оспаривать , с  тобой  в  другом  месте  поговорят. Настраивая  нас  против  себя , ты  навлечешь  затруднения  высшей  категории  сложности – тебе  этого  не  перенести. Команда  единомышленников  тебя  отторгнет  и  затуманит  твой  мозг  обвинениями  в  причастности  к  сексуальному  терроризму. Пострадавшими  признаны  восковые  фигуры  супружеской  пары  космонавтов – ты  их  не  мял , а  драл.
Федосов. В  парке?
Дячин. Это  не  парк. Это  лес! Там  валяются  разные  мужчины  и  делается  открытие  за  открытием , отбеленные  зубы  оказываются  желтыми  разбежавшимися  жуками , социальное  равноправие  не  соблюдается , поющий  колыбельную  робот  баюкает  детишек , вдалбливая  им: платная  услуга , малыши , ваши  родители  мне  не  заплатили , но  бесплатно  я  не  пою , вы  опустошили  для  меня  ваши  копилки , и  результат  придет , осознав  всю  естественность  полученного  вами  урока , вы  повзрослеете  и  безболезненно  смешаетесь  с  угрюмой  толпой  набравших  фантастическую  форму  людей. Вы  чахнете  на  глазах… я  требую  мой  гонорар. Или  я  сведу  вас  со  смертью. В  исступленном  добродушии  по  телефону  ее  вызову.
Брудов. По  какому  номеру? 02  или  03?
Дячин. Убивают  и  те , и  те. Атлеты  избирают  службу  в  милиции , а  клоуны  разъезжают  на  скорой , расценивая  цирк  лишь  как  запасной  вариант. Мотоциклистам  по  кругу  приказано  не  вылезать.
Федосов. Я  езжу  по  кругу , но  я  не  унижен , по  кругу  меня  не  пускали… колесом  коляски  мне  в  грудь!
Нубова. Коляски  для  мотоцикла?
Федосов. Для  ребенка. Чей-то  отец  нес  ее  на  руках – он  спускался  в  подземный  переход , а  я  поднимался: в  драной  куртке  на  широких  плечах. И  он  в  меня  воткнулся.
Панина. Дерево  об  дерево.
Федосов. Не  дерево…
Панина. Звучание  пощечины. Зная , что  снежинки  в  снеговик  сами  не  сложатся , я  выходила  из  дома , и  в  поисках  своего  единственного  заигрывала  со  всякими  мужчинами , необходимыми  мне  для  одной  цели - семьи  и  любви.
Брудов. Две. Семья  и  любовь. Две.   
Панина. Я  по  наивности  объединяла  их  в  одну.
Брудов. Тебя  обижали?
Панины. Некоторых  мужчин  пощечиной  не  оттолкнешь. Я  втолковывала  им , что  я  не  шлюха , не  нужно  со  мной  так… они  мне  и  не  платили. На  следующее  утро  они  пытались  от  меня  избавиться , но  я  не  уходила , из  кровати  меня  было  не  выкинуть , мягкотелые  парни  сталкивались  с  размороженной  взлохмаченной  львицей , и  то  обожание , с  которым  я  на  них  смотрела , они  истолковывали  себе  во  вред  и  вызывали  подмогу – пришедшие  им  на  выручку  мужчины  меня… не  хотели.
Нубова. Когда  тебя  выносили , ты  отбивалась?
Панина. Ты – женщина. Ты  все  понимаешь.
Нубова. Столь  бы  развратно  я  ни  выглядела , на  поводу  у  похоти  я  в  твоей  степени  не  хожу. И  ходить  не  стану.
Панина. Ты  бы  пошла , но  лицо…
Нубова. Лицо?!
Панина. С  закрытым  лицом  ты  бы  смогла  вызвать  желание. А  если  оно  выставляется  всем  напоказ…
Нубова. Мне  оно  не  мешает!
Панина. Спросим  у  мужчин. У  кого  будем  спрашивать?
Нубова. Спроси  у  клоуна.
Панина. Я  спрошу  у  него.
Нубова. Не  у  него! Спроси  у  атлета.
Панина. Спрошу  у  мотогонщика. Ты  прятал  твое  лицо  под  шлемом , хотя  оно  у  тебя  обыкновенное , поклонниц  у  тебя  не  отнимающее , а  у  нее  лицо  в  кризисе… и  косметика  не  спасает.
Нубова. Я  без  косметики!
Дячин. Вижу! И  что  же  с  ним  такое?
Нубова. До  него  дотронулся  странник.
Брудов. Всей  пятерней?
Нубова. Неказистый  бродяга  Хроп… это  вымышленное  имя. Впервые  мы  пересеклись  в  Курске , затем  виделись  в  Иркутске  и  Белгороде , касание  он  произвел  в  Ростове. В  присутствии  выманившей  меня  из  цирка  матери-настоятельницы  тамошнего  монастыря. Она, запинаясь , поведала  мне , что  я  в  сущности  никакая  не  наездница , и  мне , пойди  я  за  ней , дозволено  рассчитывать  на  многое: от  зла  она  меня  оградит , вслед  за  обработкой  поверхности  наступит  черед  внутренних  перестановок… я  ради  смеха  пошла. Последствия  наводят  на  размышления.
Дячин. Тебя  изуродовали  специально.
Брудов. Чтобы  она  осталась  в  монастыре?
Дячин. И  спала  со  странником! Тут  что-то  не  сходится… какая  ему  охота  делить  ложе  с  женщиной , чье  лицо  столь  ужасно?
Брудов. А  тело  прекрасно. Проводя  сопоставление  выгод  и  неудобств , я  бы  выказал  пагубное  пристрастие  к  схемам , и  поэтому  в  противостоянии  тела  и  лица  я  без  подсчетов  импульсивно  выберу…

Панина. Импульсивно?
Брудов. Затягиваю , виноват… тело. Тело! Ну , а  лицо… на  фотографии  оно  бы  смотрелось  гораздо  страшнее. В  жизни  люди  выглядят  лучше , чем  на  фотографиях.
Федосов. Кинозвезды  и  супермодели  хуже.
Брудов. Ты  разве  с  ними  знаешься?
Федосов. Не  с  кинозвездами.
Брудов. Разумеется…
Федосов. С  популярной  супермоделью – у  меня  с  ней  родственные  узы. Но  мы  не  настолько  родственники  , чтобы  я  не  мог  ощупывать  ее  выпирающие  ребра , вдыхая  расточаемый  ею  запах  сырости. На  моем  мотоцикле  мы  отрабатывали  придуманный  мною  номер , который  я  назвал «Сведенные  роком  или  половой  акт  на  скорости». Его  публичная  демонстрация  нанесла  бы  по  ее  репутации  плотный  удар , и  я  все  отменил: слез  с  мотоцикла , подвернул  ногу  и  лежал  дома. Она  за  мной  ухаживала. Потеряла  на  этом  три  года… говоря  точнее , полтора  дня. Выйдя  во  двор , я  вернулся  весь  скособоченный , и  она  с  тревогой  спросила: «опять  нога?». Не  нога , ответил  я – деформация  во  мне  от  того , что  я  принял  во  дворе  с  приятелями  водочки  и , закрутив , не  раскрутил… нога  в  порядке.
Нубова. Заразу  не  занес?
Федосов. В  кого? В  родственницу?
Дячин. Тебя  чуть  не  съели!
Федосов. Нет… я  не  проиграл.
Нубова. Я  терлась  бедрами. С  бесхребетным  комедиантом , не  вписавшимся , конечно , в  систему. Ногу  я  оцарапала, но  зараза  попала  в  кровь  не  тогда , а  позже - когда  я  обрабатывала  ногу  слюной.
Панина. Ты  лизала  свою  ногу?
Нубова. До  бедра  я  языком  дотянусь.
Дячин. Заражение  тебя  не  прикончило. Прикосновение  странника  одарило  тебя  иммунитетом  и  непохожестью  на  симпатичных  девушек , не  обладающих  твоими  достоинствами. Ты  не  ухватила , о  чем  я  вещаю? Требуется  подсказка?
Нубова. Меня  взволновала  наша  встреча. В  зыбком  балагане , словно  в  трущобном  квартале , я  намереваюсь  возлечь  с  тобой  до  наступления  тьмы.
Дячин. В  твоем  предложении  журчит  витиеватость , заставляющая  меня  ерзать  под  ворохом  догадок , на  меня  навалившихся. Вечная тьма – отключенное электричество – ревнивые  демоны  и  неоплаченные  счета. Мою  нерешительность  можно  объяснить  тем , что  ты  не  в  моем  вкусе.
Нубова. Я  - женщина-изгой.
Федосов. Перегаром  от  тебя  не  несет.
Нубова. Пить  я  начинала  и  я  пила , меня  и  к  лошадям  поэтому  не  подпускали , лошадям-то , главное , плевать , а  зашитый  директор  на  меня  напрыгивал , читал  мне  мораль  и  резво  лапал – у  него  была  секунда  до  того , как  я  ему  врежу , и  он  ее  не  упускал , успевал  охватить  меня  всю: часть  пальцев  шурует  сверху , часть  действует  внизу…. виртуоз. Алексей  Емельянов. Кличка «Боксер».
Брудов. Кажется , помню…
Нубова. Работал  с  ним?
Брудов. Не  с  ним , а  под  началом… я  пришел  к  нему  за  расчетом , и  он  меня  обсчитал , ну  я  и  бросил  гирю  ему  на  стол.
Панина. Не  расколол?
Брудов. Даже  стекло  на  столе  не  разбил. Под  стеклом  у  него  лежали  рисунки – некий  арт… кубическое  порно.
Панина. Это  я  ему  позировала.
Брудов. Треугольники , ромбы… правда , ты? Тебя  заносило  в  Ангарск?
Федосов. А  в  Ангарске  есть  цирк?
Брудов. Погоди! Ты  в  Ангарске  перед  ним  раздевалась?
Панина. Точнее , не  перед  ним – тот  руководитель  задумал  запечатлеть  меня  на  огромном  холсте , однако  краски  не  принес  и  в  кабинете  меня… часа  два…

Нубова. В  Ангарске  я  выступала.
Панина. Удача.
Нубова. В  Ангарске  я  вконец  запила. В  Новокузнецке  бросила.
Панина. Тебе  помогла  любовь?
Нубова. К  искусствоведу. Валентин  писал  глубокие  статьи  и  на  досуге  слагал  песни  о  каратистах , которых  топтали , пинали , забрасывали  стульями  и  сшибали  дуновением  поднесенного  вентилятора. Эти  песни  мы  пели. Сначала  под  бутылку , а  потом  на  выпивку  стало  не  хватать , и  мы  с  ним  расстались – после  нашего  разрыва  я  ощутила  себя  рожденной  заново. Обрадовалась , как  безумная… какой  меня  увидят  окружающие , меня  не  заботит , но  пьяной  в  хлам  меня  больше  не  видели. Привязанность  к  Валентину  я  преодолела , ну  а  алкоголизм  отпустил  меня  сам  по  себе – без  лечения. Не  нанеся  мне  непоправимого  вреда.
Дячин. Ты  не  темнишь?
Нубова. У  меня  не  все  ладилось. Удивительно , не  так  ли? Смотреть  на  меня  невыносимо , лилии  невыносимо  воняют… Валентин  дарил  мне  лилии – самые  вонючие  цветы. Я  учила  его  поведению… не  манерам , а  принципам. На  тот  случай , если  ты  пьяным  едешь  в  метро. Не  пытайся  стоять , говорила  я – сядь  и  поспи , доехай  до  конечной  и  припомни , есть  ли  вообще  метро  в  твоем  городе: вдруг  ты  в  самолете? Волосы  на  твоем  затылке  ты  заплел  в  косу… не  расколоть  ли  тебе  иллюминатор? Не  выйти  ли  танцевать  на  крыло? Твои  идеи  пока  не  оформились , и  ты  жаждешь  крови , засыпаешь  горстями  таблетки , выплевываешь! Это  тоже  не  дело – они  денег  стоят. Мой  гордый , мой  родной… знать  бы  наперед  твои  последующие  шаги.
Федосов. Полагаю , он  перешел  границы  дозволенного.
Нубова. Схватив  меня  за  нос , он  меня  предостерег.
Федосов. Ты  закрыла  глаза  и  попала  под  огненный  ливень  сомнительного  свойства , продолжающий  влиять  на  тебя  не  меньше  шепота , проходящего  сквозь  стены , стимулируя  твое  сердце  ласковой  интонацией. Будь  внимательней. Как  я  на  мотоцикле , когда  меня  никто  не  звал , и  я , портя  осанку , сгибался  к  рулю  в  попытке  что-либо  изменить  и  стать  явлением  в  общественной  жизни. В  укромном  уголке… ее  бы  и   ее , и  тех  студенток… я  уже  о  личном.
Брудов. Ты  в  порядке?
Федосов. Это  вы  в  порядке  или  нет. Я  всегда  в  порядке. Мой  телевизор  унесли  херувимы.
Дячин. Они  представляли  реальную  силу?
Федосов. Крепкие , лоснящиеся - на  биодобавках. Кольчугу они носят навыпуск – не  заправляют  в  штаны. Накануне  моего  выступления  они  нередко  ко  мне  заходят , чтобы  завести  и  настроить. Трясут  за  плечи , бьют  по  щекам , заклинают  не  отвлекаться  на  телевидение , утверждая , что  если  я  его  смотрю , я  упорствую  в  потреблении  маразма , выражаю  согласие  наслаждаться любой  дрянью… мое  доброе  имя  вам  не  очернить. Я  проживу  без  него: да  заберите  вы  его! – крикнул  я. Без  телевизора  я  скорее  выдвинусь  на  передний  край  истинной  действительности. Здесь  и  только  здесь!
Дячин. Мы  художники. Крупные  художники , что  выгоду , друзья , нам  сулит – отрадный  факт , друзья. Я  к  чему-то  клоню  и  к  дальнейшим  отступлениям  от  правил  вас  побуждаю , но  и  мотоциклист  отнюдь  не  пуст. Порывшись  в  мешке , съедобные  отходы  он  оттуда  вытаскивает.

Брудов. Я  вот  что  собираюсь  сказать.
Панина. Да. Да. Послушаем , что  ты  скажешь.
Брудов. В  этом  есть  резон.
Панина. Я  не  сомневаюсь! С  глазу  на  глаз  в  невыносимую  стужу  мы  бы  говорили  и  слушали , вбивая  в  грунт  несгибаемые  саженцы , пронесенные  нами  сквозь  пустоту  отчуждения. Рыхлая  почва  задубела , и  на  мне  порванный  платок , а  на  тебе  высокая  меховая  шапка…
Брудов. Папаха , что  ли?
Панина. Дождь. Потеплело , и  полил  дождь , расцвела  влюбленность , наступила  нищета… ты  голый. Почему  под  дождем  ты  голый?
Брудов. Не  хотел  промокнуть.
Панина. А  что  со  мной? Ты  не  отвел  от  меня  взгляд? Заупокойная  служба  не  началась?
Дячин. Мухи  ночью  не  летают. Отчаявшийся  самолет  спрятался  в  облаке – он  его  пробил , и  полил  ваш  дождь.
Панина. Обожаю  дождь! Мне  легко  угодить!
Дячин. Я  прошел  через  это. Повзрослев , стал  безутешен , и  меня  подхватило  течение. Я  за  лопатой.
Нубова. Могилу  рыть?
Дячин. Взлетную  полосу  расчищать. Мне  надо  отсюда  сматываться , данный  цирк , балаган , рассадник  паранойи  потенциально  неплох , однако  меня  зажало  в  нем  между  беззаботностью  и  трагизмом , а  в  чем  первопричина , я  не  определил – вечно  терпеть  я  не  буду , подыскивать  оплачиваемую  работу  и  приносить  в  жертву  творчество  мне  претит , измена  самому  себе  обходится  мне  недешево. У  меня  не  то  призвание , чтобы  сидеть  в  конторе  или  за  прилавком  стоять. Этот  вариант  не  пройдет. Неспроста  же  я  кажусь  себе  вменяемым.
Брудов. Среди  нас  ты  единственный  клоун.
Дячин. Давайте  помолчим…
Брудов. Ты  все  берешь  на  себя?
Дячин. Не  мучайте  вы  меня. Считайте , что  сегодня  я  встал  и  рано  ушел , с  непростой  задачей  справившись  бесподобно. Разум  тянул  меня  вниз , но  остаток  моих  дней  я  проживу  на  вершине.
Нубова. На  разнообразных  вершинах.
Дячин. Как  так? 
Нубова. Меняя  клиники. Как  я  меняла  лошадей , и  на  лошадь  не  вернулась , поскольку  своей  у  меня  нет , а  от  принадлежащих  другим  меня  из-за  всеобщего  заговора  отстранили. Обращаться  с  петициями  мне  не  к  кому. Вердикт   утвержден  судьями  верховного  суда.
Брудов. Настоящими?
Нубова. Заседающими  в  карнавальных  костюмах  и  бубном  по  ушам  всех  просителей  лупящих. Приди  я  к  ним  с  мольбой , они  бы  дали  мне  умереть.
Федосов. Тут  нечему  поражаться. Так  положено… у  них  собственные  трюковые  комбинации , и  они  четко  распределяют – это  тебе , а  это  не  тебе. Не  высовывайся  из  окна! Сверху  что-то  бросают , и  всего  тебе  хорошего , мы  тебя  нисколько  не  отговариваем , к  кладбищу  мы  пустили  дополнительные  автобусы , вдалеке  ты  увидишь  себя  в  кольце  пламени , не  все  же  тебе  глотать  цементную  пыль. Разгонись , и  тебя  отпустит – я  о  моей  персоне… на  примере  мотоциклиста.
Дячин. Печальная  участь  тебя  не  минует. Твоей  мечты  тебя  не  лишить , но  твои  мечтания  похожи  на  болезнь , и  с  овладением  техникой  мечтаний  ты  всплеснешь  руками  и  пожалуешься  на  слабость  головы , неверные  приказы  тебе  отдающей. Учиненный  в  ней  разгром  тебя  еще  потревожит.
Федосов. Детали  механизма  притерлись. Во  весь  голос  я  не  ору. Привилегию  сумасбродства  отстаиваю , гипнотизирующее  воздействие  не  оказываю , укрепления  возвожу , а  вам  невдомек , без  пояснений  вы  меня  не  поймете , у  меня  мотоцикл , и  я  бы , изыскав  метод , его  бы  одухотворил , чтобы  он  возносил  меня  к  звездам  на  постоянной  основе.
Дячин. Вознесением  на  мотоцикле  прорву  подражателей  не  породить.
Брудов. Для  вознесения  нужно  неземное  топливо.
Федосов. Уважающий  себя  гонщик  не  кивает  на  плохой  бензин. Наскребя  на  ресторан , не  кричит  всем  подряд: «за  мой  столик  не  присаживайтесь! Ничего  позитивного  со  мной  не  происходит , а  о  негативном  я  не  говорю!». В  Нижнекамске , в  прокуренном  вертепе , была  драка. Наслушавшись  передаваемых  по  радио  блатных  песен , нетрезвый  парень  завопил: «джаз! Все  прочая  музыка – дерьмо!»… извинениями  тут  не  обойдешься.
Нубова. Ты  с  ним  сцепился?
Федосов. Я  за  него  заступился. На  него  набросились  остальные - ситуация  потребовала  моего  вмешательства , и  я  ввязался  в  схватку , даже  не  думая  ценить  человеческую  жизнь. Убийства  я  не  совершил , но  нервы  людям  попортил. События  из  этого  я  не  делаю. Процедура  выяснения  отношений  длилась  добрых  четверть  часа.
Панина. Сексом  не  прерывалась?
Федосов. Я  не  озабочен. Ты , девушка , во  мне  не  разочаруешься. Интересно , ты  бы  пошла  за  мной  с  узелком  за  спиной?
Панина. А  куда  ты  уходишь? 
Федосов. Уходят  клоуны. Мотоциклисты  уезжают. И  клоуны , и  мотоциклисты  желают  воспарить  над  равниной , где  хозяйничают  шныряющие  крысы , чья  волчья  прожорливость  подпихивает  нас  к  нырянию  в  забытье… небытие… обе  возможности  увлекают  меня  одинаково – в  туманной  плотности  высот  и  болот , которая  чаще  всего  рядом. Внутренним  взором  она  окидывается  беспроблемно. Себя  я  не  высмеиваю. Я  не  клоун… не  атлет-гиревик.

Нубова. Он  о  тебе.
Брудов. Не  обо  мне , но  предельно  откровенно. Прежняя  наивность  не  вернется , и  атлеты-гиревики  рыскают  в  степи , болтая  сами  с  собой: малышка… я  в  вожделении… разве  я  не  красивая? Я  тебе  не  нравлюсь? Ты  очень  красивая , но  тебе  нет  пятнадцати  лет , и  меня  за  тебя  могут  посадить… что  вас  удивляет? Простейшая  звукотерапия , не  преследующая  цели  выплескивать  эмоции  в  сношениях  призрачных – я  выдохнул  и  освободился! Словно  и  не  было.
Нубова. А  у  тебя  было?
Брудов. С  той  девочкой  в  степи  я  разминулся. Степь  простиралась  от  моих  шлепанцев  до  ее  сношенных  туфель , но  я  за  ней  не  погнался  и  постиг  природу  переменчивых  сновидений , откуда  я  выбирался  в  страшных  мучениях , сопровождающих  большинство  отведенных  мне  пробуждений… я  столько  перенес!
Нубова. Тем  поразительней  твой  нынешний  оптимизм.
Брудов. Кураж  я  поймал , этого  у  меня  не  отнимешь, я  сдуваюсь… память  сработала , как  враг. Помню  я  его , явственно  помню…
Панина. Кого?
Брудов. Он  завещал  мне  свою  библиотеку  на  венгерском. С  ним  мы  тянули  портвейн  и  отвергали  насаждаемые  скопом  мнения… трудолюбивый  мужик. Нескладный  гиревик.
Панина. Венгр?
Брудов. То  венгр , то  кореец. Гормоны  радости  в  нем  не  вырабатывались , и  он  вводил  их  химически , покрываясь  ледяной  коркой  и  поджариваясь  на  ускользающей  плите. В  ненастную  погоду  он  диагностировал  у  себя  искривление  позвоночника , безоблачными  вечерами  бурлил  протестом  и  бесчинствовал  с  девушками  из  администрации - впечатляющая  насыщенность. Первоклассный  товар. Дурман  он  доставал  без  меня , и  меня  им  не  угощал , я  у  него  и  не  выпрашивал , у  нас  непохожая  манера  поднятия  гирь: он , поднимая, стонал , а  я  кряхтел  и  матерился. Сохраняя  контроль. Отстаивая  свое  понимание.
Дячин. Достаточно  весомое. Как  и  полагается  атлету-гиревику , пережившему  тяжелую  утрату. Завещавший  тебе  библиотеку  погиб?
Брудов. Она  на  венгерском – пятьдесят  два  тома. А  что  в  них , какие  в  них  затронуты  проблемы…
Дячин. Он  погиб?
Брудов. Гибель  настигла  его  на  манеже. Он  и  к  гирям-то  тогда  не  притрагивался – появился , раскланялся , схватился  за  горло… за  голову… за  сердце. Перед  самым  концом  он  впал  в  безнадежную  неадекватность. Крался  за  кулисами , носился  по  арене , просил  иллюзиониста  Емелина , чтобы  тот  реально  отпилил  ему  ногу…

Панина. Можно , я  спрошу?
Брудов. Конечно , можно.
Панина. Ваша  дружба  ему  как-нибудь  помогала?
Брудов. Да  я  с  ним  и  не  дружил… в  одном  шоу  мы  не  выступали , а  переписываться  друг  с  другом  или  звонить  нас  не  прельщало , предпосылок  же  нет , мы  с  ним  никакие  не  близкие  люди – мы  и  знакомы-то  были  понаслышке. Но  библиотеку  он  завещал  мне. В  завещании  твердо  указал , чтобы  я  ее  не  продавал , а  оставил. У  меня  дурные  предчувствия.
Федосов. Напирают , да?
Брудов. Изводят. Чего  он  погиб… этого  не  должно  было  случится.
Дячин. Теперь  тебе  не  отвертеться. В  основе  моей  жизни  лежит  злорадный  смех , и  я  посмеюсь… я  восхитительно  ироничен. Ты  набычился?
Брудов. Я?
Дячин. Неодобрительно. Ты  себя  выдал – у  тебя  колоссальное  самомнение. Из-за  того , что  озаренность  беспредельным  фатализмом  тебя  не  прожгла , тебя  заедают  мысли  о  собственной  несостоятельности.
Брудов. Пару  раз  мне  прилично  досталось. Я  не  сориентировался , и  меня   нокаутировало  нечто  определяющее , чей  поздний  визит  облегчил  мне  проведение  эксперимента  со  снотворным... до  крайности  я  не  довел – за  мной  погнался  темный  вихрь , и  я , трижды  прокричав «банзай!» , исторгнул  наружу  убивающую  меня  массу. Наделал  шуму… у  клеток  со  львами.
Панина. Львы  на  тебя  не  зарычали? 
Брудов. Они  не  рычат. Они  же  не  львы – макаки… макаки  белые , как  снег , облепили  колючую  елку.
Дячин. Ну , у  тебя  и  образы.
Брудов. Я  увидел  изнанку  метели.
Дячин. С  узорами?
Брудов. Увидел  с  узорами.

Дячин. А  ведь  ты  моложе  меня. С  тобой  тяжело  конкурировать , и  я  бы  не  советовал  тебе  так  жить , если  ты  еще  намереваешься  послужить  делу  эффективного  атлетизма  и  гиревой  беготни – на  экране  во  всю  стену.
Брудов. Без  вас? Не  откладывая?
Дячин. Под  музыку. Гитарное  сопровождение  я  закажу  у  ребят  из  Нижнего  Новгорода , неунывающих  людей  моего  круга , объединившихся  в  ансамбль «Блэк  Фокс  Хагэ-Магэ  Уолкс».
Федосов. Я  у  них  был. С  этой  группой  суровых  наркоманов  мы  бродили  по  проторенным  дорожкам  в  зоне  риска , откуда  мы  заглядывали  за  угол  и  в  протекающих  водолазных  костюмах  достигали  небес , простивших  нам  наши  худшие  качества. Возвращаясь  из  Нижнего  на  мотоцикле , я  изменил  своим  правилам. Перестроился  под  фуру. Со  мной  не  успели  попрощаться , но  я  уцелел  и  должен  быть  доволен , хотя  в  больнице  меня  искололи  так , что  сидящим  на  игле  и  не  снилось – на  меня  обрушивались  лавины , мне  притупляли  жало  и  сменяли  прическу , слипшиеся  из-за  крови  волосы  срезали  вместе  со  скальпом , ну  и  я  перенервничал , раскрепощенно  переносить  лишения  не  смог – когда  меня  выписали , я  встал  плечом  к  плечу  с  невысоким  домом, и  на  вопрос  проходившей  девочки: «как  дела?»  ответил «приемлемо». Девочка… лет  семнадцать. На  мотоцикле  бы  я  ее  прокатил.
Панина. Фура  его  не  расплющила? Извини , я  не  хотела – тебе  горько  вспоминать  об  ужасном , и  ты  не  вспоминай , попробуй  что-нибудь  еще… проснувшись, продолжай  машинально  храпеть. Запрещай  себе  думать , что  это  серьезно , и , если  вздумаешь  поплакать , плачь  сдержанно , бормоча: «у  меня  впереди  ночь , в  темноте  я  закричу  врагам – выходите  на  свет, как  мужчины! Настенные  часы  с  церковными  символами  отобьют  мой  последний  час , и  день  не  придет , из  окружения  мне  не  вырваться». Кружащие  на  мотоцикле ,  балетной  пантомимой  редких  зрителей  развлекающие , мы  стремились  к  самопожертвованию , и  нам  не  отказали… с  нами  свели  счеты. Я  не  удивляюсь. 
Дячин. Удивление  перед  жизнью  переросло  в  смирение  перед  смертью. Вы  не  в  курсе  того , что  это  значит.
Брудов. Что  значит…
Дячин. Значит  то , что  мы  становимся  все  мельче  и  мельче. Разве  я  не  прав?
Нубова. Я  разделяю  твое  мнение.
Дячин. Разделяй , но  без  поспешности! Ты  выпивала ,  а  сгореть  могла  не  ты – кусты  и  животные.
Нубова. Я  в  кустах… с  кем? И  кто  животное?

Брудов. Мои  симпатии  на  стороне  животных.
Нубова. А  к  чему  он  о  животных?
Панина. К  тому , что  и  мы , и  они – живые. Моим  возлюбленным  я  говорили: называй  меня  зверушкой , но  не  игрушкой! Я  живая!
Нубова. Ты-то  ладно , но  он-то  о  чем? Я  пила , сгорела  не  я , завтра  мы  пойдем  на  оперу…
Дячин. Об  опере  речь  не  заходила. Я  гипотетически  предположил  ситуацию – ты  накачиваешься  в  заповеднике  и  бросаешь  бутылку. Ты  бросала  бутылки? 
Нубова. Я  забирала  их  с  собой. Ну , допустим , бросила.
Дячин. В  заповеднике? Скажем , в  заповеднике. Ты  ее  не  унесла , и  возникла  такая  цепочка: заповедник – бутылка – стекло – линза – солнце – пожар. Ты  осознала?
Нубова. Меня  перекрутило…
Дячин. А  ты  не  пей.
Нубова. Я  не  пью. В  старые  времена  от  меня  пахло  вермутом  и  коньяком , а  после  бесед  с  тобой  от  меня  запахнет  валокордином. Ты  резко  меня  прогибаешь… от  ножа! Заканчивал  бы  ты  меня  донимать… умыл  бы  руки.
Дячин. Я  бы  так  и  поступил , но , когда  я  пускаю  воду , трубы  начинают  недовольно  гудеть , и  я  прислушиваюсь , я  не  устраняюсь… не  моюсь , за  чистотой  не  слежу – короче , пользуйтесь  моей  добротой. Будучи  душой  нашей  компании , я  пытаюсь  вас  просветить  и  наставить , уподобляясь  святым  отшельникам , которые  преимущественно  жили  в  грязи.
Брудов. Ты  противоречишь  фактам.
Дячин. Угу. Отшельники  в  чащобе  регулярно  принимали  ароматные  ванны  и  натирались  благоуханным  мылом…
Брудов. Отшельники  никого  не  просвещали.
Дячин. Да…
Брудов. Они  отошли  от  мира , чтобы  никого  не  видеть.
Дячин. В  жеваных  лаптях… в  начищенных  туфлях  с  блестящими  пряжками  – моде  они  следовали. От  изъянов  не  избавлены… народ  с  червоточиной. Хлынули  бы  они  к  нам  в  балаган , я  бы  не  закачался  от  эйфории  и  поинтересовался  бы  у  них , каково  это – быть  в  розыске.               
Панина. Отшельники  не  прятались  от  правосудия! О  чем  ты  думал , когда  это  говорил?! У  тебя   точные  данные?
Дячин. Корень  моей  мысли  в  голове , а  куда  она  уходит , мне  неведомо , да  и  неважно , я  все  равно  не  раскисаю  и  провожу  обобщения. На  кривой  поверхности  непролазных  отклонений , дающихся  узко  мыслящим  соплеменникам  слишком  тяжелым  трудом. Закономерно?
Панина. Сногсшибательно…
Брудов. Клинически. Если  мы  вздумаем  тебя  бить , нам  придется  защищаться.
Дячин. В  твоей  реплике  просматривается  элемент  разочарования. Заказы  на  просчитывание  вероятностей  я  брать  прекратил , однако  вас  я , наверное , одолею , количество  вам  меня  не  взять  - я  владею  спецтехникой , позволяющей  мне  вырубать  вас  поочередно…
Нубова. А  одновременно?
Дячин. Ну , соберитесь , обнимитесь , образуйте  единую  форму , и  я  ее  опрокину. Слыша  самолет , ты  не  думаешь , что  сейчас  бомбить  начнут?
Нубова. Впустую  я  не  рискую. Выданная  рассудку  вольная  сперва  бы  его  возбудила , но  потом  привела  бы  в  коматозное  состояние , переводящее  меня  в  низшую  лигу  человеческих  типов. Что  с  тобой , клоун? Ты  мне  просигналил?
Дячин. Я  и  не….
Нубова. Клоун!
Дячин. Чего?
Нубова. Ты  здесь…
Дячин. Я  здесь… не  тронь  меня! Я  наступил  на  змею, и  она  моментально! Вертикально! Встала  от  боли. Ощетинившись  в  ответ , я  сел  на  мотоцикл  и…
Федосов. На  мотоцикл? 
Дячин. На  велосипед! В  резиновых  сапогах.
Федосов. Сапоги  тебя  позорят. Ты  вознамерился  ехать  по  озеру , ну  и  ехай , для  вдохновения  стони , а  искать  мелководье , чтобы  выжить  и  не  промочить  ноги , весьма  постыдно – наложи  на  это  запрет. Вырви  клок  волос  и  зарекись  упрощать. Нас  позвала  сюда  дама.

Дячин. Дама…
Федосов. Помнишь?
Дячин. Относительно.
Федосов. Беда  у  тебя  с  памятью. Не  покуриваешь  ли  ты  ненароком  дурь?
Дячин. Я  глуховат  и  прилипчив. По  телефону  я  ее  расслышал , посочувствовать  моему  безутешному  виду  она  не  могла , по  голосу  она  меня  не  раскусила , ведь  я  беседовал  с  ней  менторским  тоном - указывал  не  на  себя , а  на  необходимость  поддержки  талантов, идущих  по  обочине , но , подустав , ложащихся  на  шоссе , спокойно  дожидаясь  вашего  дорогого  автомобиля. Я  не  преувеличиваю. Имею  наготове  примеры. При  личной  встрече  я  прыгну  вам  на  шею  и  погляжу , сумеете  ли  вы  устоять.
Нубова. Она  свалится.
Брудов. Клоун  свалится  на  нее. Стараясь  ради  всех  нас.
Дячин. Ради  цирка. Ничего  более  святого  у  меня  нет. В  глазах  Господа – это  полная  лажа , но  Он  тоже  скомпрометирован… достаточно  оглянуться  вокруг  и  посмотреть  хотя  бы  друг  на  друга.
Нубова. На  меня  не  смотрите.
Брудов. Да  что  там… что  ты , что  я… что  она.
Панина. Я , как  все. Без  всякой  благости.
Федосов. Мускулистый  механик  из  мастерской  на  Ленинском  проспекте  был  лучше  нас. Он  и  скончался   тихо , во  сне , как  праведник. Заключение  врача  меня  оскорбило.
Дячин. Тебе  не  понравился  диагноз?
Федосов. Не  диагноз , а  обстоятельства. Врач  сказал , что  мой  приятель  умер  от  того , что  перед  сном  чересчур  яростно  занимался  мастурбацией. Мол , обнаружены  следы , да  и  положение  отдельных  частей  тела  к  определенным  выводам  подталкивает… медицине  нельзя  доверять.
Брудов. Они  преследуют  личную  выгоду , что  незамеченным  не  проходит. По  моему  рассуждению… не  здравому , но  моему… наше  подсознание  им  не  освободить , а  о  том , какой  нам  прок  его  освобождать, после  приема  успокоительных  средств  разумно  не  скажешь , и  срыв  картинки  перед  нашими  глазами  ни  в  коей  мере  не  говорит  о  мыслительной  беспомощности , прикрепляющей  нас  кожаными  ремешками  к  верстаку  искушенного  экспериментатора, внушающего  нам  неуверенность  в  аспекте  прорыва  занавеса , отделяющего  меня  от  такого  же , как  я, однако  со  свободой  действий – мы  с  ним  находимся  в  одном  помещении , и  нас  бы  не  различила  даже  родная  мать.
Панина. Ваша  мама. В  императорских  одеждах  ухаживающая  за  манекенами  под  напором  оккупационных  сил. Под  манекенами  я  подразумевала  тебя  и  твоего  близнеца , поставившего  для  тебя  лестницу , чтобы  ты  забрался  и  уже  в  вышине  придвинулся  к  нему  для  объятия  и  слияния. Ваша  мама  вас  любит. Вас  обоих.
Дячин. У  меня  нет  слов.
Нубова. Ты  ковыляешь  под  задворкам  бетонного  мегаполиса  и  кричишь: Ау! Ау!
Дячин. Не  кричу. Это  шелестят  листья.
Нубова. Поздней  осенью. Когда  на  деревьях  по  три-четыре  листа.
Дячин. О , да… пора  меня  прикончить. Принести  пропуск , и  согласно  этому  пропуску , дозволяющему  пересечь  предел , вышвырнуть  меня  за  борт , не  продлив  мне  кредит  доверия. На  отходной  вечеринке  у  меня  бы  засвербило и  женщин  я  бы  распихивал. К  напиткам  бы  продрался  и  выпил. О , «Агдам»… как  утонченно… о , мадам… вы - секс-бомба… я  в  остолбенении. Стою  столбом , в  намек  вы  врубились , ко  подскочили , и  я  продемонстрирую  вам , что  значит  мужчина , на  непрофессиональном  уровне  я  почти  во  всем  ас , вы  зачем-то  сняли  туфельку , и , помимо  коротких  ног , я  вижу  вами  растопыренные  пальцы - ссора  с  вами  меня  от  вас  не  отдалит , разойдясь  краями , мы  ими  же  и  сойдемся , вы  уже  ощутили. Крайним  оказался  не  я.
Панина. Эта  девушка  считала  вас  своим  женихом?
Дячин. Ей  мечталось  мне  отплатить , но  при  упоминании  перспективы  свадьбы  я  отторгающе  вытягивал  лицо – не  ей  в  упрек. Мне  и  самому  больно  от  того, что  я  еще  не  сдался.
Брудов. Когда  сдашься , тогда  и  женишься.
Дячин. Не  раньше.
Федосов. Я  требую  не  называть  брак  болотом. Разумеется , это  болото , однако  я  из  него  вылез  и  словно  демон  ринулся  во  мгле  к  твердой  почве , достигнув  которой , я  принялся  жить  в  режиме  прежней  неуживчивости. Я  говорю  об  этом  в  открытую. На  скатывание  с  той  женщины  меня  благословили  небеса.
Дячин. Ненасытная  кошка?
Федосов. С  тарантулами  в  холеной  шерстке.
Дячин. Кошка… белая?
Федосов. Не  белая , но  с  белым. С  белым  и  рыжим.
Дячин. Без  серого?
Федосов. И  серый , и  бордовый… ее  хвост  залезает  в  мое  окно , а  я  на  десятом , на  четырнадцатом  этаже , я  в  аду , и  ко  мне  приглядываются черти-содомиты… с  ней  я  стал  параноиком. От  переизбытка  чувств , от  их  давления  на  рассудок - в  приступе  удушья  я  крошил  на  ладонь  шоколадные  конфеты  из  подаренной  ей  коробки. Дорогой  и  громадной. С  сотней  ячеек… «не  мой  сорт , сказала  она. И  бензином  смердит! На  мотоцикле  вез? На  распродаже  купил?». А  я  нормально  купил , без  скидок… за  счет  распродаж  я  не  выгадываю.
Дячин. Женитьба  тебя  потоптала.
Федосов. Как  петух  топчет  курицу , как  курица  затаптывает  петуха… у  меня  был  такой  опыт. Я  не  любитель  шутить. Во  вражеских  землях  меня  осыпало  холодной  пылью , и  я  барахтался  в  уносящей  меня  реке , догадываясь , что  у  меня  есть  право  на  ошибку. Вот  и  вся  история. От  своих  слов  я  не  откажусь, как  бы  вы  меня  ни  упрашивали.
Панина. С  твоей  бывшей  ты  еще  помиришься. 
Дячин. Отстань  от  него! Сумей  протрезветь , и  сегодня  ночью  для  тебя  пропоют  цикады. Прохрипят , как  астматики. Осветительные  ракеты  запущены , неоновое  освещение  вырублено , объявленный  вне  закона  мотоциклист  вламывается  в  стоящих  перед  ним  людей , не  разбирая , кто  из  них  женщины , и  проносясь  сквозь  явь  скитающимся  рабом  бессонницы  с  сомкнутыми  губами  и  распираемой  головой. Наклонил  ее  влево – камни  в  ней  покатились  влево. А  если  вправо?
Федосов. Ты  не  гипнотизер.
Дячин. Я - птица-переросток.
Федосов. Ты  участвовал  в  сотворении  мира…
Дячин. Я  его  соправитель. А  к  чему  ты  о  гипнотизере? В  чем  тут  содержательность?
Федосов. Ты  меня  спросил , а  ответа  не  получил. Это  потому  что  ты  не  гипнотизер. Они  могут  заставить  разговориться – в  Волгограде  я  приходил  к  гипнотизеру , и  он  накачивал  меня  алкоголем  и  говорил: вы  пейте… пить  вам  вредно , но  для  проявления  откровенности   полезно , пейте , вы  пейте , после  литра  вы  мне  расскажите  все , и  я  отдам  вам  магнитофонную  запись  нашего  разговора , чтобы  вы  сами  попробовали  разобраться  в  потоке  ваших  излияний , вы  пейте , пейте , истраченную  на  вас  водку  я  включу  в  счет , вы  пейте  и  больше  ко  мне  не  приходите , вы  и  не  придете , больше  одного  раза  ко  мне  никто  не  приходит , вы  пейте , вы  безвольны  и  податливы , по  вам  разливается  тепло , вы  пейте , пейте , и  вам  станет  еще  теплее , вы  потеряли  веру  в  женщин  и  пьете  у  меня , вы  пейте , реальные  масштабы  ваших  бедствий  вы  пока  не  представляете , вы  пейте , не  кляните  себя  за  промахи , пейте… я  и  пил. В  упадочном  ритме. Девять  часов  подряд.
Брудов. Гипнотизер  компанию  не  составил?
Федосов. Не  притронулся. Вручил  мне  кассеты  с  моим  бредом  и  уложил  спать  на  улице. Вывел  меня  из  здания , опустошив  мой  кошелек. Наверно , прихватил  лишнее , но  я  знал , на  что  шел.
Нубова. А  если  бы  денег  у  тебя  не  оказалось?
Федосов. Я  пришел  к  нему  не  с  пустым  кошельком. Он  удостоверился  в  этом  до  начала  сеанса  и  работал  со  спокойной  душой. Свой  бред  я  так  и  не  прослушал – в  себе  я  уверен , однако  я  побоялся  не  справиться  с  истерикой , случившейся  бы  со  мной  из-за  попранного  самолюбия… мне  без  него  не  подняться. Не  вылить  из  чаши  яд  и  не  причислить  себя  к  избранникам  судьбы , гордо  смотрящим  за  горизонт. Кое-что  в  планах  уже  имеется…
Нубова. Твои  планы  связаны  с  мотоциклом?
Федосов. Или  со  съемками  в  порно.
Нубова. С  мотоциклом , скачущим  от  нижнего  к  верхнему  благодаря  твоим  внутренним  пружинам. Такие , как  ты , наперечет , и  твоя  жесткость  решит  все  вопросы , но  тебе  ведь  неприятно , когда  жестко. И  что  же  ты  под  себя  подкладываешь?
Федосов. Тебя  бы  я  не  подложил. Не  воспользовался  бы  тобой  и  в  иносказательном  смысле – застенчиво  ты  бы  не  держалась… принудительным  путем  ты  бы  добивалась  понимания  и  не  отпускала  меня  поваляться  в  саду – у  нашего  дома  мы  бы  разбили  сад , и  вокруг  него  маячили  бы  клоуны  и  атлеты. Пришли  бы! Прознав  о  моем  богатстве , заявились  бы  зачерпнуть  из  закромов  по  горсти  опилок  и  заглянули  бы  в  окно. Узрели  бы  самую  дубовую  эротику. Без  сантиментов – мои  ладони  на  ее  бедрах  и  на  плечах , во  мне  ярость  и  сила , и  мой  вываливающийся  язык  на  ее  груди. Она  меня  возбудила , и  я  ее  добивал… я  ли  ее? Кто  кого  добивает?
Дячин. У  нее  некрасивое  лицо. В  молодости  у  меня  был  приятель , чья  физиономия  проиграет  в  сравнении  и  с  этим  лицом , и  с  лицом  побитого  оспой  дрессировщика  Короленко , вытворявшего  в  пятидесятых  годах  потрясающие  штуки  с  бешеным  тигром. С  тем  неунывающим  приятелем  Димой  мы  ходили  на  танцы , гудели  в  кафе , и  я  нередко  оставался  у  него  ночевать , укладываясь  на  полу  в  его  комнате. К  себе  на  квартиру  меня  из-за  моего  мрачного  папы  не  тянуло, а  Дима  жил  с  бабушкой , и  однажды  она  непосредственно  мне  в  глаза  высказала  свои  опасения. «Я , пробормотала  она , тревожусь – в  комнате  моего  внука  проводит  время  не  девушка , а  парень , потенциально  настроенный  на  мысль  об  извращениях  моего  Диму  навести. И  мой  Дима  станет  извращенцем. Если  еще  не  стал». Отойдя  от  потрясения , я  принялся  ее  разубеждать – он  не  стал , со  мной  и  не  станет , вы , бабушка , видели  его  лицо? С  таким  омерзительным  лицом  ему  не  грозит , что  я  его  возжелаю  и , извиняюсь , возьму… «не  ты  его!» - перебила  она  меня. – Мой  внук  тебя  возьмет , а  ты  стерпишь. Не  пожалуешься  мне  на  него  из-за  вашей  мужской  солидарности». Гнусная  старуха… перевернула  все  с  ног  на  голову.
Панина. Она  не  ошиблась.
Дячин. Иными  словами , ты  подразумеваешь , что  меня… и  не  кто-нибудь , а  урод?
Панина. Как  бы  сказать  поделикатнее… он – урод , и  ты  его  не  желал. А  ты  ничего , и  он  тебя… не  обязательно , но  чем  ты  симпатичнее , тем  чаще  тебя  желают. Тебя , меня… если  тебе  неудобно  об  этом  говорить , то  меня. Пребывающую  ныне  в  спячке. Бездельничая  и  маясь  в  ознаменование  оконченного  романа  с  деспотичным  неврастеником  Аркадием , выделывавшимся  передо  мной  с  величественной  самокруткой – любовь  к  траве  Аркадия  сгубила , любовь  ко  мне  его  не  воскресила. Я  варила  ему  постный  суп , и  он  бросал  в  кастрюлю  зажигалки , сбивал  себя  с  пути  взрывами , до  сознания  Аркадия  они  не  доходили , в  этом  весь  он. Занимающий  особое  место  в  моем  сердце. Несусветный  Аркадий…
Нубова. Он  понимал , в  чем  ты  нуждаешься.
Панина. Периодически  в  нем  просыпался  добрый  и  приветливый  друг , смотревший  на  меня , как  на  примадонну  житейской  пантомимы , кульминацией  которой  были  плотские  наслаждения  с  аварийной  остановкой  для  раскуривания  косячка. Аркадий , мой  Аркадий… сейчас  ты  уже  вне  игры. 
Брудов. Звезда  Аркадия  закатилась.
Панина. В  сезон  цветения  шансы  мы  не  упускали , и  нас  повело  по  наклонной  липкости… мы  поднажмем, дремотный  столбняк  не  задержит  разгорание  пылкости , в  безудержность  вовлечена  и  я , зачуханный  лох  стиснул  мне  грудь  и  положение  этим  исправил. Хранить  девственность  меня  достало. Проявленная  им  симпатия  при  взгляде  через  задымленную  комнату  безупречна. Неужели  я  от  тебя  так  далеко - ты  пробиваешься  ко  мне  сбоку , но  ты  меня  не  выискивай , все  у  нас  скомкано… в  ботинках  у  тебя  хлюпает , и  лоск  ты  утратил , не  клеится  у  нас , дорогой , тебе  бы  выкарабкаться , но  кто  тебя  примет? меня  ты  схватил  за  волосы , отодвинул  меня  от  себя… ну , ты  и  наглец. Умри  же , уцелей , не  мешкай!
Дячин. Выбор  не  за  нами. 
Нубова. При  таком  выборе  ему  вовек  не  определиться.
Брудов. Ему  бы  гирей , и  он  бы  лег. Если  гирей , то  можно  и  на  нее – не  знающую  толк  в  распаде  личности. Получив  гирей , он  бы  тебя  не  осквернил, и  ты  бы  стояла  перед  нами  непорочной  циркачкой  с  балетным  уклоном – служа  идее. Не  отдаваясь  до  гроба.
Панина. Я  бы  прославилась…
Брудов. Твой  опыт  бы  изучали , и  взрастили  на  нем  свежую  поросль  юношей  и  девушек , ощущающих  всем  телом  недостачу  входов  и  проникновений  в  организмы  противоположного  пола. По  вам  я  не  сужу , а  по  себе  я  скажу – гири  заменили  мне  немногое. Я  тренировался , сживался  с  апатией , за  машинами  с  красотками  без  продыху  я  не  бегал , за  убогим  жалованьем  к  окошечку  кассы  наведывался  исправно , на  инициативу  администрации  обновить  комплект  гирь  реагировал  уклончиво – власть  тайной  женщины  повернула  во  мне  ключ  и  не  привела  меня  в  чувство. Доклад  я  не  делаю. Я  не  о  купюрах. Вы  на  них  помешаны , смешаны-перемешаны , я  весь  изолгался , и  вы  перебьете  и  заявите , что  вы  неспроста  стали  нищими. У  вас  тоже  приоритеты. Я  говорю  вам  не  о  вас. Даю  вам  подробную  информацию.
Дячин. Ты  ее  добыл. От  срыва  нам  тебя  не  удержать. Твой  собственный  вымысел  посылает  тебя  за  границы  нашей  досягаемости , из-за  чего  я  на  тебя  слегка  зол. Ночью  стук – не  ремонт – это  ты  долбишься  головой  об  стену , и  ты  убедителен , вызванные  разбуженными  соседями  медики  долго  оказывали  тебе  помощь , сваливая  ответственность  не  на  тебя , а  на  наследственные  патологии , т-ссс… у  нас  тут  тихо. Мысли  без  предела , мысли  беспредела , духовная  активность  и  философские  распри , у  нас  есть  чему  поучиться. Вы  уловили  мою  позицию?
Нубова. Мы  будем  вдумываться. Пока  в  глазах  не  потемнеет.
Федосов. Мы  сдвинулись… и  стронулись…
Дячин. «И  ходили  посреди  пламени , воспевая  Бога  и  благословляя  Господа». Пророк  Даниил.
Нубова. «Идущими  большими  шагами  далеко  не  уйти». Дао  дэ  цзин.
Панина. Раскаты  грома! Подрывы! Музыка  Бетховена!
Федосов. Его  девятая  симфония  считается  довольно  известной.
Нубова. Бетховена  я  наслушалась.
Дячин. В  чьем  исполнении?
Нубова. В  моем. Вы  перемигнулись? В  ваших  ужимках  проглядывает  пренебрежение , но  моя  чувствительность  не  задета – не  перегружая  вас  подробностями , я  скажу , что  в  музыкальной  школе  я  занималась  и  Бетховена  мои  пальцы  нащупывали , ну  а  возле  здания  школы  росла  груша , и  ее  разбивающая  стекло  ветка  пролезала  ко  мне , чтобы  я  могла  поесть  груш. Но  груш  на  ветке  не  было. А  школа  стояла , и  я  в  ней  играла… Бетховена.
Дячин. Созвучия  рождались , носились , испарялись , я  еду  так  же – от  конечной  до  конечной. И  никаких  остановок.
Брудов. Да  ты , братец , экспресс. Пыхтящий  и  теряющийся  в  догадках – не  задержаться  ли  мне  у  костра , не  прихватить  ли  с  собой  греющихся  у  него  бомжей… людей. Они  же  люди.
Дячин. К  ним  стягиваются  подкрепления. Экономика  развивается  и  лишает  крова  не  успевающих  перекрашивать  душу  в черный цвет , ха-ха… черный  цвет – мажорный  цвет. Воистину  мрачные  личности  выглядят  посветлее.
Панина. И  верят  в  победу  добра?
Дячин. Верят. Впрочем , этот  вопрос  с  повестки  дня  уже  снят. Принятая  здесь  норма  не  предполагает  таких  отвлечений… я  никого  не  сужу! Я  клоун  и  я  вам  расскажу  о  том , как  мне  приснилось , что  мне  захотелось  стать  космонавтом  и  меня  приняли  в  отряд , укрепили  для  тренировок  на  центрифуге , но  ее  от  чего-то  заклинило , и  я  вращался. После  пяти  часов  вращений  быть  космонавтом  мне  расхотелось. Больше  пяти  часов  я  не  сплю. Превысить  мой  лимит  на  несколько  минут  у  меня  иногда  получается , и  мне  снятся  женщины , зовущие  меня  к  себе… иди  ко  мне , я  созрела , скорей… я  еще  не  готов!… ты  всегда  не  готов – вчера , сегодня , мне  надоело… не  галди! – кричал  я. – Не  на  базаре! Торговцы  находят  по  прилавком  алмазные  россыпи , генералы  хватают  из  коробки  съедобных  солдат , мои  сны  печальней. На  зеленой  траве  не  разбросанный  мусор , а  желтые  листья.
Нубова. Безумие. 
Дячин. Ты  о  желтом… да  я  случайно – я  говорил  об  осени. Трава  еще  зеленая , и  кажется , что  ее  чем-то  загадили , но  это  листья. Желтые. Желтый  посветлее  серого.
Панина. Безумие  лучше  жадности  или  ненависти. Карьеризма , черствости , подлости , обмана… любовь  уходит  в  песок  и  делает  его  радиоактивным. Утопая  в  нем , мы  идем  неблизким  путем  до  причудливых  гробниц , где  нам  уже  постелили.
Дячин. На  этом  мы  и  попрощаемся. Во  всех  тонкостях  я  не  разбираюсь , и  рекомендаций , как  нам  осилить  дорогу , вы  от  меня  не  ждите. Я  говорил – меня  не  услышали. А  про  себя  подумали: пора  бы  с  ним  покончить. Вопрос о казни  клоуна-дрессировщика  будет  решаться  прилюдно – в  день  борьбы  с  дееспособными  индивидами , чей  непокорный  нрав  водил  нас  взад  и  вперед  в  иной  плоскости… для  перевоспитания. Под  завалом  найден  мотоциклист.
Федосов. Ему  обязательно  надо  где-то  пропадать. Умеревшие  для  бизнеса  ходят  по  миру  призраками  с  разодранными  ногтями  лицами – после  прямых  атак  на  женщин , не  ответивших  им  взаимностью  и  отбивающихся  по  естественному  праву  сестер  и  матерей  в  сияющем  квадрате  за  плотно  закрытыми  воротами. Из  предосторожности. Я  должен  так  думать?
Брудов. В  землю  воткнуты  факелы. Спички  к  ним  не  подносили , и  темнота  абсолютная. Спина  исполосована  плетьми , грудь  набухает , жировые  складки  дрожат – девушка…
Панина. Наказанная?
Брудов. Широко  образованная. Побуждаемая  идиотизмом. Ей  бы  кавалера , и  он  у  нее  появился , но , чтобы  он  не  смеялся  над  ее  телом , она  плясала  для  него  обнаженной  не  при  свете. Выделывала  в  запале  балетные  фигуры , отбросив  стыд , ведь  тьма! но  он  разглядел , звезды-то  мерцают , с  кем  же  я , задумался  он , я  психологически  сломаюсь  и  на  излете  ее  отхлестаю , один  я  грущу , с  ней  мне  веселее… наша  подушка  в  моей  крови  и  ее  помаде , ее  кровь  я  не  пролил , плетью  к  себе  прикладывался  , застоявшаяся  кровь  выливалась , упорное  нежелание  жить , как  остальные , повышало  продуктивность  наносимых  ударов… поедем  в  бордель? А  что  там  ловить? Там  все  те  же… две  толстые  девки.
Панина. Я  и  Оленька?
Нубова. Ты  работала  в  борделе? Для  твоей  карьеры  это  было  важно? Но  ты  же  враг  карьеризма… черствости , секса…
Панина. Твой  ум  острее  моего , и  ты  вершишь  им  изощренные  предположения , отдающие  подражательной  ложностью. Секс  я  испробовала… вкусила. Как  бы  мне  ни  досталось , я  встану  на  его  защиту.
Нубова. А  Оленька?
Панина. Она  матерая  проститутка. На  дискотеке  в  Уфе  она  на  меня  ядовито  взглянула , подумав , что  я  здесь  за  тем  же , но  я  зашла  не  за  клиентами , а  децибелами , врубайте  же  сильнее , увеличьте  громкость  и  забейте  мои  переживания  из-за  разрушенных  надежд – на  просмотр  я  приехала , и   меня  просмотрели , глядели  и , как  я  хороша , просмотрели: в  движениях  я  показываю  пример  истинной  глубины , а  при  существующем  положении  дел  подобное  не  замечается , ну  а  если  замечается , то  преследуется – у  меня  не  заметили. Гонений  я  не  ощутила.
Дячин. Тех , кто  относит  себя  к  бездарностям , это  не  украшает. Судьба  к  ним  не  благоволит. Отсутствие  у  них  незаурядного  дара  следует  перепроверить  с  педантичной  основательностью – чтобы  ты  сделала  шаг  к  примирению  с  собой , я  попрошу  тебя  передо  мной  покружиться. Угу… амплитудно , славно , не  споткнись… у  нас  не  дискотека , а  балаган , за  нами  смотрят  через  секретные  окна , орел  сушит  крылья  над  заревом  и  невеста  уже  скачет  на  женихе , ревниво  поглядывая  на  его  захлопнутый  фотоальбом  со  снимками  незабвенных  шлюх , повстречавшихся  ему  в  канун  нынешней  чистоты. Какие  лица , какие  формы… какой  разброс. От  семнадцати  до  пятидесяти  двух. 
Брудов. Ты  о  возрасте?
Дячин. Пятьдесят  два  для  меня – предел. Дальше  я  не  забирался. С  хитрой  обольстительницей  преклонных  лет  я  сошелся  в  Астрахани , куда  я  приехал  без  животных , а  она  с  кабаном. С  ее  импресарио… женщина-клоун  выходит  к  зрителям  не  везде , и  народу  полагалось  бы  поразиться , но  ее  освистали , Забавную  Коломбину… или  еще  как-то  там , имя  что-то  вылетело. Рядовая  публика  ее  не  приняла. Накричала  и  попрошайкой  обозвала. Грубо  и  неправильно. На  хлеб  она  у  зрителей  не  вымаливала , со  шляпой  выступала  не  для  милостыни , а  наоборот – доставая  из  нее  и  отдавая. Голубей , лягушек… разные  пахучие  смердящие  катышки. Здравый  импресарио  ее  бы  предостерег , но  она  же  работала  с  дегенератом… наши  говорили , что  он  из  клиники , что  он  беглый – я  не  думаю. Обыкновенный  дурак… дебил. В  постели , по  ее  словам , неподражаем.
Нубова. Она  сравнивала  его  с  тобой?
Дячин. Она  вела  яркую  жизнь. Когда  она  оседлала  меня  где-то  на  опилках , я  невозмутимо  усмехался  и  приветствовал  проходящих  жонглеров , витиевато  говоря , что  она  и  я…  здесь…  не  задержимся. Вы , если  хотите  смотреть , смотрите , но  никого  не  зовите  и  нас  не  выдавайте , держите  реквизитора! Он  идет  нас  закладывать! Зачем  же  ты  мне  подвернулась , твой  недоразвитый  друг  нас  застанет  и  убьет… меня  он  пожалеет , прошептала  она. Что она прошептала?! – вскричала  жонглеры. Ее  он  пожалеет , сказал  я , а  меня , содрав ее  с  меня , расплющит  броском  своей  тяжести – прыгни  он  на  меня  в  истеричном  самозабвении, я  бы  под  ним  затих. С  вами  бы  не  беседовал.
Нубова. Многословные  беседы , за  редким  исключением , пусты. Мы  смотрит  друг  на  друга  невидящими  глазами , изрекаем  схематичные  байки  о  похождениях… в  неурочный  час. По  ручью  плывут  маски. Агентов , дон-жуанов , хищников , докторов , шутов , должников… меня  знобит. Согласно  моему  личному  свидетельству. Меня  убили  рыбы – забили  меня  хвостами. Разодрали  меня  когтями.
Федосов. Когтями  за  асфальт  цепляясь…
Нубова. Высекая  искры , они  пытались  удержаться , но  их  смывало , искры  заливались  водой , вода – заменитель  огня , огонь – заменитель  воды , это  соответствует  идее  мирного  сосуществования , но  мы  топчемся  на  месте.
Дячин. Располагая  собой , как  придется. Гав-гав-гав… я  слышал  лай  бездомных  псов. Орава  неслась  не  за  тобой?
Нубова. Едва  ли.
Брудов. А  от  кого  ты  бы  хотела  ребенка?
Нубова. От  всемирной  величины. От  кого-то   крупнейшего  и  не  задающего  лишних  вопросов. Но  о  детях  я  пока  не  помышляю , абсолютно  не  завидуя  тому , кто  ими  уже  обзавелся. И  уговаривать  меня  бесполезно. Мысленно  я  свою  жизнь  изменяла  неоднократно. Представляла  себя  с  ребенком , которого  я  произвела , чтобы  он  не  выпал  из  седла – выпадет. Не  сдюжит. Пойдет  в  мать , еще  как  выпадавшую…
Панина. На  арене?
Нубова. Я  же  выпивала…
Дячин. Колено  не  отбила?
Нубова. Да  я  больше  боком… плечом.

Дячин. У  меня  болит  правое  колено – на  коленях  я  ни  перед  кем  не  стою , а  оно  болит.
Федосов. Артрит.
Дячин. Ну , а  почему  правое?
Федосов. Будет  и  левое. Я  бы  вообще  не  сомневался, что  будет. Старые  афиши  заклеят  новыми , заслуженных  ветеранов  цирка , не  затягивая , вытолкают  взашей , и  облака… облака-ступеньки. По  ним  поднимаются  вверх  мои  мысли, некогда  бывшие  приземленными. Я  не  дремучий  мотоциклист – у  меня  всего  в  меру. Меня  можно  смело  назвать  Воинственно  Спящим  и  не  особо  почитаемым. Познание  себя  идет  туго , но  страх  я  унял , я  до  себя  докопаюсь , в  моей  внутренней  мифологии  я – эмоционально  уязвимый  полубог , не  снижающий  уровень  духовных  запросов. В  кино  я  бы  играл  настоящих  мужчин.
Панина. Тебя  не  приглашали?
Федосов. Каскадером  я  участвовал.
Панина. Часто?
Федосов. Однажды. Значительный  риск , полет  над… о-ооо… мне  сказали , что  заплатят  потом , но  потом  у  того  фильма  урезали  бюджет , и  продюсер  на  мне  сэкономил. Что  он  там  сэкономил… за  один  съемочный  день  по  минимальной  ставке  я  бы  получил  совсем  чуть-чуть , а  так  не  получил  ничего , и  это , полагаю , справедливо. 
Дячин. Почему?
Федосов. Мне  они  не  заплатили , но  и  сцену  со  мной  они  в  фильм  не  вставили – на  что  же  мне  жаловаться? Не  спать  по  ночам , подыскивать  слова  для  наезда… для  искового  заявления. Мне  не  спать?
Дячин. Спи. Тебе  нет  доверия.
Федосов. Завоевание  твоего  доверия  приоритетной  задачей  для  меня  не  является. Мне  известно , какая  у  тебя  репутация.
Дячин. Я  весь  превратился  в  слух.
Федосов. Если  я  прошепчу , ты  оглохнешь.
Панина. Не  ругайтесь , мужчины , пожалуйста. Вы  оба  меня  завораживаете… и  ты , атлет , третьим – вы  трое  кажетесь  мне  эталоном  сильной  половины  человечества , и  на  отдельные  личности  я  вас  не  разделяю. В  постели  с  каждым  из  вас  я  бы , едва  дыша , простонала: «достойная  работа» , а  было  ли  слияние  или  я  все  придумала , пусть  вас  не  тревожит , шуметь  по  этому  поводу  вам  не  нужно , интуиция  подсказывает  мне , что  я  с  вами  не  лягу , но  преклоняюсь  я  перед  вами  открыто  и  падения  вашего  авторитета  я  в  моем   сердце  не  допущу. К  освобождению  я  ринусь  через  преодоление. Меня   к  вам  влечет.
Брудов. По  твоему  виду  не  скажешь. Мне  тоже  как-то  заявили: «по  твоему  лицу  о  тебе  объективно  не  скажешь – оно  у  тебя  очень  тупое  либо  крайне  вдумчивое». Я  услышал  это  в  полумраке  театрального  зала , где  мое  восхищение  от  умного  спектакля  боролось  со  сном , в  который  я  погружался  из-за  того  же  спектакля. Я  начинаю  повторять – сон… спектакль… основательность… сон…
Дячин. Спектакль.
Нубова. Спор!
Федосов. Сон. Непрерывность. Лесбийский  салон. Дальше  вы  знаете.
Дячин. Не  знаем.
Федосов. Рассказывать  не  стану. При  просвещении  народа  возможны  неприятные  неожиданности. Дебилам  весело , сытым  и  одиноким  маета , да  воскреснет  бог!
Панина. Сын?
Федосов. Отец! Это  бы  меня  заинтересовало. У  меня  свисает  слюна , координация  движений  слабая , и  какие  там  гонки - на  протяжении  заканчивающегося  дня  я  держал  в  голове  прибрежную  часть  классической  красоты  с  пасторальной  мягкостью  ясности  цели. Общественно  значимо? Пролог? Эпилог?
Дячин. Ты  применяешь  необычные  приемы. В  цирке  я  с  юности , и  твоя  красота… с  пасторальной… чем? Ясностью?
Панина. С  побудительной  изящностью.
Дячин. Но  не  в  цирке  же. У  нас  же  не  говорят , что  я  нырял  в  лохань  с  морскими  котиками , чтобы  узреть  купола  затонувших  церквей. Однако  идеально  разработанный  образ  не  всегда  напоминаем  того , кого  подразумевали , и  я , углубляя  оборонительный  ров , вероятно , смогу  обратить  в  бегство  марширующих  во  мне  карателей… они  наняты  пригласившей  нас  дамой.
Брудов. Если  это  организовала  она , я  не  устыжусь  поднять  на  нее  руку. Я  не  из  тех  мужчин , кто  побоится  вломить  женщине.
Панина. Ты? Женщину?
Нубова. Он – подонок. В  любовных  играх  он  фантазер  и  мучитель…  такие  парни  будят  во  мне  желание.
Брудов. Лидерские  задатки  у  меня  имеются , но  в   бой  я  пока  не  рвусь. Ты  меня  не  соблазняй. Тебя  я  в  упор  не  вижу! Моя  сдержанность  не  будет  напрасной! Провести  консультацию  на  тему , почему  же  к  нам  не  выходит  пригласившая  нас  дама , я  рекомендую , выступая  не  консультантом , а  вопрошающим , и  я  вопрошаю. Кто  мне  ответит?
Дячин. Для  честного  ответа  необходим  характер. Поэтому  у  женщин  не  спрашивай.
Панина. Женщины , что , бесхарактерны?
Дячин. Уклончивы. В  Набережных  Челнах  скользкая  преподавательница  акробатики  подарила  мне  танец , и  я  ее  повел  и  смекнул , что  она… эх-хх… я  поинтересовался  у  нее , не  покуривает  ли  она  травку , но  она  мне  не  улыбнулась , угрюмо  пробурчав: «это  секрет». В  разговор  я  ее  не  втянул. Горя  она  хлебнула , и  денег  я  ей  одолжил , а  план  побега  не  составил , лекцию  о  вреде  дури  не  прочел , моя  надоедливость  ее  бы  подточила.
Брудов. В  наступательном  стиле  ты  бы  на  нее  наорал , но  твои  распоряжения  она  бы  не  выполнила , не  исполнила , не  поняла , в  мешанине  устраиваемых  вечеринок  я  из  чистого  любопытства  высказывался  за  сохранение  традиций , и  отказом  мне  не  отвечали , говоря  про  себя: «как  же  нам  без  него? Кто  его  разберет… кто  его  привел? Мы  влегкую  дымим  марихуаной , а  он  тяжко  надирается  в  дым – глушит  по-черному , и  гири  свои  притащил… попер  на  нее  с  гирями. Завязывается  осязаемая  битва , и  ее  первооснова  в  злоупотреблении, от  которого  мы  обмираем  и  отваживаемся  ему  сопротивляться , поскольку  он, как  видно , буйный  хроник – мы  провели  опрос  и  пришли  к  единому  заключению. На  нас  он  наваливается  не  святостью. Не  моргнув  глазом , он  нас  изуродует  и  заслужит  нашу  любовь – он  так  решил. Разубеждать  его  нам  неловко , мы  же  культурные  и  тактичные… он - щетинистый  бугай , и  он  нам  досаждает , пришел  наш  черед… ход  мысли  у  него  затруднен. И  это  его  подстегивает. В  метании  гирь  он  выказывает  всю  свою  неустроенность – помыкает  он  нами. Мы  притихли  и  сносим».
Панина. С  теплым  чувством?
Нубова. Не  сбивай! Ты  не  пила , а  он  пил , и  у  него  есть  право  протестовать. Я  пристрастна… излишне  нетребовательна  к  друзьям-алкоголикам. Я  не  берусь  заклинать  тебя  не  останавливаться. Сползая  в  канаву, оттуда  надлежит  поднять  восстание. Ты  отоспишься  и  не  пойдешь.
Брудов. А  меня  звали?

Федосов. Она  говорит  о  политике. Она  не  смолчала. Она – наездница.
Брудов. Она  пила. А  я  не  пил – я  ставил  себя  в  воображаемую  ситуацию , подумывая  об  облегчении  моей  участи: не  о  бунте  или  революции. Запоем  мне  мою  участь  не  облегчить. Бревенчатую  избу  я  бы  ударами  гирь  раскурочил.
Дячин. Ты  живешь  в  каменном  доме.
Брудов. О  переделе  собственности  я  не  помышляю.
Дячин. Ты  обескровлен  низким  положением  в  социуме , восторгающемся  внешним  лоском  и  капиталами – в  отместку  нам. Не  носителям  истины , но… что  ты  на  меня  пялишься? Я  парень , а  не  девка.
Брудов. О  тебе  кто-нибудь  заботится?   
Дячин. У  мультяшных  царевен  смертельный  недуг. С  их  дефектами  телосложения  перья  не  распушишь. В  приличном  обществе  с  ними  не  появишься.  Поизмываться  надо  мной  они  горазды – мне  нездоровится , однако  они  обступают  меня  с  разинутыми  ртами  и  вопрошают , из  какого  я  анимационного  кино? на  попечение  какого  художника  передали  развитие  моего  образа? Безмозглые  дивы! Вы  меня  не  дразните! Я  потешный  клоун , и  вы  засекли  меня  теряющим  физическую  субстанцию , ноги , плечи , да , я  не  уперся - все  раздал. Стечение  обстоятельств! Улюлюканье  на  галерке. На  хороших  местах  сидят  солидные  граждане - из-за  увлеченности  своими  проектами  им  совершенно  параллельно , в  кого  я  превратился , а  голытьбе , дешевые  билеты  скупившей, не  безразлично. Чуть  сбившись , я  вновь  оказался  с  ногами – стал  ногами… лишь  ими. Манеж  я  покидал  под  проклятия. 
Федосов. Ты  все  спланировал. Я  утверждаю  и  обостряю  наши  отношения , не  идеализируемые  мною – кем? Отвязным  мотоциклистом , не  пижонившим  в  период  становления , когда  интервалы  между  падениями  и  подъемами  были  и  без  того  сокращенными. До  минуты… до  вас… до  вас  не  доходит. Заявись  к  нам  пригласившая  нас  дама , и  крикни  она: «я  пришла! за  ваше  бессмысленное  шатание  по  моего  балагану  у  меня  для  вас  деньги!» , вы  бы  на  нее  среагировали. Сжались  и  поинтересовались: а  сколько? а-ааа... несерьезно. Оставьте  себе. 
Брудов. Я  бы  свою  долю  взял. Ведь  я  добытчик! что  добуду , тем  и  поделюсь – не  с  семьей , а  с  нуждающимися  стариками  и  нищими , с  егерями , с  пчеловодами… пчелы  справа!
Панина. Где  они?! Разве?! Летят?
Нубова. Атлет  грезит  о  меде. Полагается  на  выдумку , упрямится  и  выискивает  сладковатый  запах. От  тебя.
Панина. От  меня…
Нубова. Вскрывать  улей  в  одиночку  он  бы  тебя не  отпустил. Поставил  бы  тебя  на  место  заявлением , что  он  мужчина  и  он  пойдет  с  тобой , чтобы  разнести  улей  гирей. Меда  вы , конечно , не  соберете. В  скорости  улепетывания  от  взбесившихся  пчел  посоревнуетесь – такие  кавалеры  сплошь  и  рядом. Так  или  иначе  они  тебя  подведут.
Дячин. Я  заметил , что  тут  травля  мужчин  начинается. Изрыгается  клевета , и  я  с  улыбкой  думаю  о  пляжах , о  романтических  отпусках , о  ночном  ворковании  целующихся  в  губы  женщин – я  весь  испереживался. Женщин  от  нас  уводят , и  что  же  мне… выступать  против?
Брудов. Осуждай  их  безмолвно.
Федосов. Будь  начеку.
Панина. Если  бы  мне  предстояло  поваляться  на  чем-нибудь  мягком , то  я  бы  и  с  женщиной , а  на  жестком  исключительно  с  мужчиной. Его  авторитет  и  касания  скрасят  для  меня  неудобство  покрытия  - и  при  отсутствии  фантазии, и  при  том , что  он  на  меня  бы  не  смотрел , но  трогал… влезал… втирался  в  доверие.
Нубова. По  воде  расходятся  круги. Некто  утонул , а  в  моей  жизни  ничего  не  поменялось. Схему  я  начертила  и  нерешенные  проблемы  меня  особо  не  продергивают , но  без  лишних  движений  мне  до  преклонных  лет  не  продержаться. Мужчину  я  обязана  выловить.
Федосов. Ты  под  мужчин  подлаживайся , согласовывай  с  ними  планы  и  не  пеняй  им  за  досадные  осечки , вызванные  опьяняющими  средствами  под  крысиный  шашлык – из  нее , из  крысы. Это  неправда. Я  давлю  вам  на  психику , смотря  на  вас  не  насквозь , не  заинтересованно , у  меня  к  вам  сдержанная  симпатия , и  я  бы  не  сказал , что  все  мы  большая  семья. Собственных  семей  мы  не  имеем – у  атлета  нет , клоун  живет  в  прозябании  и  жену  он  материально  не  потянет , я  бы  до  женитьбы  снизошел , сверхсложности  для  меня  бы  это  не  представляло , в  моей  откровенности  вы  уже  усомнились , и  ваше  уважение  мне  не  вернуть , все  прошло  абсолютно  естественно. И  никакой  боязни. Я  шел  венчаться , но  меня  застопорила  групповуха.   
Нубова. И  кто  же  участвовал?
Федосов. Бизнесмен , шофер , бухгалтерша , уборщица , налоговик , пожарный  инспектор , девица  из  рекламного  агенства , парень  из  доставки  пиццы , аппетитная  финансистка  из  загадочного  Первоуральска…
Панина. А  ты?
Федосов. А  я  сидел  и  играл  им  на  балалайке. Вопрос «замерз  я  или  как?» является  риторическим – зимой. Когда  я  прихожу  с  улицы. Отторгнутым  удачей  и  совершенствующим  печаль. Пробудив  интеллект , я  бы  создал  цикл  поэм  о  роковых  случайностях  и  придурочных  возлюбленных , таскающих  меня  на  веревке  в  изнурительную  жару - с  нарастающим  чувством  безнаказанности. Милые , прыткие , бойкие… я  поминаю  вас  недобрым  словом. Вскакиваю  на  мотоцикл  и  отваливаю.
Дячин. Варианты  продолжения  знакомства  тривиальны. Программа  заложена , и  выбирать  не  приходится , мы  ни  на  что  не  годны  и  мы  доверяемся  случаю , ставим  серьезные  цели… себя  мы  не  предаем. В  этом  нас  не  обвинить. И  кем  же  нас  признают?
Брудов. Антигероями.
Федосов. Никак  не  медийными  фигурами.
Нубова. Но  и  не  банковскими  отродьями.
Панина. Мы - терзающиеся… поймавшие  ритм.
Дячин. Принюхавшиеся  к  дыханию  жизни.
Брудов. Прекратившие  угождать  и  не  побежавшие  за  легким  успехом. Утомившиеся  ждать  пригласившую  нас  даму.
Дячин. Да  пропади  она… мотоцикл  у  тебя  рядом?
Федосов. Он  тут.
Дячин. Это  актуально. Развезешь  нас  по  домам?
Федосов. По  одному , но  всех. Мы  здесь  сдружились , стали  друг  другу  своими…
Дячин. Очень  трогательно! Иди  и  заводи! И  мы  пойдем - потолкаемся  на  воздухе , поглядим  на  небо. Не  останемся  в  балагане. Вы  идете?
Нубова. Я  иду.
Панина. И  я  иду… и  мужчины. Мы  пришли  и  уходим , тянемся  к  выходу , и  чего  мы  приходили? И  сюда , и  в  наш  мир… зачем?
               
                Все  удаляются.
Дячин. (из-за  сцены). Что  ты  там  спрашивала? Зачем… зачем… давай  не  будем  уходить! Пойдемте  все  обратно! Назад , за  мной , смело.
               
                Все  возвращаются. 

Дячин. Предлагаю  постоять  и  подождать. Что-нибудь  происходит? Вот… жди , не  жди – вот  так. Вот. Вы  думаете , нам  похлопают? Ха… надеюсь , похлопают.   
@