В моем последнем письме я рассказала Вам о нашем прибытии сюда, но у меня не было времени, чтобы сделать полное описание.
Квартирой нам обыкновенно служило то, что киргизы называют юрта [yourt]. В ней мы ночевали. Она похожа на круглую палатку – каркас из ивы покрыт своего рода мягкой фетровой тканью, называемой voilock, его делают из овечьей и верблюжьей шерсти. Дверь, или скорее то, что служит дверью, столь изобретательно придумано, что может сворачиваться наверх или опускаться вниз по желанию. Крыша юрты повышается в центре и также может быть открыта, когда необходимо впустить воздух или дать выход дыму. Огонь всегда разводят в центре, и конечно на земле, а вокруг стелют войлок и покрывают его коврами. Таким образом, в прекрасную погоду юрта отнюдь не жалкая лачуга, но храни Вас Небо, когда начинается буран или даже умеренный бриз. Однажды в Копале меня разбудило завывание ветра, и в первую минуту я ожидала, что нашу палатку разорвёт на части. Госпиталь, который стоит прямо напротив нашей нынешней обители, когда начался буран, полностью скрылся из виду. Эти ветры сносят всё на своём пути, вплоть до кирпичей и тому подобного, самое разумное в таком случае – упасть плашмя на землю.
В то утро ветер дул ужасно. Я спешно оделась и приготовила завтрак как можно быстрее. Мне было очень холодно, но нельзя было даже думать развести огонь – дым выел бы глаза, (между прочим, киргизы жутко страдают от ophthalmia). Едва я налила первую чашку чая, как вынуждена была выскочить из палатки и бежать к губернатору, поскольку его жильё было больше и крепче нашего.
Когда порывы ветра немного стихли, мы вернулись домой, быстро проглотили завтрак, затем сложили все наши припасы и движимое имущество посреди юрты, прикрыли ковром и оставили на произвол судьбы. После оказалось, что шторм ничего не унёс, лишь немного разбросал вещи.
Счастлива сообщить, что теперь у нас есть дом и крыша над головой. Мы живём в нём около месяца, поселились прежде, чем он был закончен, всего за одну неделю до того, как родился мой малыш. Я часто думаю, что случилось бы со мной, останься мы в юрте, когда я была слаба и прикована к постели. Полагаю, что и я, и ребенок вполне могли погибнуть. Иногда я бывала настолько не здорова и в таких отвратительных условиях – удивляюсь, как это не убило меня.
Возможно, Вас интересует, как наш дом меблирован? У нас есть один стул, единственный в Копале, один табурет, но мы богаты столами, поскольку имеем два. Наша кровать состоит из нескольких досок, помещенных на два деревянных бруса, и покрыта войлоком и мехами вместо матраца. Полагаю, мы не хуже, чем другие. Нет! Наша семья снабжена также, если не лучше, чем губернатор, поскольку он спит на одном лишь войлоке.
Каждый раз, когда слышу удары ветра, я благодарю Бога от всего сердца, что не нахожусь в юрте. Две мои маленькие комнаты кажутся мне равными любому дворцу, в них я чувствую себя счастливой.
Теперь я расскажу Вам о том, как нас приняли здесь. Спорю, барон, губернатор, был очень удивлен появлением леди, а возможно также и моей внешностью, поскольку, сказать правду, я была очень непрезентабельна. По пути сюда я ехала и на верблюдах, и на быках так же как на лошадях, а в последний день, преодолевая реку, чтобы добраться до татарской стоянки, с удовольствием обнаружила, что придётся переходить её вброд по пояс в воде. Пока я раздумывала, как лучше поступить, киргиз, который последовал за нами на берег, без церемонии вошел в воду, и, склонясь передо мной, похлопал себя по спине, предлагая сесть верхом, что я, в конце концов, и сделала, и переправилась через реку на спине человека.
Мы нашли барона сидящим со скрещенными ногами на табурете, с длинной турецкой трубкой во рту. Он был в халате la Kirghis, а на голове у него красовалась маленькая татарская шапочка. Инженер Loigonoff и топограф нарядились точно так же. Они все оказали нам самый сердечный прием. Мы проболтали с ними до позднего часа. Палатка, в которой мы нашли собрание, была очень большой и использовалась как общая гостиная. Каждый имел маленькую спаленку, одну отвели для нас, а ещё одна использовалась как кухня: таким образом, мы образовали небольшую колонию.
Теперь я дам Вам общее представление о наших кулинарных ресурсах. Во-первых, здесь нет никаких овощей, ни свежих, ни заготовленных впрок, никакого вида вообще. Нет ни масла, ни яиц, только мясо и рис, нет даже молока, а что касается хлеба – он самый грубый и самый черный, какой я когда-либо видела. Черный хлеб я могу есть и поела много, однако этот самый худший из всех, что мне когда-либо доводилось пробовать. Даже мистер Аткинсон с трудом глотает его, а он может больше, чем я, особенно в том случае, когда к этому обязывает вежливость. Например: однажды мы остановились в татарском доме, нам подали чай, но он оказался кирпичным. Я отхлебнула один глоток, а потом только делала вид, что пью эту дикую смесь. Выждав момент, когда хозяин обратился ко мне спиной, я выплеснула чай на землю, но мистер Аткинсон продолжал пить стакан за стаканом, словно бы наслаждаясь. Позже я спросила, почему он не отказался пить неприятный напиток и он ответил: «Вы, конечно, не ожидали, чтобы я задел самолюбие бедного человека!» Признаться, я иногда бываю не настолько любезна.
Если мы проведём зиму здесь, а я полагаю, что так и будет, Вы получите некоторое представление об удобствах, которыми мы наслаждаемся. Жизнь здесь очень отличается от жизни в Екатеринбурге или Барнауле, где мы не только имели все необходимое, но даже пользовались относительной роскошью.
Тем не менее, я уверена, Вы с трудом найдёте более счастливую или более веселую компанию, чем наша. В конце сентября и начала октября, мы много времени посвящали прогулкам вокруг Копала, а по вечерам собирались в гостиной, где находили другие развлечения. Порой мы обсуждали серьезные темы, порой веселились и шутили, ведь у барона в запасе много забавных анекдотов и иногда он заставляет нас хохотать, забыв о приличиях. Возможно у барона, как и у казака Петруши, есть поэтический талант.
У нас здесь бывают музыкальные вечера: вокальные и инструментальные. Господин Loigonoff, капитан Abakamoff и я – слушатели и зрители, а барон и мой муж играют, последний на флейте, а первый на гитаре. Вечер обычно заканчивается английским и русским гимнами.
А теперь я расскажу Вам о первом бале в этой части мира. Услышав о приезде офицерских жен, я посчитала своей обязанностью навестить их, как принято в Сибири. Однако наш хозяин посоветовал не спешить – скоро будет готово временное здание, в котором он собирается дать бал в ознаменование своего прибытия на пост губернатора или пристава [priestoff], а так же и в нашу честь, тогда я и познакомлюсь с дамами. С этим доводом я охотно согласилась.
Наконец дом был закончен и в тот же день разослали приглашения. Имея одно платье, кроме того, в котором путешествовала, я вынула его и с тревогой осмотрела измятую ткань. К счастью, у меня был маленький железный утюг, единственный в Копале. Я принялась гонять нашего казака на кухню и обратно, чтобы держать утюг нагретым. Таким образом, с фланелевой юбкой вместо одеяла для глаженья и с ящиком вместо стола, мне удалось привести платье в приличный вид, и я немедленно начала свой туалет.
Гостей ожидали к пяти часам, но наш хозяин просил меня быть готовой раньше, чтобы принять дам. Посреди моего одевания начался буран и наша юрта накренилась. Я вскочила и ухватилась за одну сторону, чтобы удержать её. Свеча погасла, оставив меня в полной темноте. Мистер Аткинсон выбежал наружу позвать мужчин, которые кричали и бегали во всех направлениях, поскольку кухню со всеми деликатесами для банкета едва не смело. Наконец, веревками, шестами и брёвнами укрепили и кухню, и нашу палатку. С некоторыми трудностями я получила свет и возобновила одевание. За это время ко мне трижды посылали с просьбой поторопиться. Прибрав себя по мере сил и способностей, мы отправились. От всех наших палаток до губернаторского дома было три шага, их нарочно поставили близко. Мы нашли хозяина при полном параде, в мундире он был едва узнаваем и смеялся, оглядывая себя. Там же был его телохранитель, киргиз по имени Еролай [Yarolae], важная персона в тех местах. Он облачился в великолепный новый халат, повязал роскошный платок вокруг талии. На голове у него была высокая остроконечная шелковая шапка, а на ногах – красные сапоги. В целом он выглядел и чувствовал себя превосходно.
Вкруг комнаты расставили деревянные табуреты, плотник несколько дней был занят их изготовлением. В одном конце зала доски приподняли над полом, покрыли ковром и они послужили софой [sofeu]. Меня усадили на этом почётном месте в ожидании гостей, которые вскоре появились.
Обычно Еролай вел себя спокойно и достойно, но заслышав вопль верблюда, весьма взволновался, чуть не подпрыгнул и с криком: «Они здесь!», ринулся вниз по лестнице. Он быстро возвратился, сопровождаемый двумя леди и, выйдя как принц, на середину комнаты, объявил громовым голосом: «Мадам Ismaeloff и мадам Tetchinskoy». Контраст между дамами и пёстро одетым киргизом был слишком поразителен. Одна из дам, старушка со светлым сияющим лицом, была одета в чистое тёмное хлопковое платье с белым воротником, который спускался до плеч, и в белый чепец с широким бордюром. Сиреневая шелковая шаль и коричневые перчатки из тонкой шерсти довершали её одеяние. У компаньонки, маленькой особы, было подобное же платье, но вместо шали она носила розовую атласную мантилью, отделанную белой тесьмой. Дамы подошли ко мне, каждая поцеловала меня троекратно, а затем они сели по обе стороны, не произнося ни слова. Еролай снова выбежал – рёв быка объявил следующего посетителя. Дверь распахнулась настежь и была объявлена Анна Павловна! Тут же ее глубокий звучный голос наполнил всю комнату.
Моя выдержка вновь подверглась испытанию, я взглянула на барона. Его лицо оставалось невозмутимым, он подошел и поздоровался с Анной за руку, крепко встряхнув её.
Анна Павловна была высокая дородная женщина, одетая в русский сарафан [Russian sarafan (крестьянское платье)] из очень яркого, пёстрого хлопка. Он был короток и по подолу обрамлен розовой каймой, приблизительно в два дюйма шириной. На голове у Анны был повязан красный хлопковый платок. А на ногах я не увидела никаких чулок, только пару хороших крепких ботинок, подбитых гвоздями. Можете вообразить – она была без перчаток! К слову, ручка у неё достаточно большая и тяжёлая, чтобы сбить с ног любого, кто обратится к ней нелюбезно. Однако лицо Анны Павловны лучилось добродушной улыбкой. Так же как другие дамы, она приблизилась ко мне, поклонилась низко, три раза облобызала мои щеки и заняла своё место.
Я, конечно, не ожидала увидеть здесь первых модниц, но нисколько не была подготовлена к такой действительности, ведь мужья этих женщин всё-таки были джентльменами.(1)
Вновь раздалось стенание верблюда, и объявили последних леди. Эти две были из Бийска и имели больше претензий, чем другие. Мадам Serabrikoff явилась в шерстяном платье, а вторая в шёлковом, но его зеленый цвет выгорел, а на юбке красовалась заметная заплата. Эта последняя гостья в течение вечера сообщила мне, что не ожидала приглашения на бал так скоро, иначе приготовила бы свою польку [парочку?НВ] из красивого синего атласа, которая была подарена ей при отъезде из Бийска.
Еролай подал чай, кофе и шоколад. Господа собрались, а следом прибыли музыканты. Наш оркестр состоял из барабана, двух скрипок и дудочки. В течение прошлых двух недель барон ежедневно разучивал с ними польку.
Бал и открылся полькой, исполненной нашим хозяином и мной. Потом объявили кадриль, в которой моя подруга Анна Павловна была восхитительна, а в национальном русском танце она и вовсе блистала. Ее живая радость побудила моего мужа танцевать с нею. Этот поступок добавил нам веселья, однако, несмотря на странный костюм, Анна Павловна была, за исключением Еролая, решительно самым грациозным человеком в зале.
В начале праздника леди сидели вытянувшись в струнку, каждая пыталась выглядеть более величественной, чем соседка, их голоса не повышались громче шепота, но спирт, которого они сначала довольно скромно коснулись, оживил их. Языки развязались и заработали! Я упрекнула барона за то, что он предложил дамам спирт. Но он заявил: «Я знаю мою компанию». Господа тоже не были против подобного напитка: те, кто не танцевал, играли в карты и при каждой перетасовке все, кроме дилера, вставали, чтобы оказать честь отвратительному вину. Ужин был подан на стол в восемь и немногим после десяти все простились, не в силах оставаться дольше. Мы заметили нашему хозяину, что он был неправ, принуждая людей так много пить, и он ответил: «Вы не понимаете общество в этой части мира, но я просвещу Вас. Завтра, стоит войти любой дом, Вы услышите о восхитительном вечере, проведённом у меня, но если бы я отнёсся к ним как более изысканному обществу, они остались бы недовольны. И чем скорее я привёл их в желаемое состояние, тем быстрее избавился от них». «А теперь, – продолжил он, – пора бы и нам поужинать». И, вновь облачась в свой киргизский костюм, расположился на табурете и начал веселую арию под гитару, довольный тем, что освободился от гостей так быстро.
Китайский спирт имеет специфический эффект. Одна леди рассказала мне, что обычно её муж, просыпаясь рано утром, встаёт и открывает окно, любуясь рассветом. И, после выпитого накануне китайского бренди, свежий воздух пьянит его настолько, что он начинает танцевать, скакать и прыгать у открытого окна.
Тогда же в последние дни октября, мы вошли в нашу нынешнюю обитель, и я принялась шить себе тёплый жакет из шкурок ягнят. Мы собирались вновь пересечь степь и вернуться к цивилизации, но нашим планам положило конец неожиданное происшествие 4-ого ноября. Повезло, что мой муж в этот день был дома: он возвратился накануне вечером с охоты, после двухдневного отсутствия. Рождение моего малыша стало событием в Копале: несколько детей родилось в течение прошлого месяца, но все они умерли, так же как те, что родились во время перехода через степь. Мой мальчик оказался единственным ребёнком, который выжил.
Не знаю, что стало бы со мной, если бы не забота мадам Tetchinskoy. Ночью разыгрался ужасный буран, он с грохотом ломился в двери. Я не могла сомкнуть глаз, мое сердце было полно благодарности Создателю за всё Его милосердие ко мне. Но если бы то событие произошло неделей ранее и в такую ночь, что бы я делала? Новорождённого закутали в меха и, чтобы согреть, положили напротив печи в кожаный баул, как в люльку. Женщина спала на полу, завернувшись в овчину. В тишине, лёжа в постели, я услышала стон младенца и крикнула, прося подать мне ребёнка, но та даже не шелохнулась. Наконец, мне удалось разбудить ее и заставить понимать. Она взяла бедного малыша, ткнула мне его как связку соломы и снова повалилась на пол. Едва сын коснулся меня, он перестал плакать. Оказывается, в рот ему положили черный хлеб с сахаром, намоченный в воде и завёрнутый в клочок муслина, это было все, чем он питался три дня, до того как получил свою естественную пищу.
Вы спросите, кто эта женщина, которая спала в моей комнате? Её осудили за то, что она убила своего нерождённого младенца. Сто ударов плетью лишили бы её жизни, но один казак согласился жениться на ней прежде, чем она подверглась наказанию. Ему дали пятнадцать ударов плетью вместо нее – таков закон. Теперь они счастливы вместе. Судя по всему она – добрая женщина и готова услужить, когда есть возможность.
В дороге нас сопровождает большая собака, очень красивое животное, с тигровыми пятнами на коричневой шкуре и с длинными ушами, весьма черными. Очевидно, прежние хозяева относились к ней очень плохо, её рот был в удручающем состоянии, а веревка на морде причинила серьёзную травму. После долгих уговоров, она, наконец, позволила мистеру Аткинсону намазать раны мазью. Он стал делать это ежедневно и быстро вылечил беднягу. Благодарность животного была безгранична. Я никогда не видела, чтобы зверь так любил своего владельца. Однажды её украли у нас и посадили на привязь, но она освободилась и прибежала с веревкой на шее. На прошлой неделе она отправилась утром в горы и не вернулась к ночи, как обычно. Три дня мы тревожились о ней, а на третью ночь меня разбудил громкий шум. Я разбудила мужа. Он открыл дверь, и наша бродяга ворвалась в дом со страшным грохотом. Оказывается, её снова украли, но она сбежала и явилась домой, таща за собой толстую длинную цепь. Даже железо не смогло удержать её вдали от хозяина. Боюсь, те же люди украли и другую нашу собаку по кличке Jatier. Она отсутствует уже около двух недель.
Кстати, угадайте, как зовут эту нашу собаку? Её называют Алатау! Наш казак отличает её от ребенка, называя последнего – господин Алатау [Grospodeen Alatau].
…
Мои записки покажутся Вам очень странными и сумбурными, но Вы должны извинить их, поскольку мои занятия имеют столь различную природу, что я с трудом собираю мысли для написания письма.
После того как я оставила Вас в феврале, я проехала в повозке 6 267 верст, верхом 2 040, в лодках и на плоту 760. Это расстояние составило наше путешествие, но я сделала намного больше, совершая экскурсии верхом. Например, в первый вечер после нашего прибытия сюда мы проехали ещё 17 верст.
В этом году мой муж преодолел 10 705 верст в повозке, 2 290 верхом и 1 490 в лодках, не считая экскурсий в 40 или 50 верст, чтобы сделать набросок. Вы видите – страна, через которую мы пробежались, огромна.
Мой муж преодолел Версты Английские мили
14 485 приблизительно 10 864
Я, соответственно 9 067 6 800
Примечания:
1)Люси не понимает одной тонкости - казачьи офицеры не имели того же статуса, что армейские. Их жёны и держали себя соответственно, как простолюдинки, а не как дворянки.