Большие дела

Евгений Халецкий
(Из снов председателя Г.)

Господин Г. машет рукой, и персонал разбегается по углам. Остаётся только специальный сотрудник, который носит его портфель. Фамилии сотрудника Г. не знает, потому что не спрашивал об этом никогда.

Сотрудник аккуратно поддерживает председателя Г. за локоть по пути к скрытому персональному лифту, двери которого похожи на стены. В лифте стоит пальма, гитарист в красной рубахе и кожаное кресло. До кабинета ехать семь с половиной минут.

От жалобной гитары что-то звенит у председателя Г. в голове, и ему кажется, что звучат струны его души. О существовании мира напоминают только меняющиеся электронные цифири на табло: 1, 2, 3, 7, 10.

«Эй, Мишка!» — говорит господин Г. Сотрудника, который носит портфель, он называет, как холопа. Мишка отвечает «Господин председатель».

И лица его господин Г. не помнит, потому что не смотрит на него. Не видит в нём необходимого масштаба.

Носом — вот чем отделяет он своих сотрудников от других незначительных граждан. Мишка пахнет резко, по-военному. С привкусом дешёвых сигарет. От этого господину Г. хочется достать из пиджака свою сигару.

Он перестал курить в лифте после того, как в таком же сгорел председатель комитета охраны труда. Законы природы, оказывается, распространяются на всех и каждого. В подтверждение намерений председатель Г. распорядился повесить в лифте знак «Не курить!» для самого себя.

«Что там у нас?» — спрашивает он у Мишки, а тот подсовывает бумаги с цифрами, и председатель Г. не смотрит на них, чтобы не заснуть. Если он засыпает трезвым, ему всегда снятся кошмары.

Чтобы сосредоточиться, он развлекает себя как обычно — ловит запахи. Мишкины: лимон, бергамот, дикая роза. Листья мандарина, белый перец, пот — гитарист. Старая его гитара почти не пахнет, зато струны её вечно пахнут йодом.

Господин Г. не любит незнакомцев, и чужой запах в персональном лифте его сильно напугал. Можно сказать, этот запах ввёл его в ступор, потому что от неожиданности это может случиться с каждым. Особенно с тем, у кого совесть нечиста, а он об этом даже не догадывается.

Он крутит одними глазами и ищет хозяина фруктово-молочного запаха, но взгляд падает на цифры: 22, 23, 25, 30…

Где-то вдалеке спрашивают: «Что с ним?» «Цифры!» — отвечают.

Снова спрашивают: «Бюджет?» Отвечают «Смета!»

Господин Г. хочет сказать, что всё дело в жирной пище на завтрак, в омлете с икрой, но засыпает. Проснувшись, обнаруживает себя в условиях совершенно иных.

Он на песке на берегу океана, рядом стоят люди в набедренных полотенцах и говорят ему:

— Вставай, говно!

Он спрашивает, зачем так грубо, а ему отвечают: «Да потому что тебя так зовут». Пока он сомневается, что так могут звать человека, его поднимают на ноги и дают копьё.

Говорят, надо пойти и сбросить с трона выжившего из ума отца. На вопрос Г. почему, собственно, он — отвечают:

— Да потому что ты из нас самый бронелобый.

Пока Г. (как он продолжает себя называть) думает, отнести это к оскорблениям или к комплиментам, его приводят к отцу.

Отец — здоровенная обезьяна в майке — смотрит на него и спрашивает:

— И ты, говнюк?

Г. не успевает поднять копьё, как отцовское уже свистит возле его уха и прилетает в голову старшему брату. Младший с перепугу швыряет своё копьё в отца и попадает прямо в его смеющийся рот.

Пока братья стоят на коленях и плачут, Г. сбрасывает с трона ещё трясущееся тело отца и садится сам.

Вся толпа из слуг, крестьян и прочей мелочи падает перед ним ниц, и Г. объявляет первый указ: «Все без исключения копья, ножи, осколки, просто острые палки, а также всё прочее, что может быть опознано как оружие, а также вообще всё подозрительное привести в негодность и сломать». После того, как указ выполнен, к трону подходит человек и шепчет на ухо о причаливших к острову чужеземцах.

«Чувствуете?» — спросил слуга у нового хозяина и сам ответил:

— Крадут наш мультифрукт!

В то же самое время слуга настойчиво тычет под нос миску с топлёным молоком. «Мне это настоятельно воспрещено» — говорит Г. — «Данная пища является крайне насыщенной жирами!» — и просыпается.

— Так точно, — говорит кто-то у него за спиной.

Фруктозно-молочный запах принадлежит ему, незнакомцу, который теперь находится сзади, в самой выигрышной для него позиции. От всего этого настроение портится на глазах.

Господин Г. спрашивает у незнакомца, где Мишка.

«Мишка?» — переспрашивает тот. — «Даже так… Если вы касательно Майкла, то его нет здесь».

Незнакомец катит кресло с председателем Г. в его кабинет и ставит за стол под официальными портретами, сам садится за стол для совещаний. Председатель смотрит на него исподлобья и ничего не может о нём понять.

Костюм обычный, лицо пресное, моргает, как все. Запахи всегда говорят председателю гораздо больше.

Например, что дома у незнакомца грудной ребёнок и что жена (или муж) заняты тем, чтобы вернуть всех подряд к природе.

— Что до меня, — говорит незнакомец, — моё имя Пол. И называть прошу меня именно так.

Потом этот Пол берёт с пола портфель, кладёт на стол, достаёт бумаги с цифрами и говорит:

— Так как вы стали употребляющим жирное слишком часто, у вас многое накопилось. Обещания должны выполняться.

От таких моралей Г. пытается отшутиться: «Чего, как говорится, на выборах не пообещаешь? На то они и выборы, так сказать! Ха-ха-ха!»

Незнакомец Пол вдруг занервничал: «Выборы? Какие выборы?» Только поглядев на календарь, что выборы нескоро, успокоился.

— О выборах вам стоит не думать вообще, — говорит Пол. — Речь веду об обещаниях вы дали нам.

Г. собирает остатки гордости и выпячивает подбородок: «А то что?»

Пол совсем перестаёт моргать и говорит:

— А то всё.

Г. ставит подписи на каждом листе, бубня под нос, что за всё это его когда-то будут судить. И не в районном суде на соседней улице, а в большом суде для мелких граждан.

— Успокойтесь, — отвечает Пол. — Судить вас будут не за это. Судить будут за большие дела.

Эти слова на господина Г. действительно влияют успокоительно, и запах незнакомца уже не кажется ему таким тупым.

Пол складывает подписанные бумаги в портфель, говорит:

— Десять минут спустя вы открываете заседание по вопросу, который известен для вас. Необходимо дать что-нибудь людям: лучше всего помянуть о детях. Как известно, дети наше будущее – и прочее.

Председатель Г. слушает и думает с восторгом:

«Безусловно, эти иностранцы являются крупными мастерами в больших делах!»

Но язык наш всё-таки тяжело им даётся.