Начальница фриков, вполне нормальная тетка Гармаш однажды просто закатила скандал истеричке Агутиной, моей непоредственной начальнице.
Да, истеричка Агутина, котлообразная старушка стриженная, под горшок и скрипевшая тапками, как солдат сбруей, уже давно работала там, с советских времен, и не была уволена за безделье только потому, что составляла доносы на всех.
Гармаш не помню с чего начала, но было, было с чего. Я лишь помню вопль:" Агутина! тварь! у тебя здесь клоака!"
И ответ Агутиной:" какая голова, такая и клоака".
Агутина возненавидела меня не с первого дня даже, а с первого взгляда, когда мы встретились с ней глазами. Но я должна была терпеть и радоваться, лететь пердеть и радоваться, потому что мне платили здесь не триста а тысячу. А это как сейчас пятнадцать тысяч.
Вспомнив этот цирк остается только
вспомнить все
Я стала получать регулярно хоть и небольшую но зарплату и теперь я могла лечить свою опухоль. Я думала что это от той простуды осталась опухшая железа, и поэтому я тайно и со страшной скорость, наврав с три короба, ездила за гомеопатическими шариками от простуды.
Тайно, потому что мать контролировала меня и требовала отчета, не шлялась ли я с мужиками.
А опухоль росла, и я понимала что гомеопатия не помогает, и однажды кто то заметит что вот оно, ужасное под ухом, и тогда мать тоже узнает, что я ущербна, что я больна и будет победоносно хохотать:" под ухом! под ухом! под ухухуххом!"
Вы думаете, я была сумасшедшая? Нет, я очень боялась мамы, а мама постоянно болела неприличными болезнями, и говорила, что их можно поймать даже в общественном туалете, а у нас на работе тоже туалет общий.
Мне было стыыыыыыдно и страааашно, что оно под ухом растет!
А гомеопатия дорого стоила. Пришлось снова голодать.
Под ухом росла и росла будто бы опухшая железка. Это началось в семнадцать после дефолта когда оказалось, что я зря голодала, чтоб накопить деньги на учебу.
Мама еще в шестнадцать обещала мне эти двести долларов, или сколько там, мать его, но смеялась:" дам, не дам, дм, не дам"!
Но я же уже большая, мне семнадцать. Какая к черту мама?
В общем, когда все рухнуло и мои усилия оказались напрасными, тогда и проявилось на шее это, но я одновременно заболела гриппом.
Я работала вахтершей в подъезде, и у меня не было теплых вещей. Из обуви были только туфлишки на два размера меньше.
Мечта, как сказала бы моя бабушка," филотуфлиста".
Настала осень а я после четырех месяцев голода.
Простуда не проходила. Простуда прошла не в августе, не в сентябре, нет ,простуда прошла только в марте ,после того, как я две недели отлежала в больнице по скорой.
Когда я вышла из больницы, был март, пахло весной. Впереди виднелся автобусный круг и желтые обшарпанные двухэтажные дома.
Район Печатники, начало девяносто девятого года. Полиэтиленовые пакеты с моими вещами не весили ничего. Моя опухоль, тогда еще совсем небольшая и то весила больше.
Зубная щетка, полотенце ну очень рваное, и вот собственно и все остальное на мне.
Дома меня не ждали.
обожающий возлюбленный не приехал.
Я поехала в Чертаново к Снюсь- моей заспатой подруге Марине.
От нее, пообедав не помню чем, к возлюбленному который по его словам, не приехал ко мне ни разу потому что у него отнялась нога.
Ну давайте я буду излагать сейчас не в понятиях моих семнадцати лет, а адекватно:" срать он на меня хотел".
А теперь, чтоб не очень грубо и на этой оптимистической ноте
перепрыгнем через два года, потому что надо
Вспомнить все
И вот мне уже исполнилось двадцать лет. Давно покрылся туманом тот предатель любовник.
Опухоль стала больше в несколько раз. Я закрывала шею прядью волос.
Мне было стыдно. Я собиралась замуж, и хотя знала что я не больна никакой заразой, но такой шарик там, где лимфоузлы напоминал мне о том что моя мать не вылезает из инфекций.
Я иногда думала, что у меня рак, а иногда бежала сдавать кровь и нервно проверяться. Анализы были чистыми. Но ведь мамины анализы не чистые и мужчины болеют.
И почему мне так отчаянно больно там, где растет эта шишка?!
Будущий муж уехал отдыхать в Крым и выставил меня обратно в мою квартиру.
Меня трясло.
Год назад когда моя бабушка продала прадедов дом и дала мне деньги на квартиру, моя мать сказала, что найдет меня и там и нашла - так бабушка сказала. А муж "брооооосил" - он уехал на полгода, какое утонченное издевательство и какой способ послать.
Я не ела три недели и выла, сидя на полу Опухоль росла и росла.
Я начала понимать, что если муж вернется, то можно не стыдиться сказать ему об опухоли ведь это не стыдная болезнь.
После работы, а в библиотеке мы заканчивали в пятнадцать тридцать, я ехала учиться на мастер- класс по журналистике.
Моя подружка юности Юльча Андреева, дочь десантника Сергея Андреева, заместителя председателя общества инвалидов, привела меня в эту редакцию
в мои девятнадцать лет.
В двадцать, когда я уже перевезла свои вещи на новую квартиру, накопила две зарплаты чтоб сменить замки, и да, сменила замки...
Я это к тому что я сменила замки что стоило мне две зарплаты, и только тогда я решилась перевезти в новую квартиру все мои документы!
А меня уже ждали на журфаке. Двое от нашей редакции должны были поступить. Одна из них я.
Я хорошая девочка, я держала свою родню в курсе происходящего.Мне очень хотелось, чтоб они поверили в меня и перестали меня презирать.
Я так хотела доказать им, что я тоже человек а не дочь папы Новожилова!
В общем прямо говоря и откровенно, они украли мой аттестат и я не попала на журфак, потому что хорошие девочки не теряют документы!
а сказать о том что потеряла - это стыдно: тогда мама права, что я раззява и "крыса гамма" -подчиненный экземпляр".
СТЫЫЫЫЫЫЫДНО!!!!!
И только после тридцати я окончательно поняла, что они, эти порядочные люди, так намучавшиеся с моим воспитанием : не хочет растить буйно помешанную сестру, не может бегать из- за порока сердца и одышки, страдает поперечным плоскостопием и отеками и обувь поэтому не подобрать, курит с двенадцати лет (они не знали что с десяти лет )
они украли мой аттестат. Я плохая девочка.
Только на четвертом десятке я поняла, что нужно было сразу хватать документы потому что всем колдырям района у которых мог быть ключ от хаты, что я купила в душе не усрался мой аттестат.
Что все колдыри района мирно пришли, вернули ключ и унесли свой диван. Что они были абсолютно безопасны, в отличие от моих всех родственников.
Я промолчала и никому ничего не сказала потому что убойно стыдно было сказать даже Юльче Андреевой или папе Андрееву, что я такая разиня!
Экзамены закончились тридцатого числа, а тридцать первого числа в мою дверь позвонили. С порога мой дед вручил мне мой аттестат.
А опухоль росла.
МГУ покрылся туманом. Скоро приедет муж. Опухоль растет. Скоро, если мы не расстанемся, он ведь начнет спрашивать, что это такое все больше и больше?
А вдруг мы больны спидом?
Моя мама ведь постоянно болеет венеричкой! А опухоль уже с перепелиное яйцо и там, где шейный лимфоузел.
А у меня муж ведь не первый, а вдруг мы умираем?!
Умирать не страшно, но очень стыыыдно! Он не первый, а вдруг я поймала что то удивительное что и моей маме не снилось?! И как, как, но как признаться что в моих сорока пяти килограммах сто грамм неизвестно чего????
А вдруг это я снова где- то лоханулась? Блииааать!
Черт с ним с факультетом журналистики, только очень уж стыдно перед всеми кто верил в меня тогда!
Очень стыдно перед папочкой дядей Сереж Андреевым, который был так рад, что я знаю кто такой генерал Маргелов.
Ну и что, что знаю, я разззява, потеряла аттестат, и под ухом у меня растет онко- позор!
Я не плакала. Плакать тоже стыдно.Когда ты плачешь, вокруг тебя смеются.
Продолжение следует