Я проснулся. За окном, что выходило на соседнюю деревню – за лесом – пылало зарево. Пожар.
Утро было серым, туманным, моросил назойливый дождь. Я стоял у ещё дымившегося кое-где скелета сгоревшего дома, в центре которого стояла обуглившаяся печь. Вокруг собралось человек семь-восемь, не больше, включая участкового из райцентра и водителя бортового ГАЗика.
Двое мужиков долго возились с чем-то на пепелище и, наконец, вытащили и положили у грузовика кусок брезента. На нём лежало то, что ещё вчера вечером дышало, смеялось, курило. Вернее, там были жалкие его остатки – обуглившееся туловище, без конечностей и головы. Я навсегда запомнил, как белел позвонок на обрубленной шее…
Драма была проста. Хозяин, выпивая с гостем, повздорил с ним и, не утруждая себя вызовом на благородную дуэль, рубанул по шее топором. А дом поджёг, чтобы замести следы. В этом были уверены все местные, зная «подноготную» хозяина – бывшего зэка, осевшего в деревне за «сто первым километром» на поселении после отбытия срока. Но шло время, а виновника никто не арестовывал. Видно, доказательств не нашли…
Я же, ещё совсем мальчишка, стоял и смотрел на этот кусок дурно пахнувшей человечины, которую, как бревно забросили в кузов грузовика и увезли, и не мог принять этот факт. Я несколько раз встречал того, лежал теперь в кузове. Это был весёлый, худой, высокий, белёсый парень без переднего зуба. Даже сейчас, более тридцати лет спустя, я бы узнал его сразу...
Зачем вообще я пишу об этом? Не знаю точно. Дождь за окном, осень, люди спешат на работу, не видя ничего вокруг, поглощённые житейской суетой и надуманными проблемами. И мало кто просыпается по утрам, благодаря не знаю кого за то чудо, что они живы, что могут дышать, смеяться, курить, пить кофе, улыбаться и радоваться за других, что они это тоже могут…