Наш город задыхается от людей, он не спит по ночам, не вздыхает свободно летом или зимой. Туристы – его проблема, а мигранты – вечная боль. Большой город лопнул в нескольких местах, и бывшая область стала его частью.
Мы ездим два раза в день на метро, автобусах и электричках. Мы же стоим по два часа в километровых пробках, сидим в офисах, теряем время. А оно уходит безвозвратно, как та самая вода в реке. Снова уже не войти.
Людям наплевать друг на друга, они отворачиваются от страданий, не доверяют и экономят силы на вечер. Вечер же быстро проходит за ужином, телевизором и в кухонных разговорах. На праздники и выходные торчим снова в пробках, толкаемся в магазинах, ездим по обочинам, чтобы успеть в кино. Здороваемся мы при встрече, улыбаемся немного фальшиво, задаем стандартные вопросы и не слушаем, что нам ответят. Мы погружены в свои проблемы, ими заняты даже ночью. Ни к чему нам чужие мысли, даже если «чужие» - это родные.
По комнате назойливо летает муха. Она очень интересует кота, вдруг почувствовавшего себя молодым и сильным. Он подпрыгивает на полтора метра и хлопает, словно в ладоши. Падет на лапы, а все-таки как-то кулем, носится и голосит на муху. Я, наверное, должна поймать ее сама, оторвать крылышко и отдать бедолаге. Кот старый уже лет пять как, и не ходил почти последнее время. Сидел и смотрел печальными желтыми глазами в окно на ползающие автомобили, летающих птиц и дерево напротив. А тут вдруг событие! И – надо же! – лето. Кости у него что ли болеть перестали? Или последние дни наступили? – когда силы вдруг появляются, и резко покидают спустя недолгое время. Зато навсегда.
Я оторвалась от созерцания внутреннего мира. В нем было так же серо, как в офисе, на работе. Захотелось курить, но нужно идти на кухню. Переменив позу, я продолжаю следить за котом. Тахикардия у него, едва дышит, свистит, сипит, а все-таки прыгает снова и снова за жирной медлительной мухой. Не может поймать, и хриплым басом просит меня и смотрит моляще.
Глупый.
Мне скучно уже целый месяц. Книги летят одна за другой, а если вспомнить, что читала вчера – не смогу. Я забыла. Слова интересны, пока я скольжу по ним взглядом, но так вышло, что даже не вижу картинок. Тех самых образов, ради которых я открывала ту первую книгу. Они сложены в стопку рядом с креслом. Растет башенка ввысь, и даже кот ее не уронит. А убрать давно уже некому. Достало безмерное одиночество.
Человек, которого я считала мужем, и другом, и возлюбленным охладел. Забылся, отвернувшись к монитору. Там интересней, там есть другие. Развлекут, утешат, назовут хорошим. Выслушают, дадут советы. Ему не нужна я. Есть скайп, телефон, и-мейл. Если нужно попросить его вынести мусор, я достаю телефон и пишу смску. Выносит и снова садится лицом к монитору. Ко мне спиной. Мы давно перестали смотреть друг другу в глаза. Разлюбили. А дальше только привычка. Раз в неделю вдвоем в магазин, на заправку, в кино на очередной новомодный блокбастер. С собой берем чипсы и колу, хрустим, заедая впечатления, вяло обсуждаем по пути домой увиденное. И снова расходимся каждый в свой угол. Я в кресло, там ждут меня новые книги. Он за компьютер, где можно обсудить интересы и найти свежий отклик. Он – популярный блоггер, зарабатывает деньги, не выходя из дома. Я мотаюсь то в офис, то лечить доживающего кота, то в книжный или за одеждой – веду быт.
Или он меня.
Знакомая, быть может, кому-то картина?
Я не знаю, как в тридцать лет можно проснуться и понять, что все еще спишь. А я вот проснулась. Открыла глаза однажды и не поняла, что попала в какую-то вязкую кашу одинаковых дней. Без эмоций, без мыслей, без ощущения времени. Горький кофе даже не взбодрил и не помог очнуться. Я состарилась тем утром, и перестала разговаривать с мужем. Или он со мной?
Впрочем, без разницы.
Я думала, дело в детях. Пора бы уже разнообразить рутину. Детским плачем, качанием кроватки, декретом, в конце-то концов. Декрет выглядит освобождением, а подруга Светка говорит – это снова рутина: пеленки, стирка, уборка, смеси, кормление по часам, монотонные прогулки. И даже коляску не всегда помогут на этаж поднять. Лифта нет. Представляю, каково ей без мужа.
А я – что? С котом престарелым да с мужем. В засаленной однушке, где даже ремонт ничего не изменит. Можно хоть в кислотные цвета потолок разукрасить. Жить скучно, мучительно, грустно, противно. И я читаю невкусные книги. Они помогают отвлечься. От себя и от постылого быта. От мужа, кстати, тоже. Интересно: у него появилась другая?
Даже Светка, когда своего уличила в измене, рвала и метала. Рыдала. Так кричала, что схватки начались раньше срока. Он не дождался тогда ее из роддома, собрал вещи, написал записку и съехал к своей новой любимой. А я – что? Меня даже мысль об измене не задевает. Будто так даже лучше.
Кому?
Я не знаю.
Предлагала завести собаку. Пусть хоть кто-то водит нас на улицу, лает с задором и смотрит преданными глазами. Муж не решился, он, говорит, слишком занят. Собаку воспитывать нужно, уделять ей внимание. У него ведь работа – неплохо платят. А я не успею утром с собакой. Да и коту станет хуже, если появится кто-то новый. У того слабое сердце и недержание. Бедняга обидится, будто его променяли. На кого-то другого, нового, молодого.
Муха жужжит под лапой у кота. Тот держит ее довольный, чуть надавив, но не переломав ей крылья и лапки. Отпустит, и она улетит. Кот осторожен и еле дышит. Рот приоткрыл и смотрит на меня надменно. Похвалить бы, да лень. Сижу дальше, смотрю на спину мужа. Он вставал сегодня дважды: в туалет и пообедать. Сказал одну фразу: «Надо купить гантели». Забыли. Такое случалось, и ненужная беговая дорожка пылится на тесном балконе с позапрошлой зимы.
А мы потолстели.
Оксанка-подружка ходит в спортзал, нашла там себе любовника – тренера по вольной борьбе. Ее муженек рогатый, а она поджарая стала. Улыбается при каждой встрече и сочувственно качает головой, когда я признаюсь: «Все так же: работаю там же, к маме ездим раз в месяц, на даче одна ращу картошку с клубникой». Тихо завидую ее фигуре, ее светящимся глазам и белоснежной улыбке. Красивая, чертовка. А ведь это не внешнее, это из солнечного сплетения по всему телу лучами расходится. У меня вот не сложилось. Десять приседаний, и я устала. На третий этаж пешком, и появляется одышка. Питаюсь полуфабрикатами – готовить устала. Да и зачем? Муж заказывает на дом пиццу и роллы. А Оксанка только смеется. Говорит, все постепенно приходит. И самочувствие, и культура питания, и силы с фигурой. Устала. Не могу даже думать о каких-то нагрузках. Еще денег платить за фитнес.
Тьфу глупость!
На работе все глухо. Хотела бы я с головой окунуться в карьеру. Что в этом плохого? Да не получается, пять лет на одном месте. У нас не особо любят повышения, всегда проще найти готового, платить ему больше. А свои так и сидят от института до пенсии за одним и тем же столом. Даже обязанности те же, только голос грубеет со временем, посетители раздражают сильнее – их вопросы из года в год все те же, а ответы наши короче: говорить одно и то же надоело. Я третий год отвечаю всем, не поднимая от бумаг глаз, а на звонки без приветствия. Что толку тратить еще и на это свои скудные силы?
Говорят, дальше – хуже.
Я вижу себя лет через двадцать. Долго пожившей да слишком уставшей. Толстой, на отечных слоновьих ногах, переваливающейся с боку на бок. Говорящей с людьми не шевеля губами. С мешками под глазами и двойным подбородком. Без мужа. Возможно, с собакой. На даче по выходным, ковыряясь в земле. У меня будут цветочки и синее небо.
Но что мне до неба?..