Для обретения телесной и душевной гармонии мне не хватало лишь, чтобы ложе осыпали лепестками роз. Ну и не излишним пришелся бы терпкий запах восточных благовоний, напоминающих женский мускус.
Я находился в Нирване. Я абсолютно ничего в этом мире не хотел. Я был совершенно самодостаточен в данном промежутке времени.
Я лежал на ложе Натальи, чувствуя телом поверхность, к которой множество раз прикасалась она. Я смотрел на люстру и потолок, на стены комнаты, на выставленные в ряд плюшевые игрушки, на сидевшую в изголовье куклу – её любимую, наверное.
Я даже ни о чём не хотел мечтать, настолько мне было хорошо.
Но сказка не может продолжаться вечно.
Почему? Я этого не знаю. Могу предположить, что помешал внешний ореол ненужного и чуждого вмешательства – в соседней комнате, силясь выбраться из западни, скрёбся Грегориан, дважды задребезжал телефон, кто-то позвонил в дверь и затем стал стучаться. Всё это мешало и на давало возможности настроиться на нужное настроение.
Я находился на чужой территории и был непрошеным гостем. Надо мной, кроме прочего, довлел фактор времени. Я не знал, сколько часов или минут проведу здесь. День перевалил за эпицентр, близился вечер. Где-то на окраине города утомлённая дачной работой Ядвига, должно быть, собиралась домой. Мне тревожно было думать о том, что произойдет, если она меня здесь застанет.
Интимная аура, одним словом, была нарушена. Лежание на кровати стало в тягость. Почему-то, мне не думалось о святости Прелести, о целомудрии, которое она здесь хранила. Я не мог найти управу другого рода предательским допущениям. Мне казалось, например, что спиной я ощущаю вибрацию давно прошедших лет, когда ей здесь, в неискренней и мнимой чувственности, воздавали почести мужчины (а так оно, скорее всего, и было). Причём не обязательно с ей был муж, мало ли кто мог это мог быть... Кровать, кроме того, в последующем была опорочена и Грегорианом, который брызгал тут гадючьим ядом на скрученную змеёй жену Ядвигу.
Я поднялся, чувствуя разочарование. Трепетное убранство комнаты меня больше не трогало. Этот истоптанный до проплешины коврик на полу, до рванья разбитые шлепанцы, дурацкий настенный календарь с разлохмаченным гологрудым Леонтьевым, старые обои, старая мебель, старые газеты на покрывале... Старая подлянка Ядвига, которая грубым внедрением в свят-комнату нарушила паутинкой вытканную ауру своей дочери. Прелести навсегда - для меня.
Сентябрь 2016, март 2021
(глава девять из повести)
*фото из авторского архива