МОЁ ИЗМАЙЛОВО
(середина 50-х годов ХХ века)
Во дворе
Старшеклассником в молодёжном лагере на Украине я услышал самодеятельную песню, где прозвучало название московского района, в котором я вырос: «И в тихих садах Измайлова влюбленных, как грибов». Больше этой песни я нигде и никогда не слышал, но, видимо, была такая песня, коль скоро проект парковой зоны «Сад влюбленных» был создан именно в Измайлово (http://izmaylowo.org/sadvlyblon.html).
Мы, мальчишки и девчонки послевоенного поколения, жили в Измайлово, не задумываясь, что каждый уголок Москвы становится памятным и дорогим тому, кто вырос в нём, и знает там каждый переулочек, как, к примеру, воспел Чистые пруды Ю.Нагибин в повести «Переулки моего детства».
Многие черты московского быта запечатлены бардом, классиком авторской песни Б.Окуджавой. «Песня о Лёньке Королёве» стала «своим», каждым словом узнаваемым «документом эпохи»:
«Во дворе, где каждый вечер всё играла радиола,
где пары танцевали, пыля,
ребята уважали очень Леньку Королёва
и присвоили ему званье короля».
Словосочетание «дворовые ребята» не имело никакого отрицательного значения. Послевоенный московский двор – это ещё действительно двор. Он был нашим миром. Огороженное забором пространство было местом, где каждое утро собирались дети, ещё не посещающие школу. Днём после занятий во дворе появлялись школьники. Двор становился своего рода «ближним кругом», который давал чувство безопасности, защищённости, принадлежности к одному коллективу.
Мальчишки играли в футбол, насколько это позволяли размеры двора. Состав команд непрерывно менялся, потому что вновь прибывший игрок мог присоединиться к той или иной команде, сказав: «Я на новенького!» или «Я на старенького!», и капитаны команд, в зависимости от квалификации «новичка» или «старичка» и собственных потребностей, решали, в какую команду он пойдёт.
Играли в «ножички», «пристенок» («пристеночек»), «расшибаловку». В «ножичках» можно было выиграть самый «накрученный» перочинный ножик в обмен на ржавое лезвие с пластмассовой рукояткой. Требовалось, раскрыв ножик и поочередно ставя кончик лезвия на кончик каждого пальца, вращательным движением сбросить ножик вниз так, чтобы он вертикально воткнулся в песок. Результаты состязания не оспаривались.
«Пристеночек» требовал определённых денежных ставок, которые выставлялись на кон ударом ребра монеты по стенке. Первый игрок делал свой удар, и если он мог дотянуться от своей упавшей монеты, поставив на неё кончик большого пальца, до любой монеты «противника», поставив на неё кончик мизинца, то монета «противника» переходила к нему. Часто бывало так, что никому из играющих с первого раза сделать удачный удар не удавалось, и тогда начинался новый круг.
Как играли в «пристеночек», проще показать, чем рассказать. Когда я уже учился в институте и увлёкся Японией, моя японская знакомая, театровед, переводчица пьес А.Вампилова спросила, что это за игра такая, я просто достал из кармана горсть монет и наглядно объяснил ей правила игры.
«Расшибаловка» тоже подразумевала денежные ставки и требовала меткого глаза и твёрдой руки. Монеты располагались «пирамидкой», добраться до неё можно было также удачным броском, попав в неё и разбросав монеты россыпью. Далее игрок, который первым разбил пирамидку, ударами самой крупной монеты или специальной «биты» должен был перевернуть любую монету из лежащих россыпью с «орла» на «решку» (или наоборот). Монета в этом случае переходила к нему, и он получал право на новый удар. Если монету перевернуть не удавалось, очередь удара переходила к следующему играющему.
Игра в «бабки» (в «ко;зны») — старинная народная игра, упомянутая В.Катаевым в повести «Белеет парус одинокий», получить распространения не могла, так как для неё в качестве игровых предметов требовались небольшие кости ног копытных животных («бабки»), которым в таком городе как Москва, где не было скотобоен, неоткуда взяться.
Логичен вопрос, откуда у детей брались небольшие («крохоборские»), но достаточные для игры «на деньги» суммы. Их выдавали перед выходом во двор бабушки, неработающие матери, старшие братья и сёстры, реже - отцы на «газировку» и мороженое.
Самым популярным было фруктовое мороженое в стаканчике ценой 7 копеек. К нему прилагалась плоская деревянная палочка. «Газировка» (простая «шипучка» стоила 1 коп., с сиропом – 4 коп.) готовилась продавщицей в условно белом халате, которая вместе с баллоном, насыщающим воду углекислым газом, и аппаратом, состоящим из двух колб с сиропом и смесителя, располагалась в тени деревьев у трамвайной остановки.
Поход за «газировкой» к трамвайной остановке превращался в приключение с непредсказуемым исходом: по пути жаждущих могли перехватить ребята постарше из соседних дворов, отобрать деньги и потребовать новой дани («Иди домой, скажи бабушке, что деньги потерял, попроси ещё и принеси нам, а то получишь!»)
Когда в 90-е годы Россию захлестнула волна бандитских разборок, «стрелок» и «включённых счётчиков», жизни «по понятиям», у многих людей возникал вопрос, откуда взялись участники этих кровавых событий. Мне же казался совершенно ясным переход, сделанный этими существами, которые постепенно утрачивали человеческий облик, от привычки отбирать у 10-летних пацанов медные монеты, до полновесного «беспредельного» рэкета.
Сопливые, шмыгающие носом, плохо одетые и не стриженные, лишенные родительской заботы и внимания, но со свинчаткой или финкой в кармане - эта малолетняя шпана со временем пополняла ряды хулиганов и бандитов «российского разлива». Не хочу сказать, что каждый из них был не в ладах с законом, но задатки для этого были.
Конечно, следует принять во внимание, что у многих таких ребят отцы не вернулись с войны, и они поневоле остались безнадзорными. В «Балладе о детстве» В. Высоцкий поёт:
«… Не досталось им даже по пуле,
В "ремеслухе" - живи не тужи.
Ни дерзнуть, ни рискнуть, - но рискнули
Из напильников делать ножи.
Они воткнутся в легкие
от никотина черные,
По рукоятки легкие
трёхцветные наборные.
Вели дела отменные
сопливые острожники.
На стройке немцы пленные
на хлеб меняли ножики.
Сперва играли в фантики,
в пристенок с крохоборами,
И вот ушли романтики
из подворотен ворами».
Строго говоря, речь идёт не о ножах, а о т.н. заточках (заточка – «русский стилет»). И мне кажется, после слова «фантики» должна стоять запятая, разделяющая названия двух разных игр, - «фантики» и «пристенок».
У нас таких «романтиков» не водилось. Дом считался ведомственным, жили в нём, в основном, сотрудники одного и того же учреждения. Люди были, конечно, разные, но в целом приличные, и дети были, как дети.
Должен сказать, уточняя своё отношение к детским играм «на деньги», что сам я чаще выступал в роли наблюдателя, а не игрока, и «на деньги» никогда не играл, только «на интерес». Мне претило желание «обогатиться» за счёт товарища, какие же мы после этого товарищи? Это отношение я перенёс на карточные игры, когда повзрослел.
Взрослые парни по воскресеньям играли в «городки», деревянные чурки, обитые жестью от консервных банок, от меткого удара разлетались во все стороны. Мы следили за игрой, знали последовательность всех фигур и «болели» за «своих» игроков.
Девчонки выкапывали где-нибудь в углу секретные «домики» для своих кукол, выкладывали их цветными стёклышками, украшали фантиками от конфет, играли в эти же самые «фантики». Прыгалки и «классики» были также девчоночьим занятием.
Если на территорию девочек залетала божья коровка, они бережно сажали её на открытую ладонь и выпускали, произнося при этом:
«Божья коровка, улети на небо, принеси мне хлеба, чёрного и белого, только не горелого».
Все вместе играли в игры с мячом – «штандар», «хали-холо». Целью первой игры было выбивать мячом других игроков. Ведущий, которого определяли считалкой, подбрасывал мяч в воздух и кричал «Штандар». Пока мяч падал на землю, нужно было отбежать от ведущего как можно дальше. В «хали-холо» цель была та же, только другие игроки, отбежав от ведущего, должны были присесть на корточки и отбивать мяч могли только ногами.
Считалок для определения последовательности играющих было много.
У мальчиков:
«Вышел месяц из тумана,
вынул ножик из кармана.
Буду резать, буду бить,
всё равно тебе водить».
«Победа! -
осталась без обеда,
случилась беда,
пропала еда,
ты это сделал?
да.
Воскрешались старинные считалки: «Аты-баты, шли солдаты…», «На златом крыльце сидели…» и др.
У девочек:
«Ниточка-иголочка, лети, прилети.
Красное стеколышко ко мне принеси».
«Пчёлка-чёлка-ёлка».
Очень популярен был «чижик». Когда приходила охота побегать во дворе, играли в «салки» («салочки»). В «прятки» играли редко, потому что прятаться было практически негде, но, если играли, то ведущий начинал игру словами: «Раз, два, три четыре пять – я иду искать. Кто за мной стоит, тому водить. Кто не спрятался – я не виноват». Последние слова вошли в разговорный язык как поговорка. Самого ведущего было принято подгонять словами: «Дома кашу не варить, а по городу ходить».
В «войну» тоже практически не играли, так как никто не хотел быть «фашистом», и никакие уговоры, что это только игра, не помогали.
В «казаки-разбойники» не играли, потому что не знали правил.
Ближе к вечеру во дворе появлялись взрослые - игроки в домино. Для них стояли ими же сделанные и вкопанные в землю стол и лавки. Играли четверо, двое надвое, «навылет». Остальные стояли вокруг стола, ожидая своей очереди. От ударов костяшками поверхность стола, казалось, прогибается.
Во многих дворах взрослые мужчины держали свои голубятни. К ним детей не подпускали, но когда владельцы голубей выпускали своих птиц размять крылья в воздухе, весь двор любовался этим зрелищем. Чрезвычайным происшествием было, когда стая садилась не на свою голубятню. Начинались сложные переговоры о возврате птиц по принадлежности.
Соседние дворы не были полностью изолированы друг от друга. Оторванная доска в заборе, а то и две открывали проход на соседнюю территорию. Отношения между «близкими» дворами были сдержанными, но в целом мирными: какой смысл ссориться с соседями. Но между «дальними» дворами иногда разыгрывались настоящие сражения, часто по пустяковым, надуманным поводам, к счастью, без применения холодного оружия.
Особо следует отметить престиж, которым пользовались владельцы самокатов. Нынешним обладателям «БМВ» и «Мерседесов» не понять того восторга, который испытывали дети, вставая на это самодельное транспортное средство. Завидовали тем, чьи отцы или старшие братья могли достать подходящие подшипники и в мастерской в подвале собрать самокат.
Играла радиола…
Радиола – это, собственно говоря, электропатефон, со своим звукоснимателем (пьезокристаллом) и вращающимся кругом, на который ставили пластинку. Чтобы вынести радиолу на улицу (во двор), наращивали удлинители, или использовали электрокабель.
Пластинки – чёрные пластмассовые диски на 78 оборотов в минуту. Металлические иголки нещадно царапали их, звук искажался.
Иногда радиолу заменял баянист, игравший «живую» музыку. Для него ставился табурет на краю «танцевальной площадки». Он делал перерывы, чтобы передохнуть и промочить горло.
Женщины пели «Провожание» М.Исаковского.
«Дайте ж в руки мне гармонь,
Чтоб сыграть страданье.
Парень девушку домой
Провожал с гулянья».
В этом месте баянист вполголоса напевал «от себя» что-то озорное , что именно, мы не слышали, но мужчины, стоявшие рядом, покатывались со смеху, а женщины укоризненно грозили пальцами.
Мне больше нравилось, как звучит аккордеон.
Впереди была «звуковая революция»: пластинки на 33 оборота, более экономичные, затем - катушечные магнитофоны с катушками от 250 м до 500 м.
Из переносных катушечных моделей популярны были литовский «Гинтарс», российская «Комета» (производилась в Новосибирске); из стационарных – украинский «Днепр». Утраченное братство республик!
Магнитная лента часто рвалась, её склеивали уксусной эссенцией
Потом появились кассетные магнитофоны, где лента была спрятана в пластмассовый корпус.
Появления CD ROM и USB никто и предвидеть не мог.
Разная музыка и песни звучали с этих пластинок. Всенародно любимыми отечественными исполнителями эстрадных песен были К.Шульженко («визитная карточка» - песня «Синий платочек»), Л.Утёсов («У Чёрного моря»), М.Бернес («Тёмная ночь») и др.
Мы с удовольствием слушали эти песни вместе со взрослыми.
Из песен разрядом пониже запомнился «Мишка», над которым рыдали продавщицы, официантки, кондукторши в транспорте - то есть те, для кого эта песня и была сочинена:
«Мишка-Мишка, где твоя улыбка,
Полная задора и огня?
Самая нелепая ошибка -
То, что ты уходишь от меня»…
Злые языки переиначили начало, спев: «Мишка, Мишка, где твоя сберкнижка?»
В целом в то время наметилась некая отдушина в песенном репертуаре, официальная часть которого подлежала утверждению минкультуры и отделом пропаганды и агитации ЦК. Власти как бы делали послабление народу, победившему в войне.
«Наверху» шла очередная идеологическая кампания, нацеленная на борьбу с «буржуазным космополитизмом», а люди тянулись к «неофициальному» репертуару - западной эстраде, с удовольствием повторяя слова из западных и псевдозападных песенок.
Такими были, например: «Белла Донна», «Чико из Порто-Рико», «Кукарача», «Песня за два сольди», «Плохой характер», «Фадо, фадиньо» - последние две из репертуара аргентинской певицы Лолиты Торрес, которая пользовалась в Советском Союзе большей популярностью, чем у себя на родине.
Нашим любимым «дворовым» шлягером была песня «В нашу гавань заходили корабли», которую мы пели, собравшись где-нибудь в укромном уголке двора. Гитара была ещё мало распространена.
…«Вот в воздухе сверкнули два ножа, два ножа.
Пираты затаили всё дыханье.
Все знали атамана как вождя
И мастера по делу фехтованья.
Но Гарри был суров и молчалив.
Он знал, что ему Мери изменила.
Он молча защищался у перил.
И Мери в этот миг его любила.
Вот с шумом повалился атаман, атаман.
“О, Мери” - его губы прошептали.
Погиб пират, заплачет океан.
А кровь уже стекла с ножа у Гарри.
В нашу гавань заходили корабли, корабли.
Большие корабли из океана.
В таверне веселились моряки
И пили на поминках атамана!»
Мы не обращали внимания на несуразицы текста, например, каким ветром наездника, ковбоя Гарри занесло к морю, если его стихия – прерии; почему у моряков (или пиратов) предводитель – атаман, а не капитан (сравните: капитан Джек Воробей, атаман же бывет у разбойников или казаков); велика ли доблесть зарезать ножом пьяного человека (атаман был пьян); на ножах не фехтуют, а дерутся.
Все эти недочёты перекрывались динамикой сюжета, сведённого к простому жизненному вопросу: кто - кого?
Строки этой песни, описывающие бой на ножах, вспомнились мне уже взрослому, когда я читал слова Кармен, обращённые к Хосе: «Гарсия наверное бы тебя убил. Твой наваррский прием — просто глупость, а он отправлял на тот свет и не таких, как ты. Но, видно, пришел его час» (П.Мериме. Кармен).
В популярности не уступал этой песне другой шлягер - «В Кейптаунском порту» о стычке английских и французских моряков.
«В Кейптаунском порту
С пробоиной в борту
"Жанетта" поправляла такелаж.
Но прежде чем уйти
В далекие пути,
На берег был отпущен экипаж…».
«Такелаж» был явно только для рифмы: какая связь между корабельными снастями и «пробоиной в борту?» Но наслушавшись этих песен, мы были готовы бежать из дома, чтобы добраться до Одессы и там упросить капитанов кораблей взять нас к себе юнгами.
Имелась в нашем репертуар «разбойничья» песня – «Луна бессонницей лениво», которая в современных публикациях снабжена пометками «народная» или «дворовая».
Луна бессонницей лениво
Обходит черный лес небес.
Кусты руками разгибая,
Шагал разбойник через лес.
Вот колокольчик ближе, ближе
И вот уже невдалеке.
Глаза разбойника горели,
Блеснул булатный нож в руке.
Карету вдруг остановила
Его могучая рука.
С разбитым черепом на землю
Упало тело ямщика.
Полковник был не из трусливых,
Со шпагой выскочил в руке.
Смертельный бой у них начался
Вблизи кареты на песке…
Полковник при ближайшем рассмотрении оказался отцом разбойника, последние строки песни звучали как предостережение отцеубийцам:
«А сына в цепи заковали,
В Сибирь на каторгу сослали».
Пары танцевали…
Танцевали три танца: фокстрот, танго, вальс. Время рок-н-ролла и твиста ещё не пришло. Интересный очерк «Как простые люди танцевали в Советском Союзе после войны» можно прочитать в интернете (ОПТИМИСТ > 8 мая 2016).
Мы сами, естественно, по малолетству не танцевали, но внимательно наблюдали за танцующими, чтобы на следующий день на заборе или на стене дома появился лаконичный текст, сделанный мелом: Таня + Андрей = (изображение сердца, пронзённого стрелой).
Уважали Леньку Королёва…
И у нас был свой Лёнька Королёв, и звали его по счастливому совпадению тоже Лёнькой. Вот только фамилия у него была не «королевская» - Жеребятьев и на войне он не был. Призывной возраст в 1941 году был 18 лет. Мне кажется, Лёнька был 1925 года рождения, и к началу войны ему исполнилось 16. Он был старше нас, и, конечно, ему было скучно возиться с «мелюзгой». Но в трудную минуту он, действительно, мог придти на помощь.
Одно время я после школы направлялся домой к своему другу Борису Милованову. Мы садились за стол и рисовали дома, деревья, корабли, а потом сравнивали рисунки. Борис жил недалеко от меня, на 10-ой Парковой / угол Измайловского бульвара. Ребята из его дома, обиженные тем, что Борис дружит с «чужаком», стали к нам цепляться. Я пожаловался Лёньке, тот переговорил со «старшим» мальчишкой в доме Бориса, и от нас отвязались. К сожалению, дружба с Борисом прервалась, когда его семья переехала в другой район.
Однажды Лёнька велел всем нам вечером собраться во дворе, имея при себе карманные фонарики. Он разбил нас на две команды и поставил задачу -незамеченными пробраться на территорию условного «противника» и захватить его штаб. В игре нужно было соблюдать определенные правила и запреты. Я до сих пор помню мигающие в сумерках фонарики, захватывающее волнение от игры, которую придумал Лёнька.
Так протекала жизнь в «ближнем круге». Я не идеализирую отношений между детьми одного двора. Детский коллектив может быть очень жесток, копируя мир взрослых и даже превосходя его. Это убедительно показал Уильям Голдинг в романе-аллегории «Повелитель мух» о группе детей, оказавшихся в результате авиакатастрофы на необитаемом острове и постепенно превращающихся в дикарей с дикарским же образом жизни и моралью.
Выбирается отверженный, «козёл отпущения», возможно, чем-то отличающийся от большинства, возможно, имеющий физический недостаток и начинается его травля (у Голдинга это «Хрюша» - "Piggy", толстый, страдающий астмой мальчик в очках). Во дворе он рано или поздно мог бы услышать в свой адрес: «Жиртрест-мясокомбинат» или «Очкарик». На его месте мог оказаться любой. Какой-то необъяснимый выброс злой энергетики!
Такой пример: на 3-ем этаже жила семья Потаповых, ну, и мальчик, соответственно, был Потапов. Малолетние кривляки, собравшись под балконом, начинали скандировать: «Попата – лопата, убил дедушку лопатой, а бабушку топором…».
Бесстыдно заимствовалась старинная дразнилка «Рыжий, рыжий – конопатый, убил дедушку лопатой. Если каждый конопат, где на всех найти лопат?» Эти вопли продолжались до тех пор, пока разъярённый Потапов не выскакивал из подъезда и не набрасывался с кулаками на обидчиков. Те бросались врассыпную, потому что справедливый гнев придаёт силы.
С другой стороны, говоря словами Воланда, «и милосердие иногда стучится в их сердца». В нашей дворовой компании был мальчик на костылях по имени Талик (от Виталик). Конечно, в подвижные игры с мячом он играть не мог, садился где-нибудь в сторонке и наблюдал за игрой. Никому и в голову не приходило дразнить или как-то ещё обидеть его. Наоборот, ему помогали, как могли.
Была нехорошая привычка давать проигравшим в какой-либо игре прозвище, чаще всего обидное. «И дразнили меня недоносок, хоть и был я нормально доношен» (В.Высоцкий). Держалось прозвище недолго, до следующей игры, но всё равно, если выигрывал я, то отказывался как-то обзывать проигравшего.
С этим связано одно любопытное психолингвистическое наблюдение. Как-то раз, когда я стремился избавить проигравшего от особенно «позорной» клички, я сказал: «Ты будешь Толя». – «Но я и так Толя». – «Ну, вот ты будешь два раза Толей». Проигравший походил-походил, а потом и говорит: «Нет, ты всё-таки обзови меня как-нибудь, не хочу, чтобы моё имя было прозвищем».
Ещё один пример из этого же ряда. На 10-ой Парковой / угол Первомайской было несколько домов, образующих так называемую Татарскую слободку, так как жили в ней татары. Как правило, они работали дворниками в окрестных домах.
Среди подростков там верховодил мальчишка, не по годам развитый физически, настоящий атлет. С ним «наш» двор предпочитал не встречаться, как говорится, «на узенькой дорожке», так как можно было без всякой видимой причины заработать от него хорошего тумака, Маленький народец отыгрывался, крича с приличного расстояния: «Хамзя! Хамзя!»
Что это значит, никто толком сказать не мог, но очевидно что-то обидное, так как татарин переходил в наступление, и дразнящие спасались бегством. Как-то раз я пошёл в маленький книжный магазин рядом со слободкой, зазевался и пришёл в себя, только нос к носу столкнувшись с этим мальчиком. Он схватил меня за рукав куртки. – «Попался!» - потом остановился. – «Постой, что-то я тебя не знаю. Ты из того дома?» – Я стоял молча, не пытаясь вырваться и убежать. – «Страшно тебе? Боишься?» - «Нет, не боюсь. Почему я должен тебя бояться? Я тебе ничего плохого не сделал». – «Как ты меня называешь?» - «Как ты хочешь, чтобы тебя называли, так я и буду называть». – Ему это явно понравилось. – «Меня зовут Хамзя. Это имя. Не прозвище. Так и скажи своим». На этом мы мирно разошлись. Много позже я узнал, что Хамзя – это татарская форма арабского имени Хамза, что означает «острый, жгучий». По преданию, это имя носил дядя пророка Мухаммеда.
К слову вспомним, что немцы называли русских солдат Иванами, а русские немцев – Гансами.
Из проступков, которые скрывались от взрослых, были курение (если то, что мы делали, можно назвать курением), катание на плотах в большом котловане, заполненном жёлтой от глины водой; катание на фанерке, уцепившись за задний бампер автобуса на Измайловском бульваре.
Курили «самокрутки» из сухих листьев, давясь горьким дымом и удивляясь, что взрослые находят в этом занятии.
И к счастью никто не утонул и не попал под колёса.
Имел свои ориентиры «дальний круг». Коротко перечислю их.
На юге – трамвайные пути на Первомайской улице и дальше спуск к лесу (так мы называли парк) по 11-ой Парковой, минуя Нижнюю Первомайскую.
На 11-ой Парковой за трамвайными путями на левой стороне была мастерская по ремонту обуви, на правой стороне – овощной магазин, который в народе назывался «зелёненьким».
Когда-то он действительно был зелёного цвета и – многократно перекрашенный – сохранил своё первоначальное прозвище. В отделе, где продавалась картошка, под прилавком было чудо технического прогресса - деревянный жёлоб от продавщицы к покупателям, по которому картошка ссыпалась в подставленную сумку. Кто не успел, тот опоздал!
На Первомайской / угол 11-ой Парковой был гастроном с довольно большим ассортиментом товаров. Времени на покупку тратилось много, потому что товар (сыр, колбаса…) надо было сначала «завесить» у продавщицы в отделе, отстояв в очереди, потом оплатить его в кассе и с чеком снова встать в очередь, чтобы забрать свою покупку.
Попытки тут же отдать чек продавщице со словами «Мне только получить» пресекались стоящими в очереди: «Всем только получить!» Самые предприимчивые пользовались фразой «Скажите, что я за вами!» и торопились в другой отдел, успевая за тот же отрезок времени «отовариться» в нескольких отделах.
Когда позже в институте я преподавал русский язык иностранцам, то эта магическая формула «Скажите, что я за вами!» оставалась непостижимой для любопытных студентов, которые то и дело слышали её в магазинах.
- «Но она сама ушла из очереди. Как же она может туда вернуться?»
Загадки российского быта!
Углубляясь в лес, проходили «три поляны». «Первая поляна» – опушка, где собирали лесные цветы. «Вторая поляна» - ручеёк, впадающий в речку Серебрянку. «Третья поляна» - холмы, где зимой катались с горок на санках.
На Серебрянке был «дикий» пляж, куда нас отпускали только в сопровождении взрослых. За речкой - недостроенный стадион, который, как говорили, во время войны был замаскирован под аэродром, чтобы фашистские лётчики, если бы им удалось прорваться к этой части Москвы, сбросили бомбы на пустое место.
У нас было несколько входов в лес, в том числе за пределами «дальнего круга». Один из них вёл к тиру, где можно было пострелять из почти что «настоящей» малокалиберной винтовки ТОЗ,
На севере был заброшенный аэродром, куда мы ходили ловить майских жуков. Пустующая территория будет застроена, образуя микрорайон Северное Измайлово.
На востоке - трамвайное кольцо на 16-ой Парковой. Там же - питомник декоративного цветоводства, производитель озеленения для Москвы.
Дома вдоль трамвайных путей - плоды трудов немецких военнопленных, которые упомянуты у В.Высоцкого. «Горожанин» отмечает, что ими построено большое количество 2-3-этажных зданий, обладающих архитектурной привлекательностью. Эта послевоенная застройка придавала Измайлово неповторимое своеобразие / Gorojanin 16).
На западе – магазин «Культтовары» на Верхней Первомайской. На Измайловском бульваре - булочная и аптека. На Измайловском бульваре / угол 9-ой Парковой магазин «Молоко» («Не ходите далеко, здесь всегда есть молоко»).
На Первомайской / угол 9-ой Парковой магазин «Диета» в доме, который особенно мне дорог, так как в нём жили родители моей будущей жены Евгении. Сама Женя жила у бабушек на Измайловском бульваре, дом 25, кв.13. Это между 7-ой и 5-ой Парковыми.
Я жил на Средне-Первомайской / угол 11-ой Парковой, дом 12, кв. 3.
Я не верю в случайные совпадения. В многомиллионном городе дважды пересеклись наши жизни. Первый раз «по месту жительства» в Измайлово, второй раз – «по месту работы» на Юго-Западе, где мы работали в одном институте. Жена – юрисконсультом, я – научным сотрудником. Вероятность такой случайности ничтожно мала.
Мне повезло в жизни с этой чудной женщиной, сочетающей рационализм и романтичность, ум и красоту. В японском языке есть глагол «норокэру», аналога которому, насколько я знаю, нет в других языках, и который передаётся описательно: to speak fondly of; to praise one's spouse - говорить нежно; хвалить свою супругу (впрочем, и жена может так говорить о муже).
Были и дополнительные указатели предопределённости. Наши отцы оба профессионально занимались вопросами самолётостроения. Её папа был конструктором, изобретателем приборов, позволяющих лётчику точно определить местонахождение самолёта в воздухе (т.н. «авиагоризонты»). Мой папа работал в области авиационных материалов. На мой вопрос, чем он занимается на работе, он ответил, что вместе с другими сотрудниками своего отдела решает вопрос как делать самолёты одновременно лёгкими и прочными.
И у Евгении, и у меня есть старшие сёстры. Ирина, сестра Жени, дизайнер, с детства любила рисовать, окончила архитектурный институт, участвовала в реставрации Покровского собора на Измайловском острове, живёт в США.
Наталья, моя сестра, химик, окончила МИТХТ, на семейной фотографии той поры – девочка в аккуратной школьной форме, две косички, отличница, в школе изучала французский язык, увлекалась туризмом, живёт в Москве.
Спасибо тебе, Измайлово!
Берлин. 18.09.2016