– Фроська, – позвала тетка Лукерья.
– Ау! – коротко отозвалась девочка, забираясь повыше на черемуховый куст.
– Ты, по чо туды заползла! – ожидаемо начала ворчать тетка. – Наклонить надо было, и я бы побрала.
– Толстой, не наклонятся, – стала оправдываться Фрося.
– А ты вон по тому сучку-то пройди, я его соймаю и наклоним, – тетка Лукерья руководила с земли.
Фросе совсем не хотелось наклонять черемуховый куст, такой простор открывался с него, такая даль, а тетка отсюда с высоты казалась совсем не грозной и не строгой. И Фрося старалась еще хоть немного попользоваться таким своим превосходством – побыть выше тетки.
В конце концов, согнутый ствол оказался притянутым к земле, тетка всем своим весом придавила его, наступив на тонкие веточки и, надев корзину на руку, стала быстро-быстро обирать налитые черные костянки плодов. Фрося старалась не отставать, но ее корзинка наполнялась помедленнее.
Домой потащились в самый послеполуденный зной, по пыльной дороге, между пшеничным и ржаным полями.
– Ох, хоть бы груздков попроведать, – вздыхала тетка, когда проходили у какого-нибудь небольшого леса – колка.
– Тетонька Луша, айда уж домой, – все хныкала уставшая Фрося.
Наконец добрались до лесного колодца-копанца. Тетка Лукерья сняв с обломанного ивового сучка берестяной, потемневший от времени, ковшичек, зачерпнула прозрачной воды. Фрося долго пила, показавшуюся ледяной, сладкую воду. Тут, на краю леса с непонятным Фросе именем – Дуброва они и остановились передохнуть. Легкий ветерок сносил кровопийцев – комаров и слепней, шумела листвой разлапистая старая береза. А, когда ветер, казалось, утихал, мелко-мелко трепетала листьями осина.
– На осине-то Иуда удавился, – как всегда, при наблюдении такого явления напоминала тетка Лукерья.
– Давай-ко Ефросеньюшка ягоды переберем, – она развязала платок и разложила его на палой листве, наскоро убрав веточки и крупные травины.
Потом она высыпала на платок черемуху из своей и Фросиной корзин.
– Ты чисто берешь-то, а я тороплюся, дак и сору много попадат, – похвалила она Фросю, усаживаясь на траву рядом с платком и вытягивая ноги.
Перебирать ягоды Фросе стало уже совсем неинтересно, и она начала, позевывая оглядываться по сторонам. Там, в солнечных лучах играли цветные бабочки, толстый полосатый шмель, гудя, копошился где-то в травяных корнях – копал себе норку, большая стрекоза – коромысло с треском носилась у самой травы, пугая Фросю, иногда пролетая совсем близко и будто хищно оглядываясь на нее.
Тетка Лукерья, наконец, стряхнула оставшийся от перебранных ягод сор, быстрыми и четкими движениями прибрала волосы и подвязалась платком.
– Ты поиграй, да далеко-то не убегай, а я полежу маленько, косточки распрямлю. Шибко быстро дошлепали, вон и Сарайкина виднется, отдохнем, и домой, – она улеглась на бок, подоткнув правую руку под голову, – ох Фроська, глазоньки-то так сами и закрываются.
Вскоре тетка Лукерья уже мирно посапывала, предоставив Фросе полную волюшку. Отходить далеко, однако, было боязно, и Фрося бродила вокруг, так, чтобы видеть спящую.
Чуть не поймала буренькую ящерку, но та, побежав от нее вверх по стволу корявой березы, юркнула затем куда-то и как Фрося не искала, больше уже не показывалась. Шмель, кажется, докопал свою нору и теперь гудел из-под земли, доделывая что-то там, в глубине. Наконец, все ближайшее к спящей тетке Лукерье пространство было изучено по нескольку раз вдоль и поперек, Фрося уселась рядом, тоже позевывая и вроде бы ища удобное местечко.
Вдруг, Фросю, будто кто-то позвал. Голос был знакомым, хотя вспомнить, чей он, не получалось. Фрося все перебирала в памяти голоса своих родственниц или подружек, нет, все не те…
Фросю позвали снова, она встала, озираясь. Никого, нигде не было, но звали, будто вот тут рядом, как будто кто-то спрятался за вон той толстой березой и подшучивает над ней, не выходя.
Девочка пошла тихонько на зов, за березой никого не оказалось, она обошла ее кругом, нет, никто там не прятался. Она уже хотела вернуться к спящей тетке, подумав, что все это ей поблазнило во сне, но ее опять настойчиво позвали.
И Фрося пошла, с опаской озираясь, все дальше уходя в лес, обходя березы и осины, ожидая, что вот как раз за этой притаилась та, что зовет ее.
Вот так потихоньку, уже в темноте Фрося и очутилась одна среди болота рядом с обветренным деревянным крестом, чувствуя взгляд и не видя, кому он принадлежит. Только тут она опомнилась и испугалась. Реветь, однако, не получалось. Фрося стояла, изучая темнеющее пространство вокруг себя, дивясь теплу и покою струящемуся будто сквозь землю…
К вечеру следующего дня за Фросей пришел, до того казавшийся ей грозным и сердитым, нелюдимый, седой и бородатый старик, живший где-то на другом краю деревни. Взрослые и дети иначе как «Лешак» его и не звали, и настоящее имя было у него тоже, как казалось Фросе, лесное – Олёша. Почему-то в нем она слышала где-то глубоко-глубоко спрятанное слово «леший».
– Вот и нашел я тебя, девонька, – обрадовался дедушко Олёша-Лешак, подавая ей руку.
– А тетонька Луша, где? – озаботилась Фрося.
– Да, туто, недалеко, пойдем скорее, а то она изревелась уж вся, пока тебя искала-то, – поторопил дедушка Олёша.