Выехал в небо, безветренно было, вечер, столбом алым вверх вростая, пуская в вены алую тьму!
И, поражённый, летящий лесом Хумбаба, открыл рот и проглотил Луну.
Устал.
Упал между сосен коричневых, пробив полог зелёный.
Сладко потянулся, но, решив ещё поспать "дальше" уснул. По этой дороге муравьи спешили, спешили, спешили, смеялись. Один из них очень громко смеялся. Наверное, его очень нежные пятки щекотала жёлтая трава.
Кто то заухал в углу лесяном. Тёмном и мшистом. С каплей смолы, вкусом рецины. Грибы. Октябрь. Немного зимы, как зимой будет это слово произнести? Предъявить его глазам мира. Как предъявляет охотнику африка нильского крокодила. Слово? Луна смотрела в озеро, либо в чёрное зеркало рта, либо в изменчивую реку, предъявляясь словом, что взял Ли Бо, взамен отдавая тень... Называться... Откликаться на что? Вот и прошло. Прошлое. Вот так резко понятно мне стало! Прошло! И настало! "Я" здесь и "я" там, уже там! Морок, между тем и этим. Вот вот вот и вот. Кто где? Мыши разбежались, кот проснулся и сел.
- Совершенно несть возможностей описать внутренности баранки. Объяснить просунув палец? Надев кольцо, что за кольцо? Кольцо блестит. А что это внутри? То самое?
- Палец, идиот.
Так прошло воскресение, солнечный день закатился под лавку кудлатой закрытую шкурой облак серебристых и белых, и синих и фиолетовых. Бу бу бу. Шкура барана. Шепот раздался в правом ухе и левое ухо тоже услышало шепот. Удивилось. Белое сзади мягкой подушкой возникло и... ошпарило мозг длинной иглой, злым ударом! Посыпался перец на хлеб и на стол рассыпалась соль, он поднял глаза, чёрное постепенно вторгалось и он ощутил, что с невиданной скоростью перемещается в ночь. Гулко в лесу заухала птица ночная, заворочался великан волосатый, выбежал заяц на границу травы и деревьев, прислушался. Ноги расставив стоял наблюдатель, мучительно силился, но не мог наблюдать постоянно. Там, откуда смотрел наблюдатель на Это, шёл дождь со снегом, и окно запотело и голова болела и глаза закрывались под тяжестью температуры. Простуда горела в груди и не отпускала. Здесь всё мешало смотреть, наблюдать. Наблюдатель молчал, вся и всё повернулось к нему ребром, почти исчезая, с глаз долой убегая, хотя отражения правила в глазах рыб и птиц не давали сорваться в пропасть и истончившись исчезнуть теряя стираясь радость.
Шумный поток воздуха из Этого места в То, побеждал и подавлял остальные звуки, дыхание ровным огнём приходило в себя, и, прощаясь, уносило Туда запахи Этого места. Шум набегал, настигал и становился.
Птица ночная коснулась крылом лица наблюдателя и обнулилась. Лин. О.
Он поднял глаза, чёрное с белым сходилось и алое плавно лилось на серебристую шкуру барана, на лавку, где порой отдыхает Бог.