(посвящается Ананга -Мохану прабху)
Она слушала громкий треск, мыла на общей кухне посуду и не пыталась понять откуда исходит источник звука. Между тем в комнате орал ее собственный телефон, хотя она никогда не ставила его на вибрацию. Крышка в одной стороне, детали в другой, телефон долго скакал по комнате. Кто звонил, был ли номер, он принимал сигнал и трещал, трещал о том, что пора идти прощаться. Купила другие цветы вместо тех, которые замерзли на морозе, белых роз, и превратились за считанные секунды в квашню, потому что это был не их цвет. Требовался только шафран. Никто из тех, кто был в машине не был женатым.
Потом было принято считать, что монах ушел в духовный мир, ведь Господь Бог высказался определенно. Но Заскребыш подозревала, что монах выкинет фортель. А вдруг отказался? Отказался от царства небесного. Дел невпроворот, не таков был ее монах, чтобы долго прохлаждаться по небесам.
Заскребыш - она вовсе никогда не была одинока. Художник или монах, человек или ангел, ушедший или живой - на свете непременно есть тот, кто не даст изнемочь и упасть. Ни за что на свете. Этим самым он обязался непременно возвратить ее душе небо, значит, и своей, если людям до сих пор на земле еще дается хотя бы один шанс. Но вот только почему они в одном так схожи, те, люди, которые ее, скорее всего, любили или те, кого она могла бы любить. В моменты слезливого или сухого отчаянья они произносили одну и ту же фразу: "меня никто не любит". А может они не умели просто переносить одиночество как монах, у них не было воли его терпеть.
Однажды осознав это, Заскребыш сказала себе, что не стоит беспокоит других. Как ни крути и, значит, так создана, если она - человек радость. Одиночество и тоску стоит отпускать в отшельничестве или сне, но наяву требуется перетопить под солнцем жизни. Так получишь концентрированный солнечный нектар, а не пародию на него земное вино, в котором искали забвения и утешения люди, которые мучили ее когда-то своим несовершенством или отвратительными грехами. Покинув их, он больше не испытывала к ним привязанности и сожаления, как мудрец, принимающий слова о том, что все мы живы, никто никогда не умрет, а, значит, не стоит скорбеть ни о живых, ни о мертвых.
Принимать жизнь требует мужества и никогда не стоит терять надежду в поиске своего пути. Думать что ты оставлен это самый великий грех. Необходимо понять, что секрет счастья в том, что самый щедрый, богатый, творческий мир находится внутри нее самой. За ним же оправилась она когда-то в путешествие по дороге с названием жизнь в поисках человека, который непременно сделал бы ее счастливой. Ну, если так получилось, что его по каким-то причинам здесь нет, ей требовалось найти хотя бы дорогу к нему, путь в своем сердце, хранивший его следы. Когда она встретила его Заскребыш не помнила, но однажды призналась себе, что невероятно удачлива. Именно счастлива, как предсказывали старые соседки.
Вот только жаль, что люди боятся признаваться себе об этом каждый день пока не помрут. Они таят счастье от тех, кто бы его не сглазил. Об этом нужно молчать для других по их несовершенству или откровенной злобе, но совсем не обязательно скрывать от самих себя, повторяя как молитву с каждым глотком воздуха: "Жизнь это чудо". Так говорила она себе, понимая и отвергая все то, что творилось вокруг, проходя безучастным свидетелем мутного времени безвременья апокалипсиса.
Каждому времени - свои святые. Его причислили в 2010 году. Она не могла бы вспомнить момент знакомства с ним. Худенький, в выцветшем оранжевом дхоти, бритый. Один раз пригласила его на спектакль. Проверяющая билеты, не пустила, она была шокирована таким видом, а актриса играла весь тот спектакль для тебя, монах. Ему полагался целибат и куча всяких дел, но театр ни -ни! И все - таки он пришел.
Ее монаху постоянно не хватало времени, чтобы жить. Весь день он подходил к прохожим и предлагал им книги о Господе Кришне. Постепенно она стала замечать его работу. Никто не мог даже подумать: "бездельник". Промотавшись на морозе или в переходах метро, возвращаясь вечером в храм, начинал драить недомытые баки на кухне, читал, пропевал службы. Пропевал, сначала некрасиво, но как это было прекрасно через много лет, когда, не переставая несколько часов, он пел, и одна мриданга задавала ритм целым площадям.
На день Рождения она получала книги и сладости, считала это случайностью, пока однажды ты монах не сказал: "Скоро день Рождения".
- "Вы помните день Рождения моего сына?"
- "А потом ваш день Рождения.".
Его почерк стал таять с титульных страниц, подаренных им, книг. 15 лет не таял.
...поддевает ногтем штукатурку. Мокрый кусок валится между ними, открывая черно-серую, от грибка, исподнюю старой купеческой стены. За фасадом все плохо и нечем жить, с солнечным сплетением третий месяц творится невообразимое - она умирает.
"Вы хотите, чтобы я сделала? Я сделаю это для вас". Он всматривается. Колеблется, видя, что произошло с веселым, когда то, человеком.
Ремонт она сделала. Когда он возвращался из очередной поездки, они смотрели друг на друга, как радостные сумасшедшие, помещения расцветали оранжевым, голубым, золотым и он потом вспоминал об ней, глядя на стены храма.
Когда через год позвонил - сказала, что занята. Она не хотела больше лгать. Его голос повел себя необычно, пропадая надолго, но не обрывая разговор, время тоже вело себя странно, тянулось и тянулось. Вдруг подумалось, что он вслушивается в звуки ее голоса, запоминая его навсегда. Тогда она стала кричать: "Что происходит? Куда вы уходите? Я вас совсем не слышу!" Но Господь уже приходил к нему во сне, сообщил, что забирает, этот монах очень дорог Ему. Осталась малость: разбиться ранним утром на раскаленной от невиданного мороза, дороге где то под Ижевском. Из четверых суждено остаться в живых только одному, но его зовут не его именем. С тех пор они на разводном мосту, но, то - ли механизм заело, она может приходить к нему всегда, когда захочет.
Уже несколько дней, повернувшись в сторону храма, в ее дворе выл огромный пес, его вой отражался во других дворах дворах, потом полетели птицы, с размаху бились в окно и умирали.
"Сколько книг вы распространили?" - спросила она как - то вечером, когда у них выдалась минутка, но и тогда, он помогал ей что - то красить.
- " Тысячи три, наверное..."
Их тела привезли для прощания. Положила шафрановые розы. Ему недавно исполнилось сорок, но она никогда его не поздравляла, не дарила и вот теперь огонь к огню. В маршрутке ей сказали, как сильно у нее размазана тушь, по всему лицу. Неужели она еще наносила тушь?
- " Мои друзья. Они разбились".
- "Тогда все нормально".