Тепло холодного севера.
Как же тяжело видеть человека, которого ты волею судеб оставил в прошлом, изменившимся до неузнаваемости и что самое страшное потерянным для тебя во всех отношениях. Я бы даже сказал не потерянным, а оставленным где-то там далеко позади, в ушедшем безвозвратно времени, наедине со своими амбициями, и местечковым мировоззрением.
Причем не кого-нибудь, а своего близкого, когда-то родного человека. Это очень страшно, от этого опускаются руки и не хотят видеть ничего, глаза, устремленные в будущее. Это потеря, это провал всех твоих начинаний, стремлений, и верований. Как можно жить таким прошлым, если оно не только осталось позади, но еще и не изменило настоящее, а скорее наоборот даже и не думает бежать за поездом времени, в страхе встать на ступеньку последнего вагона.
Страшно, когда люди не боятся отстать от поезда, когда им все равно, ехать или не ехать. Им хорошо ТАМ, на той станции, в забвении, где они остались, в своем развитии, и это страшно. Это очень грустно понимать, когда некогда близкий тебе человек остался на перроне и поезд не остановить, он продолжает свое ускорение в поисках новых станций и новых городов, открывающих свои тайны сразу же за вокзальными площадями, где-то там, в глубине главной улицы, в сердце своей городской исторической тайны.
Еще страшнее, от того, что ты понимаешь, что тот человек, который с тобою рядом на самом деле совсем не твой, он тебе не поможет, а скорее только навредит и потянет тебя назад в прошлое, где ты совсем не опытный и зеленый, ничего не зная, только пытаешься жить и делаешь уйму ошибок, познавая мир.
Как понять, как это все предвидеть и распознать ту грань, за которой пара становится одним единым целым, сливается, дополняя друг друга, делает глубже и заставляет тянуться к тем индивидуальностям, заложенным в каждом, позволяющим развиться в этой непростой жизни и выйти на новый уровень совместно полученным знаниям, в этой непростой судьбе, предначертанной нам свыше?
Это Божественное чудо, когда пара мужчины и женщины являет собой одно целое, совместно ищущие и получающее в своем общем развитии обоюдное, дополняющие друг друга понимание, сближающее и позволяющее двигаться совместно по жизни, не вызывая споров, а скорее наоборот, противопоставляя свои, полученные в процессе такой сложной, и тяжелой жизни знания окружающему миру, так и старающемуся подавить их и уничтожить в потоке всевозможных искушений, и навязанных стереотипов.
Тяжело и нестерпимо больно отрываться от своего соратника и единомышленника в процессе продвижения вперед, в познании мира и его законов на собственной шкуре. Но возможно еще больнее терять человека находясь с ним рядом, в одной упряжке, понимая, что можешь получить в любой момент нож в спину. И он не будет настоящим стальным, а окажется еще коварнее и хуже в причиненных собою последствиях, эта рана непоправима, она не зарастет никогда и будет напоминать о себе всю жизнь. И не понятно иной раз даже, что лучше? Умереть сразу, разорвав все связи с прошлым, или выжить и существовать на грани жизни и смерти, но при этом все же приносить пользу миру и быть? Быть самим собой, оставшись таковым не смотря ни на что, ни на какие повороты судьбы и ее коварство.
Я давно решил для себя, что смысл появления на этом свете заключается в существовании любым способом, если он хоть мало-мальски дает надежду на принесение хоть какой-то пользы в этом мире, окружающим. Более того, я думаю, что уже только просто присутствуя здесь, мы приносим пользу окружающим. Просто поддерживая огонь жизни в себе, мы уже даем пример на его распространение в других, зажигая им одиночество окружения теплым, ласковым огоньком присутствия, придавая значимость своего нахождения на этой земле, и усиливая любовь к жизни, со всеми ее приключениями, и страшными только лишь на первый взгляд, историями, впоследствии оказывающимися вовсе не таковыми, а скорее поучительными и развивающими твое "Я".
Мы идем по жизни держась до последнего за свои якоря, в страхе потерять связь с грунтом и не оторваться в открытое море, особенно в шторм, в бурю и не дай Бог будучи одни. Мы не понимаем того, что только так и рождаются настоящие мореплаватели, настоящие открыватели новых морей и земель, и морей, доселе не известных и не знакомых нам, в наших узких рамках мировоззрения, искусственно ограниченных нами же в страхе перед чем либо новым, и неизвестным нам, и от того очень страшным в своей непредсказуемости. Но надо расти и двигаться вперед, не боясь отсекать цепи, зацепившихся за подводные скалы якорей, особенно в шторм, в страхе потерять все судно из-за нерешительности и трусости. Ведь в открытом море они не так уж и нужны.
Это все равно что плыть на север беря с собой купальные костюмы для загара, в надежде на дневной, морской загар на палубе туристических кораблей, бороздящих просторы океанов. Но север коварен, непредсказуем и суров. Он создан не для отдыха физического, он как минимум холоден и непригляден с первого взгляда городских, привыкших к комфорту, жителей. Он не уютен и грозит холодом своих надвигающихся стеной, у горизонта, скал, и просто неприемлем для тех, кто пришел в него за приобретением просто новых ощущений от восприятия природных контрастов, и любования картинами пустой и дикой природы, не загаженной толпами понимающей толк в жизни людей. Север не для них, он для нас, для тех, кто давно отрекся от понимания себя окружающими, своего внутреннего мира, своих бед и пороков. Он для тех, кто замкнулся в себе, в своем внутреннем мире, не имея ни малейшей возможности поделиться им с отставшими где-то далеко, в теплых странах, окружающими, веселыми и беззаботными прожигающими жизнь, людьми, когда-то возможно находящимися и рядом с нами на одной волне, но безвозвратно потерянными в температурном контрасте палуб идущих через северные океаны кораблей, и теплых соляриев трюмов тех же круизных лайнеров.
Тяжело двигаться на одном борту с непримиримо разными мировоззрениями на одну и ту же истину, людей. И возможно, если бы это был корабль Нансена, Фрам, то на боту произошел бы бунт .
Север не для всех, он для тех, кто созрел для него, кто понял что такое зимовье в землянке, среди белых медведей, когда дни превращаются в недели и теряется связь времен, когда не понятно какое время суток на дворе и все превращается в одну сплошную ночь. Это и есть север.
Мне кажется, что чувства можно проверять аскетичным холодом заполярного климата. Более того, любой человек проявит свое "Я" в таких условиях, пронизывающего ветра и покрытых льдом релингов кораблей, преодолевающих холодные волны, ну скажем Баренцева моря. Нога далеко не любого человека ступает на борт такого судна.
Я люблю не многословие холода, мой север во мне, в моих мыслях и взглядах на жизнь, со всеми ее невзгодами и пертурбациями.
Я был на берегу Японского моря, Тихого океана, Балтики, видел бесконечные просторы бурлящие волнами соленой воды, приносящей кружева пены для того что бы выбросить их на скалы, совершенно диких, а иногда и густо населенных, берегов, с одной лишь целью, передать привет этим гранитным камням от их дальних родственников, находящихся гораздо севернее и скучающих по югу, в надежде хоть чуть-чуть прогреть свои спины на солнце, таком теплом и ласковом в южных широтах в отличие от солнца северного, практически не греющего, но приносящего большую радость чем южное.
Всем хочется тепла, всем на этом земном шаре, но мало кто умеет разделять тепло и радость. Ведь оказывается, как я понял с годами она может быть не только теплой, но и холодной, расчетливой, рассчитанной на лед разума, порою принимающего единственно правильные и верные решения, благодаря своей рассудительности и расчету, возможному только благодаря умению отсекать все лишнее и ненужное в этих тяжелых, суровых, пронизывающих насквозь ледяным ветром, условиях глубины мысли, соизмеримой лишь с глубиной проталин, ну скажем к примеру, суровых снежных склонов Норвежских фьордов.
Это как постная пища, после долгого поедания всевозможнейших лакомств. Пост, особенно великий, долог и сложен и возможно даже в чем-то и суров. Но как же чиста и уместна бывает в нем пища духовная, приходящая к нам благодаря многодневному воздержанию от разнообразия еды. Она позволяет видеть нам многое то, что не видно в повседневной жизни, во вседоступности различных блюд и развлечений. В этом заложен рост и понимание всей сути и красоты всевозможнейших ограничений. Когда любой маленький, приспособленный к суровости климата цветочек, теребящийся на ветру и пытающийся максимально урвать частицу северного солнца, красив своей первозданной лаконичностью на фоне холодных, покрытых мхом скал и журчащих ледяными водами ручьев, пробивших свои тропы там, где и человек-то не ходил, приносит нам гораздо большую радость и счастье, чем букет южных, алых роз.
Мне кажется, что возможно я бы смог прожить один в этом мире не один год, а может и всю жизнь. Ведь я и тут, живу один, лишь изредка ко мне приезжают в гости мои дети, как будто из другой, протекающей где-то рядом, неподалеку от меня, жизни. Но мне этого достаточно. Я один и у каждого, я знаю, своя жизнь, свои планы и свои мечты. Мне же достаточно жить ожиданием той встречи, которая наступит раз в год, но оставит след в памяти на долгие месяцы одиночества в этой непростой борьбе за выживание в современной жизни. Где мне удается оставаться одному, находясь в Москве, с ее шумом и гамом, передвигаясь в метро, и по страшным скоростным эстакадам и шоссе, будучи самодостаточным, и неприхотливым в своих желаниях совершенно не зависящих от окружающего городского хаоса, и всех благ прогресса современной жизни.
Я не жил на севере никогда и моя мечта пожить там, а возможно и остаться на всегда. Но только вот с возрастом я начал понимать, что возможно собственный север давно со мной и вокруг меня, он не отделим от всего того, что я несу в себе он всегда рядом, с аскетичностью моего бытия, и предметов составляющих мой быт. Я его вырастил в себе сам, путем многих разочарований и лишений, потерь близких людей и приобретения глубины истин доставшихся в боях за выживание. Сначала он был просто маленькой и короткой среднеевропейской зимой, приносящей за собой весну и жаркое лето, но потом постепенно он стал перерастать в нечто большее и глубоко осмысленное, привезенное издалека из дальних путешествий, в закоулках моего замерзшего сердца. Холодного, но не переставшего стучать. И от этого продолжающего греть тех, кто не смотря ни на что рядом со мной все эти годы, возможно и только в мыслях, а не физически, но всегда в моей душе и только по этой причине получающего больше всего тепла от размеренности ударов моего ритма жизни, связанной на веки с этими близкими и родными мне людьми, до самого последнего дня моей зимовки.
Порою мне кажется, что гораздо теплее не на юге, а на севере. Там тепло более сосредоточеннее и не рассеивается в пространстве солнечных лучей, равномерно покрывающих землю. Оно сосредоточеннее и целенаправленнее, дорог и уловим каждый лучик северного солнца, показывающегося на недолгие минуты полярного дня, без которого и полярная ночь была бы не ночь, а просто ледяной мрак, не дающий нам понимания того драгоценного тепла, которое здесь, на юге, мы так безобразно разбазариваем направо и налево в празднике жизни, который не может продолжаться вечно, каждый день, и сам по себе уже отдает искусственностью и пластиком кладбищенских венков.
Тяжело быть одному на юге и как легко оказаться в одиночестве на севере, будучи окружен дикой полярной природой, лишь только в мыслях оставаясь с близкими тебе людьми, возможно и давно ушедшими из этой жизни в мир иной, но приходящими к тебе, в твоей памяти как живые, совершенно не пугая, а лишь только укрепляя и подбадривая в эти тяжелые северные дни, в замкнутости теплого пространства крепости, северного дома, потрескивающего на морозе своими бревнами одновременно граничащими с теплом и морозом.
И мне очень хотелось бы грея свои, такие холодные, заиндевевшие пальцы рук перед открытой топкой, свежерастопленной, и только начинающей согревать всю хижину печкой, вдруг ощутить величину той огромной трещины, образовавшейся между твоим прошлым и настоящим, во всей этой круговерти событий, потерь, приобретений и главное, неизбежность ее возникновения, особенно в пространстве открытого океана готовящегося к таянию льдов в связи с потеплением, и возможностью сбросить с себя весь холод непонимания на недолгий летний период примирения, и амнистии всех ранее совершенных предательств.
Недолгое северное лето должно простить и примирить весь этот абсурд жизненных ошибок, совершенных в холоде непонимания. Перед тем как вновь обжечь льдом непонимания долгой, новой полярной зимы.
23.09.2016 г.