Было уже поздно, в старом доме на окраине города уже все спали, кроме разве что Лиз, которая только вернулась с работы.
Она упала на диван, и позволила себе всего минутку отдохнуть, а потом снова в бой: уборка, стирка, готовка. Ничего не поделаешь, у нее на руках двое маленьких детей – шестилетний сын и безработный муж.
Казалось, всего на мгновение она закрыла глаза, но от жуткой усталости тот час уснула. Ее сон был тревожным и чутким, и проснулась она с быстро бьющимся сердцем и невыносимым стуком в висках.
В доме, где все спали, в этой жуткой тишине отчетливо слышалось постороннее присутствие.
-Проклятые крысы!- устало произнесла Лиз, и звук ее собственного голоса испугал ее еще больше, чем огромные крысы под прогнавшим от старости полом.
Сделав над собой усилие, она все-таки заставила себя встать с дивана и поднялась по скрипучей лестнице наверх, в комнату сына. Детская находилась под крышей дома, но ее сложно было назвать мансардой – это был обыкновенный старый чердак, куда они поставили кровать, и еще кое-какую мебель, и украсили стены плакатами мультяшек, а на потолок приклеили светящиеся в темноте звезды.
Лиз открыла дверь детской, и от громкого скрипа малыш завертелся во сне.
-Проклятый лентяй!- тихо выругалась Лиз, и замерла на месте. В ней кипело негодование – она несет все на своих хрупких женских плечах, а ОН не может даже смазать дверь, чтоб она могла увидеть ребенка, когда вернется с работы, не разбудив его.
Лиз тихо вошла. В комнате было темно, лишь через маленькое окошко пробивался свет, которого хватило, чтоб она могла увидеть лицо сына. Лиз уже знала, что утром устроит мужу – лентяю ссору, закатает скандал, отправит его в ад!- все что угодно, лишь бы он поднял свою жирную задницу и сделал ну хоть что-нибудь.
Она тихо опустилась на краешек кровати рядом с ребенком, которого она почти не видела, и который ее почти не знал.
-Мама…
-Спи малыш, еще ночь,- ответила она и нежно погладила его горячую щечку.
-Мама, здесь кто-то есть,- сказал он чуть испуганно.
-Нет, милый, это просто старый дом,(крысы) к тому же я рядом (которых твой отец, балван, никак не вытравит) если что, ты всегда можешь меня позвать.
-Хорошо.
-Хорошо, а теперь спи крепко и пусть тебе приснится что-то хорошее.
Из глаз Лиз покатились слезы: неужели ее ребенок должен жить в таких условиях, спать на чердаке, где под сгнившими досками крысы размером с кота?
Так каждый вечер она оплакивала судьбу своего сына и свою, жизнь, которая должна была быть счастливой, жизнь, которую теперь она ненавидела, и в минуты отчаянья, была готова распрощаться с ней раз и навсегда.
Звук будильника доносился из далека, словно из параллельного мира. Комнату освещал мягкий свет рассвета.
-Выключи его! Ты меня уже достала, не можешь просыпаться быстрее? Он уже полчаса звонит.
-Да пошел ты! К чертям собачим! – Лиз выползла из-под теплого одеяла.
-Сама катись!
Сегодня Лиз проснулась совершенно без настроения и была готова испортить его и муженьку.
-Стиви, ты совсем охренел?
-Отвали, дай поспать!
-А ты не выспался что ли? Сколько ты спал? Восемь часов? Десять? Я сплю по четыре часа в сутки, и высыпаюсь? Тебе вообще как живется? Сел жене на шею и ноги свесил. Не стыдно? Наверное, чувствуешь себя настоящим мужиком?
-Заткнись!
-Ты когда крыс потравишь? Они уже ребенка пугают.
-Отвали. Не доставай меня сейчас!
-А когда? Ты бы хотя бы встал и поговорил со мной! Может, хоть глаза разлепишь?
Стив нехотя сбросил одеяло и встал. Он слишком хорошо знал Лиз, знал, что если она решила его достать, то будь спокоен, она достанет, пока не получит по морде.
-Смажь дверь в детской, если это вообще можно так назвать. И найди, наконец, себе работу. Я больше так не могу. Я почти не сплю, устаю так, что тебе и не снилось, а потом работаю дома, потому что ты не можешь ни убрать, ни приготовить, ничего, кроме как разводить сральник.
-Давай на тон ниже.
-Нет, я просто не могу больше говорить с тобой спокойно, я вообще больше не могу говорить с тобой, ты мне противен. Ты не мужчина, ты – тряпка!
Удар. Сильный удар. И еще один, от которого Лиз оказалась на полу. Слез не было. Да и больно не было. Только желание убить его, как он убивал ее последние три года.
-Заткнись!- прошипел он. Его глаза налились кровью.
-Это ты считаешь по-мужски бить женщину, которая в десять раз меньше чем ты?
-Хочешь сказать я не мужик? Сейчас я тебе покажу, какой я мужик.
И он набросился на Лиз, словно дикое животное, разорвал ее ночную рубашку, из красного атласа, единственную красивую вещь, которая осталась со времен их счастливой жизни.
-Ты не станешь мужиком только потому, что взял меня силой!- крикнула она, уже не пытаясь разозлить его, а наоборот привести в чувства. Но поздно: Стиви уже стянул свои трусы, и ворвался в нее, прижимая Лиз к полу, весом своего большого тела, да так, что она едва могла дышать. Он двигался рывками, словно бился в конвульсиях, его большие ручищи сжимали ее маленькую грудь, ее влагалище горело, и этот жар разливался по всему ее телу.
Вот теперь Лиз плакала: ее физические и моральные страдания выливались с этими слезами.
-Скоро…- прохрипел он.
-Пошел ты!- Лиз сделала единственное, что могла: плюнула ему в лицо.
Удар. Снова. И снова. Потом его ручищи сжали ее тонкую шею. Сжали сильно. Слишком сильно…
-Я научу тебя, меня уважать!- орал он, приближаясь к оргазму.
Рано утром, в мягком свете восхода солнца Лиз умерла, оставив своего сына сиротой, и так и не успев сказать мужу-тирану, что ждала от него дочку